[Для новичков] Забытая история Золотого озера | ходы игроков | Точка отправления

  Яков почувствовал страх, который подобрался к его горлу вместе с рукой побеспокоенной от смерти женщиной. Он даже замер на секунду и занёс свой посох для удара, вот только не нашёл в себе сил оттолкнуть её — что-то остановило его. Но появился бес и это выиграло для монаха нужные секунды. Он злостно посмотрел на лицо адового отродья, пока тот не исчез из виду, развернулся и со всех ног бросился к дверям часовни. По дороге он мысленно проклинал себя и беса, и сам не мог понять кого конкретно. Плачивый не понимал действий этого создания, оттого скрипел зубами и жадно хапал воздух ноздрями, чтобы не разразиться скверными словами, что накопились на его языке.
  Только он оказался за дверями часовни, только он запер их на засов, с плеч будто камень свалился. Мгновенье. Он пришёл в себя и хотел было прочесть молитву, но времени не было. Яков схватился за посох двумя руками и выставил один конец перед собой.

  — Есть тут кто? —Вскрикнул громко и начал осматривать здание.

Баффун облегчённо вздохнул. Его подопечный был в безопасности, хотя жаль, что это была часовня, а не кабак. Но какой кабак ты найдешь на кладбище?
Поэтому задача была выполнена на твердую троечку. Яков был в безопасности, но бес так же не мог вновь к нему прорваться, и начать зудеть на ухо различные искушения. А да ладно, всего вечность живем, потом ещё нас благодарить будет.

Примерно так чертёнок и думал, оказавшись в самой середине войск немёртвых. Оставаться в истинном облике было слишком опасно, поэтому он обратился в крупную крысу с горящими глазами, и принялся кусать мертвецов за лодыжки, чтобы те только ползать и сумели.

Торин Оукенхед
Теперь готовый к возможному нападению из-под земли, Торин предусмотрительно поднялся на лежащий на земле, покрытый зеленым мхом надгробный камень. Двое из подходивших мертвецов на сей раз оказались вооружены. Два похожих друг на друга парня, крепко сжимали в костлявых руках мечи. Удары обоих Торин успешно отразил широким ударом щита, а затем буквально разнес эту пару на куски мощным ударом секиры. Под раздачу попали еще двое бредущих мертвецов, безуспешно вращавших огрызками отрезанных Адрианом рук.

Ланзо
Никакие заговоры не смогли вновь поднять бывшего охранника герцога. Тело осталось мертвым и недвижимым.

Сир Адриан
Сир Адриан направил коня к троице, что пыталась поймать Якова. Цепкая женщина схватила скачущего рыцаря за ногу и сдернула с коня. От удара из Адриана вышибло дух, но собравшись, он поднялся на ноги и несколькими точными ударами посшибал головы с трех монстров.

Яков Плачивый
Часовня оказалась пуста. Никаких монстров здесь не было. Впрочем и склепа тоже. Похоже часовенка использовалась исключительно в молельных целях. У стены Яков увидел чашу наполненную водой, на дне чана поблескивало золотое распятье размером с ладонь. Потрепанная библия обнаруженная тут же, была открыта в середине.

Баффун
Способ обезвреживания, придуманный Баффуном оказался весьма эффективным. Четверых мертвецов удалось повалить на землю. Быстрые и острые зубы не давали нежити ни единого шанса. Перегрызая мертвые шеи и лишая головы, бес значительно уменьшил численность противника.

Последних мертвецов разрубил мечом влетевший на кладбище всадник в черном латном доспехе, за ним по пятам следовал Бертольд на коне Сира Адриана.
Когда последний мертвец был повержен, всадник осмотрелся не опуская меча. Охотник спешился и рукой указал на уставших, забрызганных кровью и ошметками, путешественников.
- Это тот отряд, Ваша Светлость.
Воин в доспехах стянул шлем с головы и внимательно всмотрелся в лица присутствующих, переводя взгляд с одного на другого. Герцог оказался худощавым брюнетом около сорока. Неухоженная бородка и усталость на лице выдавали долгое внутреннее беспокойство.



Обратившись к отряду, Бертольд произнес:
- Представляю вам Его Светлость - Вильгельм Боссе, двенадцатый герцог Рофтмор...

- Довольно церемоний, - коротко отрезал Боссе, - Элиза в опасности. Следуйте за мной.
Без дальнейших разговоров герцог надел на голову шлем и направил животное в сторону сада.
Бертольд с благодарностью вернул коня Сиру Адриану.
Затем обратившись к Вельжифу, охотник ответил:
- Следы я нашел на завтра. Они идут от ее покоев. И ... это крошки. Золотые крошки. Я прошел по ним до густого леса. Дальше один сунуться не посмел. Если поспешим - следы не растащат люди и зверье.
Прислушавшись к происходящему снаружи, Яков понял что бой окончен, снаружи безопасно.

Сир Адриан прежде всего, когда звуки боя стали утихать, огляделся по сторонам в поисках своего скакуна - найдя же, успокоил славное животное, не его вина была, что рыцарь свалился из седла. Достав из сумки маленькое яблоко, сунул в зубы коню, давая схрумкать угощение. После он похромал к часовне, собираясь проверить, жив ли Яков, но не успел удостовериться в здоровье монаха - раздался звук копыт, и показалась кавалькада всадников во главе с герцогом.

Адриан почтительно склонил голову и приложил руку к груди: - Для меня большая часть, Ваша Светлость... Затем он замолчал, услышав слова герцога Боссе. Коротко кивнул Бертольду и забрался на коня, ведя дальше боевого скакуна в поводу.

  Труп всё же оказался непригоден. Жалкие марионетки. К сожалению, пока Ланзо реанимировал тело громилы, с оставшейся нежитью уже разобрались. Часть веселья прошла мимо... Ланзо и не думал приводить себя в порядок – после сегодняшнего побоища его броня и меч станут ещё грязнее из-за новых пятен крови, которые скоро засохнут. Для мертвяка это и был порядок, а также буквально несмываемая память о боях, в которых он когда-либо принимал участие. Шатаясь и ковыляя вслед за группой, Ланзо высказал герцогу свои мысли:
— Мёртвые... Беспокойны... Дурной... Знак...

  Яков переспросил ещё раз — на всякий случай. Но как и в первый — никто не отозвался на его голос. Часовня была пустая. Точнее, в ней не было никаких тел, кроме его собственно, но также отчётливо, как и всю свою новую жизнь, он ощущал здесь присутствие Бога. Монах выглянул и увидел всадника в чёрных доспехах, который помог его компаньонам упокоить нежить, и решил, что он может провести время с пользой и в этой часовне.
  Когда сир Адриан вошёл в часовню, то увидел Плачивого, который стоял на коленях возле огромной чаши с водой и держал во влажных от этой же воды руках большое распятие из золота. Он читал молитвы монотонно, как мантру, повторял их многократно, пока не ощутил за собой рыцаря. Тогда, закончив, он поднялся и указал ладонью на чашу. Распятье держал в другой ладони.

  — Се есьм, раб Адриан, освящена вода Божия. Чудотворна, яко чудотворен был Иисус. Могу воззвать к милости господней, чтобы окропить клинок иль кольчугу твою, и да прибудет с тобой Его Любовь и Забота. Виделось мне, яко спешил ты на помощь мне, хоть не считаю себя достойным внимания сего. Позволишь Чуду Господнему осуществится? — Он попытался говорить попроще. Он действительно был признателен рыцарю. И хотя Яков видел, что немалую, а может даже и основную работу сделал бес — что-то глубоко внутри, за колючей власяницей и за большим сердцем монаха не позволяло ему поблагодарить адово отродье. И хуже всего было то, что из-за этого нежелания он чувствовал упрёк в горле и в голове, совесть гложила, заступалась за адову тварь. Это было непонятным Плачивому и как и прежде — он трусливо избегал оного.

Виделось мне, яко спешил ты на помощь мне, хоть не считаю себя достойным внимания сего. Позволишь Чуду Господнему осуществится? — Он попытался говорить попроще. Он действительно был признателен рыцарю.

- Воистину, это будет честью и даром Божьим для меня, святой человек, - согласился Адриан, когда до него дошел весь благочестивый смысл витиеватых фраз монаха.

  — Ты спрашивал меня, рыцарь Адриан, яко умер человек иль всяка твар земная, кто властью владеет нарушать заслуженный покой телесный? И я сказал тогда тебе, и скажу сейчас иначе — на всё Воля Божья , токмо милостив Господь не порушит сон до Страшного Суда. Позволь окропить твой клинок, чтобы дарил ты однажды умершим — заслуженный покой от магии чёрной, диавольской. — Монах протянул руки и взял клинок рыцаря. Он положил волнистый фламберг на чашу и с распятием в руках начал читать молитвы, втирая левой рукой святую воду в лезвие и гарду клинка, каждое такое своё движения сопровождая перекрёстыванием. — Созда́телю и Соде́телю челове́ческаго ро́да, Да́телю благода́ти духо́вныя, Пода́телю ве́чнаго спасе́ния, Са́м, Го́споди, посли́ с вы́шним благослове́нием на ве́щь сию́, я́ко да вооруже́на си́лою небе́снаго заступле́ния хотя́щим ю́ употребля́ти, помо́щна бу́дет к теле́сному спасе́нию и заступле́нию и по́мощи. Я́ко твое́ е́сть Ца́рство, и си́ла, и сла́ва, наве́ки-ве́чные. Аминь. — Сказал напоследок. Перекрестился напоследок. И привстал с колен. Поднял клинок и передал его обратно рыцарю. — Вытри его и отблагодари Господа Нашего. Сие оружие несёт смерть, но Всевышний решил сделать его более эффективным в твоих руках, уж не знаю, испытание ли это твоё, либо сражаешь ты живых и мёртвых с чистым и благородным сердцем. Но пускай твои думы не опускаются с Града Небесного, когда лезвие срежет очередную голову, наполненную магией чёрной. — Его речь под конец стала медленной и уставшей. Ритуал всегда утомлял, хоть, казалось, негде было утомляться. Но Яков не подал виду, поднялся и, трижды перекрестившись, вышел на улицу. Распятье он оставил себе, как и Бибилию, ибо нечего святыням делать в окружении чёрной магии.

- Благодарю, отче, - прижал руку к груди Адриан, выказывая благодарность священнику. После чего подстегнул коня и нагнал герцога, делая ехать подле него. Рукоять святого меча он бережно сжимал в руке.

- Пошли уже по следам, - сказал Торин, который жаждал драки. - Найдем плохого парня, вышибем ему мозги, вернем домой девчонку и у нас останется время на пиво и жаркое.

  Группу догнал дворф и Ланзо переключил своё внимание с герцога на него. Бородатый воин казался ему единственным достаточно весёлым попутчиком. А лучшим весельем для Ланзо была хорошая и долгая драка, как можно более кровавая и разрушительная, причём вне зависимости от того, на чьей стороне потери будут бо́льшими – союзников или противников.
— Вышибем... Всё... И всех... Кто... На пути... - поддержал Ланзо.

  Яков шёл спешно, одним из первых. Но когда их догнал Торин и Ланзо, монах замедлил шаг, чтобы со временем сравняться с ними. Он не жаждал общения, но все равно решил поговорить с ними. Что-то тревожило его в каждом из этих двоих, и опыт монаха подсказывал, что он должен сделать это. Он решил подойти к дварфу первым. Его речи невозможно было не услышать.
  — Скажи мне, Торином именуемый, каково чувство наполняет сердце твоё, когда дланями своими жизнь обрываешь чужую?

— Мёртвые... Беспокойны... Дурной... Знак...
– Уж кто бы говорил – произнесла необычно крупная крыса, перед тем как укрыться за широким могильным постаментом. Там она быстро превратилась в бесёнка, и тот в свою очередь стал невидимым. Искушать людей - это конечно здорово, но лучше бы искушать их не своим убийством.

А пока монаха не было, и основная задача беса отсиживалась в часовне, то и делать тому было особо нечего.

- Вышибем, или вы...бем, - сказал Торин в ответ, - как нам больше понравится.

  Яков знал когда нужно настаивать, а когда стоит обождать. Он любил подобный подход сравнивать с течением реки. Мягкая и гибкая вода стачивает камни, но для этого ей нужно время. Терпению Плачивый научился. Он улыбнулся дварфу, поклонился ему и взглянул на странного рыцаря, идущего неподалёку. Он успел увидеть краем глаз какие-то странные действия, что совершал рыцарь на поле боя, но из-за трудного положения не придал этому должного значения. Сейчас решил придать.
  — У тебе тяжёлая речь, рыцарь Ланзо. Не ранен ли ты? Иль быть может это рана, которую неспособен зашить лекарь толковый? Я видел лишь отчасти твой странный ритуал, но Всевидящий увидел всё, поэтому не скрывай от его верного раба — что делал ты на поле боя? И кто есть ты?

  На монаха Ланзо доселе внимания не обращал, но теперь, когда тот сам окликнул его, воин остановился, обернулся и принялся своими кошачьими глазами изучать лицо Якова. Что-то неуловимо знакомое было в чертах этого лица. Чертах... Две фигуры поровнялись, но никто не выглядел выше или крупнее – монах, даже не имея брони, обладал массивным телосложением. Яков, в свою очередь, мог наблюдать нечеловеческие глаза через прорези в шлеме собеседника, а в нос ему ударил резкий запах, когда Ланзо начал говорить:
— На поле... Боя... Я... Убивал... - чёрный рыцарь сделал необычно долгую паузу, а его кошачьи глаза игриво сощурились, как у настоящей кошки. Затем он продолжил: - Как... Когда-то... И ты...

  Ответ заставил Якова нервно напрячь мышцы лица. Он сжал губы, раздул ноздри и напряг лоб. Говорит ли это рыцарь? Или быть может это бес обернулся им, или как-то иначе играет с монахом в злые шутки? Мысленно Плачивый обратился к Богу за помощью, и короткая молитва принесла ему нужное облегчение. Он вытолкнул из себя гнев вместе с воздухом из лёгких.

  — Верно, был я солдатом, но отрёкся от убийств. Яко Господь захочет, то будет судити мя за это. — Он взглянул за прорези шлема и попытался определить, что это могут быть за глаза. К тому же запах был не самый добрый. Но Яков был не из тех, кто делает поспешные умозаключения. — Ответь же на мои вопросы...

  Плечи воина внезапно начали ходить вверх и вниз, голова отклонилась назад, а сопровождалось это всё утробным, прерывающимся звуком. Кого-то могла напугать такая реакция, но Ланзо всего лишь хохотал. Искренне и громко. Не смеялся он ровно с тех пор, когда перестал быть живым, потому что ничто не может рассмешить холодный труп. Но эта ситуация – смогла. Если бы кто-то сейчас знал, что только что осознал Ланзо, то он бы вовсе не смеялся, а сочувствовал чёрному рыцарю. Но извращённое чувство юмора мертвяка воспринимало всё совсем по-другому.
  Хохот прекратился, голова вернулась на место, а взгляд Ланзо вновь уставился на Якова. Странные глаза чёрного рыцаря блеснули, а сам воин приблизился к монаху совсем плотно. Так плотно, что Яков уже мог разглядеть нечистые глаза собеседника в мельчайших деталях. От осмотра монаха отвлёк шёпот Ланзо.

  Хохот рыцаря заставлял Якова сцеплять зубы и хмурить кустистые брови. Но его слова, его тихая и злобная речь окончательно вывела Плачивого из равновесия.
  — Ложь! Да как смеешь ты! — Он перехватил свой посох второй рукой. — Раскайся в своей клевете! — Занёс его над головой рыцаря угрожающе. Самое ужасное было то, что он не помнил Ланзо.

  От реакции Якова Ланзо лишь хохотнул по-своему ещё раз. Конечно, монах не помнит каждую свою жертву в лицо, поэтому не было смысла даже снимать шлем. Но зато Ланзо прекрасно запомнил это лицо, ведь оно было первым и последним. В ответ на занесённый посох Ланзо лишь раскинул руки в стороны и занёс голову, словно какой-то великомученик.
— Я не... Чувствую... Боли... С тех... Пор... Бей... Если тогда... Тебе... Было... Мало...

  Он так и замер с посохом над головой. Раздираемый мыслями. Раздираемый болью. Глаза устремились к Небу и он опустил своё негрозное оружие на землю. Не помнил и не хотел помнить. Он много убивал, потому что был солдатом. Но это и удивило его. Значит, перед ним находился один из тех, кто, подобно сражённой нежити, восстал из мёртвых. Сейчас монах знал и мог знать только это.
  — Смотри и внимай. Обрящеши то на стоянии ножнам. Егда имаши молитву свою Богу ваздаяти, тогда найдет ти борба. — Пролепетал быстро про себя, а потом грозно взглянул на Ланзо и, схватившись за кончик своей борьбы, воскликнул громко. — Сними свой шлем, чтобы я убедился в сказанном тобой! — Снова упростил, но уже не из вежливости. — Иначе лжец ты, чёрный язык!

  Снять шлем для Ланзо означало бы только одно – раскрыть себя перед всеми. С другой стороны, монах и чёрный рыцарь несколько отстали от остальных, пока стояли на месте. Но это всё было неважно для мертвяка – нет смысла скрываться, когда на кону стоит веселье. Веселье, выражающееся в том, чтобы явить свой лик Якову уже во второй раз.
  Ланзо вернул разведённые руки и свёл их на своём шлеме. Начал поднимать их, а вместе с ними поднимался и шлем... Почерневшая кожа, отсохший нос, вместо которого зияла дыра, и пара грязных, но светлых прядей волос, торчавших из макушки – лишь жалкие остатки той шевелюры, которая была когда-то. В прошлый раз Ланзо тоже предстал перед Яковом с открытым лицом, ведь на нём был простой кожаный шлем, почти не дающий защиты. Но сам Ланзо уже попросту не помнил этого ополченца с пехотным копьём и простым щитом, которым он и был до смерти.
— Я не... Лжец... - гнилые зубы сделали пару движений, а отсутствие губ не скрывало содержимое рта.

- Эй, придурки, - сказал Торин, обернувшись, - вы оба писаные красавцы. Если отстанете, ждать вас не будем, поэтому займитесь любовью позже, когда дело сделаем.

  Когда рыцарь снял шлем, Яков отступился. Его ноги стали тяжёлыми и начали подкашиваться, и монаху пришлось опереться на посох. Своё оружие он обхватил двумя руками, по-боевому, а устами пролепетал молитву. Но когда внутри монаха должна была разрастись буря гнева, когда он должен был свершить Волю Божью, как он и его товарищи совершали над другими подобными Ланзо — он не чувствовал ничего. Внутри появилась пустота и она заполнила каждый уголок тела Плачивого. Власяница вдруг перестала колоть, и наступило чувство, будто Яков потерял собственное тело.
  Без мыслей и чувств, Яков сполз по посоху вниз и свалился перед Ланзо на колени. Хотел задрать тяжёлую голову к небу, но не нашёл для этого сил — она повалилась на его грудь. На могильной земле появилось несколько капель слёз. Даже когда явился дварф со своей громкой речью — Плачивый не услышал его в своей пустоте. Он точно превратился в камень, если бы дрожь по всему телу не выдавала в нём жизнь. Лишь когда Ланзо покинул его, монах отыскал пару слов.
  — Прости мя Господи и воздаяй за грехи мои!

***

  Спустя ещё некоторое время одиночества, монах поднялся и попытался найти силы, чтобы догнать остальных.

— Ты выиграл... Тот бой... Но... Проиграл... В итоге... Я бессмертен... А ты... Проклят... И жалок...
Мёртвый воин надел свой шлем обратно и развернулся, оставив позади упавшего на колени монаха. Теперь он не замечал его, как и прежде. И Ланзо не интересовало, будет ли Яков догонять группу, или нет. Поспешно ковыляя к недовольному дворфу, он похлопал Торина по плечу, а затем отправился к остальным.

Перебранка Ланзо и Якова осталась незамеченной герцогом, по крайней мере он ничем не выдал своей заинтересованности. Горделиво восседая на окне, он мерно двигался в такт движениям животного. А вот Бертольд с с опаской поглядывал то на одного воина, то на другого. Когда никто не видел, он недовольно качал головой. От этих людей и нелюдей зависела жизнь прекрасной Элизы...

Процессия двигалась по опустевшему саду герцога. Яблони и груши сбросили листья, лишь временами на ветках встречались переспелые плоды, незамеченные садовником. Ровные ряды плодовых деревьев выстраивались в замысловатую фигуру, различимую лишь с высоты птичьего полета. Такое странное решение для посадки стало понятно, когда весь отряд вышел к стенам замка колоссальных размеров. Толстые стены и высокие остроконечные смотровые башни позволяли замку выдерживать осаду небольшого войска. Сад закончился высокой плетеной оградой. Окна одной из жилых башен выходили на раскинувшийся за стенами сад.
Ничего похожего на рвы, путешественники не наблюдали. Похоже хозяин замка уверен в своих силах и крепости стен.

Боссе ни разу не повернувший головы, внезапно придержал коня и спешился. Сделав еще два шага герцог остановился и указал на что-то в стене. Когда остальные подтянулись к этому месту, то увидели дыру в массивной стене, размером в полный человеческий рост, больше напоминавшую тоннель. Края это тоннеля казались оплавленными и покрытыми тонким слоем ... золотой пыли. Черно-золотой след тянулся внутрь. Снаружи след терялся в густой траве.
- Сюда.
Позвал Вильгельм и первым вошел внутрь, двигаясь по следу. Чуть поодаль от наружной стены в стене самого замка зияла такая же дыра. Только эта дыра вела в покои молодой девушки, если судить по обстановке. Вернее по ее остаткам. Розовые газовые занавески оплавлены, нежно кремовый балдахин местами почернел, красивое пышное платье лососевого цвета с оборками по краю подола висит на спинке резного стула нетронуто, словно хозяйка приготовила его и вот-вот оденет. На маленьком столике уютно расставлен расписной сервиз из нескольких голубых чашек. Вот только сейчас эти чашечки покрылись сажей и треснули. Странно браслеты и бусы девушки лежали нетронутыми на прикроватном столике. Хотя в целом создавалось впечатление что в комнате произошел пожар, некоторые вещи заставляли в этом усомниться.

Указав рукой на погром в комнате, герцог едва сдерживая эмоции, сказал:
- Элиза пропала отсюда. Никто не слышал ни единого звука. Этот погром обнаружила ее горничная...

Боссе поднял взгляд на наемников.
- Я нанял вас потому что не хочу огласки. Жители не должны знать что Элизу похитили. Слухи очернят имя моей дочери. Я не могу этого допустить, поэтому готов оплатить сверх обещанного за ваше молчание. Осмотритесь здесь. Если будут вопросы - Марта - горничная Элизы, ответит на них.
Приотворив дверь, в комнату со стороны замка вошла молодая девушка. Она смиренно опустила голову покрытую белым чепцом.

Бертольд остался ждать снаружи. Компанию ему составил Ивар, по его хмурому лицу сложно было понять достал ли он запрошенное нанятыми воинами.

- Простите, сэр, - сказал Торин герцогу, - мою невежливость. Должен ли я обращаться к вам как-то иначе, например, Ваша Светлость? Существуют ли у вас враги, недоброжелатели, те, кто мог бы выиграть от похищения вашей дочери? Быть может, кто-то домогался ее руки и получил отказ?

  Монаху стало легче, но сам он стал заметно молчаливее. Весь путь вслед за Чёрным рыцарем он провёл в рассмотрении Неба. Взор к Богу всё же принёс ему должное умиротворение. Но он должен был многое обдумать. Теперь власяница, из-за пота, который постоянно вырабатывался под столькими слоями одежды, колола ещё сильнее и он принимал каждый такой неприятный укол, пока не пришёл к месту расследования. Там он сконцентрировался на задании.
  Выслушал всё и решил, что отправиться к няне пропавшей девушки, но для начала его интересовала странная пыль на оплавленных стенах. Монах пробормотал молитву против колдовства трижды, перекрестился и направился к ней — изучать эту золотую субстанцию
  — Спаси́, Го́споди, лю́ди Твоя́ и благослови́ достоя́ние Твое́, побе́ды на сопроти́вныя да́руя и Твое́ сохраня́я Кресто́м Твои́м жи́тельство. — Он сначала прижался торцом своего посоха к оплавленной стене, чтобы убедиться, что она уже остыла и субстанция не опасна для посоха. После чего направился пальцами к ней. Монах немного разбирался в алхимии, которую изучали в больших монастырях и университетах, а также немного знался в античных трудах по прикладной магии. Он хотел проверить, не есть ли эта золотая субстанция чем-то знакомым.

Адриан, в свою очередь, сначала зашел в провал в стене и внимательно осмотрел комнату - но правда ничего не трогал: дамские вещи, негоже ему, рыцарю, рыться в них, для того есть служанки. Сначала беглый осмотр. После того, Адриан подозвал Бертольда и покосился на Ивара: - Твой друг достал то, что я просил? Это редкое снадобье... И кроме того, пригласи сюда дворецкого или коменданта стражи лорда - хочу расспросить его тоже.

  Ланзо определённо был дуболомом, а не детективом. Но смертные, как всегда, оказались умны и что-то предприняли. Слон в посудной лавке в лице мертвяка был рад только одному обстоятельству: здесь и без него кто-то причинил немало разрушений. Осталось только понять, кто это был. Для того, чтобы понять это, Ланзо делал всё, что мог, а именно – копался в вещах, изучая их грязными латными перчатками и сверкая кошачьими глазами. Хотя со стороны могло показаться, что он всего лишь устраивает ещё бо́льший погром – сервиз, бусы, платья летели на пол... Но Ланзо не сдавался и был уверен, что где-то тут можно найти что-то полезное. Но, быть может, он просто развлекал себя, пока смертные действительно приближались к разгадке похищения.