Эльфийские стрелы | ходы игроков | 2. Чудовища во тьме.

Купец протрепался со скупщиком до темноты - кажется, не столько что-то обсуждали, сколько обмывали сделку - понял Малик, когда на него повеяло густым спиртным духом. Впрочем, ему до нарушения религиозных запретов дела не было, лишь бы платили. В открытую только не наливал, а из-под полы - да запросто. Вот тому же Хайгену, сержанту - чуть не каждый трезвый день. Малик проводил гостя - жил тот в своей же лавке напротив. В воздухе пахло чем-то знакомым - что-то старое, давно забытое шевельнулось внутри, но что это было - малик так и не понял. Проверил конюшню, погреб. Собрал деньги с мальчиков-конюхов - овёс- то его, пусть делятся. Выставил засидевшихся гостей, осмотрел и запер все подсобные помещения. Бард, назвавшийся Клемором, устроился на сеновале вместе со своей собакой. Пусть его, может какой-то толк будет. Дела обещали пойти неплохо, и Малик думал, что закупать продукты потребуется раньше обыкновенного - такую-то ораву кормить. Ничего, скоро будет новый урожай. Барбан пошёл в свою каморку и зачем-то достал из сундука старый свой фашард. В помещении он выглядел слишком громоздким и неуклюжим, но руки его хорошо помнили тяжесть двуручника. Протёр меч и положил рядом с топчаном. Прилёг не раздеваясь - и сразу же забылся неспокойным сном.

Спал чутко, без снов. Проснулся от какого-то непривычного гомона. Продрал глаза и вышел во двор. Серело. На улице куча каких-то людей. Вон и воз вроде у них, а кто-то корову ведёт. Что за бесовство? Кто ж в такую рань на дороге стоит толпой. Вышел во двор расспросить. Вчерашний бард был тут как тут - кажется, и его разбудил гомон. После десяти минут расспросов затейник и трактирщик остались всё ещё в недоумении. От пришедших они узнали, что:

- Это хуторяне, которых согнали с места то ли слухи, то ли вести, а кто-то утверждал, что и лично видел чудовищ. Якобы ночью какие-то монстры напали на хутора. Большинство монстров в глаза не видели, а получили предупреждение заранее, похватали жён-детей-и-что-могли-увезти - и бежали в Старые Пни.

- Что до природы чудовищ, то большинство сходилось на том, что это огры. Вроде бы были они в полтора человеческих роста, с ручищами, как грабли, и уж кто их видел - живым не ушёл. А головы у них были звериные. И рога на головах, кажись. Маленькие такие, белые. Барду невольно припомнилась вчерашнее недоумение Вуко по поводу эльфийских рожек.

- Было также мнение, что напавшие были (в порядке популярности гипотез) зверолюдами, эльфами, духами местности в виде убитых зверей (кажется, упоминали мамонтов), или даже имперскими налоговыми бригадами, "с жиру взбесившимися там у себя в своём Зареченске".

В общем и целом, толком никто ничего рассказать не может, очевидцев "зверо-огров" мало, все больше пересказывают слышанное от других, и все ломятся к гарнизону, где надеются найти помощь и защиту.

- Огры? Зверолюди? Какие огры, тудыть-ептыть!? Здеся огров отродясь не видывал! Чуй-но господин бард, не поведётся тебе музыку тренькать. Уффф, беду чую, значить. И вчера вечером... уххх как знал, ажно меч свой достал, значить, как чувствовал. Беда, беда близится, поверь вояке старому. Уххх беда...

Высморкавшись в два пальца и смачно сплюнув под ноги, Малик махнул рукой на весь этот сброд и угрюмо направился к свей таверне.
- Так-то оно, значить! Токмо дела на ляд идуть, так сразу беда какая. Ёльфы это, голову кладу под топор, ёльфы. У-у-у, твари богомерзкие, у-у-у мало вас сапогом сминали кованым-латным. Гнойная язва мира... жолеза каленого на вас не хватает. Плодяться, у-у-у, твари никчёмные, значить! Ну ничоа, ничоа. Барбан Малик бил вас раньше, разрубит пару тщедушных тел и чичас! Сударь мой Анпиратор, чё ж ты так забросил дело енто? Можыт хлыщ городской, дон маг, подсобит? Уффф чую беду...

Приговаривая так трактирщик отпустил конюхов и вошёл в таверну через задний вход. Плотно прикрыл его за собой, подошёл к стойке. отчего-то прихрамывая... раны старые открылись может? Нырнул под оную и извлёк здоровенный бутыль с огненной водой. Плеснул себе пол стакана и осушил залпом - для ясности мыслей значит. И закусил здоровенным ломтем ветчины. Продолжая бормотать проклятья ёльфам, направился наверх, где лежал фашард, так и спрятанный на место.
- Ну да, да, друг мой сердешный. Долго валялся ты, крови ёльфской испив. Уфф... пригодиться можышь ты. Уфф... не верю я в удачу, значить...

К фашарду присоединились старая латаная кольчуга, такой же старый, но крепкий шлем и ботинки. Весь этот антиквариат двадцатилетней давности Малик хранил на всякий случай, веря, что ещё пригодиться. Но когда дела пошли на лад - ухх как хотелось бы, чтобы пронесло мимо беду. Сложив вещи в одну кучку, он спустился обратно вниз и достал из-под стойки же лёгкий арбалет. Явно не пехотный, явно купленный недавно. Этой вещицей пугал особо буйных.
- И о тебе, ептыть, не забуду, - погладил оружие и повторил процедуру с водкой и ветчиной. После чего почувствовал себя окончательно готовым ко всему. А что споить Малика... о-ох сколько влить нада! А для храбрости пару чарок - самое то.

"Значит, чудища напали" - я стал вспоминать все, что знал о чудищах. Вспомнилась первым делом почему-то страшилка о подлавочном монстре, который пожирал маленьких непослужных детишек, да мифологическое существо Тырк-Могур, имеющее вид громадного жука, вылезающего из-под земли и затаптывающего всех своими хитиновыми лапами. Эти существа явно не соответствовали рассказанному, и я решил пока заняться не сколько опознанием тварей, сколько успокоением перепуганного населения.
"Ничего" - сказал я - "в Пни они сунутся побоятся. Тут вон сколько стражи, не успеют пальцем шевельнуть, как повяжут. Это не эльфы, эльф же худые и лапами не махают, а предпочтение отдают луку. Наверное, это какие разбойники принарядились, что бы ужас наводить, да втихомолку грабить. Я слышал, донэ Рихтер самолично возглавит отряд, что бы проверить, что это за звери такие.
Бывал я далеко на юге от сюда, в местечке под названием Шерд, так там громадные волки-оборотни развелись. . Большой страх наводили. Местных какой-то купец заезжий надоумил, что надо дань волкам подносить на особый пень в лесу, тогда те людей не тронут. Ну, носили дань, то быка, то серебро, уж совсем удивительно, на что серебро оборотням? И как-то решил один молодец, из местных, глянуть, что за волки такие. Он их в глаза не видел, все по росказням. Завернулся он в бычью шкуру и притворился быком, а в полночь пришли люди в вольчьих шкурах, отнесли дань в свою тайную лесную пещеру, и там стали пьянствовать и похваляться, шердян за суеверия смеять. Так тот молодец слушал, слушал, а потом, как разбойники захрапели, взял и удрал. Рассказал он своим, те взяли вилы и в ту же ночь с оборотнями расправились. Так что я думаю, что это тоже, на вид страшное, а как глянешь - совсем пустяк."

А беженцы всё прибывали. Многие из них прихватили с собой оружие - считай, всё мужское население - как-никак, память о свершениях дедов тут ещё не угасла, кое у кого и дедовская кольчужка была, и щит, и другое какое оружие. Нет недостатка и в лёгких охотничьих луках.

Кое-кто соглашался с Барбаном - точно, мол, эльфы, всё зло от них. Другие смеялись и говорили, подобно Клемору, что эльфы, известное дело, уж никак не в полтора человеческих роста и морды у них не звериные. Пронёсся слух, что кто-то видел среди зверолюдов мамонта - не с ними, а просто якобы поодаль стоял.

В воздухе теперь явственно пахло гарью - это уж точно не причудилось. Вряд ли какая-то банда смогла бы согнать с мест столько народу. Настроения были на грани паники. Вызвали из гарнизона коменданта, брата местного рыцаря: тот запустил в гарнизон пару мужиков, выслушал, и сказал, чтобы собрали очевидцев, а не трепаться кто чего слышал. Ещё сказал, чтоб ждали до рассвета. Очевидцев, однако, оказалось немного, а рассвет прийти не замедлил. Проснулись обычные жители Старых Пней, ибо ежедневные дела их никуда не делись - как не подоить коров, например? Те, у кого здесь были родственники, пошёл к ним, так что, хотя прибывали всё новые люди, на этом берегу толпа даже рассасывалась. Остальные, у кого родственников не было, остановились прямо у дороги, завтракали, перекликались. Некоторые, однако, впали в настоящую панику. Где-то голосила женщина - громко и страшно, как по мёртвецу. Плакали дети. Ругались и звенели оружием мужчины. Таким и застал село мутноватый рассвет.

От огненной воды и ветчины Малика отвлек стук в дверь, даже не стук – кто-то яростно молотил и просился впустить.
- Открывай Малик, это я Люсьен из Двух Лис. Я тебе ещё 7 копеек должен. Вставай, мне выпить надо. Я заплачу. Я долг верну. У меня деньги есть. Открывай сука мне пить надо.
По голосу тавернщик узнал Люсьена – лысоватого мужичонку часто по делам бывавшего в Старых Пнях и всегда заходившего в корчму если день был хмельной. Клиент из него был паршивый – экономил каждую копейку. Норовил напиться в долг и всегда надоедал Барбану нудными байками. Нытик и подкаблучник у которого жена забирала все деньги. И все равно, Малик сперва зарядил арбалет, и только потом подошел к двери. Остановился. Подумал. Не обращая внимание на крики и стук вернулся взял, фашард и прислонил к лавке, примерился как отбрасывает после выстрела арбалет, отступает назад и хватает привычную рукоять… вздохнул и открыл дверь держа перед собой заряженный самострел*.
Внутрь вбежал Люсьен. Не замечая хозяина он бросился к столу, схватил бутыль и жадно припал к нему. Поперхнулся, упустил бутыль так что та едва устояла и долго кашлял. Отошел и опять припал к горлышку – пил как воду. Наконец оторвался и упал на лавку.
- Не боись корчмарь я заплачу. У меня деньги есть.
Люсьен достал сумку, запустил в неё руку и высыпал на стол целую горсть монет – среди копеек белели серебром несколько грошей. По звуку и по тому как двигалась рука в сумке Барбан понял, что денег там много – не одна гривна. Ночной гость опять приложился к бутылю.
- Вот тебе, не обижайся, видишь плачу щедро. Деньги у меня есть и жена их не заберёт. А знаешь почему? А нету у меня жены, и тестя нету и тёщи и всей их сучей семейки. И хутора Двух Лис тоже нет. Совсем.
Люсьен засмеялся пьяным, недобрым каким-то смехом – невесёлым и злым.
- Нету хутора, сгорел совсем. Хорошо что я у бондаревой вдовы задержался. Хорошо… я теперь и сам-то вдовец. Да. Не знаю вот кого благодарить. Да и не хочу. Я напиться хочу, - с этими словами Люсьен опять поднял бутыль и влив в себя здоровую порцию огненного пойла. Он уже выпил больше чем рискнул бы крепкий тавернщик, хотя как тот помнил плюгавенький мужичонка был слаб на алкоголь.
- Я когда сюда скакал на воз наткнулся. Недалеко отсюда. Совсем близко, на просеке за тем полем, - Люсьен махнул рукой куда-то на запад.
- Они тоже бежали в Старые Пни. Да только не добежали. Убили их всех. Стрелами побили. Светает уже так что я всё рассмотрел. Следы на них от стрел. А потом их добили. Всех. И мужиков, и баб и детей. У одних головы - чисто как яйца побитые. А другие порубаны… даже не знаю чем человека можно так…
Люсьен задумался, видно было что мысли с трудом пробивались сквозь пьяный туман, язык его заплетался, резкая раньше речь становилась медленной, развязанной.
… во, вот этой своей штукой длинной, как там её – пахард… пашард… вот ты наверное смог бы так рубануть. А ещё там следы в грязи были. От ног детский. Вот. То есть мой след как детский рядом с ним. Коней забрали и скотину… а серебро оставили. Оно сверху совсем лежало. Вот… не взяли. Нет. Им что деньги не надо? Или что...А ещё это там было.
Люсьен положил на стол какой-то прут, некоторое время смотрел на него, а затем упал лицом на столешницу лицом и захрапел. Барбан Малик же смотрел на обломок стрелы. Три серых пера, хорошее крепкое древко раза в полтора толще чем у боевых стрел к длинным солдатским лукам. И судя по всему значительно длиннее**. Стрела к большому и очень мощному луку. Среди людей мало найдётся тех у кого руки длиной и силой подойдут к такому оружию. Среди людей… Ветеран узнал стрелу – от подобных на его кольчуге остались дыры, а на теле шрамы.

- Что такое? - Барбан прпоустил мужичка, опуская арбалет, - а-а-а н-но мою водку выжирать!

Видимо, Люсьен не особо чего расчитал, потому как сначала стал пить, а потом заплатил. И его было ошибкой. Затрещуна, которую Малик выписал Люсьену, когда тот положил бутыль, могла привести в чувство кого угодно. "И привела" - радостно отметил про себя Малик, когда на столе у него оказалась пара гривен... СТОП... Пара гривен? Совсем из ума мужичонка выжил? Ого-го... Да на этой войнушке можно прилично разжиться! Чай не солдат уже подневольный в армии имперской!

- Что значить нет хутора!? - громогласно рявкнул Малик, приводя в чувство Люсьена. Вернее, пытаясь привести. Что не получилось. Пить Люсьен никогда не умел. До бесчувственного состояния, раньше, его доводила жена, а теперь, вона как повернулось, отсутствие жены. Странные все эти мужичонки-подкаблучёнки. лучше холостым. Забот меньше. Трат меньше. И по ушам не ездят.

- Фашард. Фашард это, дурень подколодный! Но итить твою колотить, что значить размазивали фашардами!? Ёльфы отродясь такие штукенции на нашивали! особенно енти, что дикими зовутся, значить! Гей-но, тварюка пьяная, проснись и рассказывай подробнее. У-у-у так тебя разтак и чего-то в задницу покрепче...

Сказать по правде, злость и грубость Малика были вызваны удивлением. Да, конечно, эльфийские стрелы он бы унал за версту. Благо, на плече например, где намертво высечен до конца жизни легионский номер большими синими буквами, чуть пониже надписи, значить, красуется аккуратный шрам. Помниться, точно вошло и прочно засело. Повезло, что без руки не остался. Глаза Малика сузились до двух щёлочек и он хищно облизал губы - Быть Охоте!

- Кажись, так енто у ёльфов называется. Но вот вопрос, значить... Каких же тварей привлекли ёльфы себе на помоч? Таки правда огров? Мало, енто, вероятно, однако... Кто ж может похвастать такой жестокостью ёзуверской? И оружием, значит, здоровенным, но туповатым. И силой, значить, дикаю. Яж-но мужик не слабый, но такихь вот, с фашардами, мало, значить. А у нас-но я так вообще один... Ныкать, значить, припасы нада. И золото копать... В подвале, значить...

Честно говоря, мне не хотелось попасть в очередную историю. Заверяя всех, что ничего особо страшного не произошло, задницей я чуял, что все самое страшное дествительно еще впереди. Надо было разузнать подробности.
Рудо зачем-то помчался обратно к таверне. Я догнал его у сеновала, схватил за шкирку, и собрался уж тащить не особо упирающегося пса на улицу, как услышал голоса со стороны зала:
"- Нет хутора, сгорел совсем. Хорошо, я...
- Как это нет хутора?"
Второй был трактирщиком. Первый оказался мне не знаком. Я выслушал до конца мрачную историю неизвестного, сходил на конюшню, отвязал Дору и отправился к гарнизону.

Барду пришлось ещё немного потолкаться в толпе и послушать всяких небылиц и былей. Слышал он случайно и историю паренька по имени Жиль. Потом того увели. Наконец, ещё через полчаса, когда совсем уж посветлело, вышел Алан и объявил свои приказы. После этого гарнизоны открыли и с левого берега на правый попёр народ, погнали скот, забегали дети. Постепенно к перекрёстку, что недалеко от таверны, стягиваются вооружённые йомены, их всё больше. Вход в гарнизон хотя и открыт, но два солдата на воротах вряд ли дадут прошмыгнуть кому-то просто так, не спросивши - хотя ребятишки (совсем мелкие) шныряют, да ещё и дразнятся.

- Уффф... мде, мда... Как говаривал мой папашка: "Большое дело - большой гемор. Лучше иметь легионерский гривенный, чем насидеть большой гемор." Мда... мде... Ёльфы поганые набежали, значить... А то сстоял бы Барбан Малик до скончания веков за стойкой, значить, пиво рукой твёрдой наливал бы... И спасибо, значит, ёльфам - расшевелили старика. И проклятье богомерзким, значить... Дело валится, - С такими словами Малик зарывал свои нехитрые сокровища. Около двадцати гривен, пару золотых и серебрянных побрякушек, дорогущий табак да пару шёлковых полотен. Туда же, в схрон, отправил и позолоченный кинжал отца.

- Чую-чуеньку, значить, беда пришла большая. Уж-но сердце легионерское енто за версту почует. Напасть, значит... Да только не юнец Барбан Малик, значить, чтоб медвежью болезнь запускать. Ой, не юнец! - Малик спешно поднялся к себе в комнату и стал перепроверять вооружение. Верный фашарт, который не одного ёльфа порвал, имеется - стоит внизу у стойки. Там же арбалет, недёшево обошедшийся. Армейской, значить, забрать не позволили. Гладиус короткий, легионерской же, и шельмец со стрелкой-наносником. Вот так то... Ах да-а, пояс ещё заправской. От юных лет оставшийсо...

Неспешно вооружившись (кольчуга, сапоги покрепче, пояс на штаны целёхонькие, гладиус в ножны, шлем и арбалет за спину, с пуком болтов, да фашард в руки), Барбан тщательно проверил все засовы, позакрывал окна и входную дверь. Презрительно улыбнулся, оглядев людскую беготню и двинул прямёхонько к капитану стражы, значить, мыслишками поделиться, да словами перекинуться. Попадавшихся на пути мужчков он грудо распихивал в стороны, либо гаркал во всю мочь своих лёгких: "АН-НУ ПШЛИ! ЛЕГИОНЕРЫ ИДУТ"

Из-за закрытой двери послышался стук.

- Эй там, чего дверь запер? Тавернщик, ...! Ты чего тут нас закрыл?

Малик понял, что позабыл о постоялцах. Подслушивали наверняка, гады, да только щас показались.

- Тва-аю, м-мать! Ан-ну на выход, трактир закрывается! - гаркнул Малик, - нечего тут отсиживаться. Ополчение соберается думаю. Такшта выметайтесь!

Малик, вспомнив молодые годы, вновь стал легионером. Командиром центурии, а потом манипулы... Злым, жестоким и требовательным. Даже позабыв сельский говорок. Даже выше, кажется, стал и в плечах раздался.

- Ты чё, охренел, Малик? - Барбан признал голос вчерашнего здоровяка Гэйва. - Договор с хозяином был - на три дня. А терь выметайся? Да ищо дверь закрыл, что и не выметешься коли захочешь. Какое нахрен ополчение? Ты тут какого-то алкаша напоил, оставил, а нам выметайсь? Эй, Урсус! Урсус! Тавернщик ополоумел!

- Ну и плевать на тя! - Малик хотел добавить что-то вроде "ссыкло подманипульное", однако оценив ширину плеч парня и свои немолодые года плюнул на это дело, - дверь открыта! Хтите не хтите, а если ополчение, то выметаться придётся!

Пущай воруют. Плевать. Пущай водку тырят и квас. Главное спратно под землёй, за секретным камнем. А будущее вот оно, впереди. В виде белооперенных стрел и срытых под коренб хуторов.