[18 плюс]Темное восстание | ходы игроков | Сны Людвига

Когда-то давно...
- Ну, что, нравится? - ее улыбка была чарующей, нечеловеческие глаза сияли хитринкой, и вообще, она была как всегда прекрасна, но Людвиг не мог оторвать взгляда от меча. Как раз нужной длинны, чтобы при желании брать как двумя руками, так и одной за удобную кожаную рукоять. Из черненного металла, причем чернение выполнено так искусно, что меч казался не кованым, а вырубленным из огромного куска оникса. Причем обычно чернение портит сталь, а тут.. Он провел рукой по мечу. Гладкий. Без каких-то ненужных украшений. Черный. Опасный. Идеальный.
- Великолепно... - выдохнул он. Подхватил меч, сделал несколько рубящих движений. Меч со свистом описывал петли, скупые, без ненужных прикрас. Аэлита с улыбкой наблюдала за Людвигом. Она обожала мужчин. И обожала делать их счастливыми. Даже таким вот образом - даря очень дорогие игрушки.
- Я рада, что тебе нравится... Но остался последний штрих, чтобы этот меч стал именно твоим. Иди сюда... дай руку!
Острый ноготь метнулся по руке, оставляя быстро набухающую кровью царапину. Аэлита повела тонкими пальцами и кровь каплями-кругляшками поднялась в воздух. Она выдохнула - и малый язычок пламени, будто на кончике невидимой свечи заплясал вместе с каплями крови. Зачарованный хоровод длился несколько секунд, пока кровь не смешалась с пламенем, не срослась, не превратилась... в камень. Простой, ромбовидный кристалл с вечным огоньком внутри. С щелчком камень встал в предназначенное ему место на гарде.
- Готово... Теперь это твой меч, - Аэлита вновь усмехнулась, а затем наклонилась и лизнула свежую царапину. Ее язычок защекотал запястье, вызывая волны жара. Она посмотрела на Людвига снизу вверх, продолжая языком ласкать его запястье, и тот понял, что изучать подарок он будет... немного позже.

Довольно давно...
Умирать было больно. Как же больно было умирать!.. И даже не физически, а так... морально как-то. Физическая боль острым клинком паладина сперва взрезало грудь, а потом растеклась, захватывая все и одновременно растворяясь сама в себе. Ее Людвиг и почти не чувствовал. А вот жалость к себе... Он и не думал, что вообще может ее испытывать. Он же сильный! Успешный! Мощный!.. Но сейчас ему было себя жалко. Что не успел все, что хотелось, не дожил, не свершил, не... этих "не" было как-то слишком уж много. Следом за ними пришла злость и странное нетерпение. Ну, давай же, смерть! Где Серые Земли, поминаемые при каждом удобном случае?.. Почему он все еще тут, на этом поле боя?.. Спасительная тьма, скорее напоминавшая обморок, чем сон, наконец, накрыла умершего паладина Аэлиты...
Он очнулся. Было темно и как-то... затхло?.. Очнулся? О, нет, это состояние сложно было назвать таковым.
Вскоре Людвиг понял, что умер, но... как-то не до конца. А еще то, что его тело не осталось валяться на поле боя на поживу воронью и мародерам. То ли в том бою они все же победили, то ли Светлые оказались куда лучше, чем о них думали, то ли... а кто его знает?! Верно было лишь одно - его похоронили. Вот в этом самом саркофаге лежит его тело. Хотя, судя по слою пыли, наверное, все же уже кости. А сверху, на специальных креплениях покоится его меч. И именно к этому мечу, к камню в его рукояти привязана его душа. А он сам - бестелесный призрак, способный лишь едва-едва приподнять пыль, слой за слоем укладывающуюся на камни. Он мог обойти свою гробницу, небольшой склеп с коридором и круглой комнатой, где и стоял саркофаг. Но за тяжелую кованную дверь его уже не пускало. Будто поводок натягивался до предела, и дальше было... просто нельзя.
Наверное, он бы сошел с ума за эти годы. Стал очередным безумным приведением, о которых рассказывают сказки. Но он научился прятаться в кристалл, в камень. И продолжающий гореть маленький огонек согревал его и будил воспоминания... воспоминания о жизни, об Аэлите, о жарких ночах. И эти воспоминания помогали сохранять разум, они были будто сны, а он будто дремал... Пока однажды...

Наши дни...
Людвига разбудил скрежет. Он будто пилой резал по мозгу, причиняя практически физическую боль. Хотя у него и могза-то сейчас не было. С полминуты он был в прострации, пытаясь прийти в себя, пробудиться нормально, стряхнуть болезненную громкость этого звука. И, наконец, понял. Кто-то вошел к нему в гробницу! Открыл дверь, что так страшно скрежетала!.. Кто?.. Его дух метнулся к выходу, так быстро, как только мог, взвихривая пыль.
Их было двое, мужчина и женщина. Замотанные в плащи по самые глаза, так что их пол он понял по какому-то наитию. Ну, и по голосам.
- Ты уверен? - женщина (а скорее, если судить по голосу, молодая девушка) явно сомневалась и сильно боялась, - Об этом кладбище ходит плохая слава... и эти склепы... воняет... мертвечиной!
- Да точно тебе говорю! Никто и не хватиться! Все, что найдем, все наше! - мужчина тоже боялся, но храбрился и страх в его голосе был едва заметен, - Наконец, разбогатеем. И поженимся! И твой отец слова не скажет, как отсыплю ему кошель!..
- Ты найди сперва что-то... - девушка явно расстаяла и ворчала по привычке и из страха сглазить.
Парочка поцеловалась.

Сколько времени он уже здесь? Месяц? Год? Сотни лет?.. Хотя какое, по сути, значение имеет время в месте, куда никогда не проникает солнечный свет. Где кости мёртвых должны мирно покоиться, не тревожа ушедшие души. Души.. Когда Людвиг, вернее то, чем он сейчас являлся, осознал себя, сперва пришло неверие. Оно не продолжалось долго, передав эстафету злости, на смену которой со временем пришла апатия. Апатия, которую оттенял горьковато-сладкий привкус иронии. Хотя бы оттого, что ему теперь гораздо больше шло к лицу родовое имя. Эр'Войс.. "Ветер", что реет над западными пределами Силлии. Раньше он соответствовал фамилии только характером, теперь же - всей своей сутью. Бестелесый, бессильный, никчёмный.. Не способный даже стереть пыль с собственного саркофага. Он никогда не думал, что станет одним из призраков мрачных подземелий, о которых так любят травить байки у ночного костра.

Всё, что ему оставалось - бесцельно блуждать в узком каменном каземате, чтобы раз за разом возвращаться к висящему над его усопшим телом чёрному, будто сама тьма, подарку Аэлиты. Аэлита.. Несмотря на незавидное положение и периодически накатывающие приступы злобы, Людвиг прекрасно осознавал: если бы случившееся повторилось и ему предоставили выбор, он умер бы за неё вновь, не задумываясь. В какой-то момент он понял, что именно это понимание тянет его к единственному источнику света в темноте гробницы: кристаллу на крестовине меча, созданному из его крови и пламени богини, который, по всей видимости, и был якорем, что удерживал его от забвения. Затем, следуя скорее наитию, чем оформленной мысли, он потянулся к камню и слился с ним, окунаясь в хлынувший на него поток воспоминаний. Переплетение гибких горячих тел, чарующий смех, блестящие весёлой хитростью и желанием зелёные глаза с вертикальным зрачком раз за разом представали перед ним, со временем открывая путь к другим видениям о его жизни, которую он почти что начал забывать. Пожалуй, именно это удержало его рассудок на тонкой грани между ясностью и безумием. Сколько лет он провёл так? Растворяясь в воспоминаниях, лишь изредка выходя наружу, чтобы обойти дозором свои жалкие владения? Ответа не было. Просто в один ничем не примечательный час всё изменилось.

И вот он теперь.. Незримо наблюдает за двумя замотанными по самые брови в плащи фигурами, не зная, какое чувство испытывает в большей степени: радость оттого, что размеренную тягучую жизнь подземелья нарушило хоть какое-то событие или холодную ярость от осознания, что его пришли ограбить, а значит - попытаются лапать своими грязными ручонкам единственное, что на даёт ему погрузиться в пучины безумия - подарок богини.

Парочка, еще раз поцеловавшись, двинулась дальше. Парень выставил вперед небольшое копьецо. По тому, как он его держал, Людвиг однозначно понял, что вряд ли тому хоть раз приходилось его использовать по назначению. Да и двигался парень как... свинопас. И вот этому достанется его меч?.. И не только меч, наверняка под плитой он в доспехах, как положено... От осознания этого и собственного бессилия что-то поменять, Людвиг заходился яростью. Но быстро остывал, скрытно наслаждаясь наблюдением за ними. Ведь они были живыми!..
О да, как же чудесна, как восхитительна оказывается жизнь. Плавное движение мышц под тканью, неровное взволнованное дыхание, блеск глаз. Особенно приятно было наблюдать за женщиной... Ее походка была куда мельче, чем у спутника, нежнее и округлее, а боялась она куда больше, часто оглядываясь, вздрагивая и неровно дыша.
- О, да тут всего одна могила.. Ну, бляяяя... Темный их побери, всего одного закопали!.. Небось шишка какая-то важная, раз отдельную гробницу ему забабахали!.. Ох ты ж бля... какой меч!
Да, грязные ручонки таки потянулись к оружию. Пальцы коснулись рукояти и... все замерло.
Алый камень вспыхнул, озарив все вокруг алым пламенем. Людвиг видел каждый отблеск на камне. Он был восхитителен!.. Парень, а это точно был молодой, лет двадцати-двадцати пяти парень, замер, едва коснувшись рукояти. Его легкие не шевелились, глаза выпучены, в них отражался восторг и алый камень. Девушка замерла чуть поотдаль, вытянув шею, заглядывая через плечо к спутнику. Тоже покрытая алым светом, позволявшим хоть немного ее разглядеть. Фигура была стройная, выбившая из-под тряпок прядь волос - соломенно-желтая.
А еще Людвиг видел их души. И если душа девушки была окружена будто бы плотной вуалью, сквозь которую пробиться было сложно, то яркая искорка души парня была открыта. Людвиг явственно видел словно бы широкие ворота, открывшиеся в его теле там, где его палец касался меча. Заходи кто хочешь, бери, что желаешь... Быть может, это его шанс?..

Людвиг наблюдал за парочкой и испытывал донельзя противоречивые чувства. С одной стороны, этот свинопас со своей женщиной явились сюда с очевидной и вполне определённой целью, а с другой.. Эти двое - первое настоящее развлечение(да черт возьми, хоть какое-то событие) за неведомую прорву лет. Ярость неупокоенного поневоле перебивалась жадным интересом от наблюдения за молодыми, полными жизни, людьми.. Особенно за женщиной.. Мужчина был мимолётно оценён, взвешен и признан чем-то средним между тягловым ослом и навозной кучей, а вот его пассия.. Можно было бы сказать, что Людвиг не способен оторвать глаз, если допустить, что у его нынешней формы существования имеется этот несовершенный орган зрения. Женщины всегда были его слабостью. Лицо её скрывала темнота глухого капюшона, но несмотря на то, что деревенская девушка навряд ли опережала внешностью первых красавиц Силлии, сейчас она казалась для него прекраснее всех женщин мира. За исключением лишь лишь одной.. Той, которой навеки принадлежала его душа..

Очередой поцелуй парочки на время полностью затмил в нём холодную ярость. Паладин уже и забыл, какого это - целовать мягкие и сладкие, податливые женские губы. Видения, раз за разом переживаемые им во время единения с кристаллом были прекрасны, однако являлись всего лишь лёгким эфиром, тенью того, что было поистине волшебно. Сейчас же перед ним находилась девушка из плоти и крови, а он мог только наблюдать. Людвиг испытывал почти физическую боль от невозможности прикоснуться к ней.. Положить ладонь на изящную талию, мягко притянуть к себе гибкий стан и, запустив вторую руку в густые шелковистые волосы, обжечь нежные губы поцелуем, наслаждаясь их вкусом..

Пелена благодушия слетела с паладина, когда мужчина в капюшоне двинулся вперёд, нелепо согнув колени и угрожая прохладной темноте гробницы копьём с наконечником из дрянного металла, держа при этом древко так, словно собирался воткнуть вилы в стог. Острое железо в руках почему-то всегда придаёт подобным идиотам уверенности. До их скудного умишка просто не в состоянии дойти тот факт, что убивает вовсе не оружие, а рука, которая его держит. Будь он прежним, Людвиг даже не стал бы извлекать клинок из ножен. Шаг вперёд, отвести наручем в сторону медлительный удар, нанесённый дрогнувшей рукой, и мощной оплеухой латной перчатки усадить на задницу зарвавшегося серва, вздумавшего протянуть свои немытые лапы к подарку богини. Впрочем, будь он прежним, никто и не дерзнул бы покуситься на его меч. От осознания собственного бессилия эр'Войс пришёл в настолько чудовищную ярость, что воздух под сводами каземата значительно похолодел. Это был своеобразный пик его сил, достичь которого ранее не удавалось, впрочем, радоваться этому факту тоже не особо выходило. Он мог лишь наблюдать.

Впрочем, как выяснилось, двое незваных гостей были не последним сюрпризом на сегодня. Нежась в бликах бьющего из камня яркого алого пламени, что озоряло сейчас стены каземата, многие годы не видевшие света, Людвиг почувствовал, как в нём разгорается давно позабытое чувство и имя ему было "азарт". Глядя на замершие у его саркофага фигуры, паладин злорадно и очень многообещающе усмехнулся. Ну, может не усмехнулся, но его эмоции сейчас вполне соответствовали этому выражению лица. Парень допустил ошибку, придя сюда, а за ошибки всегда приходится платить. Людвиг не собирался оставаться здесь навечно, чтобы в конце концов потерять крохи себя или сойти с ума под тягучим прессом времени. Он двинулся вперёд, поначалу боясь спугнуть свою удачу и осторожно вошёл в приветливо распахнутые "врата".

При жизни Людвиг имел в своем арсенале несколько магических штучек. К примеру, мог зажечь магический огонек, освещавший путь, либо пустить по лезвию клинка языки пламени, призывая свою возлюбленную богиню, в честь которой планировал победить в схватке. Но вот по чужим телам путешествовать не приходилось.
Правда, и сам он был... духом.
Путь можно было сравнить с прогулкой по заброшенному, заваленному всяким хламом дворцу, расположение комнат которого тебе известно, хотя ты тут и никогда не был. Драгоценный фарфор валяется вперемешку с углем для растопки, роскошные стулья стоят возле колченогого рассохшегося стола... Почему-то Людвиг подумал, что будь это ЕГО тело, то дорогого и ценного тут было бы больше. Как и порядка.
Наконец, он достиг цели. Трепетный огонек души парня нашелся чуть выше пупка, чуть ниже сердца. Он метался, мигал, словно не знал куда бежать. Он был... слабым.
Людвиг как никогда ясно видел, что он легко может потушить его. И забрать этот "дворец" себе. Запущенный, заваленный хламом, но... все еще существующий не только в его памяти.

Бестолочь.. Как нерадиво относится этот крестьянин к священному дару жизни. Как нерадиво разбазаривает своё время, выливая его, словно воду в жадный песок пустыни. Достоин ли он, столь безалаберно относящийся к себе, этого тела, которое так запустил? Впрочем, даже если бы было так, себя Людвиг считал куда более достойным. Чем ближе он приближался к цели, тем крепче было убеждение, что оставлять сокровище, которым являлось живое и молодое тело в руках идиота, которые его совершенно не ценит - непростительное расточительство.

Огонёк души парня в сути своей напоминал его внешность. Жалкий, нелепый, тщедушный. Не имеющий целей и идеалов, кроме стандартного набора крестьянских радостей: пожрать, напиться, поспать да потрахаться.. А ещё он боялся его.. И правильно делал. Не испытывая и толики сомнений, паладин потянулся к нему своей волей. Тот затрепетал в ужасе, забился, словно дикая птица в клетке, но был слишком слаб, чтобы дать отпор, а сбежать, как он обычно делал в жизни, было некуда. Одним быстрым усилием Людвиг прихлопнул его, словно назойливого комара, оставаясь в одиночестве в захламлённом и пыльном дворце, по-хозяйски оглядывая свои новые владения. Ничего, недолго ему оставаться в таком запустении.

Но душа парня оказалась не так проста, выскользнув из-под воображаемого "хлопка". Не удалась и следующая попытка. Душа, хлипкая, тускловатая, металась, выскальзывая из-под ударов Людвига. Тот даже начал злиться от бесплодных попыток, но нашел в себе силы успокоиться и внимательно осмотреть искорку души. И только сейчас он заметил, как от искры души во все стороны тянутся бесчисленные почти прозрачные нити. Коснувшись одной из них, Людвиг легко порвал ее, но тут же почувствовал укол боли.
Боль... он так давно не ощущал ее! А воспоминание о ней оказались столь бледными, что если бы он мог, он бы сейчас заорал. Но... в этом мире были иные звуки, а у него не было рта, чтобы кричать.
Придя в себя, Людвиг обнаружил, что от его искры души, куда-то в небытие тянется теперь такая же нить. Пришло и понимание: именно эти нити связывают душу с телом. И он должен... должен порвать их все и соединить уже свою душу с телом этими нитями. И пережить эту боль... боль нового рождения.
Или трусливо отступить, испугавшись боли...
А еще Людвигу подумалось, что такую же боль испытывает душа новорожденного, соединяясь с младенческим телом. Единственное - этих нитей-связей гораздо меньше, и именно потому младенец еще ничего не умеет, протягивая свежие нити постепенно, что не так... болезненно. А вот ему придется испытать куда бОльше, захватывая... "рождаясь" в уже взрослом теле. Зато ему не придется заново учиться ходить.

Людвиг не понял, сколько прошло времени, пока он приходил в себя после вспышки боли. Впрочем, существовало ли для него в данный момент такое понятие, как время? Всё равно.. Сейчас его мысли занимало нечто что более важное. Боль.. Давно позабытое чувство. Оно ударило по его сути яростным взрывом, чуть не отправив опешившую душу в нокаут. Боль.. Внутри того средоточия мыслей и чаяний, коим был сейчас Людвиг, начинал зарождаться яростный, неудержимый тайфун. Он окинул внутренним взором окружающие мечущийся огонёк мириады тонких нитей. Как много. И каждая даст ему по полной вкусить муки боли, прежде чем этот никчёмный свинопас уступит ему своё тело. Тайфун раскручивал свои яростные ветра.

Боль.. Пугать его болью? Если бы Людвиг мог, он бы расхохотался. Боль для него в той, прошлой жизни стала доброй приятельницей. Сколько раз он, борясь с ней, выгрызал у врага победу? Сколько раз она придавала ему сил в решающий момент? Тому, кто прожил свою жизнь, танцуя на острие клинка в честь богини страсти - грех бояться боли. Он и не боялся. Напротив, был рад, что именно она первой поприветствовала его. Ведь каждому воину известно: чувствуешь боль, значит - ещё не подох. Так что можно сказать: за всю проведённую здесь грёбаную прорву лет Людвиг ещё никогда не чувствовал себя настолько живым! Ему наконец-то представился шанс возродиться, вкусить радости жизни и, быть может, вновь увидеть Её. Ради этого он готов был вытерпеть и не такое.

К следующей нити он приблизился в полной боевой готовности и та не смогла произвести столь же оглушительный эффект, что и первая. Однако боли выдала предостаточно. Словно к коже приложили раскалённое железо. Если бы Людвигу было, чем шипеть, орать и материться, он бы несомненно сделал это. Однако ни боль, ни затрепетавший в ужасе огонёк души парня, почуявший неладное, не могли остановить неудержимо движущегося к своей цели паладина.

Боль. Сука, как же мерзко! Боль. Я Людвиг эр'Войс. Боль. Паладин богини огня вулканов и страсти. Боль. Это тело.. Боль. Будет принадлежать мне! Боль. Он рвал их уже не по одной. С упорством прущего вперёд на врага буйвола он хватал все нити до которых мог дотянуться и рвал, рвал. Боль. Хотелось верещать, как безумному, выть и кататься по полу, но он продолжал переть напролом, словно чувствовал, что, если остановится, то второй раз уже не сможет повторить этот путь. Весь мир вокруг каждый раз собирался воедино, чтобы вновь разлететься под очередной волной боли, что начали сливаться в полноценную реку. Людвиг будто брёл, не разбирая дороги в кровавом мареве, безостановочно терзавшем его. "Я буду жить.." -Пронеслось в угасающее сознании Людвига. - "Для себя и для Неё!".

Ещё несколько нитей, что были для него подобны ступеням, ведущим в небеса. И он упрямо шагал по ним, ведомый возникшим перед его внутренним взором образом прекрасных изумрудных глаз с вертикальным зрачком. Наваждение. Но оно вело его, как компас, позволяя сделать ещё шаг там, где он уже должен был сломаться.. И в какой-то момент всё закончилось. Людвиг замер перед очередной нитью. Последней нитью. Он чувствовал это. Даже за всей той какафонией ощущений, что навалилась на него вместе с болью. Рядом едва заметно трепетало то, что оставалось ещё от искры крестьянина. Собрав в кулак всю оставшуюся волю, Людвиг потянулся к своему последнему рубежу и резко, словно снимал с раны присохшую повязку, дёрнул, обрывая её, а затем.. Всё-таки потерял сознание и.. Родился?

Его тело ласкали волны. Морем, правда, не пахло, так что неизвестно, что это была за вода, что едва слышно плескала вокруг. Может, река, может, бассейн. Ему не хотелось открывать глаза. После океана боли сейчас он был в тихой заводи, вспоминая ощущения мягкой воды на коже. Это было чудесно.
Но потом случилось еще нечто более чудесное: нежные тонкие пальцы коснулись его. Его лицо взяли в ладони, осторожно, мягко, как невероятную драгоценность. Легкое прикосновение к щекам, его лицо чуть приподняли, потянули... и нежные, знакомые губы коснулись его. Это был еще не поцелуй, что-то куда нежнее, интимнее... слова.
- Мой паладин... я так скучала по тебе.
А потом губы все же впились в его губы, пробуждая страсть и желание, что всегда были куда сильнее любой боли.

Это было прекрасно.. Чувствовать.. Слышать.. По настоящему слышать(ушами!) легкий шелест воды. Ощущать кожей прикосновения воздуха, лёгкую ласку волн. Просто дышать. Он уже успел позабыть, насколько это прекрасно - жить. После бесконечного марева боли, сквозь которое он прошагал, всё это было истинным блаженством. Хотелось по полной вкусить каждого ощущения, прежде чем двигаться дальше, отчего он не спешил открывать глаза, наслаждаясь слухом, обонянием и осязанием, оттягивая сладостный момент приветствия новой жизни, а затем..

Когда его лица коснулись изящные ладони, а кожу обожгли слова, произнесённые до боли знакомыми губами, паладин вздрогнул, теперь уже попросту боясь раскрыть глаза. Стыдно признаваться в этом самому себе, но он испытал укол страха. Страха от того, что ошибся, что ему мерещится.. И, едва он раскроет глаза - она исчезнет, растворится, подобно миражу в танцующем над пустыней мареве горячего воздуха. Но поцелуй был таким жарким, таким.. Настоящим. Он будоражил кровь и заставлял плыть ещё не до конца пришедшее в себя сознание. Руки паладина, слегка непослушным и неловким движением подались вперёд, осторожно, боясь спугнуть, разрушить чудесный морок и в тоже время терзая его надеждой, что всё может происходить на самом деле, что ладони его обнаружат ту, кого так желают. Глаза Людвига по прежнему оставались закрытыми.

Вдохнув, Людвиг сразу понял, что за "вода" окружает его. Аэлита любила купаться в своеобразном жидком пламени: выглядело это будто по коже скользит расплавленное алое золото, но оно не обжигало, а дарило приятное тепло и очищало.
Но в этот раз что-то было немного странно: слишком уж легко его тело держалось на этой "воде". Впрочем, сейчас Людвигу было не до странностей: подавшись вперед он обхватил тонкое гибкое тело, вдохнул запах, ощутил тепло и гладкость кожи. С закрытыми глазами после веков пустоты и безмолвия, все ощущалось так... ярко! Это пьянило, возбуждало, будоражило.
И вдруг Людвиг понял кое-что необычное: это было ЕГО тело! Не того глупого козлопаса, который посмел ворваться в его гробницу и коснуться его меча, а ЕГО! Сильное, ловкое... удобное! Это ЕГО руки обнимали Аэлиту, даже знакомый шрам на ладони привычно цеплялся...
А еще - он был обнажен. И Аэлита, задышавшая чаще в его объятиях - тоже была обнажена. Что же, такое случалось нередко, иногда даже чуть чаще (а иногда - куда реже), чем ему хотелось, но сейчас?!
Мысли путались, а тело все сильнее поддавалось возбуждению: мягкие груди елозили по нему, чуть-чуть "царапая" твердыми сосчками, влажное дыхание Богини касалось кожи, волны жидкого пламени покачивали их, а еще этот шепот, становящийся все более страстным:
- Где же ты был... я думала, они нашли способ... уничтожить тебя. Я так жалела... так боялась... я скучала... Ахх... Людвиг, мой рыцарь... моя любовь...

Она не растаяла, подобно предрассветной дымке, и осознание этого прокатилось по паладину волной восторга. Сердце его пустилось в голоп от жаркого голоса женщины, которую он желал. Всё было взаправду.

Неважно, каким образом это произошло, он позже поразмыслит об этом. Ему невероятно сильно хотелось овладеть ей. Перевернуть и пронзить.. Грубо, неудержимо. От острого желания дыхание паладина участилось, жадно впитывая аромат обнимающей его женщины. Но нет.. Воля его была сильней. Пусть он и хотел взять её немедленно, но не был бездумным животным. И за прорву лет, проведённую в одиночестве и воспоминаниях о ней, так и не стал им. О нет.. Он слишком долго ждал этого момента и теперь насладится им полностью. Каждым его аспектом.

Людвиг открыл глаза. Два скованных льдом зимних озера встретились с бездонной изумрудной листвой.
- Они и правда нашли способ.. - Негромко прозвучал его голос.
Одна рука Людвига обвила талию богини, другая поднялась чуть выше, дразня и лаская нежную кожу между лопаток и чуть прижала гибкое тело к груди паладина, заставив его удовлетворённо выдохнуть от ощущения невероятной мягкости и врезающихся в кожу задорно торчащих сосочков.

- Но разве этого достаточно?
Продолжая свой путь, пальцы прошлись по стройной шее, словно настраивали тонкий и чуткий музыкальный инструмент и зарылись в густые рубиновые волосы, с явным удовольствием перебирая пряди.

- Разве мог я оставить тебя, моя огненная леди?
По его телу бежали волны едва сдерживаемого желания, заставляя необычайно остро чувствовать происходящее. Он привлёк к себе прекрасное лицо богини и поцеловал её. Страстно. Как имеющий право. Этот поцелуй мало напоминал первый, в котором он был лишь безмолвным свидетелем. Он ласкал её губы, легко прихватывая их своими, затем его язык проник сквозь слегка приоткрытые "врата" увлекая за собой подавшийся навстречу её язычок и закручивая его в страстном танце. Рука его, держащая в плену талию Аэлиты, тем временем опустилась чуть ниже и, игриво пройдясь по обнажённой гладкой коже бедра, поднялась чуть выше, с явным удовольствием сжав упругую попку.

Он так и не понял сколько длился этот поцелуй, да и было ли это важно? Тяжело дыша и с явной неохотой он оторвался от таких вкусных губ, чтобы тут же вернуться и поцеловать самый их уголок.
- Прости, что шёл к тебе так долго.. Я расскажу всё..
Губы коснулись точёного подбородка.
- Но позже.. Я тоже безумно соскучился, свет моей души..
Голос его слегка вибрировал от вожделения. Губы паладина принялись вдумчиво изучать чувствительную изящную шею, а где-то внизу по коже богини уже вовсю елозило то, что говорило о том, насколько Людвиг соскучился гораздо красноречивее слов и не могло врать.

Самое приятное было осознание того, что овладей он ей сейчас грубо, сразу, без какой-либо прелюдии, - и она будет готова, и ей будет приятно. И оба они получат удовольствие. Нарочитая сексуальность и постоянное желание Аэлиты могли кого-то и утомить, но - не его и не сейчас, когда позади были сотни лет лишь серости камня и пыли и едва заметного движения воздуха. Яркие краски ее волос и глаз, запах ее тела... - все это сводило с ума. А уж поцелуй!..
Язык богини играл с его языком, нежно касаясь, переплетаясь в танце, игриво убегая, а затем нападая. Она уже тоже тяжело дышала и, когда поцелуй, наконец, завершился, сверкнув глазами с улыбкой "сползла" вниз.
Губы Аэлиты оставляли жгучие поцелуи на коже. Шея, ключицы, грудь, живот, низ живота... Людвиг дышал все чаще, но все же, откинув голову назад, наконец, смог оглядеться.
Он был в странном месте. Бархатная тьма вокруг была... ничем. Единственное, что тут было реально - мягкий бассейн, наполненный жидким огнем, в котором он и купался с Аэлитой. И сама Аэлита. Быть может, он умер, и это его посмертие?..
Но тут язычок демоницы легко пробежался по уже налившемуся кровью стволу, и Людвиг подумал, что если это - смерть, то он готов умереть тысячу раз.
Несколько раз широко проведя языком сверху вниз, смачивая нежную кожу слюной, Аэлита осторожно коснулась губами верхней части, слизнула капельку смазки, пощекотав дырочку, а потом мягко обволокла член губами, неспешно погружая его в рот все глубже. Ее губы пока что только ласкали, дразнили, не особо стимулируя.
Руки же начали поглаживать бедра со внутренней стороны.