|
|
|
Похож на кровь. Сочно горячий, бордово густой. Вкус её.
А следом – повеяло ночью. Холодной, тягучей сладостью. Вкус её.
Охотники гнали добычу, скользя горючей смолой по белому полотну. Пачкая и нарушая всем своим естеством вековечный покой мёртвой земли.
Три ночи назад – учуяли запах. Живое, идёт. Плетётся даже. Не ночует, не греется. Просто идёт – сквозь пургу и снежные завалы. Невесть откуда – и наверняка невесть куда.
Или ко Дворцу.
Нагнали – притаились на пологом склоне. Внизу – открытая долина, ровная и чистая. Чёрные клыки камней лишь торчат да скрюченные трупы деревьев из-под покрывала окоченевшие руки к небу тянут. И он идёт.
Не Отец. Его кровь узнает.
Бредёт, бинты драные за собой волоча. Полотнище грубое - вся одежда. Ссохшаяся красная корка – на растрёпанных обрывках и на ногах. Босой, тяжёлый – глубокие следы оставляет. И глупый – не таится. И хлад как будто его не треплет. Только в сторону от ветра немного уводит и с толку сбивает. Останавливается часто, оглядывается. Места совсем не знает – идёт напрямик.
Уже много раз мог сгинуть – не замёрзнуть, так в лапы хищников попасть. Местные твари – страшнее хлада. Он не играет с едой. Не сосёт кости ещё живой добычи у неё на глазах. Хлад милосерден. Он – слуга Королевы. Королева не желает ненужных смертей.
Королева не любит нежданных гостей.
Со спины идущий человеком кажется. Тем, что называлось так. Человек.
Пульсация. Заходящийся в тугом спазме комок. Бьётся. Слышно даже отсюда. Через колючую живую стену снега ощущается. Живой.
А мёртвый – невдалеке стоит. И тоже не таится. Но по совсем, видимо, другим причинам. Страж – за спинами Охотников расположился, недвижим. Не трогает его вьюга, снежная поволока как будто мимо него протекает, сквозь невесомую ткань одеяния. Ждёт? Наблюдает? Он не использовал Слова. Ни разу, с тех пор как их пути пересеклись.
Трое знали - не вспомнили, но осознали. Как только Охотники узрели своё отражение в сверкающем серебре, что у Стража заместо лица. Как только Страж различил среди белоснежной пустыни уголь и сажу охотничьих тел.
А тот, что внизу - идёт по-прежнему. И кажется, что туда же, куда и они.
Верно. Куда ведь ещё можно идти?
Закат.
Похож на кровь.
Вкус её.
|
1 |
|
|
|
Когда три ночи назад впервые за немалое время запах учуяли, обрадовался Первый. Добыча, наконец. Голод, спавший где-то внутри самого естества дракона, беспокойно заворочался. Но - пока не проснулся, зная, что ещё не время. Будет добыча в когтях, тогда и повод проголодаться возникнет.
Теперь же, глядя на путника с вершины ледяного холма, чувствовал Первый, как медленно набирает силу желание свежей плоти. Как закипает кровь, наполняя старшего из братьев силой и мощью. Как сознание медленно уходит в тень, отдавая остатки контроля инстинкту, тому из них, что привёл драконов сюда. Но всё же... Всё же, сомнение, маячившее где-то в глубине разума, невольно тревожило Первого. Слишком странный был путник, слишком смелым (или глупым) он казался. Слишком далеко он прошёл по этой снежной пустыне. И он, конечно, не мог быть человеком, поскольку Шаман рассказывал, что все люди вымерли с уходом Хозяев и приходом Королевы Зимы. Но то, что он пах, как человек (по крайней мере, примерно такой запах когда-то описывала Мать), и выглядел, как человек, смущало чёрного, привыкшего верить своим глазам и носу. И смущение это вызывало нерешительность.
- Рррр, - тихо выдохнул Первый, растопив своим горячим дыханием немного окружающего снега. Он не любил и не умел сомневаться долго. И выход был найден. Не произнеся ни слова, не подумав ни мысли, сорвался с места дракон, огибая путника по широкой дуге.
|
2 |
|
|
|
Он не забудет, как Мать для него и для брата воскрешала в памяти образы давно ушедших времен. Дней, что были задолго до Первого и Последнего, задолго до всех ушедших на Охоту родичей, которых они никогда не знали. То были дни Хозяев, которым поклонялись черные. То были дни людей, которые поклонялись черным. Теперь – нет ни тех, ни других. Только Племя осталось, само по себе.
Таков был мир, пока три ночи назад втянутый ноздрями морозный воздух не принес братьям обещание добычи впереди.
Последний прежде не встречал людей. Но память Матери – его память – хорошо сохранила их запах. Запах их крови и пота. Тряпок, в которые они так бережно прячут свои мягкие, белые тела, оберегая их от дождя и холода. Запах их страха.
И сегодня, когда братья нагнали добычу, когда глаза подтвердили то, что нюх уже давно успел рассказать – оставалось только поверить глазам и нюху. Впереди человек. Тот, кто когда-то лил ради черных ритуальную кровь на свои алтари. Тот, кто свои самые сокровенные просьбы обращал к черным в трепетной молитве. Верил зачем-то, что будет ими услышан.
Кто он теперь, в век мертвых богов?
Еда.
|
3 |
|