Астрал | ходы игроков | 2 - Out of Shadows

Фокс выглядит немного растерянным.

– Обратно? – переспрашивает после паузы, даже не пытаясь скрыть недоумение в голосе.

Крик Амелии резонирует, словно повторяется несколько раз под утопающими в пыльной мгле сводами, возвращается эхом.

Эйдан медленно подносит к лицу ладонь, несколько раз сжимает и разжимает кулак в отбрасываемом единственным фонарем электрическом конусе света. Смотрит по сторонам – на танцующие пылевые вихри, серебристые нити паутины в углах, и, наконец, вдаль, на десятки и сотни уходящих в туманную бесконечность дверей.

– Хм, – изрекает в конце концов мучительно заторможено.

Вокруг все выглядит плавным, нечетким, словно проступающие сквозь полупрозрачную пленку кадры очередного кошмара.

– Проклятье, Амелия, – Фокс, встряхнув головой, теперь смотрит на девушку. – Слои астрала. Мы в астрале. Времени мало, слушай внимательно.

Эйдан подходит на шаг.

– Оно залазит в голову, внедряется в подсознание. Не доверяй всему, что увидишь здесь. Сосредоточься. Сопротивляйся.

Едва успев договорить последнюю фразу, Фокс отступает на шаг, совершенно невозмутимо поднимает руку с пистолетом и, приставив ствол к подбородку, вдавливает до упора спусковую скобу. Кровь фонтаном обрушивается на стену, несколько росчерков попадают на одежду Амелии, на лицо.

Эхо подхватывает грохот выстрела, повторяя его снова и снова.

Амелия ошарашенно смотрит, как тело Эйдана медленно сползает вниз, оставляя на стене кровавый развод. Эхо все-таки затихает, и в нахлынувшей со всех сторон гробовой тишине Мел со всей ясностью понимает – теперь она совсем одна в этом месте.

Амелия с замиранием сердца наблюдает за реакцией Эйдана на ее слова. Он... еще не понял, что именно произошло? Не знает, что делать?..

Эхо дробящегося о стены бесконечного коридора ее собственного крика все еще режет слух, множащиеся отголоски усиливают панику. Если уж Фокс озадачен случившимся, на что вообще можно надеяться самой Мэл?!

А значит ли это, что агент хотя бы не мерещится ей? В ее галлюцинации он наверняка знал бы все ответы! Но если его образ создан астралом - вполне могла быть представлена и такая картина...
Как бы то ни было, совет сопротивляться увиденному выглядит вполне здраво.

Только собравшаяся было окончательно поверить в реальность присутствия Фокса девушка вскрикивает вновь, отшатываясь от внезапно расцветшего вспышкой алого фонтана.
Ну нет... Этого уж точно никак не может быть!
Мэл качает головой, неверяще отступая, пытаясь собрать осколки самообладания, разбитого вдребезги горячими брызгами крови на лице.

Не доверять увиденному. Вот оно. Не доверять увиденному - прямо сейчас! Жаль, что Фокс не успел сказать больше...
Зачем же нужна была пуля? Может быть, агент таким образом покинул астрал? Но отчего тогда не выстрелил и в Амелию? Как же бредово это звучит...
Или Фокса не было здесь вовсе, а предупреждение о необходимости сопротивляться выдало ее подсознание?

Амелия отрешенно вскидывает руки к лицу, посылая луч фонарика хаотично метаться по стенам. Где, где же хоть малейшее доказательство, что она не сходит с ума?!

Впрочем, если все-таки не сходит... Ей нужно найти Одри. Пока еще есть шанс опередить тварь.

Девушка потерянно оглядывается по сторонам, с содроганием пытаясь предположить, что способен скрывать убегающий во тьму подернутый паутиной нескончаемый коридор. Она до сих пор не представляет, как выбраться из изнанки. Значит, единственный вариант - попробовать добраться до Одри здесь.

Решительно выдохнув, Амелия заставляет себя подойти к неподвижному телу, лежащему в окровавленной пыли. Шаг, еще один. В любой момент она готова отскочить, если произойдет нечто непредвиденное.
Ей так мало известно о возможности воздействия на монстров в разных слоях реальности... Но попытаться все-таки стоит.

Стараясь не смотреть на столь правдоподобно развороченную выстрелом голову Фокса, Мэл медленно наклоняется, осторожно потянувшись к пистолету в его руке.

Амелия наклоняется. Луч фонаря выхватывает из тьмы бледное пятно обескровленного лица Фокса, по которому пробегает ещё один мохнатый тарантул. Вездесущая паутина распространяется, будто бы разрастается сама по себе, стремительно оплетая неподвижная тело вслед за появляющимися из ниоткуда чёрными пауками. Сама Амелия движется мучительно медленно, словно преодолевая сопротивление толщи воды. Дрожащие пальцы предпринимают попытку сомкнуться на рукояти пистолета, но отказываются выполнять полученную команду, словно соскальзывают. Девушка вздрагивает – остекленевшие глаза Эйдана, кажется, заглядывают в душу с укором и пронзают насквозь.

Кое-как схватив пистолет, Мел распрямляется в полный рост и делает первый шаг, продолжая продвигаться по коридору.

Шаг, ещё один шаг. Стены бесконечного коридора двоятся, подрагивают, искажаются и плывут.
Черная пыль кружится вокруг, вихрями танцует в электрическом свете. Взор заслоняет то ли сгустившаяся внезапно вокруг туманная мгла, то ли выступившие горячие слезы.

Пронзительно вскрикнув в оглушительной тишине, Амелия просыпается.
Будто почувствовав, начинает напевать будильник на валяющемся на тумбочке рядом с кроватью смартфоне.

Тяжело дыша, девушка садится на кровати, медленно подтягивая дрожащие колени к груди.
Мокрая насквозь ночнушка липнет бесформенной тряпкой к лопаткам.
Сердце бешено колотится, упрямо отказываясь признавать, что всё уже кончено.

Снаружи ещё темно – желтоватый свет уличных фонарей проникает в комнату сквозь неплотно закрытые шторы и растекается пятнами по кровати.

Телефон вибрирует, елозит по поверхности тумбочки, из динамиков льётся – сперва совсем тихо, но с каждой секундой всё громче и громче, популярный трек из числа лидеров текущего хит-парада. Одна из новых возможностей приложения, случайная песня каждое утро вместо привычного раздражающего звона будильника.

Сидя на кровати в своей спальне на втором этаже Амелия слышит, как дом внизу оживает. Закипает со свистом чайник, льётся вода, мама что-то негромко говорит Стивену и тот с запозданием отвечает.

Телефон продолжает вибрировать, мелодия играет уже практически во всю доступную громкость. Перед глазами Амелии по-прежнему стоит затянутый белесым туманом и серебристыми нитями коридор, образ которого, как она не пытается его ухватить, с каждым мгновением ускользает в небытие, стираясь из памяти. Сохраняется отчётливый образ того, как огромные черные пауки перебирают лапками, оплетая безжизненное тело нитями паутины.

Проходит по меньшей мере минута, прежде чем сердцебиение замедляется.
Восстанавливается дыхание, пронзавший всё тело страх отступает.
Амелия не слышит, как приоткрывается дверь – узкая полоска света проникает в спальню из коридора.

– Амелия, ты проснулась? – Клэр с прищуром вглядывается в темноту, слегка улыбаясь.
Мел не слышала этого голоса так давно. И, в то же время, слышала его будто только вчера.
– Можешь не спешить, отец тебя подвезет.
Мама прислоняется к дверному косяку плечом, длинные темные волосы контрастируют на фоне освещённого коридора.
– Постарайся подбодрить его, ладно? Я сделала всё, что могла, но ты же знаешь, как он относится к этим обследованиям.

Вздохнув, Клэр выходит, аккуратно притворяя за собой дверь.
– Ждём тебя на кухне, чай остывает, – голос доносится до Амелии с лестницы.

И, быстрее чем девушка успевает отреагировать, она остаётся в темноте совершенно одна.

Амелия, пересиливая страх, пристально всматривается в темноту астрального коридора.
Пистолет в вытянутой руке, против ожиданий, совсем не придает уверенности. Если Мэл встретит ту бесформенную тварь - кажется, сможет лишь попытаться напугать ее видом оружия.
Осторожно отведя дуло в сторону, девушка понимает, что имеет весьма и весьма смутное представление о том, как пользоваться этой вещью. Кажется, где-то на корпусе должен быть предохранитель... Или с предохранителя пистолет уже снят? Фокс ведь как-то выстрелил...

За этими размышлениями Мелли теряет момент, когда имеющаяся вокруг реальность неожиданно начинает таять, уступая место совсем другим, непреодолимо поглощающим ее полностью ощущениям.

Что?.. Так это... Так все это был один только сон?
Амелия вперемешку со всхлипами судорожно глотает воздух, дрожащими пальцами ощупывая такую знакомую, привычную постель вокруг себя.
Всего несколько мгновений требуется для того, чтобы безгранично поверить в действительность происходящего.
Лишь где-то в самых глубинах памяти мелькает воспоминание о напутствии Фокса, о необходимости противиться чуждому внедрению в подсознание.
Да и было ли оно, это напутствие?..

Темноту ее комнаты рассекают золотые лучи, пропущенные приоткрывшейся дверью. И еще до того, как вслед за тихими шагами звучит родной голос, Мэл отчего-то уже представляет, что именно услышит сейчас.
Так часто ее утра начинались с этих слов...

Только успокоившееся было сердце подскакивает вновь.
Мелли вглядывается в лицо стоящей на пороге матери, кривовато несмело улыбаясь. Все хорошо, все же на самом деле хорошо, правда?
Правда ведь?..

Что-то не так, что-то в облике миссис Лэнгфорд нерешительно царапает сознание. Амелия отметает зачатки странного беспокойства, утопая вдруг в отчаянной, болезненной надежде.
Просто после пробуждения от страшного сна очень сложно мыслить аналитически...

- Мама!

Так и не выключив уже во всю мощь вопящий будильник, Мэл срывается с кровати и, путаясь в скинутом на пол одеяле, босиком в темноте бросается к закрывшейся двери.
За этой дверью - спасение. Яркий свет, способный бесследно развеять остатки кошмара. Мамина улыбка, самая чудесная на свете. Ее руки, что вытрут град слез с лица и обнимут так крепко, так нежно, что самая лютая беда съежится и отступит.

- Мама, постой! Пожалуйста...

Там, за дверью – яркий свет, способный бесследно развеять остатки кошмара. Одеяло остаётся лежать на полу позади, соскальзывая с ног и окончательно отставая. Амелия вываливается в коридор, щурясь от теплого и такого знакомого электрического освещения. Сбегает по лестнице вниз – просторная гостиная с огромным телевизором и диваном утопает в полумраке, плавно переходя в смежную кухню. Там урчит, заканчивая работу, новая кофеварка – аромат свежезаваренного кофе и дожаривающегося бекона уже распространился по всему дому.

Девушка проходит мимо огромного, почти во всю стену, аквариума – разноцветные тропические рыбки внутри, привычно не обращая ни малейшего внимания на случайных прохожих, продолжают заниматься своими делами. Некоторые из них подплывают к столбу поднимающихся со дна пузырей, жадно заглатывая кислород, и сразу же уплывают.

Не отпускает непреодолимое ощущение сильнейшего дежавю. Амелия словно знает, что должно произойти в следующее мгновение. Отец остановится на границе между секциями кухни и зала. Задумчиво посмотрев на исходящую паром сковороду, он подхватит со стола кружку кофе и скажет, что обойдется сегодня без завтрака.

– Амелия, ты в порядке?

По-прежнему щурясь от слепящего кухонного света, Мел понимает, что уже несколько секунд в одной ночнушке стоит, ошарашенно озираясь, посреди полутемной гостиной. Отца нигде нет – зато девушка видит маму, и несколько дымящихся чашек кофе около неё на столе.

– Мел..? – повторяет Клэр, и на её лице запечатлено беспокойство.
Словно она не слышала недавних отчаянных криков.

Амелия, ты в порядке?

Вопрос повторяется эхом, резонируя в голове. Слишком часто приходилось его слышать в последнее время. От других людей – чужих, почти незнакомых. Воспоминания обо всех этих людях смазываются, отступают на второй план.

Одри сбегает вниз по ступенькам, хватает пульт и прыгает на диван.
– Одри, завтрак ждёт, – обращается к девочке Клэр, не слишком, впрочем, настойчиво.

Экран телевизора вспыхивает, несколько раз озаряется быстрой рябью смены каналов – пару секунд спустя на нём уже переливается разноцветными красками панорама Бикини Боттом, в то время как жёлтая мультяшная губка на пару с розовой морской звездой бредут куда-то по своим незамысловатым делам. Экран снова вспыхивает, канал сменяется ещё раз – и, удовлетворенно кивнув, Одри откладывает в сторону пульт. Подвешенные на мясных крючьях замороженные свиные туши кружатся в хороводе под потолком безразмерного цеха, время от времени одна из них соскальзывает с крюка и с отчаянным визгом срывается в пронизанную щелчками и сполохами багровую бездну.
Всем телом подавшись вперёд, Одри безраздельно отдаёт всё своё внимание происходящему на экране.

Клэр, едва заметно улыбнувшись, снова вздыхает.
– Мел, – чуть понизив голос, обращается к дочери. – Мне показалось, я слышала крик.
Она невозмутимо накручивает на палец иссиня-черную прядь, с преувеличенным вниманием разглядывая содержимое кружки.
– Как проходят твои сеансы с доктором Стиллвелом?

Мама не подождала. Не остановилась, когда Мэл кричала ей!
Девушка выскакивает в пустой коридор, глотая слезы обманутой надежды. Почему?.. Всхлипы сбивают дыхание, Амелия скользит взглядом по знакомым дверям вокруг - комнаты Стива, Фиби, ванная... Помешкав мгновение, бросается по лестнице вниз, все еще отчаянно веря, что мама просто не услышала ее зов.

Гостиная встречает обычным утренним покоем - настолько резко контрастирующим со взбудораженным состоянием Амелии, что девушка неожиданно для самой себя внезапно останавливается посреди комнаты, словно наткнувшись на прозрачную стену.

Потерянно осмотревшись по сторонам, она встречает чуть обеспокоенный взгляд матери - и ошеломленно понимает, что миссис Лэнгфорд не замечает и толики того, что творится сейчас в душе Мэл.

Вполне невинный вопрос о ее состоянии отчего-то вызывает настоящую бурю эмоций - Амелия, тихо застонав, прячет в ладонях лицо, не понимая, как эти простые слова сумели разбудить столь странные, невероятные, ирреальностные воспоминания. Все эти люди, череда лиц которых немедленно пронеслась перед внутренним взором, все они - лишь участники ее кошмара, вовсе никогда не существовавшие...

Одри сбегает вниз по ступенькам, проносится мимо Амелии, будто не замечая ее, бросается к телевизору - это, напротив, кажется абсолютно естественным, почти не будя удивление.
- Сеансы как сеансы... - шепчет девушка в ответ матери, вспоминая доктора Стиллвела - импозантного интеллигентного вида престарелого мужчину в белом медицинском халате, то и дело поправляющего с умным видом очки. - Но я... больше к нему не пойду.

Она завороженно смотрит на иссиня-черные волосы миссис Лэнгфорд - в памяти вспыхивает вдруг, как удивительно контрастировал их цвет со светло-серой ночной рубашкой. В темноте...
Качнув головой, Мэл задумчиво оборачивается к экрану телевизора, где продолжается танец мясных туш, безраздельно увлекающий внимание Одри... Одри?

- Одри!!! - вдруг отчаянно кричит Амелия, делая к девочке мучительно медленный шаг. Бритвенно-острые осколки кошмара вспарывают память, заново рождая всепоглощающий страх в отчетливом воспоминании об огромной, заполнившей собою всю комнату бесформенной твари и исполненном ужаса детском крике. Крике Одри. Которую Мэл отчего-то так старалась найти.

Одри удивленно оборачивается и с подчеркнутым недовольством смотрит на девушку снизу вверх. Огромные глаза горят на обрамленном черными волосами бледном лице. Девочка медленно подносит палец ко рту, будто призывая Мел к тишине. И, отвернувшись, снова начинает с преувеличенным вниманием наблюдать за подвешенными на мясных крюках свиньями. Амелия делает первый нерешительный шаг, но каждое движение даётся с колоссальным трудом, будто воздух сгустился в десятки раз и теперь напоминает толщу воды.

Единственной детали, крика Одри и образа бесформенного заполонившего всю комнату существа, оказывается достаточно для того, чтобы окружающая реальность начала рассыпаться под собственным весом. Стены родного дома схлопываются подобно дешевым декорациям из картона, лампы вспыхивают и гаснут, поднимая завихрения черной пыли.

Ещё один вдох – и Амелия открывает глаза.

В просторном кабинете доктора Джефферсона, как всегда, тепло и комфортно.
На массивном письменном столе ритмично щёлкает, отбивая часы и минуты, небольшой метроном. Вдоль стен возвышаются ровные ряды полок, на которых педантично выставлены в алфавитном порядке личные досье пациентов в паре с выдающейся подборкой тематической литературы по психологии. Черная пыль сплошным слоем покрывает столешницу, подоконник, книжные полки и квадратные линзы очков доктора, скрывая глаза. Чёрное кожаное кресло психотерапевта расположено по другую сторону письменного стола – может показаться, что Джефферсон живёт в этом кресле. Густая паутина тянется от боковых поручней к полу – сам доктор сидит неподвижно, подпирая подбородок ладонями.

На Адаме идеально выглаженная белая безукоризненного вида рубашка, запястье перехватывает металлический браслет недешёвых часов, в то время посеребренные ранней сединой волосы старательно зачёсаны явно не без помощи фиксирующего геля назад. Позади Джефферсона окно, за которым медленно плывут мимо хорошо знакомые Амелии по кабинету Стилвелла изъеденные коррозией ржавые облака.

– Наш девятнадцатый сеанс, – не без удивления Мел слышит собственный голос словно со стороны. – Ну и погодка. Как проходит ваш день?

Джефферсон, задумавшись, не спешит отвечать. От того, что черная пыль сплошным слоем покрывает линзы очков и прячет его глаза, Мел становится с каждой минутой всё сильнее не по себе.

– Сегодня мне снова снился кошмар, Амелия, – тихо произносит Адам, откидываясь на спинку и убирая руки под стол. – И я вынужден признать… Что… Он повторяется.

– В кошмарах нет ничего странного, доктор Джефферсон, – и снова это странное чувство, когда Мел кажется, что она прекрасно контролирует себя, но в следующую секунду с изумлением слышит собственный голос. – Давайте вместе попробуем разобраться, что вас волнует и почему они возникают.

Не отступает острейшее ощущение «дежавю». И, в то же время, реальность каждый раз в мелочах расходится с сюжетом из памяти.

– Мне страшно, Амелия. Этот кошмар возвращается каждую ночь. Не представляю, откуда в моей голове взялся этот образ. Я не могу его описать. Не запоминаю. Каждое утро, просыпаясь, я чувствую страх. В последнее время он не уходит, не рассеивается с дневным светом. В последнее время, просыпаясь, я помню всё больше. Иногда мне кажется, что граница между сном и реальностью размывается, исчезает, – голос Джефферсона дрожит.

– Что, по-вашему, это всё означает? – спрашивает Мел, подаваясь вперёд.

Джефферсон, опустив голову, замолкает.

Мэл отчего-то уверена, что обязана добраться до Одри. Что это безумно важно - суметь подойти к ней, преодолевая сопротивление ставшего вдруг невероятно тяжелым воздуха. Что Амелия чем-то поможет девочке, если окажется рядом. Ближе, чем аморфная тварь.

Возможно, именно этого напряжения не выдерживает вдруг мир. Взрывается пониманием, насколько неестественно спокойной выглядит девочка перед телевизором, насколько отличается от насмерть напуганной Одри, к которой стремилась Амелия.

Словно лишившись связующих звеньев, раскалывающаяся на куски поддельная реальность неожиданно тает - Мэл вскрикивает, будто вновь пробудившись от кошмарного сна.

Кабинет доктора Джефферсона, материализовавшийся вокруг, в первые мгновения едва ли не восторгает ее - столько раз появлявшаяся здесь против воли, сейчас Амелия ощущает подобие облегчения от понимания, что прежние декорации оказались пустышкой.
Однако изученная прежде до мелочей знакомая комната внезапно оказывается иной.

Неуловимый взгляд Адама, кажется, прожигает насквозь. Он знает о ней все. А вот она - ничего не знает о нем.
Как проходит его день? Это важно. Как, черт возьми, проходит его день?!

Ему снился кошмар, но в кошмарах нет ничего странного...

Свозь оконное стекло девушка отрешенно смотрит на плывущий снаружи ржавый туман, отчетливо вспоминая, как разговор о ночном кошмаре спровоцировал реальный кошмар.
Почему?.. Почему это произошло?.. То, из-за чего она оказалась у доктора Стиллвела, ее куратора.

Может быть, знает Адам? Он ведь знает все...
Но только, кажется, не то, откуда в его голове взялся этот образ.

Пытаясь пронизать взглядом черные линзы очков доктора, Мэл подается вперед, всем существом требуя ответа, порывается вскочить из кресла, не выдерживая мысли, что Адам, похоже, не собирается говорить.

Размывшаяся граница между сном и реальностью. Оно внедряется в подсознание. Выстрел в голову, которому нельзя доверять...

- Что это все означает? - тихо и отчетливо повторяет Амелия, обращаясь теперь вовсе не к Джефферсону, а к самой себе.

Что?..

– Одно и тоже. Я не контролирую себя. Постоянно стою в стороне, наблюдаю. Неподвижно – но только до тех пор, пока меня не заметят. И с каждым разом – на шаг, на полшага, но ближе. К людям – там, за стеклом, – Джефферсон и Амелия словно не слышат друг друга. – И мне страшно, страшно даже попытаться представить. Что случится в ту ночь, когда я снова открою глаза и пойму, что стекла… Что стекла больше нет.

Метроном безразлично щелкает снова. Черная пыль на столе поднимается закрученными протуберанцами, кабинет Джефферсона начинает плыть и ржавые облака за окном расползаются бесформенными багровыми кляксами.

– Ты должна помочь мне, Амелия, – Джефферсон упирается ладонями в стол, приподнимается и нависает над девушкой. – Если кто-то и способен, то ты.

Вдохнув полной грудью, Мел открывает глаза. Её колено и одна ладонь упираются в пол – черные нити медленно ползут вверх, оплетая открытую кожу предплечья на манер паутины. Рывком высвободив руку, девушка поднимается – ясность мышления возвращается, недавний кошмар отступает с каждым глотком кислорода.

Изнанка, впрочем, никуда не пропала – снова коридор, который за время отсутствия Амелии успел измениться. Дверей теперь нет – только обшарпанные, покрытые плесенью и пятнами неопределенного происхождения стены. Тело Фокса исчезло – в нескольких шагах справа и слева раскинулись перекрестки. Куда не глянь, коридор начинает петлять и ветвиться – стоит завернуть за угол и взглянуть вдаль для того, чтобы почти сразу споткнуться глазами о следующее ветвление. Теперь изнанка квартиры Хамильтонов напоминает бесконечный лишенный выхода лабиринт, в котором, как подозревает Амелия, просто не существует правильных направлений.

Мел опускает голову и смотрит на левую руку. Побелевшие пальцы до сих пор стискивают что есть сил рукоять пистолета агента. Девушка понятия не имеет, сколько прошло времени, но этот пистолет, несмотря на все её приключения, по-прежнему здесь. Напоминает о материальном мире, внушает уверенность.

Амелия не успевает как следует развить эту мысль – откуда-то слева, издалека, доносится крик, который эхо разносит сквозь хитросплетения астрального лабиринта.
– Амелия! – срывая горло, ещё раз зовёт её Фокс, и девушка почти уверена, что крик доносится слева.

– Амелия! – испуганный детский голосок, многократно повторяемый эхом.
Здесь, в искаженных недрах изнанки, этот голос мог принадлежать только Одри. И доносится он совсем с другой стороны.

Амелия сквозь раздражающие щелчки метронома пытается уловить смысл, когда Адам вновь начинает говорить. Пытается понять, насколько важны слова о стекле, за которым люди не видят его. Наверное, так же, как она не видит его глаз...

Черная пыль поглощает пространство. Джефферсон приближается. Давит. Пугает. Амелия сжимается в кресле, стараясь отстраниться от доктора.
Почему он хочет помощи?! В кошмарах нет ничего странного! Почему она способна помочь?!

Вдохнув для крика, Мэл стремится вывернуться со своего места, спастись от расплывающейся реальности - и неожиданно это удается ей.

Девушка поднимается на ноги, хватая воздух и
судорожно стряхивая с руки ошметки астральной паутины. Она... справилась?
Реальность больше не плывет, мысли почти не путаются - чего нельзя сказать об ответвлениях изменившегося до неузнаваемости пустого коридора вокруг.

Тяжесть пистолета в ладони внезапно в подробностях напоминает о том, что предшествовало череде сюрреалистичных кошмаров. Неясно лишь, откуда вести отсчет...

С какого момента изнанке нельзя доверять?
Амелия напряженно оглядывается, ища пятно крови на стене. Почему тело Фокса исчезло, а его пистолет все еще оттягивает руку, словно существует на деле?

Был ли вообще здесь Фокс?!
Его крик в ответ неожиданно разрывает тягучую тишину тени, заставляя на мгновения забыть обо всех предосторожностях.
Девушка вздрагивает, оглядываясь вновь, пытаясь убедиться, что верно определила направление, и бросается к левому ответвлению лабиринта. Чтобы через пару шагов отшатнуться от закручивающегося в никуда прохода.
Если Эйдан там... Почему сам не нашел ее?

Последующий зов Одри переворачивает разом все, Амелия остро вспоминает, ради чего должна была попасть сюда. Отыскать девочку раньше астрального монстра!
Торопливые шаги вглубь изнанки обрываются настолько резко, что Мэл едва не теряет равновесие.
Одри неоткуда знать, что они с Эйданом приехали к ней. Разве стала бы она звать Амелию?..

Девушка в отчаянии прячет в ладонях лицо, пытаясь хотя бы немного отгородиться от происходящего.
Это все ненастоящее! Здесь нет ни Фокса, ни Одри. Здесь вообще ничего нет!
Нужно уйти отсюда. Не утонуть в астральном лабиринте, а вырваться в реальность!

Мэл бросает взгляд на пистолет в левой руке. Что, если в самом деле Фокс именно так сумел вернуться? Что, если это вообще единственный путь?.. Ни о каком другом ей все еще не известно - никто не предполагал, что она против всех запретов окажется в изнанке одна.

Пытаясь сдержать дрожь, Амелия медленно поднимает оружие, заглядывает в бездонное темное дуло. Просто выстрелить. Это ведь должно быть просто?
Как Эйдан. В голову.
Мэл подносит пистолет к подбородку, придерживая свободной рукой. Ствол выписывает дерганные восьмерки, никак не желая приникать к телу.

А что, если она промахнется?.. Что будет, если пуля ранит, а не убьет ее?
Амелия выдыхает сквозь зубы, опуская пистолет.
Истекая кровью корчиться от боли в астрале уже без надежды спастись - определенно незавидная перпектива...

Наверное, будет больше шансов, если выстрелить в висок.
Зажмурившись от ужаса, Мэл заставляет себя поднести оружие к лицу, ощущая прикосновение к коже ледяного металла.
Палец неловко нащупывает спусковой крючок. Просто нажать его. Просто нажать. И все...

Черт возьми, это невозможно!

Амелия распахивает глаза, с ненавистью окидывая взглядом заплесневелые стены.
Должен, должен, должен быть другой способ!
Злость на изнанку и на себя саму переполняет девушку, требует выхода. Сквозь сжатые зубы вырывается сдавленное рычание. Вскинув пистолет, Мэл в отчаянии бездумно несколько раз палит в потолок.

Выстрелы гремят один за другим, почти сливаясь в единую очередь. Запястье начинает сводить от отдачи, отрывистые раскаты пробиваются даже сквозь в целом характерную для астральной реальности приглушенность. Звенящий гул в ушах на какое-то время перекрывает крики и голоса. Когда слух возвращается, Амелия обнаруживает, что её окружает только звенящая тишина. Задрав голову, девушка смотрит на потолок, но тот утопает в непроглядном склизком мраке на несколько метров выше, чем помнилось Мел. Становится холоднее – это место, напоминающее запутанный и безвыходный лабиринт из кошмара, с каждой секундой ощущается всё четче, реальнее. Будто именно этот мир – настоящий, в то время как вся остальная жизнь была затянувшимся сном. Вдоль позвоночника пробегает волной морозная дрожь, при выдохе изо рта вырывается облачко пара. Здесь, в тишине, Амелия особенно отчётливо понимает – она осталась одна. Больше не слышно ни Фокса, ни Одри – не существует ничего, кроме ветвящегося и неподвластного здравому смыслу астрального лабиринта с затянутыми густой чёрной паутиной углами.

Оглушающие, бьющие по ушам раскаты неожиданно отрезвляют. Жгучая ярость находит выход, растворяясь в окружающем сумраке, где за пределами видимости все еще стучат о стены отголоски эха безнадежных выстрелов.

Ей на смену внезапно является острый страх.
Астрал неуловимо изменился, став, кажется, еще более иным. Если только такое возможно...
Амелия почти обреченно смотрит на отодвинувшийся в темноту потолок, глотая выступившие слезы.
Клубы пара от собственного сбившегося дыхания наводят ее на мысль, что изнанка хотя бы чем-то стала походить на ту реальность, что помнит Мэл. Там сейчас тоже должно быть холодно...
Впрочем, на этом сходство заканчивается.

Давясь всхлипами, Амелия медленно оборачивается, вновь пытаясь увидеть, что скрывают запутанные рукава невозможного коридора. Еще и еще раз - уже в панической спешке, осознавая, что успела окончательно потерять всякое подобие направления, и ни за что не возьмется сказать, откуда хотя бы слышались только что голоса Фокса и Одри!

Теперь вокруг царит тишина. Астральный лабиринт словно расплавляет сознание, лишая надежды, что оставшись здесь хотя бы немного дольше, удастся сохранить себя.
Воспоминание о пятне крови на стене вызывает теперь совсем другие эмоции. Однако мысль о том, как можно использовать все еще тяжело лежащий в руке пистолет, кажется столь же невыносимой.

Амелия невидяще смотрит прямо перед собой, не найдя, на чем в темной пустоте остановить взгляд.
А как это удалось Фоксу?
Как он сумел?! Если только то была не очередная злая шутка астрала - возможно, агент в самом деле прибегнул к единственно возможному выходу? Хорошо понимая, что делает... Но даже в этом случае - как ему удалось выстрелить без малейших колебаний? Может, он занимается этим каждую неделю, вот и привык?!

Девушка медленно выдыхает, пытаясь совладать с эмоциями. Сложно назвать здравым решение выстрелить в себя. Особенно без уверенности, что обоснованием стало не болезненное видение.

Опустив голову, Амелия подносит пистолет к груди, внимательно следя, куда упрется дуло. Она очень хорошо представляет, где находится сердце - она столько раз видела анатомические плакаты в кабинете отца...
Неизвестно только, не опустела ли обойма.

Мэл закрывает глаза, обещая себе, что на третьем выдохе обязательно выстрелит. Что бы ни случилось.
Раз... Два...

Третий выдох, но желаемое спасение извне не пришло. Чем дольше Амелия выжидает оттягивая, тем сильнее осознаёт – на этот раз она на самом деле одна, потерянная и заблудившаяся посреди бесконечных ветвлений астрального лабиринта. Девушка вдавливает спусковую скобу, однако не слышит и не чувствует выстрела.

Вместо этого, она снова открывает глаза. На этот раз – открывает в реальности. Обнаруживает себя сидящей на полу посреди коридора, в нескольких шагах от той самой двери в спальню Одри, до которой так долго и тщетно пыталась добраться. Фокса нет рядом – да и никого рядом нет. Где-то вдалеке уже слышны завывания полицейской сирены, и Мел отчего-то совершенно не сомневается – копы едут сюда. Она медленно поднимается, не без удовольствия касаясь пальцами вполне материальных, пусть и обшарпанных, стен, и врезаясь взглядом во вполне конкретный и послушно следующий законам физики потолок.

Выглянув за поворот, чувствует на лице дуновение холодного сквозняка – обе двери, и квартирная, и внешняя, по-прежнему нараспашку: из общей прихожей доносятся приглушенные голоса и шаги. Там же мелькают, дрожа и перепрыгивая со стены на стену, лучи фонарей, которые время от времени робко вспарывают и непроглядный мрак коридора квартиры.

С некоторым запозданием вспомнив, зачем она здесь, Амелия почти бегом преодолевает оставшиеся до детской шаги, без стука толкает дверь и, вместе с порывом зимнего ветра, врывается в комнату. Сердце отчаянно бьётся, сбивая дыхание – подсознательно девушка ожидает найти внутри что угодно: мирно спящую Одри, разорванную на куски Одри, бессознательную Одри и, возможно, даже мертвого Фокса.

Реальность оказывается не только более прозаичной, но и, в то же время, более бескомпромиссной и жесткой. Кровать Одри расправлена – на скомканном одеяле Амелия замечает планшет, из подключенных наушников доносится едва слышная музыка. Дверь шкафа открыта, свет уличных фонарей проникает в комнату сквозь неплотно закрытые шторы.
По мере того, как Мел осознаёт, что пуста не только детская – пуста вся квартира, из головы постепенно выветриваются остатки астрального помутнения вместе с остатками виски.

Девушка чувствует себя абсолютно трезвой, впечатляюще подавленной и совершенно разбитой.

Вместо ожидаемой нестерпимой боли, в клочья разрывающей мир, не наступает... ничего.
Сердце, не разнесенное пулей, пропускает удар. Амелия ощущает, как немеют от ужаса губы, как сводит пальцы, сомкнувшиеся на рукояти пистолета.
Патронов все-таки больше нет?..

Уже успев представить, насколько чудовищна будет участь застрять в астрале, не имея возможности даже застрелиться, Мелли открывает глаза - и едва не теряет сознание от неистовой радости, которая в первые же мгновения сменяется бесконечным страхом очередного навязанного тенью видения и моментально возвращается вновь.
Совершенно не важно, как это произошло, выстрел или эмоции стали причиной - она вернулась, вернулась по-настоящему, вернулась в реальность из вбирающего в себя астрального кошмара!

Скользя пальцами по знакомой облезлой стене, будто не решаясь оторваться от нее, Амелия бросается в комнату Одри, получив наконец возможность после стольких помех добраться туда.
Отсутствие девочки сбивает с толку не хуже, чем миражи изнанки.

Мэл срывает на пол смятое одеяло, отдергивает шторы, падает на колени, заглядывая под кровать... Вскочив, кидается к распахнутому шкафу, выдернув из его нутра несколько вешалок с разноцветной одеждой.
Где же?..
В том, что вокруг - ее реальность, девушка абсолютно уверена. Путешествий в астрал было уже вполне достаточно, чтобы начать узнавать его признаки...
Но где тогда Одри? Следов огромного бесформенного монстра в доме тоже нет...

Возможно, Фокс увез девочку?.. Как увез Амелию из того злополучного кафе. Возможно, так надо - увозить подальше от места появления тварей тех, за кем эти твари пришли...

Мэл выскакивает из детской, походя распахивает двери других комнат, мчится на кухню, где, подавившись ужасом, обнаруживает труп Лизы, о котором почти успела забыть.

Девушка отчетливо вспоминает сделанные Эйданом выстрелы и стук упавшего тела. И понимает, что слышала все это точно не она одна...

Голоса из общей прихожей привлекают внимание, заставляют подойти ближе.
Тихонько ахнув от неожиданности, Амелия отшатывается от луча фонаря, вновь вдруг скользнувшего по внутренностям квартиры Хамильтонов. Не стоит светиться...

Девушка очень осторожно старается выглянуть в коридор, не выдав при этом себя. Кто же там?..
Какие-то люди - очевидно, соседи. Сколько их? Как они настроены? Мэл совершенно не хочется показываться им на глаза. Но, возможно, они могли видеть Фокса или Одри?.. Что же делать? Пойти и спросить?..

Амелия вздрагивает, понимая, как может быть истолковано ее появление из чужой квартиры после взлома двери и выстрелов. А еще ее наверняка помнит в лицо та пожилая женщина...

Мэл отступает на пару шагов, прячась за перегораживающий прихожую Хамильтонов огромный шкаф. Интересно, если ее застанет здесь полиция - удастся Бюро потом спустить дело на тормозах? А станет ли Бюро этим заниматься?..

Отчаянным шепотом выругавшись, Амелия судорожно проверяет карманы куртки, ища, куда же могла запихнуть смартфон.
Надо позвонить Эйдану. Срочно, срочно, прямо сейчас! А если он не ответит?.. Звонить другим агентам? Фокс не хотел, чтобы кто-нибудь знал, куда они сунулись...

Мэл холодеет, понимая вдруг, что у нее все равно нет номеров телефонов больше никого, кроме Сазерленда. Даже Арчера - за целый день она так и не спросила у него номер! Даже Стиллвела! Хотя шефу звонить вот уж точно не стоит, пока не начнет рушиться мир. Иначе Фоксу совсем не поздоровится...

Да где же смартфон?!
Довольно давно уже звучащие на фоне сирены отчетливо приближаются, в окна вот-вот ударят красно-синие лучи маячков - и тогда уже все...
Амелия почти слышит лязг наручников, что сомкнутся на ее запястьях, если она прямо сейчас не найдет решение.
Как хорошо, что исчез пистолет... По крайней мере, ее задержат без оружия.

Девушка кидает затравленный взгляд в сторону залитой кровью Лизы Хамильтон кухни, отчетливо понимая, что ровным счетом ничего не сумеет объяснить копам. Значит, единственный вариант - избежать необходимости объяснять.

Мэл выдыхает, собираясь до предела. У нее будет ровно одна попытка.
Все находящиеся в прихожей люди совершенно точно растеряны и испуганы. Должна быть возможность просто сыграть на неожиданности...
Стараясь предельно незаметно подобраться к выходу из квартиры, Амелия готовится вырваться на улицу любой ценой.

В прихожей толкучка. Проскользнув мимо шкафа, Амелия минует светящих во все стороны фонарями людей, стыдливо вжимая голову в плечи. Она смотрит исключительно под ноги, как будто этот прием способен сделать её хоть немного более незаметной. В неё бьёт несколько лучей сразу – жильцы многоквартирного дома выступают лишь темными силуэтами за ослепительно-яркими световыми кольцами фонарей. До ушей доносится тихий неразборчивый шепот, в котором Мел слышится подозрение, осуждение.

Девушка беспрепятственно выскальзывает на улицу, и незнакомые голоса продолжают преследовать. Быстро сбегает, едва не поскользнувшись, по обледеневшим ступеням. Сворачивает влево, в противоположную сторону от центра и нарастающего воя сирен. Машина Фокса на месте – едва успела спрятаться под тончайшим одеялом свежего снега. Снегопад продолжается – мелкий колючий снег по-прежнему мечется в желтых столпах электрического света, вместе с порывами ледяного ветра залетает под капюшон и за воротник. Открытые щеки моментально немеют, глаза начинают отчаянно и бесконтрольно слезиться – Мел, впрочем, не до конца уверена, что в последнем виноват снегопад.

Одна, совсем одна. Экран смартфона мерцает одинокой синевой посреди снежной ночи, на ходу девушка выискивает в книге контактов номер Эйдана Фокса, надавливая на сенсорный экран моментально онемевшими пальцами. Смотрит на развернувшееся во весь экран фото – Фокс, глядя в камеру, улыбается, и на фоне бушует накатывающими на песок волнами теплый и ласковый океан. Вокруг очень холодно – особенно теперь, когда не греет ни алкоголь, ни компания. Давно Мел не было настолько холодно, давно она не бродила по улицам Брайт Фоллс пешком в такое время суток и года, в метель. Но выбора нет. С запозданием Амелия понимает, что уже некоторое время из динамика доносится автоматическое сообщение. Абонент недоступен. Фокс не ответит.

Мел сворачивает в первый же попавшийся проулок между домами. Выходит за пределы зоны уличного освещения и решительно шагает сквозь густой сумрак. Проходит мимо переполненных мусорных баков, скользит безразличным взглядом по цветастому граффити на кирпичной стене. Мел невольно начинает понимать манеру мышления своих новых коллег – её беспокоит не столько плохая репутация района, сколько дышащие древностью и историей кирпичи окружающих зданий, безразлично следящих за девушкой через черные провалы ровных рядов одинаковых окон.

Отчего-то перспектива встретить сейчас представителей криминального мира не кажется чем-то на самом деле пугающим. Амелия боится совершенно другого – потустороннего дыхания астрала, что чудится в каждом излишне резком порыве холодного ветра. Сотен призраков, которые прямо сейчас наблюдают за ней из десятки раз сменивших за последний век хозяев квартир. Существа, присутствие которого оно постоянно полуосознанно ощущала там, в лабиринте.

Мел выныривает из подворотни на другую узкую улочку. Одностороннее движение, совсем редкие фонари. Тянущаяся вдоль проезжей части мрачная громада заброшенного завода. При одном взгляде на завод становится ещё сильнее не по себе – и, тем не менее, завывания сирен будто бы отдаляются. Вряд ли полиция станет прочесывать вест район. Вряд ли они найдут её здесь.

Амелия вдруг со всей ясностью понимает, что никто и никогда не найдет её здесь. Эта мысль – настолько четкая, ясная, бескомпромиссная, что девушке даже кажется, что она принадлежит кому-то другому. Словно отвечая на размышления, вдалеке гаснет на перекрестке фонарь – не взрывается искрами, нет, просто медленно и безрадостно угасает. Вздрогнув, Мел останавливается – она видит, как несколько желтых окон в доме на противоположной стороне улицы начинают темнеть одно за другим. Это не может быть простым совпадением.

Следующий фонарь, словно задохнувшись в наползающей волне мрака, гаснет вслед за другими источниками электричества. Словно на город надвигается огромная тень, которая ползет по крышам и улицам. Словно эта тень вытягивает свет из всего, с чем по дороге соприкасается. Словно эта тень целенаправленно продвигается вперед с единственной вполне конкретной задачей.

На удивление легко удается Амелии миновать общую прихожую, заполненную людьми. Кажется, расчет оказался верным. Никто не предпринял попытки задержать ее, никто открыто не выступил с яростными обвинениями.
Девушка торопливо сбегает с крыльца, все еще подспудно ожидая, что вот-вот за нею бросится кто-нибудь из опомнившихся соседей Хамильтонов, опустится на плечо тяжелая чужая рука, срывая попытку скрыться...

Уже на припорошенной снегом дорожке, ведущей к тротуару, Мэл начинает колотить дрожь. Не только от словно бы еще усилившегося ночного холода, пронизывающего почти до костей - сиротливый вид медленно погребаемой снегопадом машины Фокса, так и оставшейся стоять неподалеку, вдребезги разбивает надежды на то, что Эйдан с Одри успели оказаться в безопасности.

Амелия почти срывается на бег, ныряя в ближайший проулок, чтобы поскорее уйти из возможной зоны видимости мчащихся сюда копов. Сбитое дыхание переходит во всхлипы, девушка размазывает по лицу катящиеся из глаз слезы, даже не замечая, как остро обжигают мокрые щеки порывы ледяного ветра.

Где же может быть Фокс?..
Его фото на экране нашедшегося наконец в кармане смартфона сквозь слезы то и дело превращается в расплывчатое светящееся пятно. Кратковременное возбуждение, которым озарился выход из астрала, постепенно угасает, сменяясь мерзкой подавленностью - тем быстрее, чем больше Мэл отдаляется от квартиры Хамильтонов.
Неожиданно споткнувшись о какой-то мусор под ногами, девушка невольно сбавляет шаг и поспешно вытирает глаза краешком шарфа, чтобы хотя бы видеть, куда же идет.

Бесстрастный механический вердикт из динамика телефона заставляет Мэл и вовсе остановиться в растерянности. Как... быть теперь?
Девушка потрясенно смотрит на фото улыбающегося Эйдана, пока экран на ладони не гаснет, блокируясь. Почему он не отвечает?

Самые страшные предположения немедленно атакуют со всех сторон. Амелия судорожно вздыхает, оглядываясь назад, в сторону покинутого ею только что дома.
А что, если Фокс и Одри остались в астрале?.. Что, если их голоса там были настоящими? Что, если Мэл не должна была уходить?!

А теперь... уже поздно. Она не сможет вернуться, не сможет узнать, нужна ли им сейчас!
Амелия бросает взгляд вдоль незнакомой пустынной улицы, терзаясь мыслью, что Эйдан, возможно, рассчитывал на нее, а она этого даже не поняла...
И неожиданно холодеет - не от очередного порыва колючего ветра. От слишком хорошо знакомого вида цепочки гаснущих фонарей.

Ну нет, только не снова! Амелия почти кричит это вслух. Сколько же можно, всего за один день!
В отчаянии вцепившись зубами в ладонь, Мэл едва не рыдает от отчетливого понимания, что сейчас ее уже никто не спасет. Очередная тварь на этот раз уже точно сожрет ее, привлеченная проклятым стрейдом, перешедшим во вторую фазу!

Или нет?.. Беспомощно оглянувшись, девушка вспоминает вдруг, что жертвы астральных монстров должны бы перед нападением начинать видеть их... А если улица для нее все еще выглядит пустой - может быть, тварь пройдет мимо?

Амелия осторожно отступает, стараясь попасть в уже знакомый проулок, в надежде укрыться от потустороннего существа. Что же ей удалось сделать несколько дней назад в кафе, когда она отпугнула пожирателя?..
И еще... есть последний, наверное, вариант. Сохраненный в памяти телефона номер Сазерленда.

Амелия отступает обратно в темный проулок, и только раскрошившиеся под воздействием времени кирпичные стены обрамляют окруживший девушку густой липкий мрак. Это место не внушает уверенности, спокойствия – нет, на улице хотя бы было открытое пространство и источники освещения. Заставленная переполненными мусорными баками подворотня даже в объективной реальности чем-то неуловимо напоминает астрал. Зато сюда не выходят окна, сквозь которые могли бы пялится призраки. Зато здесь сохраняется хотя бы крошечный шанс того, что бесформенная пожирающая все источники света тень проскользнет, не заметив Амелию, мимо.

Дрожащие пальцы снова листают список контактов. Успокоить бешено стучащее в груди сердце не удаётся, даже спокойно дышать становится безумно сложно от страха. Это не просто страх перед невидимой тварью, нет. Это – вполне конкретный и осязаемый ужас, который волнами распространяется от ползущего по городу безразмерного существа, и эти волны выступают невольными предвестниками его приближения.

В последние дни на телефон Амелии поступает не так уж много звонков и, тем не менее, в панике оказывается не так просто найти нужный номер. Девушка скроллит вниз и вверх список вызовов за конкретные числа, наталкивается на множественные звонки Хлои, которые оставила почти без ответа. Эти, кажется, будто и вовсе из другой жизни – продравшись сквозь отголоски призраков прошлого, Мел наконец-то находит необходимый контакт.

Может показаться, что длинные гудки из динамика приходится слушать целую вечность. Амелия почти не отдаёт себе отчёта в том, сколько сейчас времени – лишь неосознанно ощущает, что вокруг уже давно и основательно заявила права на мир глубокая ночь. Когда начинает казаться, что никто не ответит, гудки сменяются вздохом.

– Сазерленд, – Амелия слышит раздраженно-заспанный голос агента, который, она почти может поклясться, отвечает лежа с закрытыми глазами в кровати.
И, почти сразу нетерпеливо спрашивает:
– Кто это?

Обступающий мрак тесной подворотни, в любое другое время вызвавший бы лишь желание поскорее миновать это место, сейчас кажется значительно более уютным, чем неумолимо ползущая по улице тьма.

Амелия укрывается в густой тени, прижавшись спиной к покрытой рисунками сомнительного содержания старой кирпичной стене.

Смартфон в дрожащих пальцах - словно чужой. Мэл никак не может отыскать нужную строку в списке контактов, хотя отчетливо помнит, как заносила в него номер Сазерленда в тот день, когда пыталась смириться с тем, что выглядеть этот список вскоре будет совсем иначе, чем прежде.
Наконец фамилия агента вспыхивает на экране, даря обжигающую надежду.

В те безумно долгие секунды, что устанавливается соединение, Мелли лишь пытается хоть немного совладать с паникой, мучительно боясь, что не сработает и эта возможность связаться с кем-то способным помочь.
Долгие гудки в трубке заставляют сердце заколотиться на пределе возможного. Только бы получилось относительно внятно объяснить причину звонка...

Когда агент наконец отвечает, Амелия в первые мгновения едва не теряет сознание от волнения, не успев удивиться, что Сазерленд не узнал ее. Выходит, в день Рождества он не сохранил ее номер после звонка - так как, очевидно, не думал, что она останется в отделе.

- Джеймс... - почти облегченно выдыхает девушка, даже не вспоминая о субординации, обращении по званию и необходимости извиниться за поздний звонок.

Вцепившись окоченевшими пальцами в телефон как утопающий в спасательный круг, отчаянным шепотом она пытается облечь в слова весь бушующий в мыслях ужас:
- Это Амелия. Прямо сейчас я вижу гаснущие фонари - этот монстр... возможно, выглядит как огромное бесформенное нечто...

Давясь слезами, девушка торопливо называет район и адрес дома Одри в качестве ориентира, уточняя, что тварь может быть именно там.

- Сюда едет полиция. Фонари гаснут на соседней улице, возле заброшенного завода.
Поколебавшись, вспоминая о том, как не хотел Эйдан, чтобы кто-то знал, что они оказались здесь вместе, Мэл все-таки решается добавить:
- Возможно, Фокс в опасности. Он... кажется, в астрале.
Понимая, что нечего даже пытаться в двух словах описать все случившееся, Мелли лишь пробует обрисовать масштаб:
- И еще может пострадать ребенок. И другие люди...

Много людей, которых найдет там аморфное чудовище... Захлестывающий ужас стискивает гортань, Амелия медленно сползает по стене, сжимается, стараясь стать как можно незаметнее, мечтая стереть проявления стрейда, который, кажется, даже в темноте способен послужить для астрального монстра маяком.

- Что мне делать, Джеймс?! Я боюсь привлечь тварь!

– Тихо, Амелия, – натужный скрип пружин подсказывает, что Джеймс усаживается на край кровати. – Не мельтеши. Где ты? Что происходит?
– Кто это? – женский голос на фоне даже не пытается скрывать раздражение.
Мел сбивчиво продолжает, с трудом вытаскивая из памяти адрес Хамильтонов.
– Что с Фоксом, Амелия? – голос Сазерленда ломается, искаженный треском помех.

Девушка продолжает говорить, пробиваясь сквозь усиливающийся с каждой секундой фоновый шум. Из динамика теперь доносится лишь шипение статики, и Мел совсем не уверена, что до Джеймса удается добраться хоть слову. Она с ужасом видит, как медленно угасает уличный фонарь прямо напротив её убежища. Последний вопрос остаётся без ответа – соединение обрывается. Индикатор связи предупреждает об отсутствующем сигнале.

Мел поднимает голову и вглядывается во мрак. Холодея, она замечает заползающие в подворотню с улицы сгустки темноты – сотканные из липкого мрака отростки, извиваясь теневыми бесплотными щупальцами, отчетливо выделяются даже на фоне абсолютно черных прямоугольников стен. Вместе с щупальцами в ткани реальности проявляется и скользящая грань – незримая черта, отделяющая настоящий мир от астрального. Амелия видит, как падающий с неба снег, достигая черты, превращается в неохотно планирующую на землю проржавевшую насквозь железную стружку. Видит, как покрываются уродливым черным мхом стены, как сугробы превращаются в жидкую грязь.

Существо приближается. Вместе с ним к Амелии скользит граница астрала – искажая звуки, заглушая связь, разрывая ткань мироздания.

Брошенный назад быстрый взгляд подтверждает – света не осталось и там, щупальца тьмы вместе с чертой изнанки подкрадываются с другой стороны. Западня, безвыходная ловушка – оно точно знает, где прячется Мел, и бежать теперь некуда. По мере того, как грань между мирами проявляет и щупальца, те приобретают реальность, превращаются во влажные склизкие трубки сероватого телесного цвета. С замиранием сердца Амелия смотрит, как граница добирается до навершия щупальца – до того места, где находится максимально плотный комок липкого мрака.

Влажная трубка входит в позвоночник раздувшегося младенца – посеревшего, мертвого, с выпученными глазами. Это до ужаса напоминающее ребенка существо с выпирающей вперед окровавленной пастью, игнорируя законы гравитации, ползет к Амелии по отвесной стене, вгоняя изогнутые когти в пазы между кирпичами. Грань скользит дальше, проявляя всё новых и новых младенцев – десятками они карабкаются и спереди и сзади по стенам образующих подворотню многоэтажных домов, а вместо спасительного простора улиц с обеих сторон подбирается только завеса непроглядного мрака. Все отростки уходят, обрываясь, во тьму, к чудовищно раздувшейся туше незримого властелина – оставаясь невидимым, существо управляет уродливыми тварями словно марионетками. Скрывается за линией крыш, танцует незримо на самой границе сознания – но, сколько ни крути из стороны в сторону головой, неизменно ускользает чуть дальше.

Треск помех вместо голоса Джеймса из динамика телефона до предела обостряет колотящий ужас, сжимая мир до крохотного закоулка напротив начавшего мерцать уличного фонаря.

Амелия, уже почти крича, продолжает сбивчиво пересказывать обстановку, упрямо не желая смиряться с пронизывающей мыслью, что Сазерленд не услышит ее. Может быть, дойдет хотя бы часть слов... Во всяком случае, агент теперь знает адрес творящегося кошмара.
Мэл не берется представить, чем и как он сможет помочь, чем и как может закончиться эта ночь для нее и десятков других людей... Сообщит ли Сазерленд о ее звонке другим агентам, как отнесется к такой выходке Фокс, что обо всем этом скажет Стиллвел - эти нюансы становятся вдруг совсем не так важны...
Когда гаснет фонарь, который Амелия до последнего удерживала взглядом.

Она не успевает получить от Джеймса хотя бы какие-нибудь инструкции - да и, наверное, любые из них уже вряд ли сумели бы что-то изменить.
Изнанка наступает, поглощая реальность. Ее порождение - и есть сам астрал...
Амелия застывает, прижав к груди бесполезный теперь смартфон, обессиленно наблюдая, как подползает к ней тьма. Она лишь мучительно медленно отшатывается от стены, к которой только что прижималась, когда крошащиеся от времени кирпичи начинают прорастать черным мхом. Пара неловких шагов в сторону, беспомощный взгляд назад - становится ясно, что тварь сумела замкнуть ловушку, безошибочно отыскав в спящем квартале стрейд.

Это существо несет чистый, незамутненный другими эмоциями ужас. Амелия, словно во сне, медленно поднимает голову, скользя взглядом вдоль сотканного из мрака ирреальностного щупальца, приближающегося к ней. Аморфная тварь обретает форму, оказываясь страшнее, чем пожиратель, хуже, чем инсектоид из отеля. Вид монстра способен свести с ума, и Мэл в какое-то мгновение даже надеется, что причина видения ею этой картины - в безумии, а на деле он попросту не способен существовать...

Что... что... что же случилось в кафе?!
Амелия, задыхаясь от страха, отчаянно пытается вспомнить, что смогло завершить ее встречу с пожирателем. Кажется, тогда она каким-то чудом нашла в себе силы сопротивляться, идя до конца.
Кажется... Кажется...

Рассудок грозит пошатнуться.
Свивающиеся бесконечные щупальца уходят во мрак, где таится невозможное существо. Оно там... Там, во тьме! Оно именно там, невидимое, знаемое.
Сжавшись от пронизывающего ужаса, Амелия вскидывает руки перед собой, пытаясь ощупью включить фонарик в смартфоне и заслониться от твари хотя бы тонким лучом света.

- Уходи!!!

То, что задумывалось как крик, выходит сдавленным шепотом. С пересохших губ с трудом срывается единственное короткое «уходи», и, конечно же, существо не уходит. Поднятый смартфон с включенным фонариком прорезает мрак одиноким робким лучом, выхватывая одну из ползущих по стене тварей. Мел четко видит, как серая кожа на спине чудовища расходится складками, выпуская новые щупальца-отростки, поменьше. Одно из них выбивает телефон из руки девушки хлестким ударом – несчастный девайс отлетает в сторону, на скорости врезается в стену и, в конце концов, соскальзывает в астральную грязь. На тыльной стороне ладони Амелии проступает набухающий кровью продольный рубец, но подобная мелочь при учете всех обстоятельств не имеет значения.

Сознание затапливает чистый ужас. Ужас, который мешает дышать, думать, который застилает глаза горячими неконтролируемыми слезами. Ужас, от которого ноги подкашиваются, и Мел, совершенно не думая о почти новых джинсах, падает на колени в жидкую грязь. Ужас, который не позволяет даже просто пошевелиться, который заставляет сердце колотиться так сильно, что в груди проступает и начинает разрастаться незнакомая боль. С этим невозможно справиться, это нельзя контролировать – и перспектива смерти на месте от страха перед скользящим за линией крыш существом уже не кажется иллюзорной.

Мел стоит на коленях и, смаргивая слезы, лишь иногда способна видеть окружающий мир. Младенцы мелькают тут и там, копошатся вокруг. Один из них подползает и, клацнув чудовищной пастью с несколькими концентрическими кольцами мелких акульих зубов, впивается в бедро Амелии, без труда прокусывая плотную ткань. Другое щупальце в несколько колец закручивается вокруг горла, почти ласково пережимая дыхательные каналы – отросток покрывают зазубрины, оставляющие на шее борозду мелких неглубоких порезов. Другой отросток – толще, массивнее, обвивается вокруг тела Амелии, сдавливая ребра чуть ниже груди. Давление возрастает с каждой секундой и то, что ещё совсем недавно казалось незначительным в сравнении дискомфортом, сейчас уже заставляет всерьёз обеспокоиться сохранностью грудной клетки. Ребра стонут под колоссальным и, в то же время, каким-то ленивым давлением. Оплетающие Мел щупальца начинают пульсировать, прогоняя через себя золотистые энергетические сгустки – выглядит так, словно они высасывают эту субстанцию из её тела.

Многие агенты боятся тени.

Крошечные ручки надавливают на плечи – мертвенно-серая морда с выпученными глазами, с интересом заглядывая в лицо Мел, появляется из-за уха.

Не понимают её. Другие со временем осознают, что не только твари обладают властью над этой реальностью.

Голос Чарльза Стиллвела в голове становится единственным спасением, последним доводом рассудка в бушующем океану непроглядного безумия и непрекращающегося кошмара.

Не только они способны менять её, эта способность – и наше оружие тоже.

Синяя энергетическая вспышка проявила в руке Стиллвела револьвер. Тогда это удалось ему без видимого труда, совершенно непринужденно.

Выпученные глазки с напоминающими вытянутые щели зрачками в углах уже тронуты желто-бурыми участками частичного разложения. Амелия не может отвернуться, не способна даже просто напрячь мышцы шеи и пошевелить головой. Оно наблюдает с какой-то извращенной издевательской формой детского любопытства – за тем, как оплетенная щупальцами девушка уже почти теряет сознание, умирая без воздуха.

Несчастный лучик фонарика, кажется, только сильнее злит тварь. Амелия не успевает подумать об этом. Обжегшая кисть вспышка боли от удара чудовищным отростком почти сразу растворяется и пропадает, вытесненная из сознания ужасом, из которого состоит теперь мир.

Скованная им Мэл отстраненно понимает, что падает, оказываясь попросту не в силах удержаться на ногах - тело больше не подчиняется разуму.
Кажется, это все... Невозможно противиться неизбежному.
Девушка судорожно дергается от первого укуса, пытаясь собрать остатки воли и хотя бы уклониться от ползущего по ее телу очередного отростка, но даже это не удается ей.
Рана на бедре словно полыхает, множество мелких порезов на коже шеи вспыхивают крошечными огоньками боли, что, впрочем, сменяются почти сразу мучительным жжением в лишенных воздуха легких, затмевающим разом все.
Исступленные попытки вдохнуть не приводят к успеху, грудная клетка парализована чудовищным давлением извне.

Сознание, еще отчаянно цепляющееся за жизнь, постепенно гаснет, и на границе теряющейся реальности, ускользая и вновь возникая из наступающей тьмы, неожиданно появляются неясные отголоски совсем недавних воспоминаний.

Голос Стиллвела внезапно звучит в памяти столь отчетливо, что кажется едва ли не более материальным, чем оказавшееся возле самого лица Амелии исковерканное детское личико.
Образ шефа, искаженный изнанкой, появляется сквозь клочья темноты, из-за удушья медленно затмевающей взор. Потоки астральной пыли, послушно обвивающей его руку, с каждым мгновением видятся все отчетливее.

Если вместе с этой тварью в ее мир пришла тень...
Амелия хрипит в смертельных объятиях потустороннего существа, стремясь собрать воедино крохи сознания, чтобы суметь прибегнуть к самому последнему способу спастись. Пытается представить, как серые зазубренные щупальца ослябляют хватку, не имея больше возможности сомкнуться. Как между ними и Мэл материализуется непреодолимая для твари преграда, отодвигающая смертоносные отростки от тела девушки. Как в безвольно повисшей руке, сплетаясь из подчиняющейся ткани изнанки, появляется точно такой же, как у Фокса, пистолет... Дробовик. Пусть это будет дробовик.

Никакой преграды.
Никакого дробовика.
Никакой возможности вырваться, убежать.

Амелия больше не видит границы между реальностью и астралом. Она даже не уверена, что эта граница по-прежнему существует. Астрал ей не подчиняется – да и о каком астрале может теперь идти речь, когда даже собственное тело отказывается её слушаться.

Залитый кровью глаз младенца совсем рядом, впившиеся в плечи коготки пронзают куртку и кромсают плоть. Серое щупальце обвивается вокруг горла всё новыми кольцами, ребра трещат под усиливающимся давлением другого отростка. Под воздействием непреодолимой силы Амелия опускается на колени – со всех сторон приближаются существа. Они ползут по грязи, шлепая когтистыми лапками, они карабкаются по стенам из бордового кирпича.

Задрав голову, Амелия смотрит слезящимися глазами в зажатую между зданиями полоску черного неба – и не столько видит, сколько чувствует присутствие незримого чудовища совсем рядом.

В роковую минуту она осталась одна. Ни Фокс, ни Сазерленд, ни Макрейвен, ни Арчер и Стиллвел не придут ей на помощь. К такому Амелию не готовили, просто не могли подготовить. Весь отдел не в состоянии будет справиться с этим чудовищем, даже Стиллвел наверняка отступит и дрогнет. Мел же просто всех подвела. Из-за неё Фокс и Одри мертвы. Из-за неё погибнут ещё сотни, десятки.

Краешком сознания Амелия понимает, что это не её мысли.
Но ничего не может поделать с этими, не может ничего контролировать.

Ты во всем виновата, Амелия Лэнгфорд. Одри поверила тебе – и теперь пополнит марионеточные сети чудовища. Ведь ты знала, что Скотт Арчер ни черта не понимает в астрале. И даже не попыталась проверить сама чертов шкаф.

Ты затащила в дом пьяного Фокса. Хотела помочь, но не просто подставила, а убила его. Единственного человека, который, возможно, хоть немного беспокоился о тебе в целом мире.

Младенцы приближаются, карабкаются по коленям, по груди и по рукавам.

Ты убила своих родителей. Привлекла существо способностями, в которые отказывалась верить и которые осознанно подавляла. Ты привлекла его, а он убил всех. Нет, не просто убил. Сожрал.

Их не просто так называют пожирателями, Амелия

Ты виновата в смертях всех детей, которых чудовище похищает и сжирает десятилетями. Веками. Быть может, с самого начала времен. Ты – ничтожество.

Сгустки золотистой энергии продолжают ползти внутри щупалец пульсирующими толчками. Вместе с золотистым светом, слезами, кровью и воздухом Амелию медленно и неотвратимо покидает сознание. Если она провалится в темноту, то окончательно проиграет. Чудовище победит, и изменить что-либо уже будет нельзя.

Изнанка, заполнившая мир, ставшая ее миром, не подчиняется Амелии. Ладонь вместо ожидаемой тяжести так нужного сейчас оружия конвульсивно хватает лишь пустоту. Серые щупальца потусторонней твари сжимаются все сильнее, не встречая столь желаемой Мэл преграды.

Хрип девушки становится тише. Непослушными соскальзывающими пальцами она еще продолжает неловко царапать стягивающиеся живые петли на горле, однако движения эти становятся все более медленными по мере того, как гаснет сознание в багровых всполохах перед глазами, теперь уже смутно прорывающихся сквозь тьму.

Искаженные детские лица, исковерканные тельца - навершия чудовищных отростков, подобравшиеся разом со всех сторон, сливаются в ужасающую мешанину с почти неразличимыми деталями. Они, кажется, повсюду. Они абсолютно везде.
Контрастно отчетливо в этом месиве мелькают золотистые вспышки, прокатывающиеся от тела Амелии.
Каждая - как новый укол всепоглощающей вины, впивающейся в затухающее сознание. Приносящей боль ничуть не меньшую, чем вонзающиеся в плоть клыки десятков младенцев, принадлежащие безымянному монстру.

На грани Амелия, еще цепляясь за осколки реальности, помимо воли внимает вскипающим в сознании навязанным мыслям. Во всем этом только ее вина... Если бы, если с самого начала она попыталась сделать хоть что-то с зарождающимся и крепнущим стрейдом... Если бы вовремя вернулась домой в канун Рождества... Если бы не спровоцировала нападение твари на Одри именно сегодня...

Мэл, сокрушаемая неподъемной виной, почти окончательно растворяется в чужих, неподвластных ей суждениях. Почти абсолютно верит им.
Почти...
Что? Еще и смерти всех детей с начала времен?..

Ну не перебор ли это?
Амелия судорожно дергается из последних сил, чудом хватая глоток воздуха, который позволяет сконцентрироваться на мелькнувшей всего на мгновение собственной догадке.
Этого точно не может быть!
И Фокс... Он должен быть жив! В астрале, в опасности, но жив!

Эта мысль неожиданно придает стойкости. Нужно продержаться. Сюда уже едут агенты. Здесь поблизости Фокс.
Если у нее не получается поставить вещественную преграду - нужно создать хотя бы ментальную границу!

Амелия напрягает волю, сосредотачиваясь на этом решении. Пытается остановить, удержать золотистые потоки, не дать чудовищу развеять ее в ничто. Противостоять хищнику. Сопротивляться. Сейчас.

Света всё меньше.
Липкая тьма, обжигающий холод, вездесущая грязь.
Багровые пятна, вспыхивающие перед меркнущим взором.

Это существо не имеет ничего общего с пожирателем. Оно не просто вызывает страх, оно питается эмоциями, воспоминаниями. Оно вынуждает Амелию ненавидеть себя и высасывает эту ненависть через многочисленные отростки. Но оно высасывает не только ненависть. Кроме неё – что-то совершенно другое. Сгустки золотистой энергии, которую продолжают перекачивать щупальца из Амелии в неизвестность. В этих сгустках – дневной свет, летнее солнечно тепло, в них всё то, чего Мел сейчас отчаянно не хватает. С каждой секундой света остаётся всё меньше и, когда уже кажется, что всё кончено, на зажатой между зданиями темной полоске неба вспыхивает крошечный огонек. Этот огонек приковывает взгляд Амелии, вытесняя все остальное. Своей загадочной пульсацией он помогает сосредоточиться, забыть об окружающем кошмаре, забыть о сдирающих кожу с плеч крошечных коготках.

Звезда пульсирует, разгорается. В один такт с ней пульсируют сгустки золотистого света, которые продолжает перекачивать тварь. Отдаленно эта картина напоминает жуткую и фантасмагоричную праздничную гирлянду. Девушка наблюдает за тем, как свет разрастается – он не только зарождается глубоко внутри, он тянется к Мел в то же время извне. Склизкое щупальце испуганно соскальзывает с горла рывком, оставляя кровоточащие порезы. Младенцы пятятся, жуткими каракатицами отползают назад. Мел снова может дышать, но почти не замечает этого. В подворотне одим за другим в воздухе вспыхивают золотые шары, и Мел почти уверена в том, что совершенно это не контролирует.

Тепло волнами разливается по онемевшему телу. Окружающее пространство прорезают сотни золотых нитей – они сплетаются, связывая Амелию, уже поглощенные тварью сгустки энергии и шары в единую сеть. Беспощадный солнечный свет выжигает астральную грязь, придаёт противоестественную фактурность кошмарным младенцам, которые теперь выглядят не столько устрашающими, сколько уродливыми и беспомощными.

Это – оплетенное золотистой паутиной мгновение абсолютной тишины. Это – мгновение лишенной намека на малейшее движение статики. Прорезающие каждый метр пространства подворотни энергетические нити. Зависшие над головой десятки шаров, каждый из которых напоминает миниатюрное солнце с расходящимися лучами. Застывшие в неуклюжих позах пятящиеся младенцы, которые в неестественно ярком дневном свете лишились теней. Неподвижные щупальца, застигнутые врасплох посреди процесса бесконтрольного отступления. В этот миг абсолютного контроля Амелия чувствует животный страх существа. Не марионеток, но сокрытого в неизвестности за бесчисленными слоями астрала неподвижного мастера. Этот страх порождает мрачное удовлетворение, и нити, словно почувствовав настроение Мел, разгораются ярче.

Солнечная паутина накаляется, стремительно переходит в диапазон чистого ослепительного-белого света. Кажется, что в этот миг не существует ничего кроме света – ни расстояния, ни мира, ни времени. Нити, раскаляясь всё сильнее, пульсируют.

Амелия знает, что совсем скоро произойдет взрыв.

И взрыв действительно происходит. Вспышка чистого света, распространяющегося из нескольких десятков источников сразу. Выжигающая астрал, тьму, слои реальности, время. Подворотню, младенцев, щупальца. И сознание. На смену неимоверно яркому свету приходит спасительное забвение.