Затерянный остров | ходы игроков | Кают-компания

- Выше, Джонни! Еще выше! – кричу я счастливо.
Веревочные качели послушно взлетают, и жаркая голубизна рывком падает на меня. Падает, и снова ускользает.
Ветка – толстый каштановый сук с обручами веревки – скрепит натужно, стонет от навалившегося веса…
Ох! Я раскрыла глаза в темноту, потирая ушибленный локоть. Шершавое дерево пола под ладонями, ноги запутались в покрывале… что случилось?!
Новый крен корабля вжал плечо в ножку кровати и дал ответ на вопрос. Шторм.
Господи, спаси и сохрани!
Я принялась лихорадочно выпутываться из покрывала и, отбросив ткань, поползла в направлении стола. Слава тебе, Боже Всемогущий, что я закрепила перед сном фонарь – цепляясь за столешницу, я кое-как нашарила в ящике спички и подожгла фитиль. Наверное, нужно одеться…
Обычно свет утешает, но сейчас мечущиеся по каюте тени только усилили впечатление беды и, пытаясь натянуть платье, я никак не могла унять дрожащие пальцы. Страх гулко бился где-то в горле, мешая дышать.
Среди стонов корабля и приглушенных криков из какой-то невообразимой дали, стук в дверь показался благословеннейшим из звуков.
- Да? – я бросилась вперед, отбрасывая задвижку. – Что происходит?

Марта

Приходится держаться за предметы в комнате. Вот и сейчас держишься за дверной косяк, так как качка ужасная.
Терпеливо дождавшийся старший помощник стоит за дверью.
- Доброй ночи, извините, если разбудил. Хотя, думаю, вас бы и так разбудил шторм. Всё в порядке, корабль прекрасно держится, а капитан отлично справляется. Никуда не выходите и будьте в своей комнате, - говорит он громко, перекрывая шум бури.

- Ох… Спасибо! Обещаю быть послушной. - Улыбнулась я благодарно и вымученно. - Храни нас всех Господь...
Закрылась за старпомом дверь, и страх, на несколько мгновений отступивший перед его голосом, вновь заклокотал за грудиной. Что сейчас творится там, на палубе? Лучше и не представлять, кажется...
Цепляясь за полки и мебель я неловко добралась до кресла и забралась в него с ногами - поглубже, будто мягкая оббивка могла защитить.
Отче Наш, Сущий на Небесах,
Да святится имя Твое,
Да прибудет Царствие...
Но молитва не шла. Слова, заученные с детства, путались и казались безвкусными, мертвыми, слепыми. Они - эти слова - не видели, как создание рук человеческих сражается с яростью извечной стихии.
И в то же время... за страхом, за вцепившимися в подлокотники пальцами, за широкими черными зрачками, скрывался росток безрассудного восторга. Шторм был прикосновением к вечности, приоткрытой завесой того, что существовало задолго до человкека и будет существовать после...

      Вал за валом обрушивались на хрупкие борта судёнышка, и они трещали, словно кости умирающих на бойне животных. Время, словно издеваясь, замедлилось, растягивалось словно капля тягучей смолы. Одиночество, давление этих стен буквально сводили меня с ума, я не находил себе места, шагая из угла в угол и иногда тревожно заламывая руки.
      Из-за стены стало слышаться неясное бормотание, но в короткой паузе между страшными вздохами Океана я смог различить молитву. Мой попутчик сумел взять себя в руки и, мало того, вспомнил о Спасении в такой трудный момент. Говорят, что о Боге человек вспоминает только во время опасности, и это расхожее заблуждение поселилась в умах людей по всему миру. Нет, всё совсем не так. В моменты, когда смерть дышит тебе в лицо могильным смрадом, тебя парализует, словно кролика перед удавом. Ты не можешь ни думать, ни желать, ни тем более вспоминать что-то, на чём-то сосредотачиваться. Для тебя весь мир сворачивается в одну точку ужаса и пустоты.
      Вдохновившись примером святого отца, я в порыве решил тоже помолиться за наши души, за всех, чьи руки сейчас тянули толстые канаты, за тех, кто отчаянно боролся с чудовищной стихией, кто держал штурвал, за тех, кто, подобно мне, просто трясся от страха в каютах. За капитана, его помощника, матросов, своего нового друга Яна (в этот момент слово "друг" в моих мыслях прозвучало как-то по-особому, как оно ещё никогда не слышалось мне), за пассажиров и за себя. Смутно помню, как, вставая на колени, на меня накатил приступ и без того постоянно мучащей тошноты из-за качки, и меня вывернуло на пол. Пол корабля снова накренился, и я без сил упал рядом и закричал: живот невыносимо больно скрутило спазмом.

Энтони.

Полегчало. Расставшись с ужином досрочно, ты умыдрился не замазаться. Лишь немного, так, рукав. С трудом отползаешь на кровать. Пол ходит ходуном и ты осознаёшь, что к сожалению это не твоё головокружение. Корабль действительно качает. Внезапно. Ужасный треск, слышный даже тебе. Обшивка?

Марта.

Мутит. Сильно. Кажется, у тебя начинается морская болезнь, в острой форме. Раньше ты не была к ней склонна, но такая качка заставляет тебя жалеть, что ты сегодня что-то ела. Физиология отодвигает на второй план и страхи и восторги. Борешься со своим организмом. который, к слову, надо ещё удержать на месте из-за качки. Внезапно треск ломаемой древесины.

С каждым новым креном корабля досужие философствования, а после и просто мысли, уступили место единственному постулату «леди так себя не ведут». Но, морская болезнь почему-то совсем не хотела учитывать это утверждение и тошнота, похожая на садового слизня без раковины, упорно ползла от желудка к горлу. Скорее бы это кончилось, ох, скорее бы кончилось…

      Спазм отпустил, и я судорожно глотнул воздуха. Стало немного легче.
      "Вот тряпка! А ну встал и взял себя в руки!" — я больно ударил кулаком по полу, злясь на свою слабость, и в этот момент где-то внизу, далеко, под полом, но одновременно так близко к сердцу, раздался протяжный зловещий треск. Он словно ржавая пила прошёлся по нервам. Внизу живота похолодело, по горлу разлилось неприятное чувство, а зрение на секунду померкло.
      Я не сразу сообразил, что причиной треска был не мой удар, а нечто более серьёзное. Судно трещало по швам. И осознание этого, казалось, было похоже на ледяную костлявую ладонь на моём плече. Оно отрезвляло, и оно помогло мне окончательно собраться.