Mile-high Fright | ходы игроков | Из грязи

Пульс монотонным звоном церковного колокола раздавался в пустом костёле твоей грудной клетки. Покой ржавчиной оседал на оголённых проводах твоих нервов, гася последние искры сильных эмоций. Даже вопрос твой прозвучал почти обезличенно, бесстрастно, мёртво.

- Всё

Твой оппонент всё ещё рассекал кожу, кости и самоё вещество твоих мозгов брезгливо-внимательным лезвием своего взгляда. Уже не часовщик, а скорее механик, копающийся в потрохах ржавого рыдвана "Harbaker ".

- Твоя жизнь, твои мысли, твои дела, твоя кровь, твоя плоть, разум и дух. Всё, что ты есть и больше.

Слова звучали сухо и по-деловому: не угроза и не метафора, почти как список деталей, которые он собирается прикупить для своего пострадавшего в аварии авто.

- Что ты знаешь о Джеймсе Гувере?

Ощущение спокойствия после адреналинового взрыва было опустошающе. Я словно ослеп, оглох и онемел разом. Ответ незнакомца звучал достойным продолжением этого вечера и я не придал значения глобальному пафосу его слов. Весь я? Да щаз... Разбежался. Хотя в его словах и в том, что я разговаривал с ним, а не с розовым клоуном посреди земли телепузиков - был конкретный смысл. Мой мозг, оставшись в пустоте оглушенного сознания яро продолжал анализ...

Мне походу суждено умереть не сейчас. И запомнить на всю жизнь - что светошумовый гранаты тоже вызывают глюки. И сильные глюки походу...

Или... Меня накачали - но я ничего не сказал. И теперь со мной говорят на отходняке - пока я ничего не соображаю. Якобы ничего. Может он даже не новая фигура, а качественный жестокий мент из Службы. Ладно - почти, что угодно, пока я дышу. Потом поглядим у кого будет стрит...

Я сделал лицо поглупее, приподнял бровь:
---Понятия не имею о нем. Где я? Кто вы?

Немолодое, жёсткое, будто каменое лицо прорезали каньоны мимических морщин - он скривился как кинокритик, сидящий на постылом, но от того не менее необходимом сеансе. Похоже, это кино он уже смотрел не дважды и не трижды.

- Где ты?

мягко повторил он и почти тут же гаркнул в ответ:

- Ты в глубоком дерьме, Патрик. А я - человек с лопатой. И в твоих лучших интересах начать меня впечатлять, потому что копаться в дерьме я не мостак, и вас в этой куче много, а мне подойдёт любой, но только один.

он наклонился к тебе близко, так что ты чувствовал, запах крови в его дыхании

- Ещё раз: что ты знаешь о Джеймсе Гувере?

Впечатлять... Не был бы он таким.... кхм... крепкожопым - я бы его впечатлил уж поверьте... В эту игру можно играть бесконечно. Я могу изворачиваться и тупить, могу задавать вопросы, могу биться в истерике. Я все могу. Пока не принесут паяльник. Другое дело - нужно ли мне тут разыгрывать великую преданность? Гувер мне никто. Мне его не жаль. Я бы выдал этому старперу все с потрохами и подробностями - зайди он ко мне в бар с тупо деловым предложением. Но нет - эта гнида решила устроить пати - и в итоге выставила меня конченным дебилом.

Я злею. Опять. Это хорошо - не взрываюсь, а плавно зажигаю внутри факел. Я не отстраняюсь, хотя мне это дорогого стоит. Я смотрю ему в глаза. К черту вежливость - она пережиток воспитания. К черту осторожность - он меня бесит.

---И ты считаешь, что вот от этого я сейчас превращусь в хнычущую малолетку? - Я бы усмехнулся, если бы мог. - Херовая ставка. Я ничего не знаю о этом твоем Гувере.

Где-то в седой непроницаемой топи его глаз ты заметил движенье, будто далёкий всполох молнии за гаризонтом. Твои уши ещё не слышали гром, но самими кишками ты чуял инфразвуковой рёв готового вмять тебя в землю раската.

Очень медленно, как две потрескавшиеся литосферные плиты, губы твоего тюремщика расплылись в злой, плотоядной в своей доброжелательности улыбке.

- Ну конечно, -

с выражением лица старого родителя, отправляющего в школу своего сопляка, он потрепал тебя по щеке.

- Ты уже восемь лет как большой мальчик, убийство делает это с людьми. Говорить нас с тобой не о чем, ты и сам всё прекрасно без меня знаешь. Выход там, -

Артикулируя свою последнюю фразу, незнакомец бесцеремонно пихнул тебя, словно тряпочного, к двери в стене за твоей спиной. Без единого мимического движения он вдруг из пламенеющего Гавриила у врат рая превратился в беса, поудобнее устраивающего грешника в котле перед тем как сварить его живьём. За его спиной вращались лопасти огромного вентилятора - не то стальные крылья, не то зацикленная в круг гильотина. Он смотрел на тебя с покровительственным любоытством, будто патриций в VIP-ложе колизея, провожающий взглядом на арену молодого быка, где его уже поджидает любимец толпы бестиарий для расправы зрелищьной и неторопливой настолько, что коррида по сравнению с ней покажется актом милосердия.

Обратная психология в кинжальной ситуации действенна, как всегда. "А что если он не просто странный мудак?" Именно этот вопрос поселяется в голове и вгрызается в мозг с неистовством хорошего перфоратора. "А что если...?"

Три расклада.
Меня пристрелят в спину.
Он не мудак.
Он мудак и это все цирк.

Все негативные и ведут друг к другу. Все, абсолютно все мысли сходятся на том, что "Надо прогибаться, Патрик. Надо. Ты ничего не потеряешь."

Кроме одной мысли. "Пошел ты." Кто ты собственно такой - разыгрывать тут шоу одного актера, пускай даже с выигрышной позиции? Я бы пристрелил тебя, не задумываясь - только за то, что ты меня подловил. Как ребенка на истерике. Подарив мне годы внутреннего костра самого себя за идиотизм. И поверь мне - я могу быть идиотом и дальше...

Вот так выглядит трусость - когда ты не можешь принять решение и принять последствия.
Я открываю дверь и выхожу. All in.

Тяжёлая стальная дверь распахнулась мягко, почти бесшумно, проглотив тебя как челюсти огромной змеи проглатывают мышь. За дверью полутёмный, смердящий сырым бетоном и ржавыми трубами коридор. Свет слабо прорывается сквозь ячейки в решётке грузового лифта. Холодный воздух облизывает сырую от пота кожу, шаткие шаги несут тебя мимо одинаковых, неокрашеных металлических дверей. Каждая в бетонной тишине ждёт своего часа, может быть со своим Харбейкером внутри.

Решётка со скрежетом отходит в сторону от твоего усилия. Большая тугая кнопка в облупившейся красной шкуре западает внутрь облезлой зелёной коробки и вся многотонная клетка с лязгом натягивает кабели в глубокой шахте. Стальная платформа дрожжит под твоими подошвами, лифт с рокотом ползёт вверх.

Звук грома настигает тебя уже наверху, как стекло расшибая на осколки тишину полупустой подземной парковки. Тяжёлая свинцовая дура вспорола твою кожу и глубоко вгрызлась в плоть бедра, опрокинув тебя на колени. Эхо выстрела утопило в своих децибелах твой крик.

---АААА!!! Блядь... Фак... Твою... - Междометия, в них наше все. Я упал на бетон, сжавшись в подобие комка, зажав бедро обеими ладонями.
---Фак, фак, фак... - Я шатался с бока на бок, исторгая из себя поток совершено неопределимых начал и концов заливистых выражений. Целиком в голову не пришло ни одно - было слишком больно.

За всю карьеру - в меня стреляли с десяток раз, но ни разу попадали. А я думал что ко всему был готов - но, блядь, как же больно то...

Я провертел головой в попытке найти укрытие, наполовину бессознательно. Парковка не давала мне много шансов - но опорная колонна в паре метров включила в моем мозгу инстинкт действий. Не прекращая ругаться я попытался отползти под мнимое прикрытие. Одной рукой все ещё держась за простреленное бедро и как мог помогая себе другой.

Эпик фейл. Черт - а я уж подумал, что живу в сказке...

Всего лишь минуту назад казавшееся запутанным сверх свякой меры сознание Патрика Харбейкера вдруг стянулось в предельной ясности до одного маленького вопящего куска пробитой свинцом плоти. Вся сложность исчезла из мира, он стал одной единственной сверхтяжёлой болевой точкой.

Агония искрящих нервов между дробных ударов надрывающегося сердца длилась с минуту, или час, или несколько растянутых восприятием секунд прежде чем в сознание просочилось хоть что-то кроме боли: от тёмного силуэта колонны отделилась фигура, заслонив собой свет от ближайшей лампы. Ты не обратил бы на это внимание, но фантом оказался вполне осязаем, бесцеремонно подняв тебя с бетона за волосы. Боль обожлга твой скальп и зрение сфокуссировалось на спокойном бледном лице: смутно знакомый латинос разглядывал тебя с тем же выражением, с которым смотрят облепившую ботинки грязь.

- Посмотри на себя, Харбейкер: кусок дерьма в соплях и слезах. Одного взгляда на твоё ничтожество хватит, чтобы понять, что бог есть - он любит меня и ненавидит идиотов, вроде тебя. Теперь...

рука, сжимавшая клок твоих волос поднялась над головой, ты инстинктивно схватился за его предплечье, чтобы не выпасть из собственной шкуры. В свободной руке латинос сжимал нож. Лезвие блеснуло в неярком свете парковочных огней и филиал геены огненной открылся где-то в твоём брюхе, аккурат между краями расходящейся в стороны раны. Прибрав оружие в карман пальто, незнакомец кистью в дорогой кожаной перчатке зарылся в твоё нутро и выпростал наружу с метр сизых скользских кишок, брезгливо разжимая державшие волосы пальцы. Ты упал на бетон, в медленно растекающуюся лужу собственной крови.

- Я обычно не порчу кровь без дела, но полиция в этих краях подозрительно относится к обескровленным трупам. Поэтому расслабься и постарайся выдавить из себя побольше, по крайней мере оставишь после себя хотя бы настолько заметный след.

Голос горячечных эхом угас в твоём воспалённом сознании, незнакомец исчез где-то на переферии зрения, оставив тебя умирать не холодной жёстком бетоне парковки. В твоих висках шумел океан крови, быстро вытекая сквозь прорехи в твоей дырявой шкуре. Оскальзываясь, ты перевернулся на спину, зажав разрезанный живот ладонью. Ты чувствовал, как кожа натягивается под твоими пальцами, силясь унять утекающую жизнь. Как медленно сходятся края раны, пережимая торчащие из неё кишки. Ощущение сродни копошащимся в нутре червям выворачивало тебя наизнанку, но ты чувствовал, как миг за мигом становится чуть легче.

Но, видимо, незнакомец был прав: бог и действительно не слишком о тебе заботится - чудо исцеления не случилось, резаный след от лезвия ножа затянулся лишь отчасти. Новая волна крови спешила выйти из оставшейся бреши. Как охваченное штормом море ты чувствовал притяжение своей личной, персональной луны сквозь бетонные перекрытия, металл труб и желтеющий пластик дверей.

Боль оглушала. Боль не давала дышать. Боль скручивала все внутри. Болевой шок видимо наступил мгновенно и ярко – выпиливая из восприятия целый ряд измышлений и ощущений.

Оставался холод. Я чувствовал воздух кишками – и это вымораживало. Пробирало до самого нутра. Было бы даже приятно – как кусочек льда из коктейля красивой сучки на твоем животе. Скользкие от крови пальцы тогда были бы скользкими от пота, по настоящему звериный аромат происходящего был бы куда… «естественнее».

А так – стало очень обидно. Хотелось плакать – но стрелка моего персонального «болеметра» давно наворачивала второй круг – и я не мог. Не так я должен сдохнуть – всегда был подобный шанс, но не сегодня. Мысли путались, ходили по паутине вспышек воспоминаний раз, за разом возвращаясь к предельно глупой цепочке последних событий.

Надо было бросить пить пару лет назад. Когда все только начиналось, когда дела начали, наконец, выглядеть системой. Надо было выкинуть из своей жизни все эти дешевые развлечения – когда на горизонте стала показываться настоящая власть. Я всю жизнь жил в лотерее – и лотерея же меня и грохнула. Шансы – проклятые шансы. Математика – важная часть карточной игры. Прикуп, позиция, экзиты – все это и ещё десяток мелочей отличают профессионала – от идиота.

Сегодня я идиот. Я сел за стол без уверенности, без знания, с тупым гонором. Пошел в райз на разогреве. Сыграл в олл-ин с заведомо проигрышной рукой. Потому что гордость.

Боже, сколько же крови. Я чувствую её пальцами, чувствую уже локтями. Я весь, блядь, с ног до головы в кровище. Я даже затылком уже чувствую кровь… Так меня и найдут. «Он лежал в луже собственной крови.» Ха. Ха.

В луже собственной крови, посреди хер знает какой стоянки в хер знает где…

____

Самое обидное – что это ведь, наверное, не такая уж и жопа. Стоянка то довольно крупная – и если бы мне хватило сил просто ползти – я бы даже мог найти людей. Кривая вывезла бы… Почему нет… Всегда в моей жизни так было…

Но я слишком устал. Даже боли уже нет – только если глубоко дышать. А это ведь не так и важно, в общем-то – глубоко дышать. Даже холода уже нет. И асфальт уже не царапает. Я просто полежу и посмотрю в потолок…

Едкий солёный пот заливал твои глаза, размывая зрение в неясную, мутную полутьму. Не в силах разглядеть даже собственных немеющих рук в выцветшем мареве, ты вдыхал боль и выдыхал жизнь, пока кровь медленно перетекала из твоих жил в грязную чёрную кляксу на сером бетоне. Пустеющие вены будто органные трубы в голос выли под вялый ритм еле-бьющегося сердца - захлёбывающийся клёкотом стон по утекающей прочь жизни.

быть может почуяв запах свежей падали, где-то вдалеке истошно залаял пёс.

Странные вещи происходят с людьми на грани. Я умирал во второй раз. Лихорадочно бьющийся в судорогах рассудок подкидывал воспоминания. Старый дом. Старый, гнилой, полный народа дом. Я никогда его не любил - там было очень много новых лиц. Постоянно. Одни приезжали, другие уматывали к черту на рога. В этом доме всегда пахло травой. В спальнях всегда пахло сексом. Как и чем воняло в ванной лучше не думать. Я ненавидел этот дом. Я ненавидел саму идею пытаться жить так. Так пусто. Я вспоминал как моя мать на пару с отцом сидели на лужайке в компании "хиппи за 30", бренчали что-то на гитаре и бесконечно трепались ни о чем. Джен-буддизм, мистика, грибы, фестивали. И по кругу, неделями подряд... Когда я ушел, вы сказали мне, что я без вас умру. Идите на хуй мама и папа... Умер я гораздо позже.

Умер я в тесном жестяном гробу метр на метр. Под шум вентилятора. Я сгорал сантиметр за сантиметром. Становясь чем-то... Другим. Я был рабом вероятности, но я учился. Я свернулся калачиком, первые несколько часов меня тупо колотило адреналином - а когда отпустило я стал рыдать. Тихо. Но мучительно. Во мне умирал страх. Во мне умирали поблажки. Медленно дохла неуверенность. Все те сказки о реальности - о государстве, о вере, образовании, целях в жизни и об оттенках серого. Все - и многое другое - дохло.

Я умираю во второй раз. Дежа вю.

Я снова лежу в темноте, на холоде и на руках и губах у меня кровь. Я снова там - и шумы улицы сливаются в вой винтов. Переменчивый свет кажется отражениями от жести. И все также неизбежно, глупо и бессмысленно... Как же хорошо улыбаться когда знаешь выход.

Борись и сражайся пока ты дышишь - иначе зачем ты дышишь?

Я выберусь.

Боль моего израненного тела станет моим двигателем, моим маяком. Я повернусь на живот и стиснув дохреста зубы буду ползти к выходу. Я найду выход. Это неизбежно. Я буду ползти, вцепляясь в шершавый бетон, обламывая ногти и оставляя за собой кровавый след. Но я буду это делать пока могу. Я выберусь. Где-то там, совсем недалеко мне кто-нибудь поможет. Я постараюсь, я буду звать на помощь. Кто угодно увидит или услышит меня и вызовет скорую. И пока скорая будет ехать я не расслаблюсь. Если надо будет я сам себе в кишки залезу - но я буду в сознании. А когда приедет скорая, они подключат меня к своим волшебным аппаратам и починят меня. Так и будет.

Я выживу.