Данька
- Мне не нужно прощение и спасение. – Безразлично дернула плечами Злата. – Мне нужно, чтобы у Павла отняли все. Только всё это способно причинить ему настолько же сильную боль. Только когда он увидит, как его отца убивает тот, кому он доверял. Только когда он увидит, как горит город, который принадлежит ему, как гибнут его защитники. Только когда на него глазах погибнет его жена с неродившимся ребенком, а он ничего не сможет сделать, он поймет. Этого я и хочу.
Глаза Златы влажно заблестели, но ее голос не дрожал.
- Его история не должна была кончиться хорошо, понимаешь?! Я верила ему, пришла к нему под порог! Я даже не просила ничего и не требовала! Я просто хотела сказать ему, что у него сын от женщины, которую он, как он говорил, любит! Я думала, он будет рад! Но он испугался! Он думал, что я пришла требовать! Что я ославлю его, и что об этом узнает Забава, и будет его презирать, а у его отца много планов на этот брак! Он даже не заговорил со мной! Он поступил как трус, и приказалотволочь меня в подвалы и там задушить! Мне было так страшно, так больно, Даня! А потом было больно понять, что я для него всего лишь игра в запретную любовь! Он убил меня так, как будто отбросил спичку, которая его обожгла! Стер пятно, чтобы не портило вид! Выбросил меня в болото! Может, у его бы и получилось, если бы Троян не вернул меня к жизни на том вонючем болоте! И наешь, все ничего! Я тоже дура! Поверила, развесила уши, будто значу что-то! Может, утешилась бы, что дитя это несчастное потеряла, у меня потом появилось много детей от хороших мужчин! Но никогда мне не простить того, что его история кончилась хорошо!
Злата сжала кулаки так, что у нее побелели костяшки, а ногти впились в кожу до крови.
- Любая моя месть была бы ему избавлением тогда, когда он страдал! Но дело не кончилось страданиями! Он, княжеский сынок, не сдох, как пес, в канаве, сойдя с ума от раскаяния! Его нашли, вернули, утешили! Его полюбили! Он зажил вновь! Это несправедливо, Даня! Он не имел права на хороший конец! Не имел права жить-поживать и добра наживать! Я просто хотела восстановить справедливость!
А потом из Златы будто бы исчезла вся энергия. Вся ее кипучая злость стала просто дымящимся огарком перегоревшей свечи. Уронив руки вдоль тела, Злата склонила голову, скрывая за вьющимися черными волосами свое лицо. У ее ног капнула одна-единственная слеза.
- Троян любит это. Любит воздать по заслугам. Он все это специально придумал, чтобы все получили своё. Паша. Я. Ростислав. Псарь. Шепот. Скотник. Соловей-Разбойник. Кощеевцы все эти. Прошин этот, который семь лет назад мне накинул удавку на шею, даже не спросив, за что душить беременную цыганку. Может, даже и вы. Не знаю. Но все получат свое, Даня. Я готова получить. Но вот эта бедняжка в своей жизни сполна настрадалась, ее спасти обязательно надо
Не дожидаясь, пока Даня даст свой ответ, Злата нетерпеливо поторопила его.
- Давай поторопимся. У нее легкое вот так сжалось, надо его расправить. Сделай ей дыхание искусственное, а потом вместе ееунесем .. – И добавила с немного грустной улыбкой. – Она, конечно, сокровище для тебя, но среди княжеских сокровищ ей точно сейчас не место.
Маринка
Не став тратить время, чтоб тушить бомбочки холодом, Маринка пронеслась мимо, взмывая по лестнице – и в спину ударила взрывная волна и полетели мелкие обломки и щепа. Маринку крепко оглушило, она пострадала, но не была остановлена. Лестничный пролет разрушился, но она успела преодолеть его. Маринка продолжила свой подъем.
Вскоре она оказалась наедине с Шепотом. Кощеевский убийца с клеткой в охапку ждал ее на вершине башни, стоя на самом ее краю. Позади него творился огненный ад – половина Полоцка была объята пламенем, а над руинами кружил, хлопая крыльями, Смок, плюясь огненными струями. Зарево полыхало ярко, ярче была только Жар-Птица, а черный дым застил чужеродный небосвод. Воздух был наполнен гарью, а ветер раздувал огонь и трепал хлопающий, как крылья летучей мыши, черный плащ Шепота.
- Ну, вот мы и лицом к лицу. – Подвел итог всей погоне Шепот, цепко сжимая пальцами прутья клетки. – Может, хоть теперь ты поймешь, что все для вас уже кончено? Всей вашей сказочке ставится последняя точка. Город горит, князь мертв, охрана детинца почти что перебита, полоцкая дружина почти раздавлена, у меня в руках Жар-Птица, а совсем скоро, когда Троян закончит тут со всеми своими делишками, Псарь подведет сюда Смока, и он спалит всё дотла, вместе с вами и вашими волшебными вещичками. Солнце никогда не взойдет снова, и весь этот поганый мир сгинет навеки, и туда ему и дорога! И вот, я смотрю на тебя – и хочу увидеть этот момент. Момент понимания того, что вы все проиграли, и всё было напрасно.
Мирослава, Фока
Мирослава несколько переоценила силы. Не столько свои, и не в том, что не хватало обряда согласно канонам, сколько в том, что Павлу не хватало силы рук, чтобы удержать Самира, когда нечто злое и нечистое в нем поняло, что его изгоняют, и воспротивилось этому. Матушка не успела даже толком начать молитву, как маленькое тельце рванулось к ней изо всех сил. Павел не смог удержать малыша, и тот напрыгнул на игуменью, вцепившись ей в руку своей жуткой пастью. Мирослава нечасто испытывала такую сильную боль. Рукав тут же пропитался кровью, а пальцы утратили былую подвижность – были повреждены связки. Разжав челюсь, Самир снова шлепнулся на пол, и попытался дорваться до Забавы, но Павел повалился на ребеночка сверху – и его потащило по полу рычащее и извивающееся тельце.
Вслед за ребенком взревел нечеловеческим голосом и Троян. Он держался ладонью за свое красивое, почти идеальное лицо, скрыв его наполовину, а из-под ладони текла кровь. Между пальцев находилось торчащее в глазнице лезвие Фокиного ножа, на четверть вошедшего в плоть полубога. Схватившись за простецкую деревянную рукоять, Троян вырвал посторонний предмет из глазницы, и в бешенстве набросился на Фоку. Тать еле успел встать, и начал показывать чудеса ловкости, уходя от множества молниеносных ударов ядовитыми когтями, со свистом рассекающими воздух. Только вот Фока чувствовал себя все хуже – горело уже вес тело, а ноги теряли свою твердость и устойчивость.
- Помоги ему, мать! – Кричал Павел Мирославе. – Убейте змееныша! Я подержу малого, я справлюсь! Мне они ничего сделать не могут, я должен быть жив! А ты беги, Забавушка, беги во всю прыть!
Василий
- Пошли, Васёк. - Произнес Соловей, поняв, что намерен сделать Всеслав. - Еще навоюемся за сегодня. Он всё равно всегда только и хотел, что наконец помереть.
И Василию ничего не оставалось, кроме как послушаться. оставив Всеслава позади, они с Соловьем отправились прочь, выбираться из адской жары пожаров в холодные вечные сумерки Безвременья. Вместе с ними отступали те, кому повезло жить. ВыбравшисЬ. Василий свистом подозвал Вихря, который все-таки справился со страхом, и теперь ждал, когда хозяин выберется за ним следом. Вместе с Соловьем Василий вскочил на своего верного боевого коня, и во весь опор направил его к мосту.
За ними все-таки была погоня. Разрозненные отряды Костяной Хоругви возникали то тут, то там, затаптывая и закалывая пеших, и пытаясь достать копьями убегающих конных. Но пожар слишком задержал продвижение кощеевцев, чтобы погоня была организована как следует. Получив отпор, всадники отступали. А отступая, Василий все отчетливее понимал, что один, даже если он и герой - это еще не вся армия. Армия полочан была разгромлена, напугана, и бежала в панике. В такой же панике бежали и простые жители Полоцка, не зная, куда спасаться. Василию повезло, что он был на коне - он успел обогнать толпу и выйти на мост до того, как там образовался бы затор. Даже сейчас он изрядно замедлился, чтобы не затоптать кого-нибудь ненароком. Проезжая по мосту, он видел, как под его опорами на лодках копошатся саперы, подвязывая бочки с порохом. На другом берегу готовили горящие стрелы лучники, чтобы поджечь эти заряды. Василий никак не мог понять,ч то такое мельтешит в его глазах, пока не посмотрел в сторону детинца. А там, на башне, мерцало какое-то необычное теплое сияние.
Соловей тоже заметил его, и сощурился, всматриваясь. Он умел глядеть далеко, словно бы сам был там. И, разглядев, вскричал.
- Там Шепот! С Жар-Птицей! И Маринка еще! Живо туда!
Всеслав
Василий и Соловей не стали спорить. Всеслава было не посадить на коня, а сам он передвигался слишком грузно и медленно, чтобы героям можно было дожидаться его. Мертвый «искариот» был бы только обузой. Знал ли кто-то из них, отворачиваясь от Всеслава, что он намерен остаться здесь навсегда? А если знал – что чувствовал?
Гигантский ящер дал разворот, заходя на новый круг атаки, и резко пошел на снижение, пикируя вниз. Все ниже, ниже, ниже – и вот он столкнулся с землей, сотрясая землю, разметывая хвостом и крыльями горящие обломки охваченных пожаром домов, роет землю когтями своих коротких лапок, и мотает головой, звучно бряцая железным намордником и щелкая зубами. Железный язык выскочил из пасти, повиснув наружу, а глаза огромной рептилии сфокусировались на Всеславе.
Однако змей не спешил начинать сражение. Раскрыв крыло, он позволил соскользунть по нему всаднику, который правил летуном при помощи подобия вожжей из железной цепи. Его Всеслав узнал сразу. Псарь. Человек, который умел дрессировать чудовищ, и сам выводил новые их виды, чтобы ставить в строй кощеевской армии. Он отличался от других кощеевцев даже внешне. Он не носил вычурных черно-золотых доспехов. Верный своему прошлому, он одевался так же, как и при своем бытии берсерком в войске ярла Рангвальда – широкие, грубые штаны, кожаные сапоги, рубаха с натянутой поверх толстой кольчугой, полностью открытые руки с дутыми мышцами и жуткими татуировками, и, конечно, медвежья шкура в качестве накидки, с капюшоном из медвежьей головы. Только вот время и Исход оставили на нем свой след. Великан в три аршина сгорбился и осунулся, и изрядно потерял в мышечной массе. Мышцы, которые остались, одряблели. Поседели и поредели нечесанные волосы и всколоченная борода, а гордый профиль испортился скрючившимся носом, похожим на орлиный клюв. Меньше стало и зубов – сказалось долгое голодание, а лицо навечно сохранило некий отпечаток изможденности, пусть с тех голодных времен Псарь и успел отъесться обратно. На его поясе болтались черепа псов, а руки уверенно держали могучий топор-секиру, которая так легко вскрывала доспехи. Но все же, в нем чувствовалась эта сила, которой покорялись чудища. Глядя на него, даже Всеслав ощутил, как сильно он сейчас избит.
- Мне был нужен Соловей-Разбойник, но вместо него я нашел тебя. Вечно ты все портишь. – Псарь взвесил секиру в руках, не сводя взгляда с Варандеича. – Не понимаю тебя, Всеслав. На что ты рассчитываешь? Зачем ты пришел сюда, а не остался лежать в Вечной Мерзлоте?
Похоже, он не хотел мешать битве разговором, и потому, задавая этот вопрос, уже подходил к Всеславу с явным намерением ударить его своим боевым топором.