Своё неведомое | ходы игроков | ♪ Бенедикт

♫

Сколько себя помнил, в Мире Осени Бенедикт всегда был один. С самого рождения. В приюте, где рос, он был относительно тихим и вежливым ребенком и, пока фея в нем полностью не пробудилась, его, скорее, не замечали, чем обижали. Но тогда у него, как и у большинства других детей, главная мечта была - обрести семью. Ему всегда было грустно, когда на Новый год наряжали елку, заставляли их учить простенькие песенки и народные танцы с прыжками. У него всегда было какое-то странное чувство - ненастоящее это все, неправильное. Не так надо. Вино и пиво должно литься рекой, танцевать надо сложные танцы со многими фигурами, для которых заранее договариваются о составе участников и наборе движений. Менестрели должны соревноваться в искусстве песен и рассказывания историй, рыцари должны драться на мечах и в конном бою ради прекрасных дам. Все должно быть по-взрослому, без Санта Клауса и молока с печеньем - с оргиями и забвением. И называться должно иначе, и быть раньше...

...Однажды он играл в шахматы с кем-то из приютских, и его обыгрывали, с жестокими шутками и бахвальством. Он ерзал на стуле, кусал губы и отчаянно пытался представить себя, побеждающим в этой партии. Тогда особенно остро подумалось, что если бы у него был отец, он бы не дал его в обиду и научил играть в шахматы, чтобы позже можно было взять реванш. В тот миг идея о реванше отчего-то грела, не давая позорно разреветься.

...Однажды в приют пришла пара - знакомиться для усыновления, и в тот раз повезло не ему, а одному из его товарищей, и он смотрел, как счастливый Джеки уходит с теперь-уже-не-чужими взрослыми, и глотал слезы. Ему отчаянно хотелось быть на месте избранного. А через полгода Джеки вернулся обратно, с разбитой губой и недоверием размером с четырехэтажный особняк. Это возвращение поразило Бенедикта в самое сердце - неужели так бывает?.. Ребенок ведь не щеночек... Взяли, бросили - кому они вообще нужны?!

Химера подвинет Бенедикту небольшую коробочку с разнообразными камушками, тряпочками, геометрическими фигурками из дерева, палочками и веточками, конфетками в шуршащих ярких обёртках, ёлочными игрушками, всякой всячиной.

— Давай обозначим всссехх, кто тебе вссспоминаетсся.

- Всех? - Бенедикт даже недоверчиво улыбнется. Разве можно перечислить всех, кого помнишь? На это уйдет не одна жизнь - он всегда был очень общительной феей и поддерживал связь со многими, но он поймет химеру и кивнет - речь о его последнем детстве. Что ж, начнем.

Первым был Джеки. Елочный шарик с отбитым горлышком. Яркий, зеленый, с налипшими выпуклыми точками, имитирующими снежинки. С длинной трещиной почти до самого низа. Ребенок, которому Бенедикт - нет, Том тогда, по приютским документам, - завидовал. Отчаянно и бесповоротно. И который разбил весь его радужный детский мир своим возвращением. Первое серьезное разочарование.
- Это мальчик, которому я завидовал, когда жил в приюте, - тихо объяснит он, легонько подталкивая игрушку к химере. - Ему тоже было несладко, но это я потом узнал и понял...
Выбор был совершен быстро и без особых раздумий - едва заметил в коробочке потрепанную игрушку, красивую, но в чем-то неполноценную, сразу сделал выбор.

Над следующим предметом Бенедикт думал долго и отчаянно. Никак не мог выбрать, никак не мог решиться. Перебрал чуть ли не всю коробочку - все не то. То слишком мелкое, то слишком крупное, то цвет не тот, но вообще все не то... Наконец, все же выставил на стол шахматного короля с облезшей золотистой короной. Белого, но исцарапанного и потухшего. Посмотрит на него с грустью и все же отпустит, пусть и не на шахматную доску, но почти. Есть в его движении что-то решительное и смелое, будто объявляет шах и мат.
- Отец, которого я тогда не знал. Мне бы хотелось, чтобы наше знакомство состоялось раньше. Он многое для меня сделал, и я в долгу у него...

Третьей стала сама коробочка, из которой все аккуратно вынули, сложили горкой и отодвинули в сторону, а ее саму поставили в центр и в нее сложили елочный шарик и шахматного короля. Король стоял гордо в самом центре, а шарик, хоть и был почти таким же по размеру, неуверенно откатился в угол и там застыл. Застенчиво.
- Шахматная доска, - объяснит он свой выбор химере. - Никогда не умел играть в шахматы, но когда был совсем мелким, именно она стала символом моего одиночества.

Химера улыбнётся тоже, встретив понимание.
Она внимательно смотрит и слушает всё, что рассказывает Бенедикт, а когда оба выбранных символа окажутся в коробочке, несколько раз переведёт между ними взгляд. Отец безусловно важен, но остановится она сначала на повреждённом шарике в уголке.
— Верно ли я ссслышшу, — проверит свои чувства она, — что ссейчасс ты уже не завидуешшь Джеки? Ты сочувссствуешшь ему?

Может быть, и это не вполне верное слово?

- Как можно завидовать тому, кто пострадал? - вздохнет Бенедикт. - Сейчас... мы давно не виделись, я не знаю, что с ним. Джеки не был феей, и мой отец им не заинтересовался. Возможно, его взяла другая пара после того, как я ушел, возможно, он все еще там - откуда мне знать? Мы никогда не были близки. Джеки... он был ярким, непослушным, всегда все делал наперекор и так, как хотел сам, а не другие. Мне кажется, ему сложно, где бы он ни оказался, но я не уверен, что сочувствую ему. Скорее... жалею?.. Тоже нет, наверное... Я не знаю, как сочувствовать тому, кого не знаешь, а жалость порой унижает - так что нет, я не жалею его, - твердо. - Не хочу жалеть, это неправильно. Для меня Джеки - это то, что кажется не самим собой. Какая-то блестяшка, которую хочется, но потом оказывается, что она выпускает шипы и ранит. Вещь в себе. Я этого не понимаю, и меня это до сих пор цепляет. Мне неприятно, что я не могу помочь ему. Его история... ранит меня, и, вспоминая о нем, я думаю о том, как все мы влияем на тех, кто вокруг нас. Один лишь взгляд порой может убить, но хотел ли этого тот, кто смотрел?.. Невнятно как-то объяснил, - смутился он под конец.

— Тут сссложно объясснить, — согласится химера, но вовсе не с тем, что плохо объяснил. Во всяком случае, она скажет Бенедикту, что она услышала и поняла, чтобы мальчик поправил, если это не так. — Я думаю, ты ххотел бы ему добра. Чтобы сс ним вссё было ххорошшо.
Кто знает, каким бы Джеки тогда был.
— Эта игра, Бенедикт, — немного пояснит химера, — сссоздаёт просстрансство возможносстей. Здессь возможно вссё, чему мы ссами для ссебя можем поверить. Во что-то не веритсся, ххоть ты трессни. Так тоже бывает, до обидного. Я не знаю, получитсся ли, но давай попробуем: можешшь ли ты предссставить ссебе наилучшших уссыновителей для Джеки, каким бы ссложным и шшипасстым он ни был? Теххх, кто любил бы его и заботилсся о нём так, как ему по-насстоящщему нужно, даже ессли ты и я не знаем, как это, они каким-то образом знают, чувссствуют. И никогда не отказалиссь бы от него. Это его родные, ессли не по крови, то по сссути. Его ссвои. Ты можешшь предссставить их?
— Если можешшь, выбери ихх, — хоботок укажет на все отодвинутые маленькие вещички и игрушки из коробочки.

— А ессли ты чувсствуешь что-то другое, что угодно, ссскажем, что у Джеки не может и не должно быть такихх ссвоихх, расскажи мне.

- Во что-то не верится, - согласился Бенедикт. - Я не верю, что желал бы ему добра. Я и он... мы разные. Что хорошо для меня, может быть нехорошо для него. Скорее, я бы желал для него чего-то своего - может быть, угла, в котором ему бы не надо было притворяться?..
Мальчик поразмышляет.
- Да, - кивнет, - я бы хотел, чтобы он был настоящим.
Задумался: решилось бы это опекунами? Кто знает. Иногда другие творят чудеса, иногда ввергают в ад. Общение непредсказуемо. Но если предположить, что химера права и можно представить непредставимое... Он скосил глаза на горку мелочей.
- Заколка - это мама, - он выбрал обычную невидимку с приклеенной розовой блестючей бабочкой и надолго завис. - Наверное, всё...
Неуверенный взгляд на химеру. Неполная семья не казалась ему хорошим решением, но он хоть тресни не мог выбрать второй предмет. Он просто не лез в голову, и от этого маленький бард чувствовал себя немного виноватым.

Химера решит попробовать, как есть. Не попробуешь – не узнаешь.

Она возьмёт заколку с бабочкой в блёстках, положит её поблизости от ущербного яркого шарика.

— Лучшшая мама сскажет Джеки, — произнесёт химера, — "Ессли бы я была твоей идеальной мамой, я бы помогла тебе быть нассстоящщим и я никогда не отказалассь бы от тебя".

Как Бенедикту эти слова? Верится или не верится? Успокаивает, может быть, или что-то совсем не то? Всё как надо или чего-нибудь не хватает?

Бенедикт наклонит голову и прислушается - как звучит? Нет ли фальши? Есть, но совсем небольшая.

- Она бы не стала называть себя идеальной, - ласково поправит он. - И взяла бы его на ручки, - он положит шарик на заколку и уткнет всё в угол коробочки, чтобы конструкция не разваливалась. - И про настоящесть она бы сказала как-нибудь иначе... "я бы была рядом, чтобы ты мог быть собой" - как-то так, наверное... А в остальном правильно! - почти радостно.

Химера кивнёт хоботками. Теперь у шарика-Джеки есть мама и всё у них будет хорошо, во всяком случае, в этой истории. В этой истории он не вернётся в приют.

Фигура шахматного короля по-прежнему стоит посреди коробочки. У неё всё та же облезшая золотистая корона. Он белый, но видит ли его Бенедикт по-прежнему исцарапанным и потухшим?

— Посссмотри теперь сссюда, — предложит химера. — Ты вссспоминал об игре в шшаххматы и жессстоких мальчишшшках. Что-нибудь изменилосссь здессь или там? Приссслушшайсся. Вдруг вссспомнятсся детали, или что-то увидитсся иначе, одно может пересстать быть важным, а что-то не важное обратить на сссебя внимание.

Всё, что угодно, способно вдруг поменяться. Или, может быть, не поменяется ничего.

На упоминании мальчишек Бенедикт поведет плечами - неприязненно. Словно кремнем по стеклу - неправильно. Фальшь. Он возьмет короля в руки, любовно очертит пальцем его форму, напоет негромко мелодию - и вот уже корона не такая облезшая, сверкнула ярко, по-новому, и белый пластик потяжелел в руках, сделался ласковым на ощупь, гладким - настоящая слоновая кость, без царапин и ссадин.
- Он все равно нужен, - высказался юный бард, ставя обновленную фигурку обратно и поправляя ей длинный серебристый плащ, спустившийся от короны. - Даже если никто не угрожает.

— Конечшшшно нужен, — согласится химера. — Давай изменим то воссспоминание. Предсставь, что он сс тобою там и тогда.

Это будет немного парадоксально: если у мальчика есть отец, то почему всё происходит в приюте. А вдруг уже не в приюте?
А если и там, может, белый король в серебристом плаще пришёл туда усыновить Бенедикта?

— Что ты видишшь? — спросит химера. — Что делает отец? Что он говорит?

Чего Бенедикту так хотелось и так не хватало?

Для Бенедикта парадокса не было. Да, приют все равно был, а отец - как вторая реальность, накладывающаяся на первую. Для феи - обычное дело. Если представить, что он общался с отцом в Грезе и тот по какой-то причине не мог выйти в Осень и забрать его из приюта до положенного срока. У подменышей такое - сплошь и рядом. Запреты, гейсы, мистические обязательства. Без них не будет радости и волшебства.

- Он бы положил руку мне на плечо, и не дал бы запаниковать. Сказал бы, что надо подумать, напомнил бы, как ходят фигуры... Может быть, даже бы подсказал поначалу пару ходов, а дальше - я сам... Справился бы наверное. Или нет, - застенчивая улыбка. - Не знаю. Может быть, первый раз он бы полностью сыграл за меня, а потом сказал бы, что надо учиться, и научил бы. Или... - подумал, пожал плечами. - Может быть, он бы объяснял в процессе, создал бы ситуацию, в которой я бы сам догадался, как надо. Не знаю... Но он точно бы был рядом и помог бы! - горячо закончил он.

Химера улыбнётся всеми своими клубами. Прекрасная горячность!
— Побудь ещщщё в этом воссспоминании, где отец сс тобой точно рядом и помогает тебе, — она обрисует фигуру рядом с плечом Бенедикта. — Ссстолько, ссколько тебе нужно. А когда ты почувсствуешшь, что ххватит, мы заканчиваем.