В июне 44го [почти счастливый конец] | ходы игроков | - мост не слишком далеко

Диверсант:
Высунулся, дал короткую очередь, прижав немца, что тебя сборку зажать пытался. Короткой перебежкой до вывернутых корней перебежал под пулями. Снова высунулся, полив короткой очередью фланг. Гранату в сторону немцев кинул, да, видно, заметили, закричали по свойскому, на несколько секунд стрельба затихла. Взрыв и снова стрельба.

Ситуация патовая - и ты никого из них не зацепил и сам пулю не получил.


Батя:
Приноровились твои бойцы. Да, твои, теперь они все твои. И толмачевцы тоже. Они тебе, твоей смекалке и твоему опыту, доверили свои жизни. Как ты командуешь, то они и делают. Приказал расстрелять ганомаг - расстреляли. Приказал положить немецкую цепь - положили.

Белый пар из под капота ганомага превратился в черный, а затем и языки пламени появились - видать, повредили топливоподачу или ещё чего. Занялась машина быстро, водитель только успел выскочить, как шальная (а может прицельная) пуля его скосила. Пулеметчик не спрыгнул, но очередь прервалась внезапно - видно, одна из пуль нашла его и пустила кровь немецкую. Замерла машина, огнем занялась.

Немцам в цепи тоже порядком досталось - косят их советские солдаты, как колосья в сенокос. Остановились немцы, в землю упали, огрызаются короткими очередями да винтовочным огнем, но видно, что досталось им знатно.

Ты лишь успеваешь заметить, что Трошку Трофимычева, бойца твоего, пуля всё ж настигла - точно в голову попала, от того отбросило его на другой край траншеи, руками неуклюже дернул, да вниз как мешок рухнул безвольно.

Быстро оглядевшись видишь, что много где бойцы в траншее лежат. Замечаешь и то, что на твоем левом фланге стрельба поутихла, как раз сейчас, когда только поднажми и немцы побегут.

Короткий свист и мощный взрыв - прямо перед основной линией немцев. Эх, не залегли бы немцы - знатно бы их покрошило! Но это всё? Один выстрел?

Балашов снова рацию схватил и орет так, как будто в танке по брусчатке едет без шлемофона:

- Точное попадание! Подтверждаю! Продолжать огонь!

Продолжать? Или приказать перенести огонь? Или вообще приостановить? Решать быстрей надо.

Пули свистят, пули летят.
Грохнуло, свистнуло. Михайлов постепенно входил в какой-то азарт, когда уходили мысли и чувства, позади оставались сомнения. Зато глаз становился чертовски острым, рука твердой, а все вокруг как буд-то становилось медленным и ватным.

Балашов орет в рацию, Кандрат ему кивает - правильно, мол, пусть бьют. Бросил взгляд на поле: бронемашина отъездилась, прям сердце радуется, когда видишь как валит, немецкие цепи залегли, из-за плотного обстрела не могут и головы с земли поднять, а сейчас их еще и артиллерия причешет. Держимся, но платим за это страшную цену. Жизнями своими бойцы Кандрата покупают Красной Армии время, чтобы до моста добраться. Вот дернулся и упал навзничь Трошка, осело его тело на дно траншеи, на покрытую гильзами и политую кровью землю, где лежат такие же как он, убитые, и стонут раненые. Но некогда сейчас горевать. Сейчас нужно бить врага и остановить его.

-Малайцы, хлопцы! - что есть мочи кричит Кандрат, голос срывает до хрипоты, чувствует, как пуще прежнего начинает отдаваться болью раненая рука, но виду не подает, - Зараз их арциллерыя причэшет! Дави, фашиста! Перанаси агонь на правы фланг! Па лесу!

Диверсант:
Обложили. Отстреливаешься, гранату последнюю бросил, громыхнуло, но только немцы как кричали по-своему, так и кричат, а по крикам, чувствуешь, что зажимают. Перебежал за следующее дерево, от него - дальше, когда снова что-то больно ужалило. От боли в глазах потемнело, но быстро начал в себя приходить, вроде, ранение то плевое. Но много ты так не навоюешь - один против половины отделения. Надо что-то кардинально менять.


Батя:
Не слышит тебя твой левый фланг, бегут к мосту, видимо, хотят на ту сторону перебраться. Видишь, что один из "бойцов" даже без оружия - винтовку бросил или потерял. Паника, это плохо. Паника - это заразно. Другое отделение на бегущих смотрит, пули слышит, понимаешь, что сейчас в головах бойцов происходит - смятение, страх, граничащий с ужасом. Хочется бросить всё и бежать - зачем простому солдату сдался этот мост? У него кроме жизни то его что есть? Да, есть политическая составляющая, Родина, ответственность перед товарищами, но про это мало кто способен вспомнить в такие моменты.

Свист и взрыв прямо по центру, где фрицы залегли. Ещё взрыв, ещё и снова. В трех сотнях метрах от себя наблюдаешь рукотворный ад, создаваемый всего лишь ротной артиллерией. Комья земли взлетают, осколки кругом секут, пылью и дымом с пламенем все кругом занесло. Если кто и выжил в том аду, не боец он, пока не переживет и не осознает, что выжил...

Толмачевцев мало осталось, но продолжают огрызаться, косят немцев, которые на ваш правый фланг давят. Вот только и немцы не дают спуску, тоже отстреливаются и достаточно успешно, на твоих глазах двоих бойцов скосило. Как назло, артиллерия затихла. И ты прямо чувствуешь, как интенсивность вашей стрельбы снижается, выстрелы всё реже и как будто тише. Неужели всё? Неужто конец? И где подкрепление? Где ваши танки? Неужели всё зря, все эти смерти, вся жизнь твои, твоих бойцов, солдат этих? Ради чего они здесь?

Хватит! Действовать надо! Есть приказ, надо выполнить, а другой выбор он не завидный.

Где-то там на юге ухнуло, но Медведев лишь улыбнулся. Похоже, наша артиллерия решила помочь. Или немцы колошматят по мосту, отчаявшись выбить оттуда партизан. Держитесь парни, а я не подведу вас. Пуля клюет в ногу, вызывая зубовный скрежет.

Все плывет.

Когда отгремели артиллерийские взрывы, Кандрат поднял голову, ненадолго высунулся из траншеи, осмотревшись вокруг и проводив мрачным взглядом улепетывающих бойцов, но окликать уже не стал - все равно уже не услышат. Сделали самый простой и логичный, по их мнению, выбор - бросили товарищей, чтобы самим спастись. Только вот отступить сейчас это признать, что все кто лежит сейчас на дне этой траншеи, все, кто остался лежать в лесу, перед окопами, отдали свои жизни зазря. Отступить сейчас - это признать что немец победил. Только вот где же он победил?! Впереди только выжженная земля, усеянная трупами фашистов, пехота немецкая или залегла, или отступает. Не похоже это на вражескую победу, но и своих сил осталось мало, крошки. Еще одну такую атаку вряд ли получится отбить. Если подкрепления в ближайшее время не подойдут - это конец. Мысль эта опустошила Кандрата, но наполнила сердце не страхом, а мрачной решимостью. И такую же решимость батька прочел на лицах всех своих бойцов, которые продолжали давить огнем немца в лесу, на правом фланге.

Медведь:
Пуля в ногу обожгла, внимание отвлекает. Жжет до скрипа в зубах, а немцы не прекращают наседать - перекрестным огнем накрыли, с двух сторон обстреливают и что хуже всего, похоже, кто-то недалеко подползает, только ты его разглядеть не можешь - высунутся не дают. И гранат не осталось... Ох плохо дело и хуже только от того, что следующая пуля руку обожгла.

Батя:
Напряглись бойцы, собрались, сосредоточились. У кого патроны кончились, у павшего товарища винтовку берет или патроны. Кто с окровавленной головой отстреливается. Кого-то успели прямо под огнем (в траншее) перебинтовать, но через бинт красное пятно проступает. Пулеметы вновь заговорили, прижимая врага.

И враг дрогнул. Тихонько отступают. Без паники, огрызаясь, постреливая, но отходят.

Осматриваешься - да, все отходят! Те, что вас справа давали, видно, последними были. Те, что слева - бегут к лесу в вашу сторону даже не глядя, по центру видишь несколько фигур - по пальцам одной руки пересчитать, хромая под прикрытие деревьев уходят.

Отбились...

Все вышло как-то нелепо случайно, как это чаще всего бывает на войне. Медведь перекатился через какой-то ствол и внезапно в прорехе между двумя деревьями увидел знакомую офицерскую шинель. Немец в приседе осторожно выглядывал из-за дерева, смотря совсем в другую сторону. Медведь не мешкал, а промахнуться очередью в ростовую мишень с сорока шагов он не мог. Офицер дернулся, щедро плеснув красным на прикрывающий его ель и как-то неестественно стал сползать вниз. Михайлов не стал досматривать. Даже если он и жив, то на сегодня точно откомандывался. Но скорее всего - навсегда.

Хищно осклабившись диверсант нырнул в кусты. Ищите меня теперь родные. Где-то сзади истерично, на всю железку затрещал МП-40. В бессильной злости разлетелась щепа от ствола, где толкьо что прятался Антон. Но его уже там не было. Лишь сбитый да подпаленный куртуз достался немцам в качестве трофея.

А диверсант стал пробираться к своим. Он надеялся, что будет к кому пробираться.

Кандрат осмотрел поле боя: повсюду фигуры в серых шинелях оттягивались обратно к лесу - отбились. Но никакой радости от этого Кравченя не испытал, лишь облегчение, словно кто-то снял с его плеч большой, пыльный мешок, но вслед за этим пришла и усталость, и боль от раны - только сейчас батька заметил, как проступила на бинтах уродливая, красная клякса. Охрипшим голосом Кандрат приказал бойцам укрыться в траншея, чтобы не задела кого шальная пуля отступающих немцев, пересчитать раненых с убитыми и боеприпасы, а затем прислонился спиной к стене траншеи и осел на землю. Сняв шапку, батька вытер ей влажный от испарины лоб и посмотрел вверх - на распаленное солнцем июньское небо, по которому плыли редкие облака. Что будет дальше? Успеет ли Красная Армия подойти до того как начнется следующая немецкая атака или сметет их следующий шквал наступления фашистов? А, может, немцы и сами уже устали атаковать? Небо молчало. Ответы на все эти вопросы оно, да и все, кто сейчас находился под ним в траншеях, перед мостом, не знали.

Иногда время летит так, что кажется, будто минуты прошли, а в реальности - полдня пролетает. Иногда наоборот, когда очень сильно ждешь чего-то, кажется, будто время замедляется.

В ожидании первой атаки так бывает, что думаешь, откуда немец пойдет. Как ты прицеливаться будешь, как наведешь прицел на серую шинель, как нажмешь на спусковой крючок, как дернется фигура. Половину боя в уме можешь успеть продумать, а потом опомнишься от того, что сосед тебе цигарку возвращает, которую ты ему сам только что передал затянуться.

Но так никогда не бывает после первой атаки. Все слишком заняты - перевязкой, помощью раненым, сбором оставшихся и упавших в спешке патронов, усилением позиции. В это время кажется, что бой вот только-только закончился, а в реальности минуты пролетели.

Сколько прошло времени с того момента, как последние немцы исчезли за стволами дальнего леса? Минута? Две? А ведь если подумать, то четверть часа.

- Товарищ командир! - Балашов пригибаясь подбежал к Кравчене, - Товарищ командир! Земля передает, наши прорвались и двигаются к мосту. Приказывают продержаться до подхода основных сил.

Неужели... Если немец сейчас не полезет, то выстояли... Хоть бы не полез, хоть бы умылися они кровью своей и ушли...

- Наши! Наши идут!

Громкий крик сменяется ликующим "Уррра!", вот только это не то "парадное "ура", не полковое, не батальонное. Пара десятков уставших и израненных людей - всё, что осталось от сводного отряда. Но и это придает сил.

Вскоре сам замечаешь "первый номер" - Т-70, легкий танк, что остановился на краю моста. Осматривается, видно, к вам присматривается. Взревел мотором и на скорости через мост преодолел, к траншеям подошел. Передний люк приоткрылся, из него голова мехвода показалась.

- Што, пехтура, соскучились, поди, по нам? Вы уж извиняйте, что задержались, уж сильно немец вцепился и отпускать не хотел, с большим трудом его отогнали.

Через мост, с небольшим интервалом тридцатьчетверка прошла, вторая, третья, мост преодолевают. Скоро эта железная лавина дальше двинется. На Бобруйск, на Варшаву, да на Берлин. Как и говорил товарищ Сталин, "Наше дело - правое. Враг будет разбит!". И с каждым днем вера в эти слова крепнет.

Вот только не все доживут до того дня, как и не все дожили до этой маленькой, но важной победы.

Вечная память героям.