И там мы будем пребывать вечно. (Call of Cthulhu) | ходы игроков | Аркхэм

(Cупругам де Блуа)

г. Аркхэм, шт. Массачусетс
18 октября 1922 г.
9:00



Утро воскресного дня выдалось пасмурным. Погода начала портится еще в субботу вечером, когда тяжелые никелевые тучи плотной серой пеленой заволокли хмурое небо. Всю ночь темное пространство за занавешенными окнами разрывали всполохи молний, и тяжелым эхом разносились над мучимым бессонницей городом удары грома, словно отзвуки барабанов в глубине подземных каверн, под звуки которых кружаться в вечной безумной пляске хтонические боги. К утру ярость стихии стихла, но косой ливень по-прежнему продолжал окутывать белесым занавесом пустынные улицы.
Старый город еще на пробудился ото сна, и лишь доносящийся из какого-то открытого окна тенор Карузо, да несколько спешащих по своим делам прохожих напоминали о наступлении утра. В это время на площади Нортсайда, под навесом старой аптеки Хэммонда, стояли высокий черноволосый человек и молодая девушка, держащая в руках маленькую черную сумочку. Тут же, рядом с ними, ютился их скромный багаж, состоящий из пары чемоданов, и лежащего на них черного футляра, вероятно, для скрипки. Нежные взгляды и обручальные кольца на безымянных пальцах вполне выразительно говорили о том, что это парочка - молодожены. С усилием оторвав взгляд от своей юной супруги, брюнет, которого звали Вильгефорц ,и который, судя по чертам лица и некоторым косвенным признакам , очевидно, был французского происхождения, перевел взгляд на темнеющие на горизонте крыши теряющихся за дождливой пеленой старых аркхэмских домов, пробуждающих где-то в глубине странную необъяснимую тоску и тревогу. И вдруг, сам не зная, почему, припомнил
вчерашний разговор с кассиром бакалейной лавки, что находилась недалеко от мотеля, где они с женой остановились. Речь тогда зашла о цели их маленького путешествия, небольшом портовом городке Инсмуте, где Вильгефорц надеялся найти для своей невесты нечто совершенно особенное.
Кассир, лысеющий человек в летах, прищурил глаза, и как-то с недоверием посмотрел тогда на Вильгефорца. "Хммм. Инсмут, говорите. Ну да, я знаю, как добраться до Инсмута. Да только я вам, мистер, не советовал бы туда соваться. Гнилое это место, и люди там гнилые. Держаться обособленно и чужаков не любят. Вы бы поспрашивали людей, они много чего могли бы вам порассказать про этот Инсмут. Какие-только байки про него не ходят, одна чуднее другой. Они, то бишь инсмутцы, и выглядят-то чудно, не по-человечески. Лысеют рано, лоб у них вытянутый, и глаза выпученные, да так, что иногда диву даешься, как некоторые их закрывают. И кожа почти у всех шелушится, как при какой- нибудь кожной болезни. Да говорят, что у них там и вправду была какая-то эпидемия, от которой половина их населения перемерла. Вот ведь пакость. Да и живут-то там сейчас одни тунеядцы, никакой пользы от них. Молодняк еще бывает, ездеет сюда, в Аркхэм, или в Ньюберипорт. Я сам нескольких обслуживал. А вот стариков вообще не видел никто, видно они становятся больно уродливы, и их прячут и не показывают на людях. Даа... В общем гадкий это городишко и странные дела там творяться. Ни за что не поехал бы туда ни днем, ни уж тем более ночью. Послушайте моего совета,мистер,бросьте вы эту затею. Нет, воля, конечно, ваша. И может, про него и правда плетут небылицы. Но будь я на вашем месте, ноги бы туда не казал. Но если вы еще не передумали, туда ходит автобус. Привозит тех, кто здесь работает, в Аркхэм, и вечером отвозит обратно. Здешний-то люд туда не ездит, только инсмутцы им и пользуются. А водит его Джо Сарджент. Если вдруг увидите его, сразу вспомните, что я тут вам рассказывал. Автобус отходит от площади Нортсайда без десяти девять, и пол девятого вечера. Здесь недалеко, через пару кварталов. Но я вам говорил, и еще раз повторю, я бы туда ни за что не поехал". Покачав головой в подтверждении своих слов, кассир тогда уселся на свое место, и всем видом дал понять, что сказал все, что хотел.
Прервав воспоминания, Вильгефорц посмотрел на часы. Автобус явно запаздывал. А дождь все не прекращался. Наконец, где-то за пределами видимости возник какой-то шум, отдаленно напоминающий звуки старого мотора. Шум все нарастал, до той поры, пока из-за поворота не показался старенький грязный автобус. Странно было то, как эта развалюха не разваливается на части прямо во время езды. Ошибиться было невозможно - это был инсмутский автобус. В подтверждение догадки супругов, на боку автобуса, полуоблезлая и сплошь заляпанная грязью, обнаружилась выцветшая надпись "Аркхэм - Инсмут - Ньюберипорт".Со страшным скрипом автобус остановился недалеко от аптеки, где стояли Вильгефорц и Элеонора де Блуа, и из него спешно вышли несколько человек, все неопрятные молодые мужчины немного отталкивающей внешности, которые быстро разошлись, поглубже надвинув на голову мятые шляпы. Следом за ними показался шофер, видимо тот самый Джо Сарджент, который обошел автобус кругом и остановился у левого переднего колеса, пару раз ткнув его ногой, а затем угрюмо поплелся обратно. При одном только взгляде на него наблюдателя неизменно охватывала волна отвращения, и при этом природу возникновения этого ощущения было довольно сложно объяснить. На вид это был худощавый сутулый мужчина, футов шесть ростом, в потертом синем костюме и выцветшей шапочке для гольфа. Его туповатое лицо имело какое-то странное отсутствующее выражение, отчего он вызывал еще большее отторжение. Голова шофера была сильно вытянута, нос приплюснут, а уши настолько малы, что выглядели недоразвитыми. Кожа была бугристой и шелушилась, на шее свисал ряд складок, а на голове и лице почти отсутствовали волосы. Но самым удивительным были его водянистые глаза. Они были настолько выпучены, что почти невозможно было представить, как он вообще способен их закрывать. Еще раз взглянув через плечо на колесо, он медленно забрался в кабину, и завел мотор. Желающих воспользоваться услугами инсмутского шофера не наблюдалось, но дверь пока оставалась открытой...

Лионор не нравилось это место, унылая свинцовая серость, убогость строений, грязные узкие улицы. Особенно жалким оно казалось после великолепия Ниццы - такой грандиозно яркой, шумной и многолюдной. Этот затерянный в глубине страны городишко казался смешной пародией на место, где нормально могут жить люди. Ей явно не нравилось здесь, но сказать об этом в открытую Вильгефорцу - означало сорвать предполагаемый сюрприз и расстроить его, а Лионор не хотела. Больше всего на свете она ценила их отношения и его как возлюбленного и как человека. И если уж он решил её туда везти, зная что она не любит такие места, значит у него достаточно причин на это. Возможно стоит посмотреть на это с другой стороны? Эта мрачная погода позволит никуда не выходить из гостиницы, а значит не видеть этой мрачности и разрухи, ну и соответственно больше времени уделять друг другу. От таких мыслей на её личике заиграла улыбка, отозвавшаяся симпатичными ямочками на щеках. Теперь ситуация уже не казалась ей столь отталкивающей и ужасной.
Элеонора спрятала улыбку и посмотрела на мужа уже по другому - ласково и тепло, с оттенком той особенной, неуловимой нежности, присущей только ей. Она ожидала его решения.

- Право, я даже не полагал такой... - Вильгефорц осёкся, видимо подбирая подходящие слова для описания Инсмута, - мерзости. Мы туда ненадолго, дорогая. Всего на один денёк, - быстро договорил он, одарив Лионор тёплым взглядом, - туда и обратно.
Когда Вильгефорц выслушивал слова кассира, его решимость ехать в город весьма быстро таяла. Больше всего он не хотел посещать с супругой такое дрянное местечко, больше всего он не хотел туда ехать после Ницце, после медового месяца, но однажды принятое им решение изменить было трудно. Практически невозможно. Только здесь он нашёл то нечто особенное, что послужит любимой Лионор подарком. И он твёрдо сказал себе, что его задумки исполнятся. "Чего не сделаешь для любимой женщины?" Перебрав в голове несколько вариантов, одним из которых была затея съездить в одиночку, он всё же решил оставить всё как есть.
- Пожалуй, пора, дорогая, - сказал музыкант, ещё раз любуясь её лицом, симпатичными ямочками на щеках, зелёными глазами, а уже затем обернулся к Сардженту,- два билета до Инсмута.
Расплатившись с водителем, Вильгефорц помог супруге забраться в автобус, а затем, захватив вещи, сел подле неё, оставив ей решение выбирать место в этом транспорте.

18 октября 1922 г.
9:05


Когда пара странствующих супругов вошла в автобус, втаскивая и нагружая на пустующие кривые деревянные лавки, служащие в этом своеобразном автобусе местами для пассажиров, свой багаж, они оба мимоходом заметили, как уродливый шофер с большим любопытством посмотрел на них через плечо своими немигающими выпученными глазами. Безмолвно взяв деньги и сдав восемьдесят центов сдачи, он тут же отвернулся и перестал обращать на вошедших какое-либо внимание, как будто бы их здесь и не было вовсе. В автобусе, кроме них, действительно никого не было, поэтому они смогли относительно удобно расположиться, если это слово вообще было уместно в данном случае. Грязные обшарпанные сидения не вызывали большого желания оставаться на них слишком долго. С крыши, которая должна была защищать пассажиров от дождя, падали крупные капли, с характерным звуком хлюпая об грязный, заляпанный какой-то бурой глиной, пол. А на давно проржавевших стальных поручнях, когда-то сверкающих новизной, а теперь приобретших грязный бурый оттенок, были видны странные отметины, как будто бы их рубили топором. Но самая отвратительная особенность заключалась в том, что весь автобус, испускал такое же зловоние, которое исходило от Сарджента, или, как бы выразился кассир, с которым беседовал Вильгефорц, "типично инсмутский запах". Этот запах, представляющий собой не что иное, как застарелую вонь тухлой рыбы, был настолько силен, что от него кружилась голова.
Тем временем автобус тронулся с места и начал постепенно набирать ход, оставив позади старую городскую площадь и древние крыши обветшавших Аркхемских домов времен первых поселенцев, устремившись вперед, прочь из города...

Элеоноре было плохо, настолько плохо, что ей казалось будто бы она сейчас умрёт. Её всегда укачивало в машинах и автобусах, а этот отвратительный запах и постоянная тряска совсем её доканывали. Сейчас ей больше всего на свете хотелось открыть глаза и оказаться дома, чтобы всё это оказалось просто страшным сном, чтобы встав с постели и открыв окно можно было ощутить свежий ветер или запах цветов. Чтобы как в детстве часами бегать по лесам и болотам, кгде воздух напоен ароматами дягиля и красноцвета, где небо это безукоризненная лазурная чаша, опрокинутая над лугами и лесами...
Девушка положила голову ему на плечо и, прикрыв глаза, постаралсь подавить приступ жалости к себе. Оказывается что очень трудно в таком месте думать о хорошем, но если эта серость и тоска её одолеет - начнутся приступы мигрени и тогда уже никакой сюрприз будет не в радость. Хотя, если быть честной с самой собой, вся эта обстановка подавляла её чувствительную творческую натуру, угнетала и отбивала желание петь. А когда не было желания петь Лионор скучала и была непривычно молчалива.
Так, погружённая в невесёлые думы, напуганная этим странным водителем, подавленная погодой и общей гнетущей атмосферой, эта хрупкая пташка уснула, прижимаясь к плечу любимого мужчины.

Войдя в автобус, и расположившись вместе с супругой на одном из сидений, Вильгефорц пропустил Лионор ближе к окну, надеясь, что в этом ужасно-тошнотворном запахе, будет хоть малая, но струйка свежего воздуха. То, что будет весьма скверно, он узнал давно, ещё со слов кассира, но что всё выйдет настолько мерзко, даже не подозревал. Ему было плохо, но не от запаха, которым прогнил весь автобус, не от его укачиваний, и вида самого водителя, а от того, что он втянул в это всё свою супругу, от того, что он винил себя во всех этих причинённых ей неудобствах, если слово неудобство вообще подходит к творящемуся вокруг.
На краткий момент была даже мысль остановить автобус, прекратив тем самым всё, во что он втягивал Лионор и себя, но поставленная цель, подарок, сюрприз ради любимой были приоритетной задачей. А сейчас, он мог только ехать и обещать себе, что это ненадолго, что по прибытии в город это всё прекратится, и если здесь он не мог контролировать события и многочисленные негативные эффекты, то там возьмёт всё под свой контроль, оградив супругу от всего, от всех неудобств.
Когда Лионор положила голову ему на плечо, он только и смог произнести: "Это всё ненадолго, дорогая", провести рукой по её тёмным волосам, лаская, успокаивая, пригревая...

18 октября 1922 г.
9:25

Ливень все не прекращался, и в автобусе, увозящем прижавшихся друг к другу супругов все дальше и дальше от Аркхэма, было темно, словно на улице уже сгустились вечерние сумерки. Окна были заляпаны грязью и разводами, и разглядеть в них что-либо представлялось невыполнимой задачей. Поэтому где они едут в данный момент, Вильгефорц не знал, но по его расчетам, они находились в дороге не меньше двадцати минут. Изредка за окном мелькали темные силуэты пролетающих мимо скал, а автобус то и дело трясло, да так, что лежащий на ближайшем чемодане футляр со скрипкой порой подпрыгивал на несколько сантиметров. Просто чудо, как такая тряска не разбудила Лионор, которая по прежнему мирно дремала, но на лицее ее то и дело возникало тревожное выражение.
Под ногами у Вильгефорца уже успела образоваться небольшая лужица, которая продолжала увеличиваться по мере того, как капли дождя из трещин в потолке все чаще и чаще хлюпали об отсыревший пол. Меж тем, отвратительный запах тухлой рыбы, к которому, впрочем, носы супругов уже постепенно стали привыкать, начал постепенно усиливаться, но к нему в скором времени добавился и другой, солоноватый запах моря. Автобус продолжал петлять, но вскоре немного сбавил ход и пошел ровнее. Одновременно с этим ощущение близости моря прямо таки накрыло Вильгефорца, и он понял, что они наконец приближаются к конечной цели их маленького путешествия. Они прибыли в Инсмут.