[D&D 5] Убийство во Вратах Балдура | Партия

Джереми старательно прячет собственное легкомыслие за маской деловитости и решительности. Однако, его планы никогда не столь глубоки, как это кажется ему самому, а действия не столь блестящи, как это казалось поначалу. Однако, Джереми без сомнений верит в свой Счастливый День, а это значит, что он легко вовлекается в любое действо – ведь, посудите сами, нельзя же сорвать куш, тихо сидя в сторонке? Но, надо сказать, что Джереми ни в коем случае не полный профан. Он достаточно, хоть и без системы образован, умел в использовании оружия и применении некоторых, хм…, некоторых других инструментов. Ладит с людьми, не любит конфликтов. Любит, когда его уважают, и легко дарит собственное восхищение окружающим. Так же в его поступках заметна большая доля эгоистичности – все-таки, для Джереми на первом месте только Джереми, какие бы добрые слова не произносил он в адрес окружающих.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

История. На берегу неспокойного океана, среди песчаных дюн стоит, под постоянными ударами соленого ветра небольшая рыбацкая деревня. Мало что растет на скудной земле, но местные каждое утро выходят в море. Пока целы сети – будет рыба, рыбу можно будет продать в деревнях, дальше от берега и купить ниток, чтобы латать сети… В эту каждодневную жизнь иногда вкрапливаются обломками кораблей, налетевших ночью на скалы, ночной визит ушлых контрабандистов или пиратский корабль, решившим пополнить запасы. И если контрабандисты привносят в размеренное существование яркие краски и серебряные монеты, то, завидев в море пиратский флаг, местные хватают детей и скарб и бегут подальше в дюны.
Увидев с вершин окрестных дюн, как отплывают корабли, жители возвращаются, деловито считают недостающую еду и кур, горестно вздыхают, если что-то разрушили, и наутро снова выходят в море. Особым ценностям в деревушке взяться негде, да и предпочтение отдается тому, что можно быстро унести. Однако иногда случаются накладки, когда медлительные или слишком жадные не успевают, либо рассчитывают получить что-то в обмен. Иногда даже и удается, но договариваться с волками моря – дело ненадежное. Да и не всегда корабли замечают вовремя. И потому, хоть исконно население поселка было невысоким, смуглым и коренастым, визиты пиратов несколько… разнообразили породу, среди гасающих по дворам малолеток есть и светлокожие, и раскосые, и даже кофейного цвета.
Так и мальчик с детства был совершенно не похож ни на родителей, ни на братьев с сестрой, легкий в кости, темно-русый, зеленоглазый. Это не особо портило ему жизнь, в отличие от непоседливости и живости характера. Он то лазил по крышам, то выяснял, видны ли днем звезды из колодца, то организовал среди сверстников экспедицию в Муланшей (за соседнюю дюну), то сразил дракона (жрец долго выговаривал, индюк от стресса стал хуже набирать вес). Хотя , мальчик и был старшим, предполагалось, что основное достояние семьи – рыбачью лодку, получит второй брат, похожий на отца. Мальчика (он давно не связывает себя с тем именем, которым его тогда звали) отдали в служки к жрецу. Наступили трудные времена, для жреца: мальчишка мог караулить всю ночь у алтаря, дожидаясь пока богиня придет за подношениями, досыпал горючего порошка в лампады… единственным плюсом оказалось вколоченное жрецом умение читать, и проснувшийся в мальчишке интерес к дальним странам. Картинки с ветрами роз, рисунками невозможных (больше трех этажей!) городов, морских змеев, причудливыми зверями очаровали мальчика, он старательно учил черные закорючки, потому как вредный жрец отказывался рассказывать.
И опять мальчика подвела конкуренция, относительно зажиточный сосед принес в храм дары, чтобы священник пристроил учеником его младшего сына. Пришлось вернуться домой, где, после интересной жизни у жреца стало совсем уж невмоготу. И это только мальчику, а уж родителям…
И вот, однажды ненастным вечером отец ушел в кабак, а вернулся с мужчиной в темном плаще. Мужчина был из контрабандистов, что иногда под вечер появлялись в поселке, исчезнув к рассвету, оставляли после себя куски ярких тканей, побрякушки и монеты. И в тот вечер, когда на стол легли две золотые (мальчик до того видел золото только пару раз), подумалось, что шустрым ребятам опять нужен тайник в дюнах. Но оказалось – нужен мелкий и хорошо плавающий помощник.
Так началась совсем другая жизнь. Власти Врат Балдура как раз в очередной раз ужесточили пошлины, а любой запрет для ловких людей является возможностью подзаработать. С детским презрением к смерти мальчик пробирался по извилистым полузатопленным пещерам, ведущим к тайникам, поднимался почти отвесными штреками, с искренним любопытством играл посыльных и трактирных служек… Этот мир нравился ему куда больше родной деревни, даже пролитая впервые в тринадцать лет кровь не смогла охладить жажду впечатлений и приключений. Начав с роли «червя», могущего пролезть туда, куда не могли взрослые, он понемногу стал полноправным членом команды, как и членом невероятно разветвленного братства, что базировалось в скрытых пещерах, задних комнатах дешевых придорожных кабаков, и даже в поместьях разорившихся дворян по всему побережью.
Примерно в то же время, его перестали называть «эй, глиста!» и, чуть удивившись, спросили об имени. Ничуть не колеблясь, мальчик назвался не данным родителями именем, а услышанным в рассказах потрепанного мага о месте, называемом «Сигил». И с той поры, хотя мог сменить шесть имен в месяц, сам себя всегда называл Эжен. В кои-то веки это стало важно, потому что некоторые из его товарищей могли легко откликаться на три-четыре имени, и сами уже не были уверены, которое из них настоящее.
Эжен был мотыльком, но считал себя пламенем, пока все не стало на свои места после одного вечера. Тогда Эжена, в свои пятнадцать считавшего себя зрелым человеком, занесло в место, называемое «театр». Театр располагался в нижнем помещении трактира в районе моста, был полон разночинной публики и потряс юношу до глубины души. Он все еще не утратил способности видеть не размалеванный холст, а сад, спускающийся к синему морю, не замечал латок на роскошных одеждах, прекрасно зная, как входит в тело человека нож, чуть не вскрикнул на театральном замахе деревянным мечом, тонул в глазах героини… Впрочем, для этого вовсе не обязательно было быть юным и впечатлительным, зал задерживал дыхание, когда она вступала в действие. Миниатюрная полуэльфка, с темными волосами и темными, с лиловым отливом глазами казалась лишь ненамного старше Эжена, но пламя, горящее в ней делало её женщиной, обольстительной и загадочной. Впрочем, это мнение с Эженом разделяли многие. Так, юноша оказался вовлечен в водоворот встреч, игр, искренности, молниеносных беспощадных схваток в темных переулках, вина и музыки. Он впервые в жизни чуть не опоздал к отплытию. И впервые же в жизни ему в голову пришла мысль, что он не прочь бы пожить в одном городе больше недели
Словом, как пел пьяный менестрель в том самом кабаке, «повело, колесо закрутилось-пошло». Ночные рейды и короткие беспощадные стычки были в силах только ненадолго оторвать его о мыслей о комнате, с окнами на реку. Там, по опорам карабкаются с мелких причалов открытые кабачки, а в доме на мосту окна открывают только когда ветер с юга, там книги, фрукты, кинжалы и краски для лица валяются вперемешку, там не переводится вино во многих початых кувшинах, там она…. Товарищи только посмеивались, не всеж коту масленица, должен был когда-то влипнуть. Правда, ему стало тяжело уходить в долгие рейды, воображение тут же начинало рисовать мрачные картины о вертящихся вокруг красавицы ухажерах.
Возможно, именно постоянная сумятица чувств и стала одним из факторов того, что случилось дальше. Эжен должен был со страховкой добраться в подводный грот, постепенно привязывать к веревкам спрятанное, а затем выбираться, пока не начался прилив. Но, когда привязав первую порцию, он дал условный сигнал – подергал трижды, в его руках оказался конец свободно болтающейся веревки. Обрезанной. Что ж, это могло значить, что наверху какие-то проблемы. Такое уже бывало, и подводному пловцу тут оставалось сидеть тихо. Он выжидал, сколько мог, попробовал выбраться . но время было упущено – начался прилив. На высоте прилива в пещере воздух оставался лишь под куполом, меньше кубического фута. Эти часы он запомнил надолго, пришлось перебираться от одной щели, уходящей в толщу скалы, к другой. Выдох под водой, еще выдох, прижаться губами к камню, выпивая воздух из небольших пустот, если щель заполнена водой – искать другую, снова выдохи в воду – не отравлять драгоценные островки воздуха. Как не странно, он продержался до отлива, у него даже остались силы выбраться по теперь затопленным только наполовину ходам к поверхности. И увидеть лишь море. Когда, обессиленный и потрясенный, он разворачивался, чтобы влезть на скалу, его колено чувствительно врезалось во что-то. Это оказалась мачта их баркаса.
Он выбрался на скалу, упал и уснул. Проснулся, сделал пращу из веревки, сбил баклана, поел. Понырял к баркасу – в днище была прорублена дыра, палуба треснула пополам, а все люки задраены, он знал эту манеру расправляться. Кто именно из врагов или конкурентов учинил расправу, предстояло выяснить. Отдохнув, Эжен доплыл две мили до берега и отправился в город.
Нет, его возлюбленная не прогнала ослабшего и потерянного друга, но что-то в их отношениях изменилось. Потерявший свою семью – свою команду, а с ней и стержень своей жизни, Эжен стал раздражительным и резким, его стало бесить, когда Камиль оказывала внимание кому-то еще. А ведь жизнь актрисы – это общение. Взбалмошная, эксцентричная, но не злая полуэльфка не выгоняла его, но любовь из отношений улетучилась.
В конце концов, в юноше проснулась гордость, сидеть на шее женщины, да еще и когда надоел ей, было… неправильно. Однако, для навыков Эжена на берегу нашлось немного применений, да и оплата сильно отличалась от привычной. Случай привел к освоению нового вида деятельности – розыску людей, за которых была назначена награда. Эта работа позволила встать на ноги, но не сковывала по рукам и ногам. Эжен научился получать удовольствие от охоты, от поиска следов и выслеживание цели. Но если цель не вызывала азарта, либо начинала нравиться в процессе поиска – никто не стоял над душой, требуя результата. Подойти на расстояние удара, понять, что цель в руках – и уйти. Почему нет? Он продавал свои навыки, но не свой выбор. С Теневыми Ворами наладилось…. взаимопонимание, он не влился в организацию, но платил налоги как свободный художник. При таком подходе он не нажил богатства, но сохранил себя и жил в свое удовольствие, изобильные периоды сменялись скромными.
Пока однажды нелегкая не занесла его в знакомый театр, и он, движимый ностальгией, не купил билет на знакомый спектакль. И страшно удивился, увидев в знакомой роли миленькую блондиночку. Он отправился узнавать, оказалось, что за прошедшие пару лет Камиль ушла из театра ради очередного любовника, но что-то там не заладилось, она какое-то время зарабатывала как посредник, а потом… пропала. Подчиняясь невнятной тревоге, он принялся за поиски, которые даже для от профессионала потребовали немалых усилий. Оказалось, что Камиль подцепила какую-то непонятную хворь, которую лечила исключительно вином, докатившись до жуткого состояния. Обматерив подругу, Эжен схватил ее в охапку и начал таскать по врачам и священникам, проблема оказалась частично магического порядка и вылечить девушку брались всего несколько специалистов, причем плату запрашивали немалую. Эжен вздохнул, устроил Камиль в своей берлоге, и взялся за контракт поденежней. Который и привел его на корабль, идущий во Врата Бальдура.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Дварф простых кровей, без лишних изъянов или отличительных черт. Его лицо иссечено шрамами и морщинами, показывая его истинную воинственную натуру. На голове аккуратно выбриты волосы по бокам, а остаток волос ухоженно убраны в косы. Все лицо покрыто, также, татуировками и метками в знак того, сколько битв было успешно восславлено в честь Темпуса.
Густая и малоухоженная борода подтверждает то, что дварф мало ценит свои традиции и этикет.
Любит одеваться в простую и удобную одежду, чтобы не закрывать свою броню.

Тордек - это клирик, что предпочитает возвышать своего бога - Темпуса. Из-за этого, дварф постоянно склоняется к битвам. Он живет ими и предпочитает говорить о битвах так, словно битвы - это то, что показывает истинную натуру тех, кто не боится боли.
Тордек редко идет в обход проблемам, он готов их встретить лицом к лицу. Тордек всегда обожает выпить или посидеть у костра и рассказать байки, как он мог сразиться с кабанами-секачами, но тут друиды прибежали и помешали. Но не смотря на то, что дварф держит себя в суровых тонах, он очень справедлив. Он никогда не поднимет руку на безоружного или слабого и не опустит молот на того, кто уже не сможет дать отпор.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.