И там мы будем пребывать вечно. (Call of Cthulhu) | ходы игроков | Пассажирский лайнер "Никса" (где-то в Атлантическом океане)

Лайнер "Никса" , Атлантический океан (56°27′25.57″ з. д. , 42°7′49.54″ с. ш.)
17 октября 1922 г.
23:00



Открывающийся с верхней палубы величественный вид безбрежного ночного океана поражал воображение и пленял своей неизбывной красотой и неизъяснимой загадочностью. Казалось, что огромный трехтрубный лайнер, очертаниями своими напоминавший знаменитый "Маджестик", был лишь незначительной, мелкой песчинкой, плывущей в пространстве бесконечного темного хаоса. И это ни с чем несравнимое, захватывающее ощущение возникало у всякого, кто в эту прекрасную ночь решал выйти освежиться на палубу. Ощущение, что ты стоишь одиноко напротив бесконечного черного зева беспристрастного холодного космоса, и с трепетом вглядываешься в его глубины, и в этот момент он будто и сам глядит в тебя. А в вышине, над вздымающимися в черное небо вершинами дымящих труб, холодным светом мерцали и перемигивались звезды, воспевая оду ночи, и призрачный лик огромной полной луны окутывал все вокруг своим тусклым болезненно-желтоватым свечением.
Таковыми были декорации спектакля, который сейчас разыгрывался на океанском лайнере "Никса". Огромное судно выглядело величественно в мерцающем лунном свете, золотившем три большие трубы и длинный черный корпус пассажирского лайнера. Из трех больших труб только две были рабочими. Третья труба была вентиляционной. Кроме этого, и открытой по всей длине надстройки прогулочной палубы, лайнер обладал еще многими примечательными характеристикам. Судно могло развивать среднюю скорость в 24,75 узлов, и почти в рекордные сроки пересекало Атлантику, а по вместимости пассажиров находилось на третьем месте среди судов своего типа. Учитывая, что кораблем управлял опытнейший капитан, уже несколько лет служивший на другом таком судне, и тот уровень внимания, который здесь уделялся комфорту и безопасности, вряд ли можно было бы придумать лучший способ пересечь океан. Немного странным казался, пожалуй, только выбор названия судна - ведь никсы, в германо-скандинавском фольклоре, это раса волшебных существ, мужчин и женщин, которые живут под водой, играют на скрипках и топят всех любопытных странников, пришедших послушать их дивную музыку. Впрочем, в той судоходной кампании, к которой была приписана "Никса", похоже, не работали суеверные люди. А экипаж в разговорах старался не касаться этой щекотливой для бывалых моряков темы.
В эту чудесную ночь на борту лайнера вовсю гремела модная музыка, повсюду раздавались крики и веселый смех, и, казалось, все многочисленные пассажиры - выходцы из высшего света, банкиры, владельцы предприятий, модные художники и известные актеры - поддались атмосфере легкой беззаботности и непринужденного веселья. Где-то в глубине всей этой кутерьмы что-то играл популярный в этом сезоне джаз-бэнд, а вокруг повсюду рекой лилось шампанское, и раздавался гул сотен голосов, что-то ожесточенно обсуждавших, делящихся впечатлениями, и выражавшими друг другу свое мнение по поводу нового предприятия мистера N, или блестящего и умопомрачительно дорогого платья миссис L. В это время, на пустующей просторной палубе, прислонившись к самым перилам, одиноко стояла, заворожено глядя на полную луну, изящная молодая девушка в длинном черном кружевном платье. Царивший внутри гул и суета едва доходили сюда, и девушка, которую звали Клодия, могла беспрепятственно наслаждаться тихим шумом и одухотворяющей свежестью бесконечного ночного океана. Порой ей казалось, будто шумящие вокруг темные волны поют какую-то непонятную человеческому уху прекрасную песнь, тихо убаюкивая внимающего им случайного слушателя. И картина, открывающаяся ей, была столь невыразимо очаровательно, что, наверное, предаваться ее постижению можно было бы вечно. Но ее прервали.
Увлеченная видом ночного неба, Клодия не заметила, как к тому месту, где она стояла, бесшумно подошел незнакомец, и, встав чуть сбоку от нее, также поднял голову вверх, глядясь в лик огромной желтеющей луны. Девушка, наверное, так бы и не заметила присутствие постороннего, но мелодичный мужской голос заставил ее повернуться. Незнакомец оказался высоким джентльменом в лоснящемся и переливающимся в лунном свете идеальном черном фраке, кипельно-белой рубашке и казалось, только что вышедших из мастерской длинных черных брюках. Весь его внешний вид говорил о самом утонченном вкусе, и, без преувеличения, был идеален. Даже слишком идеален.
Некоторое недоумение могли вызвать, пожалуй, только бледно-желтого, почти лимонного цвета перчатки, обтягивающие его изящные и тонкие, словно у музыканта, руки, и неизменно элегантно повязанный узлом-аскотом вокруг шеи фуляр все того же, болезненно-желтого, цвета. А еще его лицо - оно было юным и невыразимо прекрасным, но его тонкие аристократичные черты оставались будто бы недвижимы, придавая ему сходство с искусно выполненной маской. И поскольку незнакомец стоял к ней боком, Клодия не видела его глаз. Обратив на себя внимание голосом столь тонким , глубоким и мелодичным, что он показался ей ненастоящим, незнакомец в желтых перчатках сказал: "Прекрасная ночь, не правда ли?"

- Да, ночь великолепна, - немного рассеянно произнесла Клодия. Этот загадочный незнакомец застал её, погружённую в свои размышления, любующуюся на несравненную прелесть болезненной луны и холодную красоту ночного океана, и девушка не сразу обрела способность воспринимать что-то, что не было частью этого потрясающего до глубины души своим величием пейзажа.
Юная Моне всматривалась в лицо молодого джентльмена чуть дольше, чем позволяли правила этикета - он выглядел настолько совершенным, настолько красивым, что проще было решить, что она спит и видит его во сне. Разве вероятно в подлунном мире столь изысканное сочетание внешней красоты и мелодичного завораживающего голоса? Незнакомец казался сошедшей с пьедестала греческой скульптурой, облачённой в дорогой фрачный костюм. Ещё большее сходство со статуей этому джентльмену придавало застывшее выражение лица. Впрочем, может у неё, Клодии, лицо было таким же, когда она, будто заворожённая, стояла на палубе, устремив взор в темнеющие глубины моря и неба? Интересно, сколько же молодой человек провёл времени, находясь рядом с нею?

17 октября 1922 г.
23:05


Застывшая на лице незнакомца маска осталась все так же недвижима, и тонкие чувственные губы по-прежнему складывались в некое подобие загадочной мечтательной полуулыбки. Несмотря на ее видимую прелесть, казалось, что за ней скрывается нечто болезненное. А может, виной всему был всего лишь неровный лунный свет, падающий на лицо внезапно возникшего загадочного попутчика Клодии, и искажавший все, к чему прикасался.
Последовало продолжительное молчание, и когда уже начало казаться, что незнакомец не услышал вопрос, или не ответит вовсе, он, по-прежнему не отрывая взгляда от мерцающей в небесной выси болезненно-бледной луны, тихим мелодичным голосом произнес фразу, предназначавшуюся для стоящей рядом с ним девушки: "Да, какая прелестная ночь. Ночь откровений. В такие ночи прекрасный лик полной луны стирает маски, и открывает истинные лица, и то, что таится внутри. Не хватает лишь музыки. Музыки, что дивным потоком возлетит к небесам и сольется с вечной музыкой сфер, изливаясь в ночные небеса одой лунному свету". Последовала томительная пауза, после которой незнакомец продолжил: "Ведь вы играете, не правда ли? И играете прекрасно. Могу ли я просить вас сыграть здесь, сейчас, в эту дивную ночь?" Нечаянный спутник Клодии на мгновение погрузил облаченную в желтую перчатку руку во тьму, что непроницаемым слоем покрывала дощатый пол палубы, на котором они стояли, и невероятным образом извлек оттуда поблескивающую и мерцающую в лунном свете изумительного вида скрипку. При одном лишь взгляде на нее все мысли сразу обращались к этому дивному произведению искусства, и мгновенно отступало даже удивление, как незнакомец проделал столь удивительный фокус. Казалось, это был инструмент работы самого Страдивари. Нет, в тот момент дивная скрипка казалась даже более хороша. Она была идеальна.
Таким же невероятным образом достав смычок, незнакомец немного развернулся к Клодии и одним плавным мягким движением протянул ей инструмент. На его болезненно-прекрасном лице по-прежнему оставалась все та же отстраненная и неестественная мечтательная полуулыбка...

- Да, сударь, я играю... - после недолгой паузы ответила Клодия. Откуда же он знает о её умении играть на скрипке? Разве она много выступала перед публикой? Разве они знакомы? Или этот загадочный молодой человек по каким-то лишь ему заметным признакам разглядел в ней музыканта?
Девушка не могла удержаться от желания сыграть - ночь была дивной красоты, а для Клодии единственным способом в полной мере выразить свои эмоции была игра на скрипке. Не хитросплетения поэтических рифмованных фраз, ни изыски живописи, но музыка - вот что могло, по мнению юной Моне, донести из глубин души чувства и помыслы. И разве можно говорить о Луне, о ночных небесах и безбрежном океане, говорить на обычном языке? О, нет! Он не передаст их! Он исказит их до неузнаваемости, извратит их дивные черты! Об их красе можно только сыграть на скрипке...
Клодия не утерпела и приняла великолепный инструмент из рук незнакомца. Её пальцы бережно касались инструмента, словно он был самой большой драгоценностью на свете. Девушка на какую-то долю секунды замерла с занесённым над скрипкой смычком. Время остановилось. Лунный свет стал ярче, заполнил собой сердце Клодии.
Девушка закрыла глаза и повела смычком. Она играла завораживающую, никем ранее не исполнявшуюся и не слышанную мелодию, зарождавшуюся в её сознании. То, что не мог воплотить человеческий язык, то, что не могли окрасить слова, рисовала музыка. Дивные, лёгкие, холодные как сама госпожа полуночных небес, звуки, разносились по палубе. Девушка играла, закрыв глаза, растворившись в дыхании прекрасной скрипки. Пусть это будет одой Госпоже Луне!

17 октября 1922 г.
23:10


Дивная мелодия заструилась по палубе, заполняя собой все окружающее пространство, каждый выступ, трещинку, проникая вглубь величественной громады гигантского лайнера, в каждый зал, каждую каюту. Орошая своей неизъяснимой божественной прелестью непроницаемую ртуть черных волн, мерно плещущихся внизу. Поднимаясь невесомым искусным плетеньем ввысь, к далеким мерцающим звездам и круглой плошке луны, сверкающей с темных ночных небес. От этой мелодии захватывало дух, она пленяла воображение и повергала и слушателей, и самого исполнителя в неописуемый восторг. Хотелось кричать, забыться и раствориться целиком в ее дивных нездешних переливах.
Клодия играла так, как еще никогда до этого момента. Казалось, поддаваясь неведомой силе вырывающихся из-под ее пальцев звуков, дощатая палуба, на которой она стояла, и высокие толстые трубы за спиной, да и вся громада лайнера, медленно таяли, оставляя ее одну, парящую над простирающимися до края горизонта черными волнами, летящей вперед в свободном полете, падающую в величественные пучины сверкающей бесконечности. Длинные тонкие девичьи пальцы словно сами собой искусно водили смычком по струнам дивной, мерцающей в ярком свете луны, чудесной скрипки, и струны эти, казалось, сами сотканы из невесомого лунного света.
Забывшись в благословенном блаженстве, девушка не сразу поняла, что в какой-то момент все неуловимо изменилось, и мелодия зазвучала иначе. Еще разговаривая со странным незнакомцем, Клодия подметила, что из салона, откуда по-прежнему раздавались звуки безудержного смеха и музыка весь вечер провождающего вечеринку оркестра, на палубу вышла молодая пара, нежно перешептываясь и с восторгом глядя на простиравшийся вдали ночной океан. Пристроившись недалеко от них, влюбленные тихо ворковали у перил, не обращая на Клодию и юношу в желтых перчатках никакого внимания. Растворившись в творимом ею музыкальном волшебстве, девушка не замечала, что, когда она начала играть, пара прервала свои лобызания и их полные искреннего изумления и восторга глаза уставились на юную скрипачку. Они тоже внимали льющимся по палубе дивным звукам, и улыбались, словно дети. Но Клодия не обращала на них своего внимания. Ее всю без остатка поглотила творимая ею в ночи дивная мелодия. И лишь когда она начала понимать, что что-то идет не так, она окинула рассеянным взглядом окружающую ее обстановку.
Ее странного улыбающегося попутчика в лимонно-желтых перчатках нигде не было, словно он никогда и не стоял на этой палубе, и все это ей лишь привиделось. Над палубой хищным бледно-желтым светом сияла луна, освещая внезапно побледневшие и какие-то странные лица стоящих неподалеку юноши и девушки в вечернем бархатном платье. Переведя взгляд с застывших, словно восковые маски, лиц, на свои стремительно водящие смычком пальцы, Клодия с удивлением начала осознавать, что она по каким-то неведомым ей причинам не может остановиться.
Тем временем мелодия неуловимо менялась. Казалось, к прежней торжественной прелести необъяснимым образом примешиваются какие-то болезненные нотки. Ритм постепенно становился все более рваным, звуки все более хаотичными. Необъяснимым и непонятным Клодии образом внезапно ставшая жуткой мелодия словно бы делала себя сама, порождаемая не искусными пальцами скрипачки, а злой волей зловеще мерцающей над кораблем луны. Не прошло и нескольких мгновений, как жуткие звуки окончательно преисполнились каким-то адским, нездешней силы безумием, с дикой неистовой яростью вырываясь на свободу и терзая едва выдерживающий чудовищную какофонию слух. Клодия больше не контролировала себя. Она хотела отнять руку от скрипки и бросить проклятый смычок за борт, но рука не слушалась ее и лишь быстрее выводила постоянно ускоряющийся визгливый дьявольский темп.
Тут она, наконец, обратила внимание на судорожное движение рядом с ней. Стоящие до этого словно в ступоре мужчина и женщина, пару минут назад весело болтавшие и любовавшиеся видом волн и усыпанного звездами ночного неба, подняли свои бледные как мел лица к небу и словно сомнамбулы медленно двинулись по палубе. Внезапно женщина упала на дощатый пол и, дико выпучив глаза, начала пронзительно визжать и метаться, маша в стороны руками и ногами, словно ее что-то раздирает изнутри. Не обращающий на это никакого внимания мужчина в черном фраке продолжал, словно зачарованный идти вперед, к возвышающейся перед ним стальной обшивке стены. Неожиданно остановившись, не дойдя до стены несколько шагов, он с тем же отсутствующим безумным видом отошел еще на пару шагов, и с разбегу врезался головой с стальную стену. Голова несчастного скосилась на бок, а лицо исказила дикая гримаса боли. С воплем отбежав назад, он вновь врезался в стену. После пятой попытки поблескивающую в неверном лунном свете стальную обшивку оросили алые брызги крови. Тело медленно осело на доски пола, оставляя за собой тянущуюся вниз жирным ручьем алую теплую струю. Несчастный размозжил себе голову.
Тем временем женщина продолжала в истерике кататься по палубе, время от времени подскакивая на ноги и тут же снова падая на пол, расшибая коленки и локти. Докатившись до края перил, она вновь подскочила, и, забившись в конвульсиях, не удержала равновесие и рухнула вниз, в холодные темные воды. Через нескольку секунд откуда-то из издалека послышался глухой шлепок, словно в воду уронили якорь или мешок, набитый провиантом.
Клодия с ужасом продолжала играть, и дьявольская мелодия, казалось, все набирала и набирала силу. Пронзительные царапающие мозг звуки разносились повсюду, неся с собой ужас и разрушения. Переполненная черным космическим хаосом песнь лилась из самых темных глубин измерений, о которых человечеству лучше не знать вовсе, преисполненная самого мерзостного безумия. Безумия, готового потопить самый крепкий разум, отравить самую чистую душу.
Клодия играла. Она не могла остановиться. Ее собственные руки не слушались ее, и ей оставалось лишь с ужасом наблюдать и молить о том, чтобы все это, наконец, закончилось. Из минуту назад полнившегося весельем и музыкой салона начали раздаваться дикие крики ,топот и звуки выстрелов. Из кают раздавался дикий грохот. Кто-то обреченно плакал. Прямо на глазах дрожащей от ужаса скрипачки кто-то с диким воем выскочил из своей каюты и с разбегу прыгнул за борт. Чудовищная мелодия безумным отравленным вихрем продолжала изливаться, пятная и сводя с ума все вокруг.
Клодия играла...

Ни один инструмент из когда-либо существовавших в мире не смог бы произвести столь искажённых, болезненных, безумных звуков, как те, что извергала из себя созданная каким-то демоном Ада скрипка, на которой сейчас играла Клодия. Мелодия - ужасающая, словно лик прокажённого, чёрная, словно лоно первозданного хаоса, подавляющая своим величием и сводящая с ума своей холодной жестокостью - лилась, затопляя всё вокруг. Девушке казалось, что однажды она слышала её. Много лет назад...

А ещё... Как будто у самого уха проклятый юноша, вручивший юной Моне скрипку, своим бархатистым чувственным голосом шептал:
- Вот мы и нашли тебя. Ты наша. Наша с самого рождения. Ты - наш голос. Это твоё предназначение...
Она вдруг поняла, что знала говорившего! Слышала и видела его, когда в далёком детстве вошла в комнату, находившуюся в подвале фамильного замка – но эти воспоминания раньше никогда не приходили! Почему только теперь, совершив непоправимую ошибку, она вспомнила, кого ей следовало опасаться?

Разум Клодии отчаянно метался, мысли путались. Её сознание отказывалось принимать происходящее вокруг светопреставление, желая констатировать сие как дурной сон, но события были реальными. Снова раздавались крики - кто-то о чём-то молил, кто-то громко рыдал... А затем - звуки выстрелов, звон разбитого стекла, мягкое оседание чего-то грузного. Древнее зло разрывало материю подлунного мира и справляло свою кровавую тризну. Зло похищало рассудок и души. И выпустила это зло она, Клодия! Она так старалась отгородиться от оккультных тайн своей семьи, но тьма всё равно отыскала её! Ах, зачем она приняла от незнакомца эту чудовищную скрипку?! Зачем согласилась играть на ней?!

Пальцы по-прежнему не слушались скрипачку, и мелодия массового убийства исступлённо билась оглушительным крещендо, упивалась своей извращенной красотой.

- Перестань, - отчаянно шипела сквозь зубы Клодия, прилагая нечеловеческие усилия, чтобы отстранить от скрипки руку со смычком. - Отпусти меня!

17 октября 1922 г.
23:20


Всепоглощающее безумие продолжало опутывать океанский лайнер своими черными щупальцами, заполняя головы бегущих в панике людей отчаянием и страхом. Все больше пассажиров выбегали на палубу - лишь для того, чтобы сгинуть в безжалостной темной пучине холодного океана или под насмешку холодно мерцающих звезд и ухмыляющейся сверху луны покончить с собой. Мимо играющей свою мерзостную болезненную мелодию безумия девушки время от времени мелькали фигуры людей, мужчин и женщин, облаченных в строгие черные фраки или безумно дорогие вечерние платья, блистающие в бесстрастном свете бледно-желтой луны. Кто-то болезненно смеялся и стягивал с себя одежду, кто-то полз по дощатому полу объятой безумием палубы и, дико выпучив глаза, шептал что-то невнятное, брызжа слюной. Прямо перед прикованной к ужасному инструменту юной скрипачкой какой-то мужчина ползал на коленях со сверкающей в свете далеких звезд отверткой, и пытался вскрыть себе череп. Он что-то бормотал, словно безумный шизофреник, о "музыке в голове", и о том, что ее надо "выпустить". Через минуту он пробил себе голову. Из аккуратного круглого отверстия к ногам девушки потекла тонкая алая струйка густой свежей крови.
Клодия стояла посреди бурлящего вокруг нее хаоса, словно во сне. Она только что видела смерть. Смерти. На ее глазах в припадке безумия умирали люди, которых она всего лишь несколько минут назад видела веселыми, беззаботными, живыми. И они продолжали умирать. Это она убивала их.
Разум Клодии милосердно окутал сознание девушки покровом неверия, он не давал ей до конца понять и осознать весь тот ужас, что царил вокруг. Она стояла в немом оцепенении, словно во сне, невидящим взором глядя во тьму ночных небес, а рука ее все продолжала стремительно выводить кошмарную болезненную песнь. Внезапно сознание вернулось к дрожащей в благоговейном трепете хозяйке. Это не может более продолжаться. Это необходимо остановить.
Дьявольский ритм гудел в голове Клодии, натягивая изнемогающие нервы, словно струны, шепча голосами преисподней, извлекая из самых дальних и потаенных уголков бессознательного самые мерзкие и отвратительные желания, образы, мысли. Воскрешая самые жуткие фобии и вызывая перед слезящимися покрасневшими глазами чудовищные извращенные галлюцинации. Зажмурив глаза, Клодия чудовищным усилием воли попыталась отнять руку с горящим смычком от жуткой скрипки. Напряжение было столь сильным, что, казалось, будто она пытается сдвинуть каменную плиту весом в тонну. Наконец, скрипка начала медленно поддаваться усилиям девушки, и миллиметр за миллиметром, смычок, наконец, оторвался от звенящих и вибрирующих, словно требующих возобновления их тайной связи, струн. В тот же миг Клодия выронила смычок из дрожащей руки, будто коснулась раскаленного железа. Со звоном упав на широкие доски, он задымился и начал прожигать дерево, как если бы это был горящий железный прут.
Отвратительная мелодия черного космического безумия еще некоторое время продолжала витать над охваченным ужасом кораблем, словно обладая собственной злой волей, но через пару минут затихла, и вокруг воцарилось глухое молчание, нарушаемое лишь отчаянными криками и грохотом, исходившим из глубины корабля. Вокруг, то тут, то там, лежали недвижимые тела, словно упавшие на пол уродливые сломанные куклы. Где-то вдалеке заунывно выла сирена. Из пассажирских кают ей вторили крики, полные паники и отчаяния.
Вдруг из люка, ведущего в недра салона, вырвались алые языки пламени, весело полыхая и отражаясь на хроме перил жирными красными пятнами. Вслед за ними на палубу повалили густые клубы черного дыма, окончательно возвещая о том, что внутри вовсю занимался пожар. Еще через пару секунд, зажимая черной от копоти рукой нос и рот, из люка выскочил человек в форме экипажа, и, пробежав сломя голову мимо застывшей на месте Клодии, обреченно завопил: "Мы обречены! Капитан застрелился в своей каюте. Команда заперлась на мостике и не отвечает на запросы. Двигатели повреждены. Корабль не управляется. Спасайтесь, кто может! Мы все здесь умрееем!" Последнюю фразу он уже буквально промямлил, глотая текущие по почерневшим от копоти щекам жидкие слезы. Пробежав пару метров, он забежал за угол и скрылся из виду.
Клодия по прежнему стояла на том же месте, у самых перил, оцепенело глядя на вырывающиеся из трюма языки пламени и пробегающих мимо людей. В одно руке она сжимала загадочно мерцающую в ярком лунном свете изумительного вида скрипку. Другая же была пуста, и безвольно висела бледной шелковой плетью. На ладони проступила застывшая черная полоса - след от лежавшего у ног дымившегося смычка. По бледной, почти белоснежной щеке хрустальной бусиной катилась прозрачная слеза, отражая полыхающее вдалеке пламя и насмешливое мерцание далеких холодных звезд, безжалостно орошавших ее своим бесстрастным бледным светом...

Оцепенение спало, развеялось подобно утреннему туману, и на смену ему пришёл гнев. Клодия изо всех сил ударила злополучной скрипкой по перилам заграждения; от столкновения с металлом корпус инструмента треснул, но девушка на этом не успокоилась. Лишь когда от скрипки остались обломки, зажатые в руке девушки, да лежащие на палубе, Моне перестала обрушивать её - удар за ударом - на блестящую в лунном свете металлическую трубу. Швырнув останки инструмента себе под ноги, Клодия с вызовом выкрикнула:
- Я не принадлежу вам! Я - не ваша!
Бессильная злоба сжимала девушке горло. Что теперь делать? Это она выпустила сюда чёрно безумие, и оно расползлось по всем закоулкам, всем каморам корабля, заполняя собой помещения, терзая души! Это всё её вина!
Что, если остаться на корабле? Она погибнет, и они потеряют голос... Но Клодия хотел во всём разобраться и отомстить - а для этого ей надо было выжить... Она быстро, едва ли не бегом, двинулась в свою каюту, по пути соображая, что она может предпринять, и пытаясь найти в этой сумятице хоть одного не повредившегося рассудком и не поддавшегося всеобщей панике человека.

17 октября 1922 г.
23:30


Сквозь крики, грохот и шум пламени с трудом пробивался визгливый тревожный вой сирены. На верхней палубе что-то гулко выкрикивал громкоговоритель, советуя не поддаваться панике и сохранять спокойствие, но дрожащий механический голос периодически тонул в диком гвалте, царящем на корабле. Несколько раз Клодия видела, как мимо, быстро семеня и стараясь не глядеть на свою жуткую ношу, проходили люди в форме, тащившие на обрывках обгоревших штор или окровавленных шелковых одеял изуродованные бездыханные тела. Она не видела, куда их несут, но сваливать столько мертвых тел на палубу было бы бессмысленно и опасно. Когда она незаметно шмыгнула в коридор, который должен был привести ее к своей каюте, далеко за спиной послышался приглушенный всплеск. И снова. И снова. Вот так заканчивали свой путь те, кто всего лишь несколько минут назад были живы, молоды, богаты и счастливы. Они заканчивали его на дне. Они останутся там навечно. Во тьме океанских глубин.
Свернув по коридору направо, девушка продолжала уверенно приближаться к своей каюте. До цели оставалось несколько метров, но взглянув перед собой, Клодия резко отшатнулась и прикрыла лицо руками, пытаясь защититься от исходящего от горящего впереди нагромождения едва различимых из-за полыхающего пламени обломков жара. Продолжать двигаться вперед было невозможно. А оставаться на месте опасно, ибо пламя вот-вот грозило перекинутся на уже чернеющую по бокам ковровую дорожку. Да и всматриваться в полыхающее алое зарево было бессмысленно. Путь к каюте был отрезан - за горящими впереди обломками вовсю полыхало пламя.
Отойдя на пару шагов назад, девушка случайно бросила взгляд на слегка приоткрытую дверь ближайшей каюты. Ей показалось, что оттуда в озаряемый алыми всполохами коридор льется какое-то странное золотистое свечение. И еще будто бы можно было различить едва уловимый звук - какое-то непонятное гудение. Невозможно было точно сказать, откуда оно исходило, но странный золотистый свет, проникающий из-за полузакрытой двери, непонятным образом манил и приковывал к себе внимание.
На мгновение очнувшись от наваждения, Клодия взглянула вперед. Огонь подбирался все ближе. У нее оставалось всего несколько минут...

- Ну уж нет! - злобно прошипела Клодия, отпрянув от приоткрытой двери, из-а которой лился свет. - Я не принадлежу вам! Я не пойду!
Девушка побежала назад - на верхнюю палубу. Лучше попытаться спастись на шлюпке, чем открыть дверь и шагнуть за порог комнаты - она уже совершила сегодня одну непоправимую ошибку. Больше она не даст им себя провести! Клодия спешила покинуть некогда роскошные помещения - ей хотелось оказаться как можно дальше от необъяснимого свечения.

17 октября 1922 г.
23:35


Завернув за угол, Клодия на несколько мгновений замерла - она могла поклясться, что секунду назад, в том месте, где заканчивался злосчастный коридор и находилась дверь, ведущая наружу, мелькнул чей-то неясный силуэт, нечеткие смазанные очертания желтой фигуры или фигуры в желтом. Точнее сказать было нельзя - скорее это было похоже на гигантское пятно или зрительную галлюцинацию. В это же время сзади послышался негромкий скрип, словно кто-то вышел или зашел в ту оставленную позади еле приоткрытую дверь, бывшую источником того странного гипнотизирующего золотистого свечения, которое так напугало девушку. Но ведь это просто невозможно - ведь она была там всего несколько секунд назад, и тогда там не было ни одной живой души. Да ведь она сейчас вообще должна быть здесь абсолютно одна! Хотя оба произошедших в тот момент странных инцидента позволяли в этом усомниться...
Впрочем, коридор, ведущий к выходу, был пуст, а сзади еще сильнее запахло горелым. Надо было выбираться отсюда. Но что-то все же производило гнетущее впечатление, что что-то не так с этим умирающим местом, что-то здесь совсем не так...

Только вот времени осмыслить, что же именно в окружающем пространстве не так, не было! Клодия ощутила неприятный холодок страха в груди - ей хотелось оказаться среди живых - пусть паникующих и отчаявшихся, но живых, настоящих людей. Девушка поспешила к выходу - желания проверять, есть ли кто-нибудь за дверью, у неё абсолютно не было.
Скрипачка почти бегом ринулась к выходу. В её случае излишнее любопытство явно не доводит до добра!

17 октября 1922 г.
23:36


До двери, ведущей наружу, оставалось всего несколько метров. Похоже, заразившись странными подозрениями, которые вызывало это место, Клодия не выдержала и сорвалась на бег, за пару секунд преодолев расстояние, отделяющее девушку от выхода. Определить, чем же столь настораживал этот обычный на первый взгляд коридор, ей не удалось. Пожалуй, что-то такое было в самом воздухе, окружавшем Клодию, в гнетущей атмосфере, в звенящей, словно струна, и доводящей до безумия зловещей тишине... Впрочем, все это могло оказаться всего лишь игрой распыленного воображения. Или паранойей, порожденной стрессом после произошедших на корабле чудовищных трагических событий, свидетелем и непосредственным участником которой довелось стать бедной девушке.
Стараясь отогнать неприятные мысли и предчувствуя близившееся спасение, Клодия навалилась на дверь, и, та, неохотно поддавшись, открыла ей путь вперед. Перешагнув порог, Клодия собралась было облегченно вздохнуть и начать обдумывать дальнейшие планы своего спасения, но тут она вперилась взглядом в открывшееся перед ней пространство и в ужасе замерла. Картина, открывшаяся юной скрипачке, заставляла сомневаться в том, что она находиться в здравом рассудке...
Впереди был...коридор. Тот самый, из которого она вырвалась мгновение назад. Точнее, думала, что вырвалась. Где-то за поворотом сейчас должна была находиться дверь наружу. Та самая, войдя в которую она оказалась здесь. Рядом находились еще несколько дверей, ведущих в другие каюты. Дверей, которые она уже видела. А справа по-прежнему бушевало пламя, подступая к приоткрытой чуть сильнее, чем в прошлый раз, двери, из-за которой изливалось приковывающее взгляд чудесное золотистое свечение. Странно, но казалось, будто с того времени, как Клодия была здесь в последний раз, огонь ни на сантиметр не продвинулся дальше, несмотря на то, что к этому времени должен был бы уже поглотить весь коридор.
Неожиданный звук из-за спины заставил ошеломленную девушку резко вздрогнуть, и, отскочив, обернуться назад. Она не сразу поняла, что грохот был не чем иным, как шумом захлопнувшейся за ней обитой сталью двери, из которой она вышла. Двери одной из кают, которая находилась рядом с источавшей аномальное свечение комнатой. Такой же , как и все остальные...

Клодию трясло от злости. На её лице появился гневный ведьминский оскал, и девушка, яростно сверкнув глазами, с ненавистью взглянула на сочащееся из-под двери свечение, словно бы этим ледяным взглядом могла погасить и его, и, вдобавок, пляшущее в противоположном конце коридора пламя. Она стиснула руки в кулаки и с вызовом воскликнула:
- Что ты такое и чем себя мнишь, если смеешь мне указывать?!

То, что противостояли ей древние и могущественные силы, юную Моне сейчас совершенно не заботило - бушевавший в крови гнев начисто лишил её способности бояться.
- Хочешь заполучить меня? Хочешь, чтобы я подошла к этой двери и открыла её? Хочешь, чтобы я переступитла порог и оказалась внутри неё? - Клодия издевательски улыбнулась. - Но не всем желаниям суждено сбыться. Выбор есть всегда, и я выбираю!

С надменным, дерзким выражением лица скрипачка пошла прямо по коридору - навстречу потрескивавшему огню.

17 октября 1922 г.
23:36

Языки пламени жадно лизали алое полотно обуглившегося по бокам ковра, по которому в приступе дерзновенной храбрости или безумия шагала навстречу ярко полыхающему огню юная девушка, пережившая за одну ночь столь много тягостных потрясений. Присмотревшись чуть внимательней, Клодия с недоумением заметила, что вопреки всем законам физики алая линия не продвигалась дальше, но будто бы остановилась чуть поодаль от загадочной приоткрытой двери, откуда по-прежнему лился ровный желтоватый свет, об источнике которого можно было только догадываться. Связано ли это явление или нет с таинственной комнатой, девушка не знала, но в купе с этими странностями загадочные и зловещие события, творящиеся на этом богом забытом корабле, производили весьма гнетущее впечатление.
Сплошная стена пламени подступала все ближе, и юная скрипачка ощущала удушающий жар, исходящий от огненной ловушки. Он касался ее бледного лица и дрожащих плеч, окутывал вспотевшие от тепла ладони. Дальше идти было невозможно - бросаться в огонь было бы чистым безумием, а перспектива сгореть заживо отнюдь не казалась привлекательной. Оставалось только отпрянуть от полыхающей преграды - от невыносимого жара начали слезиться глаза. Но за мгновение до того, как девушка отошла от огня, ей показалось, что она увидела сквозь алую стену пламени уходящий вдаль неохваченный огнем коридор, и запертую клепаную дверь каюты в конце коридора.
Возникший за спиной странный шум заставил девушку прервать свои тревожные размышления и оглянуться. Дверь в загадочную источающую свет комнату по-прежнему была приоткрыта, но теперь оттуда, казалось, исходил какой-то звук или звуки на грани слуха. Разобрать, что это за шум, скрипачка не смогла - звук был настолько тихим, что с того места, где стояла девушка, понять его природу можно было, возможно, лишь хорошенько прислушавшись, или подойдя ближе к двери. К тому же, не было никакой уверенности в том, что это не очередная галлюцинация. Похолодев, Клодия с ужасом подумала - что если она медленно сходит с ума?

- Или вперёд, или... - девушка прислушивалась. Никакого желания заглядывать внутрь комнаты, скрывавшейся за злополучной дверью, у неё не было. - Но ведь любая смерть лучше безумия, правда? И уж точно лучше, чем позволить собой управлять...
Клодия отошла к двери и побежала вперёд. Оттолкнувшись ногами, она в изящном прыжке понеслась сквозь стену огня. Может, ей всё-таки не показалось, и дальше коридор действительно не охвачен пламенем...

17 октября 1922 г.
23:36


Преисполнившись безумной отваги, которая посещает человека лишь в самые тяжелые моменты беспросветного отчаяния, и не желая покорятся пленительной мелодии и золотистому свету, зовущим ее из-за соседней двери, Клодия исступленно бросилась сквозь ослепительно полыхающую стену алого пламени. Лелея в объятой трепетом душе лишь единственную призрачную надежду на то, что ее видения и предчувствия окажутся верны, и за огненной стеной действительно находится не тронутый пламенем коридор, она издала полный боли и отчаяния безмолвный крик, почувствовав, как огонь моментально охватывает ее тело, обжигает бледную нежную кожу, испаряет с опаленных щек хрустальные бусины слез. Она ощутила, как безжалостное пламя пожирает ее, снаружи и изнутри, как горят на голове волосы и слепнут от нестерпимой боли и жара расширенные от изумления и шока глаза. Спустя мгновение чувства покинули метущуюся в агонии несчастную девушку, оставив лишь растущую, выжигающую последние остатки цепляющейся за горящее тело жизни боль. И где-то в глубинах разрушенного сознания черной кометой пролетела одинокая, уже не вызывающая ни ужаса, ни разочарования, мысль, что она ошиблась. Что никакого коридора не было, а есть лишь бесконечный поток постепенно пожирающего корабль пламени. И сейчас она сгорит заживо. И ее тело станет всего лишь пылью, кучкой черного пепла, что канет в вечное небытие вместе с этим обреченным лайнером. Она просто ошиблась...
Спустя несколько секунд, показавшимися девушке бесконечностью, Клодия открыла глаза. Она лежала на холодном полу уходящего вдаль коридора, по-прежнему живая. Сзади, за дрожащей спиной постепенно приходящей в себя скрипачки полыхала сплошная стена жуткого алого пламени. Увидев ее, Клодию сковал спазм беспредельного ужаса, подаренный обессиленному телу недавними кошмарными воспоминаниями. В панике бросив беглый взгляд на свои руки, ощупав ноги и бледное от страха лицо, она в изумлении застыла на месте, не в состоянии осознать либо дать какие либо объяснения произошедшему с ней. Она была жива. И абсолютно невредима...
Находясь в смятенном состоянии сознания, сидящая на полу девушка не сразу заметила, как в дальнем конце лежащего перед ней коридора, у нечетко вырисовывающейся двери самой далекой каюты, на холодном полу что-то тускло блестит, отражая свет полыхающего сзади огня. Казалось, блеск этот медленно крался вперед, становясь чуть ближе, и лишь когда глаза скрипачки заметили мерцающее впереди текучее пятно, к девушке постепенно начало возвращаться сознание.