| |
|
|
Ничто так не оживляет лимбо, как новые списки. Внизу родилось множество странных сигнификатов для этого места. Раскалённые сковородки или кипящие котлы, а в довесок непременная вонь, куда нам без неё; чудесный сад, в котором идёт беспрерывный концерт; берега речки (водичка из неё награждает амнезией); бесконечная драка, счастливо чередующаяся с пьянкой, и etc. Самое забавное, что все эти (и многие другие) представления о верхнем мире или лимбо, как его называем мы, – правда. И ни одно не соответствует действительности.
Ближе всех к истине подошли те забавные ребята с водичкой забвения. Память, конечно, тут не причём, память – это телесное, но когда душа только возносится в лимбо, на ней лежит яркая печать покинутого тела. Глядя на списки, например, вновь прибывшая душа чётко увидит строки на экране ПК или свиток папируса, смотря откуда и из когда поднялась. Со временем печать размывается, смешивается с выездными визами, что оставили на душе предыдущие воплощения, а списки в ее глазах уже что-то среднее между глиняными табличками, бегущей строкой в телевизоре и каменными скрижалями. Чем дольше душа в лимбо, тем бледнее печати, и тем абстрактнее будет видеть она эти пресловутые списки. Мы, коренные обитатели, никогда не спускающиеся вниз, вообще ничего такого не видим. Для нас списки - это списки – нематериальное понятие, денотат которого можно определить, как упорядоченную последовательность неких данных.
Понятно или не очень? Впрочем, не важно, главное, что новые списки готовящихся к рождению тел, всегда вызывают невероятный ажиотаж. Тут необходимо сказать пару слов об обитателях лимбо. Внизу о душах совершенно идеалистическое представление, а кого не идеализируют, того почему-то демонизируют. Люди вообще обожают крайности. На самом деле мы: и коренные, и снующие вверх-вниз абсолютно разные. Есть, конечно, возвышенные, чистые души, как и насквозь протухшие, подлые душонки, но в большинстве намешано всякого с избытком. Коренные жители в этом отношении не многим отличаются от нисходящих. Мы хоть и избавлены от тех изъянов, что наносят душам печати тел, зато совсем закисли от скуки. Развлечений у местных не густо: сортировочная, спуск и подъем. О временных обитателях и говорить нечего. Интриги, подкупы, ругань и ссоры: это лишь малый перечень того, что творится в лимбо, когда прибывают новые списки. Каждой душе гарантировано предоставление тела через двенадцать отрезков, но никто же не желает судьбы умершего младенца. Всем подавай долгую жизнь, богатство, славу. Ради подходящего тела души готовы скучать двенадцать миллионов по двенадцать отрезков, обещать сортировщикам взятки, отпихивать друг друга от списков локтями. Их не останавливает даже отсутствие локтей, вот что значит – сильная мотивация! Скука – единственное, что нас всех объединяет. Поэтому, как ни странно покажется нижним, драматичные или даже трагичные судьбы котируются в лимбо даже больше тихих и благополучных. Душам хочется приключений.
Самое смешное здесь, что судьба вовсе не значит неизбежность, как полагают нижние. Это понятие ближе всего к таким образам людского мира, как модель, эскиз, план, намётка, а полностью корректного определения у нижних для неё вообще нет. Отдел моделирования может распланировать человеку самую распрекрасную судьбу, а дорвавшаяся до тела душа пойдёт направо там, где по плану должна налево, вот тебе и рок. Поэтому иногда выгодно не толпиться в очереди, а взять какое-нибудь непопулярное воплощение и побороться с фортуной. Находятся среди душ любители рискнуть, но большинство, даже прекрасно зная, что гарантий судьба не даёт, всё равно выбирают её не менее тщательно, чем невеста свадебное платье. Ещё необъяснимее поведение местных, которые, великолепно сознавая, что нисходящие благополучно забудут все обещания, всё равно впутываются в их интриги с очередями за предложения привезти сувенирчик снизу или увековечить имя. Нет, бывало, что привозили и увековечивали, причём иногда так, что счастливчик не знал, куда деваться от последствий, но подобное осознание своего верхнего существования у одетых душ – огромное редкость, большинство из них о лимбо внизу сохраняют лишь смутные ощущения.
Впрочем, поведению местных всё же существует рациональное объяснение: коррупция нас развлекает. Как не клянём мы то столпотворение, что начинается после прибытия списков, но ждём на самом деле с нетерпением, ведь эта работа – единственное, что скрашивает наше однообразие. Имеются и другие причины для интриг. У меня, например, синдром вахтёра, чем я заслуженно горжусь. Этот синдром выделяет меня из безликой массы себе подобных, поэтому я не упускаю ни единого случая им попользоваться. Лишь от меня зависит, получите ли вы нынче завидную судьбу, никудышную или вообще отправитесь восвояси ещё на двенадцать отрезков. Так что стоит как следует постараться, чтобы заинтересовать меня!
|
|
1 |
|
|
|
|
Анархист пришел из СССР.
В сущности там он был, кажется, даже не анархистом. Жизнь порой мутит нам голову, заставляя верить, что мы чего-то желали, желали всей душой, а тут - Пуф! - И оглядываясь понимаешь, что желал совсем не этого, желал чего-то совсем обратного, но хотя время и нелинейно, однако, назад оно все-таки не бегает...
Когда Анархист задумывался о космосе и собственном месте в нем, его всегда посещали чувства, схожие с высказанными как-то одним мусульманским вождем: "Лучшая теология - помогать Аллаху мечом" - Вероятно, Анархист и был тем-самым автором которого цитировал. Или не был. Так много позади. А впереди всё то же, и нет исхода...
Кажется, я схожу с ума.
Анархист пришел из СССР и не особенно удивился, когда после смерти для него ничего особенно не изменилось. Помните "Теркина на том свете" Твардовского?
Позади Учетный стол,
Дальше – влево стрелки.
Повернул налево – стоп, Смотрит:
Стол проверки.
И над тем уже Столом –
Своды много ниже,
Свету меньше, а кругом –
Полки, сейфы, ниши;
Да шкафы, да вертлюги
Сзади, как в аптеке;
Книг толстенных корешки,
Папки, картотеки.
И решеткой обнесен
Этот Стол кромешный
И кромешный телефон
(Внутренний, конечно).
Анархист понял, что скучает по исламу. С гуриями оно как-то повеселее. Впрочем, были ли гурии, да и нужны их они вообще, эти гурии, если нечем их, так сказать, огурить...
Смерть - это всегда уныло.
Никто не свободен от Смерти.
Мы рабы, песчинки, бессильно наблюдающие за тем, как всё дальше становится вершина склянки. Потом мы падаем и оказываемся здесь, в лимбическом (впрочем, как уже говорилось, Анархист был из СССР и подумал немного иначе, но поскольку в очереди вполне могли оказаться дамы - сработал внутренний цензор). Анархист любил дам. Что впрочем, не исключало, что порой он рождался дамой. Это вроде как с рубашкой, раз надел наизнанку - на улице уже не переоденешься. Если конечно ты не в. Вудстоке. Советский человек - человек атеистический, Рай себе он поместил на Запад, одновременно географический и воображаемый. А только вот нет никакого Рая. И Ада нет.
Да и Свободы в сущности нет.
Есть лишь рука, вновь и вновь переворачивающая часы...
Кажется я схожу с ума.
Пельмешек бы. Со сметанкой, с перчиком, плавающих в мясном бульончике...
И бабу.
А потом можно и социалистическую революцию. Впрочем, хе... хеликоптер с ней, с социалистической революцией. "Куда угодно только не в Совок" - С тоской подумал Анархист - "Потом не отмоешься"
Тут бы и прийти обреченности, да только вот поддаться ей, раззюзиться сейчас - значит признать своё бессилие перед объективным ходом вещей, смириться, что если всё вот так, так стало быть так и надо. Но Анархист знал Зло, видел его во множестве лиц, и худшим из этих лиц всегда было уныние, эта подсознательная готовность многих произнести: "Я говно" - И потом жить, будто ничего не случилось. Ну правда, говно и говно, с кем не бывает?
Что-то мы увлеклись. Жизнь тяжелая, смерть еще тяжелее.
Особенно если забыл отчество Петра... Как там его по батюшке? Все. Надоело. Перерыв. Минутка поэзии.
Дядя
есть
в губисполкоме.
Перед дядей
шапку ломят.
Он,
наверное, брюнет -
у брюнетов
жуткий взор.
Раз -
мигнет -
суда и нет!
Фокусник-гипнотизер.
От поэзии делается тошно. Нет свободы, нигде нет, везде, все, сверху донизу - кругом рабы!
Анархист уверенно работая чем-то, что у него вместо локтей, протискивается к столу. Стол это как ключи от квартиры - есть деньги или нет дело десятое. А только вот чей стол, того и хата. И раз уж этот Петр и занимался чем-то подобным...
- Товарищ!
Впрочем, чушь получается. Какой он к зюзиной бабушке товарищ?
- Уважаемый! Я тут в списке приметил Карла Маркса. А еще я ни капельки не антисемит, наделен революционной сознательностью и люблю бороды...
Снова дурно выходит. Будто он, Анархист, что-то у кого-то там просит. Как выезд за границу - а партбилет-то покажи, а с комиссией поговори, а куда на самом деле отправить хочешь и партбилет и комиссию - цыц. Иначе сам туда отправишься.
Раба в себе нужно изживать по капле.
- В общем, дружище. Я верю, что ты - парень сознательный, как и все мы. Наверное горбатишься двадцать четыре на семь, жизнь не сахар, а стало быть понимаешь. Очередь здесь - как в поликлинике, пришел за справкой - заболеешь, пришел лечиться - помрешь. А пока я здесь, трудяги там внизу, работают на заводах без выходных. Женщины, дети! Маленькие детки! И кто вступится за них, кто первым выступит за свободу от эксплуатации для всех и каждого, кто живет не чтобы угнетать? К тому же я как видишь коммунист...
(А в кармане - или что там у душ вместо карманов - сложил кукиш) Добраться бы до Карла Маркса - шиш вам, а не коммунизм. Нет коммунизма - нет революции - нет фашизма - нет тридцать седьмого года - нет Войны - нет Застоя и карательной психиатрии...
Свобода для всех.
- Пропусти из пролетарской сознательности, а? Не для себя прошу, для людей...
|
|
2 |
|
|
|
|
Я выслушал Душу Анархиста в некотором изумлении. Тут надо заметить, что "выслушал" в лимбо очень условно. Мы, коренные, вообще обмениваемся чистыми смыслами, поэтому разговор наш людям в его натуральном виде будет непонятен, да и нисходящие с трудом могут разобрать беседу местных. С душами же, отмеченными телесными печатями, разговор мы поддерживаем, воспринимая и передавая образы. Образы, конечно, на самом деле безумно сложны, но если вы описываете свой обед, то не станете рассказывать: "я ел чеснок, воду, перец, соль, уксус, растительное масло, мясо", вы опустите всё, кроме мяса, а собеседник уже дорисует остальное. Так и тут: образ, переданный Душой Анархиста, при всей его сложности можно описать одним главным понятием: альтруизм. Не часто мне предлагали такое блюдо. Вообще никогда не предлагали, если быть точным. Я замешкался: согласиться или рассердиться? С одной стороны: это что-то новенькое, отличное от тех заискиваний, которые порядком наскучили, с другой – я сегодня ещё не прогуливал свой синдром!
Тут надо рассказать, откуда он у меня собственно взялся. Это тот редкий случай, когда нисходящая душа не забыла при возвращении прихватить с собой обещанную мзду. Гнилая попалась душонка, между нами, зато пользы от неё оказалось гораздо больше, чем от чистюль, витающих в незамутнённом эфириуме. Да, вы правильно поняли, все эти сувенирчики снизу, о которых я толковал, нечто нематериальное. Иного в лимбо не захватишь, да и толку с вещественного здесь, где стоит лишь представить понятие, чтобы его осуществить?
Так вот, я вспомнил про синдром, и уже совсем собрался послать просителя к чёрту, как выражаются внизу (или в отдел моделирования по-нашему), как до меня дошло, что сувенирчик он мне всё же вручил. Причём, авансом и очень изящно, ненароком. Ловок, пройдоха! От образа альтруизма в прошении явственно отделялся другой образ, причём, этой душе не принадлежащий. Я смаковал стихи, как обжора десерт. Это, конечно, были не какие-нибудь редкие стихи, оставшиеся неизвестными внизу, а вполне себе тривиальные, но в них имелась грубоватая искра. Мне тот час захотелось пообщаться с душой, породившей подобные смыслы. Проверив быстренько, я с неудовольствием узнал, что она уже успела умчаться на новое перерождение! Но какая, однако, яркая печать предыдущего тела у Души Анархиста!! Меня даже посетила иллюзия, что я вижу сквозь понятия вещественные образы, которые передаёт он. Это, конечно, невозможно. Однако, факт, Душа всё ещё слишком привязана к оставленному телу, она живёт его понятиями и заботами. И... что-то ещё... Я присмотрелся, принюхался, прислушался - сложно выбрать подходящий денотат. Я расчленил переданный мне образ на малейшие составные части, выискивая это "что-то". Так и есть! Душа лукавила! Она задумала нечто! И, конечно, мне стало жутко любопытно, что из этого всего в итоге выйдет.
Для порядка я всё же послал Душу к чёрту! Пусть знает, как отвлекать занятых работников своими пространными изречениями.
— Если уж вы настаиваете, то покорно прошу начинать нисхождение и не задерживать очередь, но прежде изволили бы вы, голубчик, спуститься в отдел моделирования, недосуг мне знакомить вас с судьбой, — примерно так звучал бы переданный мной образ на нижнем языке.
Вообще-то знакомить с перипетиями выбранной судьбы – наша работа, но у меня же синдром Вахтёра, так что перетопчутся и Душа Анархиста, и модельеры, тем более что идти оказалось никуда не надо: Борис вон он – лёгок на помине, точнее, тяжёл на этой самой помине, так как Души модельеров заключены в смыслы, насильно удерживающие печати их прошлых тел. Нижние придумали для этих смыслов забавный, хотя и в корне неверный, сигнификат, почему бы его тут для смеха не использовать? От Бориса разило серой, как от козла.
Мы обменялись с ним смыслами, если беседу перевести на нижний, это было бы примерно так:
– За рекрутами припёрся? Вон смотри, какой красавчик, не хочешь забрать к себе? Печати ярче, чем у тебя, даже серы не надо, чтобы держать.
– То-то и оно, что для полевой работы такие не годятся, а нам нужны резиденты.
– Тогда выпроводи его к пусковикам, раз уж явился, не запылился, у меня работы выше крыши. Маркса ему.
Борис послал мне смысл-согласие и убрался вместе с Душой Анархиста и запахом серы. А я остался мучиться вопросом: не продешевил ли? Маркса можно было толкнуть и повыгоднее, чем за пару остроумных, но всё-таки достаточно тривиальных стишков.
Продолжение следует
|
|
3 |
|
|
|
|
Отдел моделирования – единственный отдел в лимбо, где работают не коренные обитатели, а нисходящие. Считается, что только те, кто на практике многократно постиг жизнь внизу, способен спроектировать судьбу человека. Мы пашем, как грешники в Преисподней. На Земле именно так нас и представляют: грешные души, отбывающие срок в аду. Или черти, мучащие их почем зря. На самом деле, все мы – добровольцы. Причины предпочесть приключения плоти неблагодарной работе, в которой к тому же мало смысла, так как вселившаяся в тело душа всё равно поступит по-своему, и судьба, любовно распланированная нами, неизвестно как повернётся, у нас разные. Модельеры похожи в одном: они помнят всё о своих земных жизнях. Или их печати не тускнеют, как выразились бы местные сущности. Это неестественное состояние, доставляющее определенные страдания, как нам самим, так и тем, кто вынужден с нами общаться. Отсюда, наверно, все легенды о грешниках, чертях, запахе серы и адских котлах.
Именно по этой причине мы редко выходим за пределы своего отдела, только по делу. Когда прибывают списки, и души, ждущие воплощения, собираются вместе, кто-то из нас приходит, подыскивая в толпе новых сотрудников. Увы, нам нужны не столько проектировщики, сколько резиденты. Земные люди кроме чертей сочинили ангелов-хранителей. Знали бы они, что это одни и те же души! Попытаться исправить то, что пошло не по плану – тоже наша работа. Резиденты в отличие от обычных нисходящих, спускаются обнажёнными. Лишённые телесной оболочки, они помнят лимбо, помнят, к какой судьбе должны привести нужного человека, зато почти не могут действовать. Лишь исподволь, намёками, эфемерными вмешательствами. Сама по себе такая работа требует от души нереального мастерства, а ещё полной непредвзятости по отношению к эпохе, людям, своему клиенту. Качество – прямо противоположное способности помнить прошлые воплощения. Вот и получается, что хороший модельер-планировщик не годится в резиденты. Все мы до сих пор привязаны к тем телам, которые покинули. Все мы слишком за них переживаем. А хороший, в теории, резидент, который с холодным равнодушием будет взирать на всё, творящееся внизу, не способен спланировать счастливую судьбу. Несчастных же и без планов на Земле хватает. Универсалы редки. Душа, которую мне перепоручил Пётр (я не знал её истинного имени), к ним не относилась.
Рассказывая душе о судьбе Маркса (только самая грубая, примерная схема), я вспоминал своё собственное последнее нисхождение. После него я и пришёл в отдел, пришёл, чтобы навсегда здесь остаться.
Я взяла тогда это воплощение из-за забавного курьеза: его земное имя совпало с моим истинным. Вполне тривиальная и благополучная судьба: писал песенки, крутил романчик со звездой первой величины местного масштаба, дожил до глубокой старости и умер в своей постели. Неплохой человек, но и ничего выдающегося. И дёрнуло же меня попытаться вложить в эти песенки искру! Чтобы зазвучали! Не как милая безделица, а по-настоящему. Я ведь никогда до этого не жил жизнью одарённого человека, терпения дождаться такой вакансии не было. А попробовать хотелось. Вот и решил побороться с судьбой, сделать заурядные семь (или шесть, забывать уже стал) струн дорогой к небу. К сожалению, у меня получилось.
Если бы не это, я бы никогда не встретил Иру. В планах судьбы Бориса ничего подобного не было, хотя тогда, я разумеется, не помнил ни о лимбо, ни о каких-то планах. Я просто влюбился. И она. И она влюбилась, вот в чём настоящее чудо, понимаете?!! Нет, конечно, я бы мог её встретить все равно чисто физически, но она бы прошла мимо, если бы не те искры, не те проклятые песни! Я уже угасал, жизнь клонилась к закату. И вдруг повернулась вспять. Мне было за шестьдесят, ей много меньше. Родилась Сима, потом Поля. Целых десять лет мы были счастливы, вопреки судьбе, вопреки планам, вопреки всему земному и небесному. Я не могу забыть того счастья и предать не могу. Именно потому не хочу больше никогда других воплощений.
Десять лет, как один день... До сих пор не знаю, была ли это случайность или кто-то из ангелов-хранителей решил исправить то, что пошло не по плану. Наше счастье. Искренне надеюсь, что случайность. Но я уже был наверху, а они еще внизу, и я молился, хотя никогда не умел молиться, ни в земной жизни, ни в этой. Тщетно молился, а потом пришёл к модельерам...
...Я рассказывал Душе о судьбе Маркса и всё больше чувствовал в ней что-то родное, что-то знакомое. Мы уже подошли к "акушерам", можно было прощаться и передавать клиента Мойре, но я медлил.
– Почему именно Маркс? – наконец, спросил я его, попирая все мыслимые и немыслимые приличия. Никогда не спрашивай душу о причинах выбора – первое правило лимбо.
|
|
4 |
|
|
|
|
Анархист пришел из СССР.
Именно поэтому он так тонко ощущал как существование угнетения со стороны системы, так и попытки ее обойти. Школа-с. Пока нет победы и нет поражения, всегда можно отдаться попутному ветру четко зная, что однажды он принесет туда, куда нужно, раствориться в невероятной легкости бытия. Сегодня тебя бьют по морде, а завтра ты посылаешь на гильотину тех кто бил, послезавтра оказываешься на ней сам, а потом возвращаешься, и музыка начинается с начала...
Так и сейчас, говоря, по своему сражаясь, Анархист не вполне был уверен, что убедит Петра, даже вполне уверен был в обратном, и пожалуй больше всех возможных наблюдателей удивился тому, что "пролетарская сознательность" сработала. Это огорчение - вечное чувство всех тех, кто жили протестом, ничто так не огорчало их как борьба, украденная из под носа.
"Вперед, на штурм Трои" - Сказал Агамемнон. Где-то в альтернативной реальности Троя просто сдалась. Никаких тебе десяти лет войны, пылающего города. Просто царь Приам поцеловал жезл, выдал бабу, хорошенько выпорол сына... И вроде бы победа! Но лишенная всякого вкуса, достигнутая без борьбы, а вроде как даже по согласию с представителем той системы, против которой была направлена...
Часто современники вспоминали о Белинском, насколько неуверенно тот чувствовал себя в разговоре. "Висюша" заикался, дрожал, не мог связать и двух слов... Чтобы стать "Неистовым Виссарионом" ему нужен был спор, нужен был противник, которого следовало повергнуть, повергнуть всеми силами своей души, выжав из голоса все, до крови, бегущей из горла... Возможно, это был Анархист.
Однажды в Сиднее один аспирант пристрелил декана факультета на банкете по случаю, собственно, получения профессорской степени. Этот аспирант ненавидел систему, в своих статьях всячески разоблачал ее, искренне веруя, что станет мучеником, и потому услышав хвалебные речи о своем огромном, невероятном вкладе, о том, как много его труды значат и так далее и так далее - не выдержал. Возможно, это тоже был Анархист.
Был ли он когда-нибудь счастлив? Умел ли вообще быть счастливым?
Как все беспокойные, жаждущие души, он много носился вокруг счастья, исполнял вокруг него танцы с бубном, распевал ему гимны, но почему-то всякий раз находил новый повод сделать шаг назад, потому что только собственное движение выделяло его из всех, давало стимулы жить дальше.
И казались бы, победа, "Маркса ему"!
Но отчего так паршиво на душе?
Мечтатели часто придумывают себе воображаемую публику. "Позор" - кричала эта публика - "Продался за хорошую жизнь, за хорошую судьбу!"
И вроде бы утешаешь себя величием замысла, что может быть благороднее чем разрушить ненавистную систему изнутри, что дарит больше тайного упоения, чем чувство, что сатрапы и опричники обмануты... А только паршиво на душе.
Впрочем, стоит отметить, что ни Петра, ни Бориса, Анархист не считал ни плохими, ни презренными. Это еще одна черта борцов, собственные враги им часто могут быть куда ближе и роднее друзей. Без друзей при должном желании можно прожить, но как прожить когда некому в морду дать? А если и есть кому, то никто в ответ не двинет...
Вот и выходило что и Петр и Борис вполне могли быть хорошими и честными ребятами, которым не грешно бы прежде чем драться купить пиво. Просто в этой борьбе они, так сказать, по другую сторону баррикады. В соседнем окопе. Можно разок с ними побрататься под Рождество, обменяться историями, договориться сгонять друг к другу в гости после войны, а потом застрелить друг друга, обычно даже не зная в кого стрелял. Иногда зная - тогда можно постараться помочь семье погибшего. Но война есть война...
Борис рассказывал о судьбе Маркса даже не подозревая, что судьбу эту в СССР заставляли штудировать всех и каждого. Анархист не перебивал.
Анархист даже не думал.
Он предвкушал. Пробовал землю лапами. Охотник выходящий на охоту.
И конечно не мог не заметить определенной странности тона Бориса, хотя и объяснить эту странность для себя не вполне мог.
Карл никогда не сделал Женни счастливой.
Женни! Я могу смело сказать,
Что мы, любя, поменялись нашими душами,
Что, пылая, они бьются как одна,
Что их волны бушуют потоком.
Поэтому я с презрением бросаю перчатку
В широкое лицо мира,
И ничтожный исполин рухнет со стоном,
Но мое пламя не погаснет под его обломками.
Подобный богу, я буду расхаживать,
Победоносно ходить по царству развалин.
Каждое мое слово станет огнем и действием...
Такие стихи писал он, будучи студентом, готовясь стать одним из самых молодых профессоров в истории (в двадцать три полных года, побив рекорд Лютера, хотя позднее самого Маркса оттеснит Ницше), жениться на самой красивой и умной девушке в Трире...
Тогда Женни пожалуй была счастлива, не замечая, что ей посвящена лишь треть стиха.
С мужем она переживет несколько изгнаний. Он в этот период начнет жить по настоящему, прервав утомительные компромиссы, которыми была наполнена жизнь в Германии. Будут встречи с Энгельсом и Гейне, диспуты с Прудоном и Фейербахом, манифест, будь он неладен, роман с экономкой, от которого даже родился ребенок...
Женни будет писать грустные, пронзительные письма о разлуке с Родиной, с семьей, о том, как ее детям не хватает еды, о том, как вновь и вновь приходится закладывать фамильное серебро, о том, как пальцы сводит от постоянной работы пером - приходилось вести корреспонденцию мужа...
В советских панегириках это охарактеризуют просто: "Карл, много раз я теряла силы, а ты возвращал их мне, верни и на сей раз" - Но кто знает что чувствовала женщина, выходившая замуж за гениального студента с большим будущем, а оказавшаяся рядом с революционером, бороду которого она всегда ненавидела и много раз просила сбрить...
- Все пророки носят бороды.
Отвечал Маркс.
Однажды Карл захочет сжечь старую тетрадь своих любовных стихов. Женни вырвет ее у него из рук с криком: "Они не твои!" - Последняя память о том, что когда-то было, несомненно было...
Несомненно было и то, что он не мог обойтись без жены, ставшей его костылем.
- Революция - дело нашей жизни.
Будет отвечать Женни всем, кто спрашивал ее как она держится.
Кажется, потом она плакала в подушку, но к счастью для девичьей гордости - никто не держал свечей.
Женни умрет за два года до мужа. Тот будет всю оставшуюся жизнь носить при себе ее фотографию.
Анархист пока еще не был Марксом.
Пока еще.
- Мне нравятся бороды.
Ответил он Борису с тем, что замещало душам улыбку.
Никакого коммунизма, никакой революции, никакого фашизма, никакого тридцать седьмого года, никакой Войны, застоя, карательной психиатрии...
Если бы проблема была в этом.
Если бы...
|
|
5 |
|
|
|
|
Быстрый полет, короткий миг боли... И вот он уже летит вверх, оставив внизу, на земле, безжизненное тело. Но он не оглядывается. Незачем. Он знал, на что шел. И теперь его путь был только в одном направлении - вверх. А вверху, среди бескрайнего синего неба, мерцала переливающаяся воронка света, куда его неудержимо влекло.
И вот, теперь он здесь. Лимб, судя по всему. Место без времени. В пустоте сияли звезды, мчались по своим делам какие-то эфирные сущности. Он теперь тоже, видимо, один из них.
Что же делать дальше? В принципе, делать можно было много чего - летать незримым призраком по всем ранее недоступным местам, будь то чужие спальни, бесплатные сеансы в кинотеатрах или неизведанные морские глубины. Слетать на чужие планеты и посмотреть на местных обитателей. Можно было, как ему объяснили, стать ангелом - хранителем какой-то души. Нет, это точно был не его путь. А можно было просто уйти на следующее перерождение. Как он, в общем-то, и хотел. Все заново, все с чистого листа.
Идти в местному начальнику и выпрашивать какое-то определенное воплощение он не стал. Решил положиться на судьбу.
Судьба в этот раз предстала перед ним в виде большой шляпы с надписью "выбери свою судьбу".
Что ж... Посмотрим. Глубоко вздохнув (хоть духу этого и не требовалось), он засунул руку в шляпу и, нащупав там что-то, что его позвало, вытащил наружу по виду керамическую фигурку женщины, закованной в латы, с воздетым к небу мечом и решительным выражением лица. Надпись на подставке гласила, что это Жанна Д'Арк. Что ж... Он философски усмехнулся. Женщина. Нет, не так. Великая женщина...
Не так уж и плохо. Это будет интересная жизнь...
Результат броска 1D20: 20
|
|
6 |
|
|
|
|
Это будет когда нибудь написано..
"История непроницаема. Имея налицо результат, вы не видите того, что дает толчок ходу событий, — их генератора. Вашему восприятию истории органически присуща неполнота, потому что вам не дано заглянуть внутрь ящика, разобраться в работе механизма. То, что я называю генератором исторических событий, не просматривается в самих событиях — так же как в деяниях богов не угадываются их намерения. Как говорится, неисповедимы пути Господни."
Она уже знала, что она -это она. Она стояла чуть в стороне и ждала. Ее интересовали свитки со странными судьбами. Судьбами исследователей. Но женщин среди них было мало. Так что ... она уже была обижена на отдел написания. Воображения им не хватало. Писать они не умеют. Вот сей час.. сей час. Свиток и тогда она им докажет, что это интересно, что в мире достаточно непознанного для всех.
И что она может найти то, что начнет новую историю. Но что бы начать новую историю, надо спуститься вниз. Так что она ждала . Ждала пока ей выпадет свиток. Если повезет - дадут покопаться и таки найти ту единственную судьбу, которая позволит ей копаться дальше. Только уже не на этих пыльных полках ...
ржавой канцелярии.
Результат броска 1D20: 17
|
|
7 |
|
|
|
|
При жизни Исследователь был то ли аспирантом, то ли даже докторантом исторических наук.
О да. Эта душа любила историю. К сожалению, так получилось, что свою монографию по судьбам великих людей закончить он не успел. Но его всегда интересовали изменения в ткани самого полотна истории. А что, если история терпит сослагательное наклонение? Что, если можно что-то изменить?...
Лимб ему (а Исследователь точно помнил, что был мужчиной) показался этакой большой библиотекой с огромным количеством свитков, рукописей и фолиантов. Возможно, один из них был и его собственной судьбой.
Вслух он произнёс следующее:
-Я бы хотел стать кем-то из исторических деятелей... И даже не хочу торговаться-мне гораздо интереснее то, что решит случай!
Результат броска 1D20: 18
|
|
8 |
|
|
|
|
Я мысленно окрестил своего собеседника "Бородатая душа". Его ответ таил в себе скрытые смыслы, но сходу не разобрать – какие. Выражение "лезть в душу", которое часто применяют люди, в лимбо работает буквально. В чужую душу можно залезть, если твой дух окажется сильнее. Смог бы я залезть в Бородатую душу? Сложно сказать, по крайней мере, я и пытаться не стал, хватило одной бестактности. Я слишком сильно связан с предыдущим воплощением, оно не отпускает. Мы собирались на кухнях или у костра, говорили обо всём. Говорили откровенно, несмотря на то, что у этой откровенности могли оказаться весьма неприятные последствия. А, может быть, как раз благодаря этому. Мы доверяли друг другу, по сути первым встречным. Я ещё успел увидеть своими глазами смену эпохи: говорить безнаказанно стало возможно, о чём угодно и с кем угодно. И все говорили, говорили, говорили, совсем перестав слушать друг друга. Откровенность умерла, доверие умерло, осталась лишь болтовня. С чего я взял, что Бородач чувствует то же, что и я сам? Не знаю.
Мне пора было возвращаться к работе. Пётр, хитрец, сплавил мне часть своих обязанностей. Вполне простительное желание напрягаться поменьше. Однако, это лишь первый слой смыслов. Пётр воистину хитрец. Вручая мне Бородатую душу, он на самом деле не просто потворствовал своей лени, а просчитал, что я почувствую неладное: желание Бородача вырваться из тисков судьбы. Почувствую и вынужден буду отреагировать – это моя работа пресекать подобные попытки. Приставить к Бородатой резидента, выпрямляющего всё, что она искривит. Но и это ещё не всё. Пётр отлично знал, что я слишком слишком привязан к земному, ненормально привязан. Он просчитал, что я не захочу мешать. Не захочу по-настоящему, сделав свою работу чисто формально. Почему? Потому что втайне надеюсь, надеюсь, не смея даже самому себе признаться, что ещё встречусь с Ириной. Время тут идёт не так, как внизу. Ира до сих пор там, но чтобы линии судеб сошлись дважды подряд... Нет, на такое не стоит и рассчитывать. Однако, Бородач идёт вниз, кто знает, что изменится, когда он начнёт швырять камни в реку? Какие разойдутся круги по воде? Почему из сонма душ именно он может что-то изменить для меня? Не знаю. Я просто почувствовал вероятность этого, намёк, эфемерное крыло бабочки Бредбери, как, должно быть, ощутил и сам Пётр. Видите теперь, какой он хитрец?! Трижды перекрутился вокруг своей оси, обхитрив сам себя. Внизу в моё время это называлось скрытый саботаж или итальянская забастовка. Моё время... Я, похоже, неизлечим. Но ладно я, а вот зачем Петру такая интрига? Этих местных, порой, сложно постичь.
Вот и не будем постигать, просто сыграем по плану. Значит, самый бездарный исполнитель, но такой, что формально подходит? Петру следовало помочь и тут. Я напрягся, улавливая смысл разговора. Сортировщик на этот раз не манкировал обязанностями, рассказывая какой- то незнакомой мне душе о Бату-хане. Я присмотрелся. Вот он - наш идеальный кандидат! На нём, несомненно, сияла яркая печать предыдущего нисхождения, но вместе с тем никаких эмоций, никаких страстей, никаких сожалений и надежд. Душа показалась мне совсем пустой и холодной. Такой не уберечь Бородача от самого себя, у неё просто не хватит фантазии за ним угнаться. А может, я ошибался и недооценивал его? Тогда ошибся и Пётр. Нет иного способа, чтобы узнать, чем проверить.
– Вам пора отращивать бороду, — попрощался я с Душой Анархиста и направился к будущему хану Батыю, чтобы попытаться сделать его несостоявшимся.
Они с Петром как раз закончили с судьбой, теперь Душа знала всё, что полагалось, о своём воплощении.
– Вы уверены, что это нисхождении окажется таким уж интересным? – начал я вкрадчиво, не представившись, да в этом и не было необходимости – модельеров тут знал каждый. – Я могу предложить вам гораздо более заманчивую работу. Не желаете стать ангелом-хранителем?
Я употребил этот земной сленг нарочно, вложив в смыслы долю улыбки, чтобы расположить душу к себе. Искушать – тоже часть моей работы. Впрочем, он всегда мог сорваться с крючка.
|
|
9 |
|
|
|
|
Подобное обращение Исследователя несколько насторожило. Новая работа? Какая такая работа? А есть ли выходные? Какой рабочий график? Каков соцпакет и предусмотрена ли выплата за временную нетрудоспособность? В конце концов, можно ли досрочно разорвать контракт? А то, мало ли...вдруг он окажется со сроком действия "вечность"?...
-Такие решения,-очень мягко ответил Исследователь.-Не стоит принимать вдруг. Сами понимаете, гораздо лучше будет и нам и ВАМ, если мы предварительно обсудим все детали контракта. Что мне с этого будет?
Свой тон Исследователь постарался делать наиболее мягким и заинтересованным.
|
|
10 |
|
|
|
|
Сначала мне стало противно, потом смешно, потом грустно. Такие земные чувства здесь! Но это лишь на первых парах удивляет, а потом понимаешь, что, теряя телесную оболочку, никак не становишься выше. Это люди зря себя тешат надеждой, что уж на "том"-то свете возвышенные радости и демонические козни, а на самом деле мелкого примерно столько же, сколько на "этом".
Вы только посмотрите на эту душу? У неё впереди вечность и позади вечность, а она пытается урвать какую-то выгоду. От этого и стало противно.
Затем я представил себе "ангела-хранителя", простудившегося на службе и... в какой там смысл душа это обволокла? Ах, да – временно нетрудоспособного. Представил и рассмеялся. Смех в лимбо своеобразен, он напоминает скорее вибрацию душевных струн, беспорядочную, но приятную вибрацию. Я вибрировал и сквозь смыслы моего меркантильного собеседника, как мыльные радужные пузыри сквозь серый дым, плыли строки Шефнеровского стихотворения:
У ангела ангина,
Он, не жалея сил,
Берег чьего-то сына,
Инфекцию схватил.
В морозном оформленье
За домом тополя,
В неясном направленье
Вращается Земля.
До рая не добраться
С попутным ветерком,
И негде отлежаться -
Летай под потолком.
Земная медицина
Для ангела темна.
Ангина ты, ангина,
Чужая сторона!
А потом сделалось грустно, потому что все мы в сущности занимались тем же: и Пётр, и я, и те, кто мнил себя альтруистами. Просто обволакивали свою выгоду в более благородные смыслы, как тела обволакивают себя в дорогие шубы, а душа будущего (или не будущего) Батыя накинула на плечи драный тулупчик прямолинейности.
А что я от неё ждал, после всех искушений?
— Ничего, — честно сказал я. — Вам абсолютно ничего с этого не будет. Так вы отказываетесь?
Судьба с ним, Петром и Карлом, я даже испытал облегчение, что сделка срывалась. Не хочу так, не хочу, потому что может статься, что добытая подобным путём встреча... Что Ира... Что не нужна больше её душе окажется моя душа. Такая. Играющая чужим счастьем, ради своего.
|
|
11 |
|
|
|
|
Тут Исследователь не на шутку испугался. При жизни он был не слишком религиозен, однако на среднем уровне разбирался в различных религиях. Он слышал про веру в существования демонов-злых духов, которые иногда принимают облик добрых существ и под видом добра могут соблазнять людей на разные непотребства.
Он уловил эти...непонятные вибрации. И в целом идентифицировал их правильно. Смех.
-Надо мной смеются,-мысленно сделал вывод Исследователь.-И кто? Кто это существо. Предлагало стать ангелом... Но может ли человек стать ангелом, пусть и после смерти? Нет, это подвох. Может быть, это просто проверка, а может в случае согласия я стану...злым ангелом, демоном?... Всё это выглядит как издевательство...
Перепуганный Исследователь аккуратно отодвинулся от незванного собеседника-настолько, насколько можно. Как это ни странно, но Исследователь счёл предложение каким-то опасным, гм...искушением...
|
|
12 |
|