| |
|
|
Шумно, тесно, душновато, но все равно как-то пусто здесь. Ладно хоть воздух стал не таким спертым. Почти никто никого не знает, да еще и, по всей видимости, не один Арчи тут с того света приехал. И дорога. И музыка. Надо попробовать хоть как-то расслабиться, насколько это возможно. Прикрыл глаза, уселся поудобней, не давая полужопию отсидеться сверх меры. Решил погрузиться в воспоминания, хоть и не без опаски. В последний раз чуть не поехал окончательно на этом.
|
|
901 |
|
|
|
|
Задумавшись о будущих проблемах, Баррос не слишком прислушивался к чужим разговорам. Странная ситуация, но не особо, все или почти все свои, но ни одного знакомого лица. Десантники? Спецназ? Тыловики? Голышом и без погон - все одинаковые. Сержант говорил только про один корабль, но не факт что он и в действительности был всего один, может еще откуда-то упали. После увиденного пора было сомневаться во всем. Диего осторожно вытянулся на полу броневика, стараясь никого не задеть ногами. Кажется жизнь налаживалась, если конечно сравнивать с тем что было недавно. Теперь же... прохлада, музыка и, вроде как, броневик плавнее ехать начал. Пожрать бы теперь чего.
|
|
902 |
|
|
|
|
Поговорили и замолчали, замкнувшись в себе. Тяжело расшевелить людей. Что это - фатализм или баранья покорньсть сутьбе?
Перебирая нахлынувшие воспоминания, я искал то, что могло бы помочь мне в этой ситуации. Навыки ближнего боя и стрельбы были полезны, но они были лишь основой. Мысль о плене не давала мне покоя, заставляя сердце биться чаще, кулаки - сжиматься, и мозг - напряженно искать выход, бесконечно просчитывая варианты действий. И отвергать их. Виной всему была нехватка информации. Ключевым моментом была амнезия. Если это была не катастрофа природного или техногенного характера, а, скажем, последствия применения мидами оружия МП, то один лишь факт амнезии ясно указывал на всех нас, как на их врагов. Если, конечно, в зоне поражния не было гражданских. Тогда можно было бы закасить под них, - опять же если - они говорили на том же язык. Итого - слишком много "если" для благополучного прогноза. Впрочем, это все касалось остальных. Я уже был мертв. Стоит им внимательней присмотреться и - БАХ-ДАВАЙ-УЖЕ-СДОХНИ-ТОВАРИЩ-СТАРШИНА.
И тут я вспомнил про импланты. Стандартные, боевые и всякие разные. Если допустить, что дикари притащили к дереву мой труп, то вполне веротно, что импланты во мне остались. Возможно, что они были отторгнуты, как татуировка, но почему бы не попробовать.
Решив немедленно приступить, я расслабился, дав отдых напряженным мышцам, выровнял дыхание и сосредоточился.
|
|
903 |
|
|
|
|
Надо же. Герхард даже улыбнулся. Ну, хоть может в прошлой жизни погеройствовал. Хотя, вряд ли. Да и какая теперь разница, разве что гарантировано яйца выкручивать будут за прошлые подвиги, которых, вот засада, даже и не помнишь. Ладно, прорвемся, что ли.
Неожиданно, в помещении чуть похолодало — не закутанное, не спрятанное ни в какие тряпки тело тут же отозвалось на это, выпустив стада мурашек. Чуть вздрогнув, Зеллер обхватил себя руками за плечи, растирая кожу.
— Они чего, решили не скрываться и сразу заморозить полуфабрикаты для ужина? — Пробормотал Хард себе под нос. Тут же скривился — какую только фигню не начнешь нести в подобных условиях. Зазвучала музыка. Такая, горячая, совсем не вязавшаяся с холодами и публикой в транспортном отсеке. Шутка водителя или он решил расслабиться по-дороге? Ну и правда, чего волноваться, пока десяток будущих бифштексов в холодильнике выясняет, кого первым зажарят.
— А теперь, блядь, дискотека! — Хохотнул, покачав головой. — Дамы приглашают кавалеров.
|
|
904 |
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Каждому. Плавно ход сбавив и, явно, траком левым обочину каменистую зацепив, остановилась машина.
Стихла музыка, еще явственней гул турбин сопровождающего вас транспортника из окружающей почти-тишины проступил. Хруст щебенки, под подошвами чьими-то. Шелест задвижек дверных. Лязгнули створки люка, распахиваясь. Свет. Яркий свет и горькая пыль.
Послушники, трое. Маски, бронежилеты, камуфляж, оружие и разгузки. Ничего нового. У выхода первый, второй и третий - за спиной его, полукругом расположились. Автомата цевье на сгиб левой руки уложив, за вами один наблюдает. Другой - приклад в плечо уперев, ствол к земле опустил.
Ближайший, между тем, пальцем указательным сначала в Барроса, а потом в Матвеева ткнул. Махнул рукой, явно выгружаться предлагая: - Арруд ор вурмен. Ресс, ресс
|
|
913 |
|
|
|
|
Хлынувший в проем свет заставил прищуриться, чтоб уберечь глаза, привыкшие к полумраку. Не успел я толком переварить то, что сказал Миренко, как броневик остановился.
Вот как значит. Двое - в минус. Прослушка? Что-то они такое говорили о том, что их "недоубивали". Неужели прям на месте оформить решили? Вот твари. Твари, иначе их не назовешь. И эту их ублюдочную привычку с пленными развлекаться.
Чтоб хоть как-то остудить ярость, разгорающуюся в душе от осознания собственного бессилия, чуть сместившись, я оценил, как встали послушники. Выходило, что они друг другу секторы огня перекрывали и, если рывком оказаться в центре, то можно натворить дел. Особенно, если другие подключатся. Но - все зря, пока "летун" продолжает здравствовать.
То есть, даже завладей мы оружием солдат, летун нас просто в землю вобьет. Нечего противопоставить ему. По всему выходило - глушняк кругом, как не рыпайся. И это понимание зудело в мозгу, как ледяное сверло, ввинчиваясь в самое нутро души. Хана.
Это как река. Тело и разум жаждали действия, боя, побега - чего угодно, но только не этой слепой покорности, этой безысходности, этой слепой тоски собственного бессилия. И все это упиралось в тонкую плотину осознания того, что все действия не принесут успеха. Перебить этих уродов и сдохнуть от стволов летуна - или потом, в плену, как последний кусок дерьма, закованный в цепи, сломанный морально и физически после дознания где-нибудь на пустыре, с пулей в затылке.
При таком раскладе разменять свою жизнь на троих уродов было не самым плохим исходом, в конечном счете. Если бы не проклятый летун.
Еще секунду я отрешенно смотрел на безликие дыхательные маски солдат, старательно делая вид, что устал и подавлен. И вовсе не размышлял, как их пустить в расход. Летун. Все дело в летуне. В этом проклятом летуне и его пилоте.
Почему то вспомнилось, как послушник расстреливал людей в фургоне, который минутой раньше отказался выпускать. Как смеялись солдаты над женщиной, сбитой ударом в песок. Как другую женщину, напуганную и растерянную, послушник застрелил, как собаку.
Сглотнул некстати пересохшим горлом, и, поймав взгляд того мужика, который меня когда-то спас, сказал:
- ты... Спасибо, за то, что спас тогда. Ни пуха.
говорить пришлось чуть громче, потому как турбины теперь выли чуть ли не над головой. Опять. Летун. И его пилот. Я вдруг представил себе этого послушника, сидящего в кабине. Единственная серьезная преграда на пути к свободе.
"Чтоб ты сдох, с-сука мидмирская"
|
|
914 |
|
|
|
|
Остановка. Неужто приехали? Свет! Слишком ярко, глаза привыкают не сразу, а не успев привыкнуть, закрываешь их снова, и дышать стараешься не глубоко, так как пыль летучая режет роговицу и оседает в горле. Но вот вроде бы проморгался, прокашлялся: у выхода трое, приглашают на выход. Не всех. Странно. Пейзаж не похож на какой-либо конечный пункт маршрута. Неужели их так долго трясли в этом ящике только для того, чтобы на пол-пути выкинуть по дороге? Или все-таки приехали. Сейчас их будут выводить по двое, пускать пулю в затылок и сваливать в какую-нибудь братскую канаву. Все равно нелепо. Что же они задумали?
Подобрался, спиной к стальной стенке прилип, колени поджал и смотрит Мезгоев. Что ему еще делать? Бежать? Помереть всегда успеется, а способ смерти не так уж важен, итог один.
|
|
915 |
|
|
|
|
Вот всё-таки и приехали. Если радоваться даже таким мелочам, и искать плюсы даже в такой, казалось-бы невесёлой ситуации, можно было неплохо поправить душевное состояние. Впрочем, может и пошатнуть, если уж совсем не воспринимать реальность такой, какой она была на самом деле. Ну, убили вместе несколько туземцев, может и спасло это кого-то, только вот это была песчинка в море. При такой системе старшим было плевать на мнение младших. Вот если бы кнехта он спас или оживил, тогда бы было совсем другое дело. Только вот если бы туземцы эти кнехта смогли завалить, то тогда бы вообще никаких проблем не было, и на планете он бы этой не находился. В общем, нечем гордится, и подвиги свои раздувать не стоит, а то впору уже обижаться будет, что медалью не наградили.
Поднялся, не так шустро как в момент когда сирена воет, но и не как в праздник после пьянки, нормально, в общем. К выходу через тела и ноги зашагал. Кинжал забрал, банки там же в углу и оставил. Помогло и ладно, теперь уже не поможет, другой уровень и другие разговоры. Захотят убить – убьют, тут уж ничего не поделаешь. Но и выглядеть цепляющимся за непонятные святыни людоедов, жалким «фъедеральером» не хотелось. Плевать, конечно, и на тех и на других. Но в этот раз, на этой планете, победили одни, а проиграли другие. Пора бы уже признать.
Подошел к краю, спрыгнул, осмотрелся, очки протер. Живем, вроде-бы.
|
|
916 |
|
|
|
|
До самого последнего момента Андрей не верил что их все таки выпустят. Надеялся, конечно. Сильно надеялся. Но сомнения все таки перевешивали. Наверное потому что по себе судил, и по представлениям о родной армии, где такая мелочь как совместное сражение явно бы никого не впечатлила. А этот, надо же... Сдержал все таки обещание! Юноша бледный со взором горящим. Смысла и контекста этого выражения Андрей не понимал, просто вспомнилась почему-то фраза и намертво с образом послушника того связалась. Интересно, есть ли он среди той троицы в дверях?
Поднявшись с лавки Андрей медленно двинулся наружу. К свету, к солнцу. Свобода! Спрыгнув из грузовика Андрей огляделся по сторонам, щуря глаза от яркого солнца. Вот вроде радость, а булки все равно сразу как-то сжались. После прохода меж рядами голых мужиков собственная нагота как-то острее сразу прочувствовалась. А вокруг солнце жаркое, песок и ветер. Хотя на свободе все равно лучше.
|
|
917 |
|
|
|
|
Мазнул взглядом по послушникам, щурясь от солнца. И отвернулся.
Факт шестнадцатый. Трое автоматчиков - это трое автоматчиков. А голый и не самый смертносный в бою я - это я.
Факт семнадцатый. (Пожитки одним из уходящих оставленные разглядываю) Даже если бы мидмирские конвоиры мне сейчас сказали "давай, Миренко, на волю - ресс, ресс!!!" - я бы вряд ли прожил в пустыне очень уж дольше, чем в прошлый раз. Хотя чудесные случайности бывают.
Факт восемнадцатый. Бывает время, когда лучше больше ждать и меньше делать.
Факт девятнадцатый. Сейчас для тебя, "Профессор", - время именно такое.
|
|
918 |
|
|
|
|
- Кхм.
Вздохнул невесело. Так и лежат те пилотские часики в опустевшей ячейке на Ауриге, поди. Сейчас вернул бы, окажись в такой ситуации, а тогда как-то не до этого было. Не пришло в голову даже поискать кого-то из семьи той. Хотелось как можно дальше быть. Не самое глупое решение. Появишься не там, скажешь не то - и ты следующий. Такая вот веселая школа была. Не школа жизни - просто школа. Это уже как подрос - стал меньше о себе волноваться. А точнее - с тех пор, как потерял единственный постоянный источник хороших мыслей и воспоминаний. Без семьи жить незачем. Если ее не было вообще - наверное, просто не знаешь, что это такое. Но если была, и вдруг не стало - все поглощает пустота и бессмысленность. "Что имеем - не храним, потерявши -плачем", хм? А ведь хранил. Но толку-то.
Шевельнулось что-то в сознании. Внутренний монолог. Только не свой собственный, будто. Андрей? Глянул на него с некоторой опаской, но ничего не сказал. Быть этого не может. Но это есть. Возможно, последствия предыдущей, "фруктовой" жизни, оказавшейся столь недолгой. Подумал про себя "Напугал немного. Удачи, да" - вдруг он еще и мысли читать умеет. Итак, Яоминск. Это если снова отпустят на все четыре. Не отпустят - и проблемы с выбором пути не будет. Привык за время жизни, что все плохо - и теперь спокойствие. А вокруг все на нервах. Ну, почти все. Остановка. Кого-то наружу зовут. Андрея в том числе. Вида о том, что знакомы, лучше не подавать - мало ли что. Будь что будет.
|
|
919 |
|
|
|
|
Совсем отключился от внешнего окружения, даже глаза прикрыл. В слух обратился.
Ударов сердца пульс, мускулов сокращение равномерное, дыхания чередующийся ход - радость существования. У каждого свой ритм, сложный или наоборот. То и дело в нем что-то меняется - темп, рисунок, характера окраска - но нет остановки, движения неуклонного постоянство. Только одно останавливает ритмы любой силы и красоты, и оно всегда рядом...
Словно в ответ на мысли транспорт замедлил ход, стихла музыка и навстречу недоброму предчувствию распахнулась дверь их отсека. Приехали? По мнению конвоиров - не все. Лишь двое выходят, и один из них Баррос, соплеменник этнический. Тогда поднялся Моралес и медленно, без резких движений, направился следом, косясь опасливо на автоматы в руках солдат.
- Я с ним, - коротко обратился к ближайшему конвоиру и пальцем в спину Диего указал, - вместе мы, понимаешь..?
Незачем просто сидеть и наблюдать безучастно. Незачем ждать следующей остановки. Один он тут и нет у него никого, кроме этого человека, говорящего на одном с ним языке. Если представится возможность вырваться из плена, так лучше вместе быть и драться сообща, а не представится - что ж, приятнее с знакомцем судьбу разделить.
|
|
920 |
|
|
|
|
"Арруд ор вурмен. Ресс, ресс". Кхм. Приехали. Видимо "Выходи, или тут ляжешь". Щурясь от яркого света, разглядывает внимательно потенциального противника. Впрочем, какого, к хуям потенциального? Потенциальный он вот он, рядом сидит. Сверчок. И виду не показывает, что знакомы. Сукин кот. А те, снаружи, очень даже реальные, факт. Облегчение секундное, что не в тебя дулом ткнули. А потом... А что потом-то, еб твою мать? Двоих вытащат сейчас. Потом еще. И еще. И с каждым разом шансов будет все меньше. А тут их хотя бы всего трое против восьми. Правда автоматы... Сука-судьба, да куда ж ты занесла-то? В плену гнить ну ой как не хочется. Или смерть принимать, как баран у стенки стоя. Может лучше попробовать? - Френк... А Френк? - Подмигнул товарищу. - Отлить бы, а? А там по обстановке. - Кашлянул, внимание конвоя привлекая. - Арруд! - в грудь себя стукнул и поднялся, ноги разминая. - Арруд туда. Отлить бы. - Хуем потряс, демонстрируя слова. - Отлить, пыс-пыс. - Интересно, а учили ли меня этой мове где-нибудь?
Результат броска 1D100+10: 55 - "харизма".
Результат броска 1D100+50: 93 - "инта".
|
|
921 |
|
|
|
|
И тут как отрезало. Весь эмоциональный всплеск, весь накал эмоций и замешанной на безысходности ярости словно ухнул в черную дыру. Словно закончилось какое-то наваждение. Но Затрикс не дал мне поразмыслить над произошедшим
Френк... А Френк? - подмигнул еще, мол, если тов. старшина тормозит и не понимает, чтоб понятно было - Отлить бы, а? А там по обстановке.
- только по моей команде - чуть слышно ответил ему.
На Миренко глянул быстро, уже ничего не поясняя. Все и так должен понять, не маленький. Не очень удачно все складывается - даже скоординироваться должным образом некогда. Но - двое лучше, чем один. А трое - уже сила, способная переломить в свою сторону многие обстоятельства, для одиночки непреодолимые.
Затрикс, сука, отморозок. Интересно, он и раньше сначала сначала ввязывался в драку, а потом думал? Первая мысль была - положат его прям в фургоне вместе с тем латиносом, что на расстрел просится.
Но Веббермарк довольно неплохо смог изобразить какую-то придурковато-нелепую наивность. Я бы за такое не расстрелял. То есть, сильно сомневаюсь, что я стал бы вообще таким заниматься, конечно. Расстреливать безоружных - точно не мое.
Если подумать, то легче выпустить человека отлить, чем потом самолично оттирать свой фургон от мочи - уж это миды должны сообразить. Плюс, наверняка, они не до конца уверены, что мы - федераты. А значит, не такие пламенные чувства испытывают.
Но все равно он поторопился.
Хотя, в крайнем случае, можно будет просто отлить - потом такая возможность может не представиться. Присмотрелся аккуратно к послушникам, не афишируя интерес - а не те ли, которых я раньше видел?
|
|
922 |
|
|
|
|
Закрутилось. Посмотрел на товарища старшину без выражения. Хер тут "пересидишь" - мощь, смекалка, бодрость духа, инициатива... Ненавижу! А может и лучше так. Мороз по коже. К смерти не привыкнуть.
|
|
923 |
|
|
|
|
|
|
|
Веббермарк. Миренко. Салливан. Каждому. Понаблюдал центральный конвоир за тем, как десантник детородным органом свом трясет, выслушал заявление. Качнул стволом автоматным в сторону обочины пыльной: - Ресс, пьыс-пьыс (щелкнул фильтрами масочными, выдохнув с силой. Отступив на шаг назад, широкий пригласительный жест рукой сделал, всем и каждому) Пьыс-пьыс... (клацнул рычажок на ствольной коробке оружия, давлению затянутого перчаточной тканью ногтя уступая) Унт лаар, роддермарр. Унт лаар... (сдернул автомат к бедру мидмирец, куда-то в недра фургона дуло уткнув. Гашетку пальцем руки правой подцепил, ладонь левой - на цевье уложил) Ресс. Пьыс-пьыс
|
|
927 |
|
|
|
|
|
|
|
Свобода одного человека, заканчивается ровно там, где начинается свобода другого, того другого, что с автоматом. Так что свободы у Барроса даже чтобы размяться не было. У мидмирцев может нервы и крепкие, но только относится эта крепость отнюдь не к непонятным размахиваниям руками, бах и все. Умирать было неприятно, это Диего еще не забыл, а вдвойне неприятно, когда умираешь еще и бесполезно. Теперь, наверно всю жизнь от броневиков мурашки по коже будут бегать. Отойдя от машины метров на десять, Баррос остановился и почесал под коленом. Так, паузу в этом всем выгадать, а может, убедится, что ноги на месте. Пока едешь, кажется, скорей бы уже приехали. Приехал, и времени сразу в обрез, ни обстановку как следует ни оценить, ни варианты ни взвесить. Обернулся, будто посмотреть, не забыл ли чего?
Не забыл, кажется. Когда по телевизору смотришь как катаклизмы, в которых тысячи людей за секунды умирают, никакого отклика почему-то не возникает. Тут меньше десятка, а стоишь и думаешь, хотя не знаешь никого, а может, и видишь впервые. И кинжал у тебя есть, который броню как консервную банку вскрывает, и ноги целы, и руки не из задницы растут. Да и не ожидают от тебя никакой подлости. Прыгнул да ударил. Только зачем? Не говоря уже о том что того кто с ножом первого в решето превратят, не упоминая того что техника остатки потом в песок вкатает, и даже не принимая во внимание факт того что в пустыне не выжить. Бегали – знаем. В общем, смысла как то и нет, позиция конечно не лучшая, но зато морально безвредная. Ворох мыслей всяких, сухих как пепел в тлеющих на солнце мозгах. Но нет, все-таки, ничего не забыл.
– Ни кого я не предавал, да и не собираюсь…, – Буркнул тихо себе под нос Диего, и, шагнув дальше, наклонившись, зачерпнул пригоршню песка, растерев на ставших почему-то потными ладонях. Может и проживет он всего на пять минут дольше, но это, все-же, его выбор. Не навязанный никакими устоявшимися в культурных традициях принципами. Если уж дальше продолжать, так никто из присутствующих и не виноват вовсе. Мозги промыли, воевать заставили, общественным мнением все это подкрепили. Отряхнув руки, дальше пошел. Кусок бетона, на надгробную плиту похожий, и остановка. Оставят сидеть, ждать такси, или за представлением наблюдать? Уселся на скамейку, от грузовика демонстративно отвернувшись. Без разницы в общем-то, но смотреть все-равно не на что, а такси бесшумно не ездит.
|
|
931 |
|
|
|
|
Весьма доходчиво донес свою мысль мид. Решили всех сразу выгулять, чтоб потом ни кто не просился. Ну что же, резона отказываться нет, особенно, когда так просят. Встал, выбрался из транспорта, не слишком торопливо, но и не мешкая понапрасну. Отошел на обочину, щурясь от солнца и пыли. Босые ступни неприятно колола щебёнка. Ощущения для нового, свежевыращенного тела были довольно красочными. Сильнее, что ли, нежели ранее. А поссать? Да вроде и нечем... Не пил еще ни чего с рождения.
Вдохнул поглубже. Не хотелось думать о таких грустных вещах, как плен, мизерную возможность побега и гораздо большую вероятность расстрела. Вдох поглубже. Но думать надо. Повертел головой, присмотрелся к товарищам по несчастью. Не собирается ли кто когти рвать? Одному бежать точно без шансов, а вот если еще кто-то рванет, то под шумок можно до вон тех скал добраться. Добраться.... А что потом? Потом суп с котом. Вдруг что-то так жить захотелось, а перспектива быть расстрелянным при попытке побега ни как с этим желанием не вязалась. Но с другой стороны, сможешь ли ты выжить, не попытавшись убежать? Тебя, Мезгоев, везут живым только для того, чтобы промыть тебе мозги в надежде на крупицу полезных сведений. А как только они не найдут в твоей башке ни грамма золота (да и если найдут тоже), тут же проделают в тебе еще одно технологическое отверстие.
|
|
932 |
|
|
|
|
Стоя у выхода, я оглянулся и пошутил:
- надеюсь, никто пустышкой не окажется?
Хохотнул коротко. Подмигнул Затриксу на слове "пустышка" - мол, запомни, после этого слова начинаем. Да еще кой для чего нужно будет.
Прямо так уж говорить не стал - миры не дураки, могут и разыграть непонимание. Впрочем, то, что они профи - может сыграть против них. Вбитые в подкорку рефлексы можно заставить сыграть против врага.
И, неожиданно для себя, успокоился. Совсем. Понял, что в фургон больше не вернусь. Дальнейшее было просто - либо получится, либо нет. Как сложный шар в бильярде. Подумал - лишь бы дошло до мужиков, что "пустышкой" может оказаться граната.
После чего слез с борта осторожно, изображая онемение ног от долгого сидения и заковылял за броневик, туда, куда конвоир показал. Спина чуть сгорблена, голова наклонена, взгляд себе под ноги. Пусть думают, что неопасен - главное, не переиграть.
Четыре шага до главного. Расстояние, рывок на которое дают боевые стимуляторы или импланты. Или адреналин. Напади мы все разом - положили бы конвоиров точно, потеряв всего одного, максимум двоих. Не такой уж плохой расклад против того, что если остаться - умрем все.
Вспомнить бы чего полезного, напоследок. Или важного. Того, ради чего стоит жить и бороться. То, ради чего жил прошлый я.
|
|
933 |
|
|
|
|
|
Поскреб подбородок гладкий. Если так подумать, то все даже неплохо. Умирать - не страшно. Последний раз даже понять ничего не успел. А еще можно и ожить, как сейчас. Найти кольцо золотое на ровном месте, и там же проебать. И, наверное, много чего еще. Раньше такого не было. Раньше было хмурое праймовское утро, не лезущая в глотку пища на завтрак, нудная работа, возвращение домой, опять пища, тяжелый и тревожный сон. А еще пропуск разок подрезали вместе с лопатником. Так целенаправленно не стыдили даже в школе, как тогда с этой карточкой ебаной. Кохельман такой-сякой, проебал корпоративную собственность, поставил под угрозу безопасность организации. Ну да, ну да. У организаций такого порядка есть армии собственные, а Кохельман вон что отмочил - одной карточкой все чуть не похерил, ну конечно. Радостно стало, что вся эта противоестественная чушь осталась где-то далеко. Было бы еще ясно, что впереди ждет, кхм. Просятся люди наружу. Будто бы по нужде. Что-то сомнительно звучит, что этим все ограничится. Напряглись все сидельцы так, будто нужда там не малая далеко. Один так вообще елдой трясет. Видимо, в прошлой жизни развлекал перезрелых теток стриптизом, поднимая барыши недурные. Хорошая работа, наверное. И обстановка веселая, и пропуск не проебешь. Но сейчас у Арчи все еще лучше - работа отсутствует как понятие, а проебать вообще нечего, так как никакого имущества нет и в помине. Только жизнь. Ну, с этим уж как повезет.
|
|
935 |
|
|
|
|
Выйдя из машины Андрей, не оглядываясь, двинулся к остановке. Он и так знал что ситуация сейчас выглядит предельно херово. Чувствовал он настроения пассажиров броневичка, и чтобы понять что они сейчас сделают совсем не нужно было оглядываться. Побег. Ведь свобода это так хорошо! А если один побежит, то все побегут. Потому что человеческое общество от стада баранов отличается, в общем, не так уж и сильно. И на то, что сбежать сейчас будет практически невозможно, им наплевать. На то, что сенсоры везде установлены, которые запах твоей голой задницы за километр учуять смогут. На то, что послушникам на глайд щите даже напрягаться не придется чтобы поймать их. Но свобода ведь так манит, так манит! И не та, что многим наверняка даст кнехт после допроса. А та, что отвоевана своими руками. И всем наплевать на... Да на все, в общем, наплевать! Просто борьба ради борьбы.
Сев на лавочку Андрей огляделся по сторонам, краем глаза следя за тем что творится у броневичка. Заговорил негромко ни к кому, как будто бы, и не обращаясь.
-Если остальные побег устроят, то нам тоже валить отсюда придется. Одно дело отпустить двоих из почти десятка. Это послушники могут себе позволить. Другое дело отпустить двоих, когда еще пятеро убиты при побеге, и еще кто нибудь возможно даже убежал. Когда их начальство сюда прилетит нас не то что не отпустят. По пустыне ровным слоем могут размазать. Сам видел реакции того кнехта психованного. А если уйдем отсюда то, может быть, час форы нам дадут. В любом случае искать не будут некоторое время. Хоть какие-то шансы на успех.
|
|
936 |
|
|
|
|
"А хорошая ли это была идея?" - вдруг задумался Веббермарк, отходя к обочине. "Нет, теоретически можно воооон туда ломануться. Камушки там всякие. Заныкаться... Нет, снимут, как пить дать снимут. Да и не снимут если, что тогда? Пустыня, жара, камни. Из инструментов - один хуй. Из оружия собственно он же. Не вариант это, сверкая ягодицами по незнакомой местности скакать. Тогда что?" - Отливать Затрикс пока не спешил, стоял, осматривался, головой крутил. Хм, вот Салливан, кажется, придумал что-то. Пустышка, значит. Ну, допустим. А что делать-то будем? Видимо, гасить. Мда, ну и раскладец. - Не боись, не пустышка - головой кивнул. - того и гляди уже обратно, через горло пойдет. Выделил слова, чуть головой качнув, мол, понял. Вернуться и попробовать в бой ввязаться. Безнадежный, отчаянный, неравный. Но лучше так, чем в бараке безвестном сгинуть. Квармат-4 доказывает. Вдохнул глубоко, окинул взглядом диспозицию еще раз. Адреналин предчувствием по крови загулял.
|
|
937 |
|
|
|
|
Волны мира укачивали Ольгу, сильные руки брата охраняли её покой.
Сквозь закрытые глаза она видела ЭТУ землю - суровую, растрескавшуюся, неласковую. ЭТО небо с парящим в ней чуждым разумом. Он заметил её, она заметила его. И они нейтрально разошлись, проигнорировав друг друга. Своеобразная деликатная вежливость непересекающихся прямых.
Тонкая ткань сплетений, чувств, ощущений. Витиеватая вязь шепота желаний и скулящих потребностей. Неохватный водоворот инстинктов, страхов, удовлетворений.
Жизнь текла по пустынной земле упорно и настойчиво, завораживала, зачаровывала своей неистребимой потребностью жить.
Сон-явь. Я – Земля. Земля – это Я. Мы вместе, едины и неделимы. Если тут не станет меня – я останусь в ноосфере проблеском мысли.
Калейдоскоп воспоминаний. Юный старик, который знает путь к звездам.
Домой?
Промелькнула картинка разбитой капсулы. Таурман. Те люди, федералы, что прилетели вместе с ней. Бойцы, мясо, расходный материал.
ДОМОЙ?
Их было пятеро тогда. Нет, шестеро – с ней шестеро.
И четверо из нас умерли.
Она, Ольга. Теперь Зоркая. Съедена заживо вместе с двумя товарищами.
И еще одного она убила сама. Потом. От злости и боли.
Они, трое, сожранные однажды гвеллами, вернулись вновь.
Один умер снова - второй раз, осыпавшись песком и пеплом.
Другой. Молот. Не человек уже. Но человечность в нём дай бог каждому.
Она, Ольга. Теперь Зоркая.
Четверо погибли тут, возродились… Трое? Или все? Ольга не думала раньше о том, что могло стать с заваленным камнями мертвым солдатом. Василевский - всплыла в памяти фамилия. Возможно, он тоже топчет пески и горы.
И последние двое. Что ушли, бросив товарищей. Для Зоркой они тоже умерли. В пустоту превратились их имена, занесенные песчаной бурей планеты. И умерло понятие дома, как оно звучало раньше.
Домой? Какой еще дом ей нужен, кроме этого? Она дома, пусть этот дом жесток и суров.
Андрей, оборвавший её забытьё – вот её дом. И Гарун, чьи сильные руки и бесхитростный ум служат верно и преданно ей, Зоркой.
Она затаилась, ловя звуки и голоса. Гортанные слова – и мороз продирает по вспотевшей спине.
Мидмир.
Они ломали федералов. Две своры псов великой цивилизации сцепились на этой земле. Ольга усмехнулась цинично. Пусть грызут друг другу глотки дальше – воздух станет только чище, когда они пожрут друг друга совсем. Тут и без них тесно.
Она раскрыла все чувства, ловя потоки эмоций и намерений.
Райдеры должны знать, чтобы быть готовыми. Раньше, чем начнут действовать те, или другие – успеть поймать момент.
|
|
938 |
|
|
|
|
С днища фургона – на хрусткую землю чуткой стопой. Вздрагиваю. Тонкая кожа. Тонкая кость. Тонкие мышцы. Тонкие вибрации. Тонкая блятьнахуй «душевная организация»!!! Солнцем залитый мир. Утёсы-спасение. Облизнулся-оскалися спазмом. Жизнь. Там. Головой крутнул. Ощурился загнанно. Жар в черепе. Вата в ногах. Пот в ладонях. Камень в сердце. Бледной кожи куриной – мурашек волна. Выдохнул судорожно тихо, как мог. Вдохнул. Рывок!!! Нет! Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. От необдуманных действий – смерть. Руки колотит. Иду. Лучше иду. Надо идти. Не трястись. К обочине. Вот туда. Там товарищ старшина. Два десятка шагов. Два десятка. Я их пересчитал. Да, пересчитал. Пересчитал-пересчитал. Что, Миренко, быстро животным стал? От пуль уйду. Выпустил из зубов губу прокушенную. Пальцы сжимать-разжимать прекратил. Вот так зигзагами побегу. Вон за ту скалу. Я её сразу приметил. «Никто не пустышка». Никто не пустышка. За скалу. А там глайд-щит. И дальше что? А дальше за ещё одну. Потом ещё нырну. Я юркий. Спрячусь. Забьюсь. Замру. Убегу. Там выживу. Не могу ногу остановить правую, чтоб не тряслась. Но это плевать. Пускай дрожит. Там буду жить. И никто меня не сожрёт. О, господи! Поднёс ладони к лицу. Колотит меня. Не знаю, как это остановить. Цель. Скала. Быстро нужно решать. Разговоры глухие. За утёс. Потом за следующий. Расслабился, момент выжидая. Когда отвлечёт там их что-то. Выдох. Вдох. Сейчас! Судорогой мышцы в жгуты! Всё выжать из тела! Нет!!! Стоять! Нужно стоять! Слишком широкий приглашающий жест был. Ты же всегда на такое чутьё имел. «Социальная интуиция». Он знает, что ты побежишь. Тот, с автоматом. «Унт лаар, роддермарр. Унт лаар...». Понял я тебя, сука мидмирская, так понял, что спину свело. Шаг от обочины – и разорвёт позвоночник пуля. Нет. Об этом плане забыть. Френк напасть хочет. Всем вместе. Значит, шансы есть. Вот поэтому он и старшина. Взвесить смог. Решить. Всё правильно. Бежать – смерть. Убить их – жизнь. Трясётся лицо. Хорошо, не видят они. Лоб с усилием потёр. Ладонями накрыл глаза. Слёз собственных горячую соль чувствую. «Господи, никогда тебя ни о чём не просил. Но один раз - помоги!».
Френку тихой скороговоркой: «тащстаршина, я к фургону первым, пусть кто-то отвлечётся, так с двух сторон будем».
Развернулся на деревянных ногах. Иду. Значительно раньше остальных стараюсь у входа в фургон оказаться.
|
|
939 |
|
|
|
|
ответил мне Затрикс. Так, что я чуть ли не мысли его прочитал. Черт дери, насколько же хорошо мы друг друга знали?
И Миренко. Человек с внешностью тихони-интеллигента. Тот, от кого меньше всего я ожидал бы подставы. Тот, чья внешность обманчива в гораздо большей степени, чем все наши ужимки, вместе взятые.
И откуда, спрашивается, у меня в этом такая уверенность? Сам не отвечу. Просто знаю это и все - так же, как то, что он мой друг. А среди моих друзей мудаков точно нет.
Подошел к "остановке", стою, отливаю. Возможно, последний раз в жизни. И последний раз, возможно, товарищи рядом. Жаль, что не могу сказать им "спасибо". Просто за то, что они есть. И за то, что остались верны старой дружбе даже перед лицом смерти. А в ушах уже слегка шумит и такое ощущение, что в крови пузырьки, как шампанском - это от адреналина, наверное.
Вздохнул глубоко, закончив с нуждой. Удачи всем нам.
Вспомнились лица тех, кто был со мной в фургоне. Женщины. Мужик тот. Вспомнилось, как мид расстрелял троих в фургоне. Как солдатня смеялась над сбитой ударом в песок, испуганной, беззащитной женщиной.
За мидскими ублюдками был должок. И пришло время платить
|
|
940 |
|
|
|
|
Остановился. Заткнулся. Сразу же, как только ствол автомата в его сторону охранник повел. Ясно стало, что некий воображаемый поводок у Моралеса, по мнению конвоиров, сильно короче, чем у тех двоих пленников, что наружу сейчас вышли. Снова возникло паршивое ощущение, словно поджались мышцы в животе и в шее тоже - такой спазм непроизвольный - точно как тогда на корабле, когда стоял он под прицелом и в любую секунду ждал выстрела.
Черт... Что за жизнь... Одно и то же все время. Страх. Угроза. Шаги по краю. По лезвию бритвы. Что правильно, что нет - неважно. У кого ствол, тот и прав. А ты только смотришь в их колючие холодные глаза, пока они раздумывают, сейчас тебя изрешетить или еще подождать слегка, смотришь и понимаешь - ты в этом мире никто. Пустое место. Не знаешь ни хрена. Ни разбираешься, что есть такое Федерация, Мидмир... из чего теперешняя жизнь состоит. Не нужен.
Великий Исход. Бегство человечества с умирающей Земли, изуродованной взрывами, ядами, грязью. Новая надежда. А в итоге? Нормально все. Спаслись. Затем, чтобы снова развязать войны, зверствовать, убивать, рвать друг друга на части и наслаждаться. Наслаждаться видом застывшей у тебя на мушке жертвы.
Таков человек. А ты лучше что ли? Особенно когда подбирался к тому засевшему в шкафу сумасшедшему с тем чтобы хладнокровно его уничтожить. Он был груб, а вас четверо. Чем не причина для убийства...
Как же хочется бросить все. Уйти. Найти мир, покой. Помолиться, помянуть погибших. Без суеты, вспомнить жизнь свою, близких, хоть и нет никого уже. Себя обрести и перестать метаться.
Федерация, Мидмир - подите вы к черту! Чума на оба ваших дома! Не нужна эта ваша идиотская война! Не относится Моралес к ней никаким боком и не обязан на ней умирать! Чего бы не отдал он сейчас, чтобы только снова вернуться к друзьям и отправиться к далеким неизведанным звездам в поисках лучшей жизни и смысла существования...
Тем временем, один из пленников сумел доходчиво объяснить конвоирам, что естественные потребности отменить не получится и, как ни крути, выйти придется. "Земляк" ушел совсем, и Эско, посмотрев ему вслед, двинулся с остальными к обочине, справлять нужду. Шагая спокойно, чтобы не нервировать охрану, он наблюдал за окружающими. Их взгляды, движения - все говорило о том, что ситуация накалилась до предела. Пленников много, а конвоиров мало, и хотя первые безоружны - они солдаты, а значит все равно опасны. Казалось будто жаркий, прогретый палящим солнцем воздух сейчас вот-вот заискрит от растущего вокруг напряжения. "Сейчас начнется..." - подумал Моралес и внутренне подобрался. Он не боец, но если повезет, то сумеет помочь. Даже если просто пулю вместо кого-то схватит.
|
|
941 |
|
|
|
|
|
|
|
Потоцкая. Шепнул Андрей так тихо, что ты скорей мыслей его шелест уловила, чем сами слова услышала: - Импы. Полежим пока... (звонкий и уже совсем ментальный треск фраз и образов) Яр всемогущий. Отец наш, Хозяин Огня. Владенья твои - от края до края земли. Дети твои - каждый живущий. И гады пустынные, и твари болотные, и птицы в небе, и черви в земле, и фермер трусливый, и райдер шальной - все равны пред тобой. Заклинаю. Дай силы своих уберечь, чужих одолеть... (мгновение тишины) Махара великая. Мать всего сущего. Владения твои - сама жизнь. Дети твои - каждый рожденный. И гады пустынные, и твари болотные, и птицы в небе, и черви в земле, и фермер трусливый, и райдер шальной - все любят тебя. Заклинаю. Спаси от пули шальной, от клинка сбереги.... (пауза короткая) Яр и Махара. Освятите дорогу предкам. Укажите путь детям. Я - сын Ваш, всё сказал
|
|
945 |
|
|
|
|
Веббермарк. Мезгоев. Миренко. Моралес. Салливан. Каждому. Затрикс. Отлил ты. Миренко - к мидмирцам подошел. За ним - Салливан. Миг. Кинулся первый на конвоира дальнего. Адреналина шквал - в кровь. Одним прыжком дистанцию, вас с последним имперцем разделявшую, свел на нет. И успел ему в ворот комбинезона вцепиться как раз в тот момент, когда он в третий раз стилетом Владислава пырнул. Злость - через край. Суки.
Френк - на того, что с вами беседы беседовал, бросился. Сцепились они, в клинче сошлись.
Ты - левой рукой убийцу придушил, локтевым сгибом шею его перехватив. Зажал так, что захрипел он, в предплечье твое вцепился. Правой рукой - пистолет в кобуре поясной нащупал, выдернул. Флажок предохранителя вниз сдвинул за долю секунды, дослал патрон в патронник тут же, мушку в ремень вражеский уперев и тычком резким затвор туда-обратно клацнув.
Короткий замах - вмял рукоятку в затылок чужой что есть силы, сознание прочь из послушника вышибая. Обмяк разом он, выронил клинок, кровью заляпанный, в пыль. Начал на бок заваливаться. Последний, тот, с которым Миренко умирающий пытался "контакт наладить" - автомат вскинул, дистанцию между вами разрывая. Ты - раньше успел, на долю секунды. Хрустнул гашеткой. Скорей рефлекс, чем действие осознанное. Щелчок, выстрела нет. То ли блокиратор, то ли еще что-то. Заряжен ведь, с предохранителя снят. Сука.
Оглушительный щелчок выстрела автоматного - опрокинулся на спину Френк, до того пытавшийся оружие из рук спикера выдрать, кровью темной в сторону брызнул. Лежит, руки в стороны раскинул. Мертв. Суки.
Отступил к броневику, телом послушника как щитом прикрываясь. Тяжелый, собака. Но - ничего, можно и потерпеть. Тот, которого Салливан прессовал, тряхнул головой только, ткнул приклад в плечо. Под дулами двух автоматов ты теперь. Да уж, расклады.
Получается, трупы вокруг. Миренко - зарезали. Парня того странного - шальной зацепило. Труп. Френк - вон он, лежит. В щеке правой дырка, сквозное. Внутри, в кузове - тоже порешило кого-то. Бегуна - снимут, как пить дать. Не уйдет. Один Кохельман, сука, жив остался. Вон, шевелится там, в глубине.
Пара автоматчиков - справа и слева от тебя, каждый - шагах в трех-четырех. Еще один - левую дверцу открыл, охотится теперь на Мезгоева. Последний, четвертый, вдоль правого борта крадется. Слышал ты как водительская дверь клацнула секунду назад, теперь - слышишь как хрустит щебенка под подошвами ботинок его.
У тебя - полудохлый имп, которого ты левой рукой придерживаешь, фактически - на себе волоча. И заблокированный пистолет еще. За спиной - вход в фургон. В небе, метрах в сорока вниз по дороге, над ее полотном уже - глайд-щит, по спринтеру-смертнику из всех калибров работающий. Хреновые расклады, как ни крути.
Качнул стволом автоматным вверх-вниз между тем, спикер, по левую руку от тебя расположившийся. Почти спокойным голосом, в интонациях которого, однако же, нотки бешенства проскакивают: - Кхварр хад, федьерралерр... Кварр... Хад...
|
|
946 |
|
|
|
|
|
|
|
Неприятное, скользкое напряжение, охватившее тесную каморку с голыми людьми, разрядилось во взрыве крови, огня и свинца. Одного зарезали, другому прострелили голову. Тот, что первым вышел отлить, закончив свои дела, припустил куда-то, подгоняемый тяжелой огневой поддержкой. Такая вот попытка побега. Между попыткой чего-то, и этим чем-то - большая разница. Но они этого не поняли. Глупцы. Чего хотели добиться, зная, что снаружи глайд-щит парит, да и здешние послушники - не обленившиеся праймовские полисмены? Глупцы. С жизнью хотели за так расстаться? Не очень-то похоже. Люди, сбившись в стаю, тут же дуреют. Глупцы. Глупцы. Глупцы.
Не сразу дошло, что в этом водовороте сам Арчи - маленький и тихий омут. Сидит и не реагирует. А ведь так и собирался. Затрикс - единственный из беглецов, кто чего-то в этом добился. Не многого, впрочем. Одного послушника заборол - двое окружили. Как быть? Он в беде. Даже некоторое сопереживание чувствуется, что эх, вот еще бы чуть-чуть, да если бы эти не подкачали, то... Некоторое - не сильное. Миды. И этим нельзя позавидовать. Конвоируемые из пустыни люди вдруг бросаются кто на них, а кто обратно в эту же пустыню. Глупцы? Федерральер. Маар. И хотя верх взяли без труда, один послушник сейчас в опасности. Погибнет ни за что. Затриксу терять уже нечего. Мидам - все равно. Что делать, и надо ли вовсе? Нечем помочь федерату безбашенному, можно только сдохнуть за компанию. Выручишь мидмирца незнакомого из рук своего "соотечественника" - станешь в глазах постлюдей последним дерьмом, а у дерьма участь незавидная. Не нужна им беспочвенная филантропия. Как быть Арчи? Никак. Дважды побывав на том свете, оставаться глупцом непростительно.
|
|
950 |
|
|
|
|
Удар! Удар! Еще удар! Быстрее! Еще быстрее молотить землю одеревеневшими пятками. Слишком медленно, спина чувствует нацеленные в нее стволы. Влево, еще раз влево, теперь рывок вправо, быстрее!!! Камни бьют по пяткам, всё прыгает и дрожит перед глазами от бешеного истеричного бега. Жить! Жить! Еще хоть одно мгновение, потом еще одно. Шум крови в ушах, гонимой надрывающимся сердцем, хрип пересохшей глотки заглушают всё остальное. Бежит Виктор, почти не слышит выстрелов, но знает, чувствует, летит смерть за ним, кусает за пятки. Быстрее!!! Еще быстреее!!!
Боль отбитых ног, боль стыда за брошенных сослуживцев, потом, всё потом. А сейчас только бег, только удары ног в землю, выбивающие все мысли из головы. И дикий, всепожирающий страх смерти. Бежать! Как можно быстрее! Быстрее, чем когда-либо мог!!!
|
|
951 |
|
|
|
|
Пиздец. Вспыхнуло в голове осознание потери, когда Фрэнк, старина Фрэнк, мать его за ногу, пораскинул мозгами по пыльной тропе. Адреналин жилы рвет, товарищи вокруг валятся мясом еще теплым, но уже не живым. А Сверчок, пидор гнойный, сидит там себе. За себя, болезного, да за место тепленькое радеет. Жить хочет. И хорошо жить. Ладно, сссука. Не оборачиваться, думать! Где, чем думать? Заслонет багровая пелена ярости боя и ненависти к гадам, друзей (друзей ли? Людей, в любом случае) уложивших почивать. Навечно.
- Кхварр тебе в задницу, мудила мидмирская! - Срывая глотку заорал и пистолет бесполезный метнул, как бумеранг, в рожу ненавистную целясь. - А ты, ссука... - сорвал Веббермарк нож с пояса тушки, что "типа" щитом была и пощекотал шею ей. Шеи у мидмирцев были, куда деваться-то без них. - А ну, иди со мной, тушка! - Елозя ногами попытался отползти под прикрытие коолеса левого, надеясь, что водила не сдаст назад.
|
|
952 |
|
|
|
|
Глядя по сторонам в поисках возможных укрытий Андрей ни на секунду не упускал из виду группу потенциальных бунтовщиков, и когда началась там движуха какая-то он тут же с лавки встал. Андрей не собирался второй раз на милость мидмирцев полагаться. Побег он как-то проще, понятнее. Честнее, если так можно выразиться. А что от этих беловолсых можно ожидать - тайна за семью печатями. Но действовать тут надо было аккуратно, ведь Андрей совсем не хотел схлопотать очередь с глайд щита. Пилот наверняка ведь не станет разбираться кто есть кто - просто сожжет струей плазмы всех, кто решит сбежать. А потому надо было выбрать подходящий момент. Присев, словно бегун на старте, Андрей приготовился. Несколько нестерпимо долгих секунд ожидания, и вот от броневичка отделяется фигурка одинокого бегуна. Старт!
Стучит сердце в ушах, в такт ударов ног об землю. Быстрее, еще быстрее, к скалам, пока не истекли секунды, которые выиграл ему другой бегун...
|
|
953 |
|
|
|
|
Баррос, вообще, до конца не верил в то, что они попытаются сбежать. Вроде и прямо герои, а на самом деле, ничего полезного не сделают, да еще и подставят все остальных, кто после них в плен попадет. Бежать же надо не сразу, как только в голову такая мысль попадает. И все-таки они побежали, и на конвой напали, или еще что-то такое учудили. А может и приказ всех убить дошел, и мидмирцы, дождавшись пока парочка случайным образом свободу заслуживших уйдет, спешно принялись его выполнять. Теперь и правда валить придется.
– Ладно, валим отсюда. – На одном дыхании выпалил Диего, и при первых звуках стрельбы, перескочил через скамейку шустро двинулся в сторону диаметрально противоположную оставшемуся за спиной броневику. Первое время - бегом, пока за ближайшим выступом рельефа не скрылся, и там остановился, дальнейших действий своего невольного спутника дожидаясь. Пока передышка небольшая была, рукава от комбинезона чуть выше локтя оторвал, кинжалом себе помогая.
– Держи, лапти обмотай, а то долго по камням босиком не проходишь, если конечно в детстве хождением по углям не развлекался. – По идее, нога должна была влезть, и даже чашечка налокотника как каблук под пятку. Все лучше, чем босиком, да и насекомые местные меньше кусать будут.
– Далеко от дороги нет смысла уходить. Пешком нас искать не пойдут, а от летуна лучше просто укрытие более-менее надежное найти. У дороги все же больше шансов кого-то помимо желающих тебя сожрать, дождаться.
|
|
954 |
|
|
|
|
Имперцы, федералы - сошлись в бойне. Зоркая сжала плечо Андрея, замерла. И Гаруна успокаивающе по руке погладила, прижала его голову вниз, к губам палец приложила - тихо, значит, сиди, не суйся. Пусть грызут друг друга. Пусть сожрут друг друга, искромсают в мясную лапшу. Мелкий локальный конфликт на бесконечной издерганной войной планете. Перевес, конечно, на стороне мидмирцев. Оружие, глайд, пушка - всё при них. И отчаянные федералы не имеют никаких шансов. Никаких, хотя попытка была смелой. Но это всё неважно, это всё ерунда, пустяк. Бой проходил перед глазами Ольги, как ролик на экране.
Важно другое - то, что она уловила на миг во время молитвы Андрея. Боги есть. Здесь, везде, вокруг. Непостижимые, могущественные, бесконечные - они здесь. В каждой песчинке, в каждой копошащейся букашке, в каждом камне - они здесь. И в жителях этой планеты - а значит и в ней, в Зоркой. Она - часть их. Они - часть её. Экстаз упоения захватил её. Не вера - знание. Мы - дети их, крохотные, бесчисленные, все, рожденные на этой планете. Они дали нам жизнь, нашу силу, дали умение слышать и чувствовать каждую тварь живущую. Они помогут.
"Яр, Отец всемогущий, грозный. Мы - дети твои, живущие. Махара, Мать великая. Мы - дети твои, живущие. Вы слышите нас, вы видите нас. Мы - часть вас. Помогите нам, детям, великие. В вас - наша надежда. В нас - ваше величие. Чужие рвут ваших детей, ваш мир оскверняют, разоряют, разрушают. Ненавидят нас и боятся, щитами механическими прячут мысли свои гнусные. Помогите нам, Яр и Махара. Очистить мир от чужих. Заклинаю вас я, Зоркая, ставшая частью вас отныне и навеки. " - с яростью и восторгом, с надеждой и счастьем, что пронзило её, Зоркая со всей страстью, которая бурлила в ней нераспознанными нерастраченными силами, подаренными её во втором рождении, беззвучно шептала - впервые в жизни! - шептала молитву. Шептала, ломая пальцы, закусив губу, землю руками гладила, будто земля - мать родная. Услышьте нас, Яр и Махара. Не отвернитесь в трудный час от детей своих. И - чудилось Зоркой, что вся планета вторит ее словам, ее мольбе. От самой мелкой песчинки, до дракона, парящего за облаками.
|
|
955 |
|
|
|
|
|
|
Веббермарк. Кохельман. Затрикс. Перехватил оружие за ствол, поудобней чтоб было. Взмахнув рукой хлестко, швырнул бесполезную железку в маску, лицо имперца закрывающую. Как томагавк, только пистолет. Отмахнулся стрелок от снаряда, закрылся рукой левой так, что в предплечье основанием рукоятки он ткнулся. Ты же, мгновением его замешательства воспользовался для того, чтоб почти целиком от дула второго автомата оглушенным имперцем закрыться и поближе к броневику подобраться. Забиться под трак гусеницы ребристой, спиной к металлу переборки прижаться. Так надежней, так спокойней. И – снова под прицелом. По левую руку – один, по правую руку – второй.
Стилета шероховатая рукоятка. Дернул из ножен поясных клинок через долю секунды после того, как пистолет в свободный полет отправил. Сжал пальцы до хруста, еще плотней ее обхватывая, жало пики стилетной в шею, воротником закрытую, вмял. Так, чтоб ясно импам стало, что не блефует Веббермарк. Что зарежет сослуживца их, если хоть что-то не так пойдет. Захрипел пленник твой, дугой выгибаясь. Еще жестче придушил его. Мгновения тишины. Пат. Ты. Они. Третий автоматчик, из-за края броневика высунувшийся. Понял, что не получилось эффекта неожиданности. Выжидает. И – Кохельман, где-то там, за спиной твоей. Сидит, гнида, притих. Запах крови. Скрежещет на зубах горькая пыль.
Гул. Не глайд-щита, следом за незадачливым беглецом в лабиринт скал нырнувшего, движки. Что-то другое. Кнехт. Мгновение. В двух десятках шагов вниз по дороге ядром пушечным в землю врезался, грунт бронеботинками пропахал, пробежал по инерции несколько шагов. Остановился. Осмотрелся спокойно, взгляд визора темно-синего на трупах фокусируя. Хлопнул в ладоши, пластинами брони прикрытые. Раз, другой. Явно к послушникам обращаясь: - Аурд! (стих тут же грохот залпов орудия башенного. Полуобернулся убийца Миренко и Френка, ствол автоматный вниз уводя) Ар сарр – аурд! (второй – тоже оружие опустил. Отступили на пару-тройку шагов от тебя оба, дистанцию увеличивая. Экс-толмач, с Салливаном не так давно боровшийся – даже руку правую перед собой вытянул, ладонью к тебе. Словно в знак примирения или, может быть, к спокойствию тебя призывая. Кнехт – чуть ближе подошел, расстояние метров до пяти между собой и машиной сократив. Смахнул пыль с наплечника покатого, сервоприводами доспеха тихо гудит) Смьелый пхоступхок. Нье пхобьешал, нье пхобоялсья. И я тьебья пхррекхррасно пхоньимаю. Тьепхеррь – слушай (снял гранатомет револьверный с пояса, толстый штырь ствола в вашу сторону вскинул. Зашипел тихо пленник твой, явно не в силах будучи равнодушно эту перемену в окружении принять) Ты вьедь сьеррьезный чьеловьекх, пхрравьилно? Есльи сддашсья – нье стану тьебья убьиват, ддаю слово. Пхоеддьем в Шпхиль, Гхоспоша буддьет пхрроводдьить ддопхррос. Пхотом, мошьет быть, кхазньит тьебья. Нье знаю тхочно. Есльи откхашешьсья – убхью вас обоих пррьямо зддьесь, тьебья и егхо. Ддаю слово. Что скхашеш, феддерральер? (и тут – заметил в фургоне что-то, чуть шлема купол вбок наклонил) Ау! Кхохьельман, это снова ты? Кхакхимьи суддьбамьи, а? Выльезай, мет чедар, убьивать тьебья будду
|
|
958 |
|
|
|
|
|
Борьба продолжилась. Живет отчаянный федерат пока что, пусть и с не самыми хорошими перспективами. В чем-то был рад за него - решил тот для себя пойти, и идет до конца, причем даже небезуспешно. Только вот во всем этом движении жирную точку поставил кнехт. Тот самый, и, похоже, снова не в духе. Наблюдая, как тот совершает лихую посадку, сплюнул, зло и горько. Решили люди выделываться, и довыделывались. Не судьба.
- Кхм.
Сделал железный рыцарь предложение федерату. Неизвестно Арчи, как там у мидов с ценностью слова, особенно данного федератам. Может, не кривит душой, а может и наебывает отчаянного, чтобы послушника выручить. Неизвестно. Ну и, само собой, не обошел вниманием самого Сверчка. Тут он уже предельно конкретен. Убивать, значит, будет.
- Я уж думал, тебе надоело.
И теперь что? А ничего. Босыми ногами в горячий песок.
|
|
960 |
|
|
|
|
"О, Кохельману пиздец пришел", криво улыбнулся сухими губами Затрикс. "Правда и мне, вроде, тоже. Или сдаться?" Иглой раскаленной в памяти Квармат-4. И - тела, тела. Там уже сдавались. И лежали потом рядками, пухли, чернели на солнышке. И воняли. Правда тут ситуация другая немного, да и кнехтов там не было. Или были? И обещали ли они что-то? Мол, к Госпоже отведем. Может это у них такой эвфемизм, мол, на встречу с Господом. И все, полетел Веббермарк, крылышками махая, на арфе наигрывать у престола божьего. Это с одной стороны. С другой стороны гранатомет. Тут не только мозгами пораскинешь, но и другими частями тела. Но хоть не один. Выбора-то получается и нет особого.
- Уболтал, красноречивый, меня, слабодушного, - прохрипел. И поднялся, кинжал в сторону откидывая. Правда, предварительно с хрустом по шее заложника проведя. - Сдаюсь.
|
|
961 |
|
|
|
|
Зоркая почти забыла о маленькой драме, разворачивающейся у неё на глазах. Упоение чувством Дочери, обретшей Мать и Отца поглотило её почти целиком. Мать и Отца. Вероятно, у неё были родители, генетические производители, источники ДНК. Давшие ей имя, фамилию, образование. Должны быть. Знала ли она их в детстве или была воспитана в питомнике? Сколько не силилась она вспомнить что-то, связанное с семьей - лишь головная боль и пустота. Всё выветрилось, пропало, как и не было его. И не свалить на переселение тел - и раньше, до второго рождения то место, которое занимает семья, зияло бессмысленными трескучими словами. И, наверное, это хорошо. Нет боли от потерь, нет тоски.
Но природа не терпит пустоты и мягко заполняет вакуум по своему разумению. Другими глазами взглянула Ольга на Андрея. На Гаруна. На мир. И мир для неё стал чуть-чуть теплее. Обрёл суть и смысл. И всё в этом мире. И федералы. И имперцы. И кнехт, метеором сил ворвавшийся в ткань пространства. Она видит их своими глазами - такими, как ей рисуется мир. Она сама пишет этот мир для себя - и краски выбирает сама.
Вот кнехт, мерцающий серыми кристаллами с проблесками едкого ультрамарина. Вот федерал, бушующий сполохами маренго. Заложник в его руках истекает желтизной. Истекает, вливаясь в бескрайний мир, растворяется его душа. Нет смерти. Шагает за кнехтом другой федерал - бледно-лиловый, изо всех сил старающийся сверкнуть сияющей радугой.
А мир - он принимает всех, так или иначе. Шепчет на ухо без слов, и лишь ты знаешь, что услышишь. А если мазнуть ярким? Что будет? Добавить кнехту солнечного света? Острой изумрудной силы добавить федералу - тому, что отчаянной своей борьбой невольно вызывал симпатию. Белым-белым, чистым, как свет далекой звезды, оттенить мидмирцев? Бриллиантовую искру уронить на упавшего духом бывшего соотечественника, обреченно идущего умирать. Что изменится? И изменится ли?
Зоркая закрыла глаза и открыла их вновь.
|
|
962 |
|
|
|
|
|
Веббермарк. Кохельман. Каждому. Затрикс. Ткнул в шею мидмирца клинком, раз - и готово. Всё. Густая и горячая кровь. На руку твою брызнула, по бронежилету вражескому побежала. Всхрапнул послушник, упал. И остался лежать, лицом полотно дорожное пропахав перед этим.
Отбросил ты клинок в сторону. Нет страха, в жопу страх. Ты не блядь коллаборационистская, что готова лизать сапоги имперские за возможность рабский ошейник нацепить и хоть как зверушка домашняя, но - жить, не прошмандовка, которая карабин в грязь бросает, ручки поднимает и вопит о том, что сдается, готова на всё и вообще - всегда любила их, мидов, в то время, когда товарищ ее в том же окопе продолжает послушника стилетом остервенело колоть, командира взвода верхняя половина неподалеку в грязи ползает и ищет ноги свои, а сержант с лицом, осколком в лоскуты распоротым, кнехту в спину вцепившись, продолжает пытаться рукояткой отстрелянного "до железки" пистолета визор его расколошматить. Нет. Ты - солдат.
Вот - солдат Терранской Федерации, вот - солдат Мидмирской Империи. Война. Щелчок гашетки, давлению пальца бронированного поддавшейся. Алая вспышка, в которой твое сознание мгновенно гаснет.
Кохельман. Хлопнуло оглушительно, отбросило. Но перед тем, как волной взрывной с ног сбило тебя, успел ты заметить росчерк гранаты, в грудь бойца ткнувшейся. Вспухла фигура вспышкой ослепительной, клубами пламени, ошметками горелой плоти и битых костей разлетелась. Рука - на обочине, нога - у гусеницы фургонной, грудной клетки фрагмент - на крыше его. Мяса куски, крови взвесь. Был человек. Нет его. И только ватный звон в ушах.
Убрал оружие кнехт, к послушнику, взрывом отброшенному направился. Потыкал в бок носком ботинка его, перевернул с живота на спину. Головой только качнул, усмехнулся невесело: - Кзар драос, тун маар... (к тебе подошел, прихватил за шею, поднял) Увиддьемсья, Кохьельман
|
|
964 |
|
|
|
|
Потоцкая. Открыла глаза. Колючий кнехт, послушники холодные, два героя-федерата - агрессивно-яркий и обреченно-тусклый.
Забавно, но - что-то помогло тому парню, которого "железный человек" к себе поманил. Не ты, не какая-либо еще сущность. Попросила - сделано. Мир - живой, Мир - слышит, Мир - понимает. Просто разговаривать с ним нужно на языке духа, а не на языке плоти или железа.
А потом полыхнуло что-то там, у фургона. Хлопнуло звонко. И Андрей глаза твои прикрыл ладонью, к себе прижал.
И лежали вы так долго-долго. И не было мыслей никаких, не было боли, страданий. Ничего не было. Только ты, два райдера - семья твоя новая, и безгранично огромный Мир вокруг. Неощутимые нити, бесплотные связи, они пронзают всё и всех, тянутся в вышине, ныряют в недра, сплетаются воедино и расплетаются вновь.
Где-то там щебенка хрустит под подошвами ботинок. Где-то там шелестит траками броневик и гудит турбинами глайд-щит. Где-то там мидмирцы уходят, а федераты - остаются лежать. Где-то здесь Андрей укладывает твою голову на свои колени, а сам садится так, чтоб спиной упереться в теплый камень скалы: - Всё... (уложил ладонь на твою лысую голову) Нет никого... (расправил плечи, ноги вытянул поудобней) Посидим тут еще минут пять-десять, пусть импы подальше отъедут. А потом - дальше пойдем. Да, Гарун? Ведь пойдем?
|
|
965 |
|
|
|
|
"Вот так приходит конец", - думала Ольга, уткнувшись лицом в жесткую руку Андрея. Его забота была трогательной и чуточку наивной. Защитить свою женщину от всего. Закрыть ей глаза, чтоб не видела взрывающихся фонтанов крови и кишок. Унести из опасного места, бесчувственную и обессиленную. Загородить своим телом, рвануться в последний бессмысленный бой. И неважно, что женщина и сама боец, и что она видит не только глазами, и что рисует этот мир и говорит с ним. И мир ей отвечает - пусть не так, не всегда и не про то, что она хотела, но отвечает. Она только учится говорить с миром - но у нее есть еще миллионы секунд, чтобы научиться. Мир услышит ее, а она услышит мир. Они поймут друг друга - и тогда семье ее в этом мире будет тепло и хорошо.
Нет, она не стремилась создать для райдеров пуховую норку. Она просто хотела гармонии с теми сплетающимися нитями, каждая из которых на своем правильном месте. И отсечь то, что портит узор на ткани бытия, она когда-нибудь тоже сумеет. А сейчас так хорошо лежать на коленях у Андрея и слушать, как уходят вдаль гудящие глайды, унося с собой мидмирцев.
Лежать пять, десять минут, слушать, как ворочается и вздыхает Гарун, чувствовать сильную ладонь Андрея и знать, что у нее есть семья.
А потом, когда утихнут посторонние звуки, открыть глаза и упруго вскочить на ноги. Глянуть незаметно в сторону происшедшего сражения и отвернуться, радуясь, что не они лежат тут, распластанные под палящим солнцем. Уставиться себе под ноги, вороша носком туго шнурованного берца сухую землю. Потом поднять глаза на Андрея, на брата:
- Идем домой, да?
|
|
966 |
|