| |
|
|
Осьмуше, кажется, было немного стыдно за ту выходку, когда он стукнул Василия, и потому дружинник теперь смотрел на него как-то боязливо и виновато. Да и вообще, приуныл что-то паренек. Но на вопрос ответил.
- С вами дальше пойду. За ней присматривать. - Осьмуша украдкой кивнул в сторону Оленки, что сейчас пристроилась рядом с Чернавкой. - Я ее к вам привел. Значит, отвечаю за нее. Да и столько уже вместе пережили, что мне теперь тоскливо без нее будет.
Правда Осьмуша счел нужным оговориться.
- Ежели, конечно, ты на то согласен.
|
|
301 |
|
|
|
|
— Желание понятное, — ответил Василий. — До конца доводить, что начал — намерение верное. Только вот с Мстивоем нехорошо получается — он-то думает, что ты весточку отнес и назад, а мы еще неизвестно сколько бродить по свету будем. Так что давай-ка мы ему письмо напишем. Раздобудь мне перо, бумагу, да чернила. Я, может, и невеликий начальник, но в случае чего мне ответ держать проще будет.
Военная служба — дело такое: нельзя что хочешь налево-направо воротить, даже если правоту за собой чувствуешь. Приказ есть приказ. Но и одного тульского богатыря, из-за приказа уехавшего навстречу верной гибели — хватит.
— А приложил ты нас с музыкантом знатно, — еще раз посмеялся Василий. — Так и не скажешь, что ты силач большой. Только что ты в этой старой кольчужке ходишь? Такая и подвести может. Ржавая же! Да и не по фигуре она тебе — движения будет сковывать. Что ж тебе в Плоте, ничего получше в дорогу не выдали? Тебе бы приодеться. Давай хоть к князю Ярославу в оружейную сходим, я думаю, он не откажет одного бойца снарядить, коли мы его город от кощеевцев избавили, да на волка теперь идем.
|
|
302 |
|
|
|
|
- Ой-ей...
Кажется, Осьмуша совсем забыл, что он, вообще-то, не вольный герой, а человек на военной службе, приказ исполнять обязанный, да на довольствие поставленный. Но что уж теперь?
- Бумагу я у Дани попрошу, он не откажет. - Заговорил Осьмуша. - А перо с чернилами и у нас самих имеется. Как раз на такие случаи.
Скромно приняв столь неоднозначную похвалу, молодой воин и по снаряжению своему дал ответ.
- Ну что уж сделать, коль дали такую. Я ж там молодой был самый, а Мстивой не велел молодых новым снаряжать. Заслужить мол должны, себя показать. А там уж и времени не хватало новую справить, скорей на коня да в путь-дорогу. А в пути поизносился я маленько. Героев сыскать - то дело нелегкое. - Однако, посчитав, что достаточно жаловался на жизнь, Осьмуша вновь жизнерадостно заулыбался. Все-таки услышал, что не гонят его, и не злятся за выходку дерзкую, а еще и обещают с новой кольчугой помочь. - Оно, конечно, было бы неплохо, ежели и правда не откажет.
А потом спросил Осьмуша.
- А много ль кощеевцев побили?
|
|
303 |
|
|
|
|
— Да с дюжину, — ответил княжич. — Там, на берегу, у них видно заслон был, так Пушкарь, ихний мастер по орудиям, весь берег расстрелял ядрами с корабля — и своих и наших в повидло... Новгородцев столько же полегло, наверное. Соловья вон зацепило. Хорошо, Осьмуша, что ты не видел, что там было, — почти повторил он слова Чернавки.
Василий тяжело вздохнул.
— Ты сам-то битву повидал какую? Убивать кого-нибудь приходилось? — спросил у юноши. Без высокомерия спросил, просто, надо же знать, на кого положиться. И в чем.
|
|
304 |
|
|
|
|
- Приходилось. - С неким сожалением произнес Осьмуша. - Но я все равно не привык. Никогда не привыкну наверное.
А тем временем герои уже расселись за одним большим столом, и кто-то кликнул дочку хозяина постоялого двора, да отсчитал ей денег, чтоб несла скорее вин да медов. Стало быть, пора и павших помянуть, и за живых опрокинуть пару чарок.
- Жаль дядя Гримм сейчас не с нами, а там. В лесу этом поганом. - С тревогой произнес Осьмуша, прежде чем присоединиться к остальным.
|
|
305 |
|
|
|
|
"Привыкнешь", — подумал Василий. — "А не привыкнешь — умрешь. Нечего тебе в дружине тогда делать. Ну, в нашей еще ладно, тут есть кому убивать. А в княжьей? Как в бой идти, если про себя знаешь, что дрогнуть можешь? Если уж рубишь — то насмерть, с плеча, а иначе чего было за саблю хвататься? Иначе как мужик, ослопом дерись."
Впрочем, за ратную науку с Оьмушей еще предстояло поговорить. Но потом.
Оказавшись в комнате, Василий подождал, пока все рассядутся, и поднял чарку за упокой Виктора.
— Пусть, куда бы он ни попал, ему там будет хорошо, — сказал княжич. — Я его мало знал. Но он был настоящим воином, который сражался за русскую землю. Во что бы и как он ни верил. Давайте все не посрамим его память ни трусостью, ни слабостью, а пойдем до конца, чего бы оно ни стоило.
Невеселая это была чарка.
— Что, парень, — с горчинкой спросил Василий вполголоса у Даньки, оказавшегося рядом. — Я чай, не такими ты героев представлял? Бранятся, дерутся, оговаривают друг друга, допросы друг другу учиняют, корчму разгромили, людей поубивали... Небось, не так это все себе представлял?
|
|
306 |
|
|
|
|
Данька рассказывал им с Осьмушей про лихих людей в скоморошьем платье. Тогда... что она могла бы сказать? Страшно, непонятно. Теперь его рассказ, обросший деталями, представлял события в ином виде. Наверное, парень сам лишь недавно связал в уме своем события в Туле и бойню на берегу Волхова. И вот маленькая история Даньки и его мастера тонкой, но прочной ниткой вплелась в общий узор. Война идет, кащеевцы голову то здесь поднимут, то там; одну голову отрубят - другие лезут, как у змеи многоголовой. Мало, значит, солнце найти; надо по земле ходить - эти головы рубить. Вот и слушают молодого мастера люди старшие, видавшие виды. И он тоже теперь герой, как все, хотя принес он злую весть. Олена слушала, глядела строго, молча; и за стол со всеми села молча, пригубила предложенную чарку, прижала рукав к губам, на глазах слезы выступили - обожгло ее крепкое хмельное пойло. Олена выдохнула, поднялась, пробормотала: "Я скоро вернусь", и выбежала из-за стола - студеной водой рот прополоскать... и еще надо бы... раз Волк тоже, оказывается, из этих... демонов. Псарь делал чудовищ. Волк - тоже кащеевское чудо? Заверчено все клубком - на самом деле или у ней в голове?
Пошла Олена искать Казимира Завидовича. Хоть он корягиного братца видел, а, если что, сам первый ничего не скажет, наверное. Ну, за спрос денег не берут.
|
|
307 |
|
|
|
|
Перед трапезой Данька подслушал разговор князя Василия и мастера Казимира, и теперь не знал, как ответить даже на простой и очевидный вопрос. В голове его действительно всё перемешалось, а образ выходящего из корчмы Лелислава внезапно начал казаться более понятным, участь его - близкой. Геройство не только кровь сулит, но и вот такие вот недопонимания, как у князя с мастером. Нечто подобное и между Данькой и Оленой проскакивало, но тут всё глубже, опаснее. Князь, однако, повёл себя... по-геройски, получается, взял и переступил через недопонимание и неприязнь, своё сказал и чужое мимо ушей не пропустил. Уважение к Василию в сердце Даньки только укрепилось.
— Вот уж точно не так.
Медовуха не вызвала кашель и удушье, коих боялся подмастерье. В этот раз она вообще прошла по горлу почти незаметно, оставив после себя лёгкое раздражение и большую разрядку, будто камень с души сняла. На еду, правда, он по-прежнему смотреть не мог.
— Мы ж все даже и не познакомились толком, у Вольги поработали, встретились заново и сразу в бой.
Данька вздохнул и отвёл взгляд. Ему-беглому с ни много ни мало целым князем говорить было неудобно, но хмель развязывал язык что опытный мореход канатный узел. И уже не казались ему некоторые вещи такими страшными и непривычными как раньше.
— С Чернавкой-язычницей вот я поговорил, витязя... мёртвого... рассмотрел, пока броню ему менял, а остальных в отряде почти и не знаю. Когда от мастера бежал, не думал, что в таком отряде окажусь, даже когда письмо Кота нашёл, и то не думал! Думал, Олена да Осьмуша — вот мой отряд. А мир-то больше, чем кажется. Тут и знатный князь, и матушка из монастыря, и мертвец в морозных доспехах, и немец-с-волком непонятный... как и Торквальд, охотник. Чего им у себя не сидится?
"А тебе чего не сиделось?" - подумалось Даниле, и он смутился собственному высказыванию.
— Ну то есть, я это от удивления. Раньше думал, к нам только купцы их захаживают, барыша ради. А эти двое не такие, в них что-то подлинное живо, настоящие чувства.
"Побольше чем у меня порой" - в словах не отразилось, лишь заставило нахмуриться.
— Княже, а вот Фока, он тать что ли? Больно ловок да незаметен был там, в той корчме, да и видок такой, соответствующий.
|
|
308 |
|
|
|
|
— Да не князь я, — с досадой принялся объяснять Василий пареньку. — И не наследник даже. Просто княжич, средний сын. Но в боярской думе я сиживал, и род мой и правда самый что ни на есть знатный.
Что касается немцев, тут у него было совсем другое разумение.
— Тут видишь какое дело, тот, что с волком, Франц, он и сам не знает, зачем с нами пошел. Получил письмо — и пошел. А что, почему — он особо не думает. Я разумею, он на родине не очень ко двору у себя, не прижился. Нелюдимый больно. Вот и путешествует куда судьба занесет.
Василий говорил это вполголоса. Несмотря на то, что после случая у хана в лагере он не мог полагаться на Франца, он не хотел его обижать. Вроде ничего плохого не говорил, а все же. Как-то, ну, правда, конечно, но не хотел бы, чтобы про него такое сказали.
— Ну, а Торквальд – он не с нами. Он просто за волком идет. Есть такие люди — доводят все до конца. Как убьет волка – так и прощевайте. Уважаю.
Василий замахнул еще одну. Эта легче пошла.
— А Фока... ну да, тать пожалуй, самое правильное для него слово. Но он... как тебе сказать... Он не злой. Просто... ну... талант у человека, ловко всякие дела проворачивать. А в нормальном, законном деле, ну, не нашел себя. Вот и пошел по кривой дорожке. Но, может, вырулит еще, тать наш, — закончил Василий, усмехаясь.
|
|
309 |
|
|
|
|
Вот как, не князь, значит. Кто ж этих благородных разберёт! А всё же странно и забавно, одёсную от княжича сидеть, медовуху с ним пить и дела геройские обсуждать.
Покивав на объяснения Василия, Данька задал новый вопрос:
– А витязь, Всеслав, верно? Он как в вашем отряде очутился?
|
|
310 |
|
|
|
|
— Да непонятно как, — ответил Василий. — Когда за Хапиловым шли — вышел из степи и провел нас к нему в этот, как его... В общем, как предбанник в бане. Только в аду. И... без него мы бы туда не попали. И не убили бы Хапилова. Так что я ему доверяю. У него не было письма, как у меня или у тебя, но его кто-то послал. Кто-то сверху. А то бы не добрался он до нас.
Вспомнил, что Всеслав что-то такое спрашивал.
И хотел было уже рассказать, про скатерть там, про уговор с Ханенком, про то, почему на Хапилова поперли.
Но вместо этого спросил.
— Всеслав. Вот ты спросил. Какой план, там, почему Хапилов был целью, а Шепот не был. А... нуу... тебе-то оно зачем?
Само как-то вырвалось.
|
|
311 |
|
|
|
|
За столом со всеми Всеслав не сидел, в темном углу стоял неподалеку, но разговоры слышал и даже собирался слово вставить. Даньке про морозных духов рассказать, про сны; про то, как вновь и вновь просыпался в одном и том же месте, а весь прожитый прошлый день словно пропадал и начинался заново. Ученый человек, в конце концов - может, объяснит чего?
Уж вышагнул вперед, рот открыл, собираясь заговорить - и, словно на стену, натолкнулся на вопрос Рощина.
"Тебе-то зачем?"
Ты ж мертвец, нелюдь. За нами иди и режь, кого скажут. Прямо как всю ту жизнь делал. А что, думал, ушел ты от нее? Кощеевцем и после смерти будешь. Собакой злобной, которую, когда надо, с цепи спускают.
Так и должно быть, Всеслав. Ты не заслужил другого. Человеком не быть тебе - ты и не был-то никогда, нечего начинать. Радуйся, что цепь твою сейчас держат руки более разборчивых людей, и глотки ты грызешь ради благого дела. Большего не дано и дано не будет.
Его это устраивает.
- Ты прав. Незачем. - Коротко ответил Всеслав и шагнул обратно в темноту угла корчмы.
|
|
312 |
|
|
|
|
Василий сначала и рукой махнуть хотел. Мол, а и правда, зачем ему? Делает свое дело и делает. Но потом подумал — не по-людски это как-то. Хоть и мертвец, хоть и мороженный, а все же... Человек же! Ну, кощеевец, конечно, но раз со своими дрался, значит, не совсем уже.
"Да, подумалось вдруг Василию. Вещал я за столом, что не верю в кощеевцев, что от клятвы отреклись, а вот же рядом такой ходит. И как никто мне слова поперек не сказал?!"
— Всеслав! Ну ты хоть сядь с нами! Что ты там в углу неприкаянный? Не бойсь, за водкой не замерзнем, — пошутил Василий, и серьезнее уже продолжил. — Нет в том тайны, которую от тебя хранить надо. Ты заслужил право знать. Да и Данька вон послушает.
Да и вдруг мороженый рыцарь чего присоветует толкового.
|
|
313 |
|
|
|
|
Звякнул железом в углу. Постоял пару секунд. А потом вновь вышел, да на край скамьи уселся, с Данькой рядом. Скрипнула скамья и с другой стороны приподнялась, так что подвинуться пришлось. Оказался, в итоге, напротив Рощина почти. Личину железную на него уставил, провалами глаз смотрит неотрывно.
- Заслужил.
|
|
314 |
|
|
|
|
Герои пили, поминали, закусывали, вели беседы. Матушка и себе не отказала в стопочке медовухи в память о Викторе, богатыре Тульском. Настолько она устала, настолько вымоталась, что буквально клевала носом, прислушиваясь к разговорам соседей. А уж после того, как согрелось горло и грудь, так и вовсе глаза начали смыкаться.
Думала она еще разок к Соловью заглянуть да мальчику-козленку, но поняла, что это выше ее сил. Из-за скамьи встала, сотрапезникам поклонилась.
- Извиняйте меня, дорогие. Пойду я отдохну.
|
|
315 |
|
|
|
|
Василий сразу пожалел, что позвал воина за стол. Как-то не готов был с мертвецом в гляделки играть. Не теперь. Просто отдохнуть хотелось, пображничать, молодежь уму-разуму поучить. Маринку бы еще обнять...
А тут садится напротив тебя громыхающая железом колода, вперивается пустыми глазницами — и кусок в горло не лезет.
Хорошо, что за столом, и если ты взгляд отводишь — то не потому, что не выдержал, а потому что водки наливаешь али за пирогом тянешься. Молчать теперь было неловко, и княжич принялся в силу своего разумения объяснять подробности геройского похода.
— Кощей, прежде чем помереть, создал чудную машину у себя там, на севере.
Василий взял каравай, воткнул в него нож и завалил на бок.
— И с помощью этой хитрой штукенции покривил земную ось. В общем, это тебе Данька лучше объяснит, я в этом особе не смыслю, но кот сказал, что все наши беды от того. Солнце, там, Луна... Чтобы ее выправить, — выровнял нож в каравае, — надобно нам в царство кощеево попасть. Путь туда неблизкий, через вечную мерзлоту. Про мерзлоту ты уже вон Даньке рассказать больше моего можешь. Чтобы нам через нее пройти, нужны еда, тепло да проводник. А для этого понадобятся три диковинки. Скатерть-самобранка, — Василий взял капустный лист, — перо жар-птицы, — притянул к себе румяный пирог, — и клубок, что путь указывает, — взял наливное яблочко.
Откусил от всего понемногу и продолжил:
— Хапилов превратил в мерзкое чудище хана Бекета. Скатерть была у его сына, ты его помнишь. И он нам ее обещал подарить, если Хапилову отомстить поможем. Поэтому его было не миновать, хотя мы б и так его в ад отправить собирались. Так скатерть к нам и попала, — Василий выпил еще водки, свернул в трубку капустный лист и закусил им.
— Теперь, — он с наслаждение вгрызся в яблоко, — очередь за клубком. Но Шепот, хоть тут и стоял за главного у... — чуть не сказал "у ваших", — ...у черно-золотых, до клубка прямого касательства не имел.
Княжич похрустел яблоком.
— Ну што, уражумел? — спросил он у Всеслава, ухмыляясь. — Выпьешь теперь?
|
|
316 |
|
|
|
|
О, он бы выпил! И поел бы. Яблочек наливных. Пирогов. И женщину бы взял. Покурил бы дурман-травы, а потом опять выпил... Но не теперь. Теперь он может только вспоминать о былых удовольствиях. Может, оно и к лучшему. Тогда он явно меры не знал.
- Нет, спасибо. - Вежливо отказался. Спохватившись, что, может, неохота княжичу на его стальную рожу глазеть, отвернулся в сторону.
- Возвращаюсь, значит... - Раздумчиво под нос себе сказал. Кольнул страх - и за себя, и за товарищей. Не знают они, что там, в снегах, может быть. Отогнал его - недаром ведь герои к походу готовятся, собирают, вон, необходимые вещи. Это совсем другое будет. Да и не один он пойдет в этот раз.
Тогда шел тоже не один. Поначалу.
- Это будет трудно. Я... Я постараюсь быть полезным.
|
|
317 |
|
|
|
|
Такие разные все эти герои, только и успевай, что головой мотать из стороны в сторону, всё равно вдосталь не наглазеешься и досыта не наслушаешься.
От обилия знаний и впечатлений, валящихся на эту самую голову, распухшую и гудящую, Данька малость осоловел. Не надо было во второй раз из чарки отхлёбывать, да и на голодный желудок пить старики никогда не советовали. А на еду всё одно даже смотреть нет сил - сразу вспоминаются посечённые тела в разгромленной корчме. Так Данька с урчащим желудком и сидел, разве что бублик погрыз тихонько, и только.
Окутанный ореолом тайны Всеслав после рассказа княжича и их с самим Всеславом разговора понятней толком не стал. Однако, и пугал теперь поменьше - вон ему сам лидер отряда доверяет, а Даньке-подмастерью что ж, подозревать в чём-то? Есть, видать, в мире силы, способные и кощеевца на службу правому делу поставить. Так-то, если подумать, тут все такие подобрались, разные то есть. От богатырей до разбойников, при том, всех как один бывших, и даже если из таких, которые бывшими не бывают, то по крайней мере старую суть свою за наиглавнейшую не воспринимающих.
А вот про планы услыхав, задумался Данька уже покрепче, благо что было над чем. Нахмурившись, подёргал он Василия за рукав:
- Княжич, а про перо ты недосказал, его-то где искать? Жар-птицы-то перо! Что же до механизма в Замке Кощеевском, то что ж я скажу-то, там на месте смотреть надо... благо что если инструменты какие понадобятся, то там же на руинах мастерских и найтись должны. Казимир Завидович сказывал, главный мастер-искусник Кощеевский сам с тем механизмом сросся, плоть от плоти его шестёрен да пружин стал... ну если они там вообще используются, конечно. И ещё что я со своим...
Тут Данька оборвал себя на полуслове, осознав, что именно о себе сказать пытается. Потом посмотрел ещё разок на источающую мороз стальную личину мертвеца ходячего, сглотнул, про Маринку с её глазом от самой Морены вспомнил, да и махнул рукой про себя.
- ...в общем, я вроде бы как шёпот вещей слышу. Ну, Казимир Завидович это хитрее, бывало, называл: способностью к подсознательному а-на-ли-зу, ну, глубинному пониманию вещей устройства внутреннего. Вроде бы как хорошенько вникнув в то, как что делается, крутится да вертится, всякий мастер сможет про это многое сказать: кем носится, для чего и как используется. А я и того больше, я, получается, напрямую с вещами говорить могу, а у них же память хорошая, пусть и понимания человеческого и не достаёт порой, или там, бывает, хозяева нарочно запрет накладывают, но в целом я многое от обработанной вещи могу узнать. Наверно не зря я такой котом сказочным избранный, вот может и там, в Замке, поговорить с этим мастером-в-механизме смогу.
Данька покусал губу задумчиво и добавил:
- Бывает и так, что создаёшь один, а разобрать - подмастерье нужен.
|
|
318 |
|
|
|
|
Василий представил, что "сросшийся с механизмом" — отнюдь не иносказание. Хапилов вон с домом своим сросся... но хмель делал свое дело, и комок в горле не возник, да и княжич был, хочь и белоручкой воспитан в каком-то смысле, а не из брезгливых — и с лошади бывало о сырую землю падал, и в крови измазаться приходилось.
Так что он доел яблоко и принялся за пироги.
— Перо в Полоцке, у князя Ростислава, — ответил он. — Должно быть, нам его тоже просто так не отдадут. Но это и правильно. Кто такие вещи просто так отдает? К тому же, дареные.
|
|
319 |
|
|
|
|
И так отнюдь не веселое застолье, которое едва ли можно было бы назвать «пир горой», окончательно было испорчено под самый конец. Герои, слегка захмелевшие и уставшие, уже разбредались кто куда, когда услышали волчий вой. Этот вой отличался от обычного хотя бы тем, что был в немалой степени громче – каждый житель Новгорода, где бы он ни был, слышал его настолько отчетливо, будто Серый был буквально за порогом. На постоялом двореэтот вой тоже был слышен отчетливо – от него резк затихли все обитатели, Коряга крепко прижалась к брату, словно боясь, что его опять заберут, а бессознательный мальчик-козленок беспокойно заворочался и застонал. С героев же от этого звука разом слетели и хмель, и сонливость. Осьмуша тревожно сглотнул, и произнес.
- Домой вернулся, не иначе. Увидал, что козлика украли.
***
Снаружи город стремительно пустел. Закрывались лавки, разбредались по домам люди, дружинники спешно закрывали ворота, посты часовых удваивались, а по путанным улочкам так и носились огни факелов. Объяснение этой панике было прямо за стеной. Мирослава и Фока живо вспомнили начало своего нелегкого пути, темный и дремучий лес Орловского княжества, прямая дорога от путеводного камня. Полянка с домиком, окруженная идолами, и сумасшедший вихрь потусторонней природы, что окружил в тот раз героев, отрезая им пути к отступлению. Такой вихрь сейчас кружил вокруг целого участка леса, и был больше. Многократно больше. Непроницаемо-черный столб, будто сотканный из дыма и теней, занял четверть обозримого пространства, и совершенно бесшумно раскручивался на сумасшедшей скорости, накрывая своей тенью Новгород. Эта бесшумность в сочетании с размером создавала фантасмагоричное впечатление нереальности увиденного, галлюцинации, нечеткого сна. Этого не могло быть, и в то же время оно никуда не девалось.
Дерезы рук дело, не иначе. Волк, как видно, рванулся по следам вторженцев, и напоролся на невидимый заслон, который теперь пришел в движение. Однако через вихрь вполне свободно пролетела птичка-невеличка, что подговорила Олена следить за Торквальдом и в случае чего передать сигнал, что дьявольский хищник в логове.
Трепещущее пернатое тельце упало в раскрытые и сложенные лодочкой ладони Оленки, и птичка тоненьким встревоженным голосочком затараторила.
-Старый охотник затаился на высокой-превысокой матери-ели, и видел, как возвращается в логово свое Злой И Страшный Серый Волк! Огромный он, как ляжет, так издали холмом покажется, и злой-презлой! В ярости деревья крушит, ищет тех, кто в его логово войти дерзнул, да увести мальчика!
- Тогда поспешим, пока он дядьку Гримма не нашел! – Воскликнул Осьмуша, когда Олена перевела все, что сказала ей птичка. Правда его воодушевление почти сразу спало на нет. Видно было, что парню сейчас настолько страшно, что у него даже живот прихватывает. Но хоть и не сдержал он предательского дрожания и гримасы страха на лице, но все равно не отступил. И даже первым сделал шаг в сторону окруженной темным вихрем новгородской чащи.
***
Герои прошли через вихрь без проблем. Ну, если конечно не считать проблемой пережитый страх. В самом лесу было настолько темно, что поневоле пришлось зажигать огни, и идти с риском, что Волк заметит героев еще на подходе. Однако первым их заметил не Волк, а Торквальд, который свистнул на птичий манер, привлекая внимание.
Его и впрямь тяжело было заметить среди лохматых ветвей старой, сутулой от собственного веса ели. Торквальд и сам себя обвесил еловыми лапами, и измазал лицо в чем-то пахучем – видно в том самом веществе, что отбивает свойственный человеку запах, и заставляет его пахнуть как лес и почва. Он жестами указал направление к логову Волка, а также подтвердил сложенными крышей руками, что Волк сейчас находится в своем логове. Также Торквальд показал, что уже изготовил к выстрелу ружье. Дальше дело было за героями.
|
|
320 |
|
|
|
|
Оленка птичке плошку воды чистой налила, крошек со стола насыпала жменьку.
- Отпивайся, - прочирикала она. - Да лети отсель скорее, пока кошки не пришли. Сослужила ты мне службу, спасибо. Век помнить буду.
К Коряге она забежала почти бегом.
- Как он? - шепотом спросила. - Пускай спит, а если тревожиться будет, вот, дай ему, - сказала, плеснув из скляночки в кружку остро пахнущего, травного. - Не бойсь, мака там нету. А коли пить не станет - просто водой пои почаще свежей, колодезной, да не отходи от него. Ну...
Ей хотелось сказать: не поминай, мол, лихом. Но вместо этого сказала только:
- До встречи.
И ушла на негнущихся ногах.
Быстрые сборы на скору руку ее отвлекли немного от ужасного образа Страшного Злого Волка. Оленка распихивала по кармашкам передника да за поясок затыкала скляночки, мешочки и туесочки малые; а отдельно - пучок ядовитой волчьей травы... хотя что ему, вражине, та трава. Проглотит ее вместе с травой и не подавится. Ой, хватит, а то опять забоюсь сильно. Лучше уж о дядьке Гримме думать, как ему там одному тяжко. Да, водицы чистой надо еще... кожану фляску наполнить. А то там болото вонючее....
По дороге она кратко рассказала о задумках старого охотника, все еще пристукивая зубами.
- Значит... логово в самой глущобе, там чернолесье и буреломом все завалено. Посередь бурелома - нора большая, куда больше медвежьей берлоги. Дядя Гримм вокруг норы ловушек наставил, а самая большая ловушка - поодаль от норы. Яма великой глубины и ширины, а на дне ямы вострые колья из еловых стволов. Яма дерниной прикрыта, не видать. У дяди Гримма задумка такая: как мы соберемся - вызвать Волка из норы, чтоб его дядя Гримм пулей убил. А если не убьет - надобно его выманить подальше и в яму ту направить, чтоб верней. Птички там еще такие... ненастоящие, - она покосилась на Даньку. - Ап-па-ра-ту-сы. От Вольги, значит, как Волк близко подойдет, птичка запоет. Расходиться не надо, потому что Волк может одним из нас прикинуться. У Гримма зрячее заклятье, чтоб сквозь морок видеть. И у меня тоже.
Чем дольше Олена говорила, тем больше ее сомнения опять брали: разве его пулей убьешь?
|
|
321 |
|
|
|
|
Сказать, что Даньке было страшно, значило бы ничего не сказать, и это был бы тот самый случай, когда и говорить такое смысла не было. Всем было страшно. Все со страхом боролись. А Даньку просто мутило. И от ещё не до конца пережитого в корчме, и от выпитого во время поминок, и от накопившейся усталости. Он-то Всеславу броню делал пока другие языками чесали!
А тут ещё этот вой, этот смерч... Но Торквальда одного бросать нельзя. И чёрт его дёрнул там остаться! Данька-то думал, что они только на разведку сходят, туда-обратно, вон Осьмуша же с Оленой вернулись? Вернулись. И ещё второй немец с ними, который с волком.
У Даньки разом похолодело в животе, когда он вспомнил про Франца и услышал от Олены про оборотническую силу Волка. Сразу захотелось вытянуть из чехла на ноге пистоль, но это могло быть расценено как угроза. Данька знал, что молчаливый немец видит каждого в отряде. Молчаливые люди обычно очень наблюдательны, особенно охотники, особенно если они не люди.
Результат броска 1D100+30: 110 - "Интеллект (Франц до ухода в лес и Франц после - один и тот же Франц?)".
|
|
322 |
|
|
|
|
Хочешь, не хочешь, а воевать надо. Василий знал по опыту, что ожидание боя выматывает посильнее, чем сам бой.
— Если бы он мог нас всех вместе всех забороть, уже бы напал, еще когда мы в лесу были. Поэтому держимся все вместе. Впереди Варандеич, Маринка и Франц. Мы с Оленой вдвоем пойдем посмотреть, как там дело обстоит, и зверя выманить, а вы нас ждите. Как выйдем — так к вам и присоединимся. Если немец с одного выстрела волка не убьет, то все вместе, тесно встав, двинемся к ловушкам, а потом один кто-то, — Василий посмотрел на Фоку, давая понять, что это вроде как для него дело, но настаивать княжич не настаивает, — должен будет сделать вид, что испугался, да на ловушку зверя и заманить. Всем все ясно?
А то сейчас опять заладит кто-нибудь, зачем, дескать, нам в берлогу-то лезть. Как у корчмы.
Щит, копье да ружье — все приготовил. Торквальд стрелок хороший, но и Василий стрелять умеет. А коли волк разом бросится, то копье выставить — хоть немного его пыл охолонит. Пастью на копье надеться — желающих мало, что на этом свете, что на том.
|
|
323 |
|
|
|
|
Голому одеться - подпоясаться. Маринке собираться было не нужно, подхватила клюку свою и готова. Не вовремя правда бой этот был, ой не вовремя. Голова гудела, а настроение было озорным, да веселым. То состояние, когда пьяному море по колено. Даже то, что Чернавка голову в бадью с холодной водой окунула несколько раз не помогло нисколько.
- Вперед я завсегда! - кивнула она Васе, - Где ж еще девке в бою место?! Вестимо впереди, на лихом коне!
Девка помотала мокрой головой и добавила.
- Ща! Все путем будет! И волка найдем, и морду ему набьем!
Маринка лихо крутанула железную клюку в руке и чуть было не зацепила ей Всеслава.
|
|
324 |
|
|
|
|
Не успела матушка смежить очи, как раздался леденящий душу вой. Призыв к действию. Медлить нельзя. Так и не заглянула Мирослава к страждущим, да и вспомнила-то о них, лишь когда покидали герои таверну. Ничего... выкарабкаются.
Спешили герои к лесу - всякий бледен, всякий напряжен, кроме, пожалуй, Маринки. Эк неудачно все сложилось. Во хмелю лучше в бой не кидаться, так во всяком случае предполагала игуменья, сама уже ой как давно в таком состоянии не бывавшая.
Оленка рассказала, как смогла о ловушках, Василий указания свои раздал, Торквальд знак подал, что готов. Все вроде, как обычно, ничего нового - очередное сражение, очередное чудище. Но все же не такое, как раньше. Было в нем что-то особенное, что оставило страх в душе. Переживала матушка, что способен этот адский зверь блокировать и другие ее способности. Что уж говорить о том, видении, где она остается одна на болотах - слабая и беззащитная, как обычная женщина.
Покуда собирались Олена с Василием вперед идти, матушка молитву зашептала, благословляя их. Боялась она использовать свою прозорливость, ожидая, что волк вновь проникнет в глубины ее души.
Результат броска 1D100+50: 97 - "Благословение".
|
|
325 |
|
|
|
|
Фока молча слушал, а когда взор Василия коснулся его – кивнул, мол понял, чего уж тут. На самом то деле Черного еще немного мутило: то ли дело было в вине зерновом, а то ли в вое, что в душе все взял да перевернул.
Помолчал немного, нож проверил на боку. Ждать принялся.
|
|
326 |
|
|
|
|
Странным образом нравилась Всеславу Чернавка с ее бодрым до драки настроем. Словно его отражение, полностью ему самому противоположная. И тоже черным колдовством запятнанная, искалеченная. Но, в отличие от него, не сломанная, живая. Ей повезло больше.
- Держитесь позади. - Маринке и Францу сказал, в ночь охоты на Волка с ними выходя. - На меня он нападет первым.
По пути в лес дельная мысль пришла внезапно. Не хотел вначале ей делиться, поперек командира что-то говорить и лишний раз к себе внимание остальных привлекать. С трудом, но переборол это:
- Он умеет обращаться в кого угодно из нас. В лесу, в бою, не всегда получается держаться вместе. Нужно придумать слово, которое будем знать мы, но не будет знать он. Чтобы узнавать друг друга.
На Василия смотрит - вождю решать, если идея покажется хорошей.
|
|
327 |
|
|
|
|
Василий услышал в словах Маринки упрек. Но надо ж выбирать, кого в тебе больше — милого-любимого, или воеводы. Сейчас он был командир. Волк — опасный противник.
Нахмурился только. Да к Всеславу обратился.
— Тебя он убить собирался первым. А напасть на кого угодно может. Это демон. Не обманись.
А над речами о слове заветном, призадумался.
— Это верно. Слово такое заветное, пригодится. Пусть будет "Солнце".
Потом на Маринку еще глянул, и добавил.
— "Солнце и Луна"
|
|
328 |
|
|
|
|
- Долго! - ответила Маринка, - Давайте просто, Солнце, как ты вначале придумал.
Обидеть она никого не хотела, просто молола, что на язык попадет.
Навьий глаз ее засветился синим, девка не надеялась испугать или заморозить огромную тушу, но в таком бою, видеть все как-бы не важнее остального.
|
|
329 |
|
|
|
|
— Просто Солнце — это и угадать можно, — ответил Василий, усмехнувшись. Он об этом уже подумал. — Про то, за чем мы идем, все уж знают. А про Луну забудут.
В сказках и песнях половину всегда забывают. Забывают про то, что герои тоже люди. Про то, что у монеты две стороны. Про то, что они все пошли драться с волком, чуть не передравшись между собой. Забудут про тот выбор, который каждый делает внутри. Про изнанку забудут. Запомнят, что Чернавка — страшная и сильная, а про то, что прекрасная и верная — забудут. Запомнят, что Соловей — разбойник, а что отец — не вспомнят. Будут помнить, что Мирослава — монахиня, а про то, что женщина — позабудут. Скажут, Фока — вор, а что честный малый — не споют. Всеслав для них будет кощеевцем, а не человеком, Данька — мастером, а не мальчишкой, Олена — колдуньей, а не испуганной девочкой... а уж он, Василий, подавно.
Забудут.
Но сами герои пусть помнят.
— Солнце и Луна.
|
|
330 |
|