Горячее лето 1941-го | ходы игроков | Основная комната

Вторая остановка. Вроде бы должен последовать второй залп, но... Владимиров вопросительно взглянул на наводчика, но тут уже отлип от прицела и заорал:
- Есть, блять! Горит, черт с крестом!
И вправду, Т-2 задымил на месте, не предпринимая никаких попыток движения или ответного огня. "Все-таки мы успели. Все-таки они горят, а не мы. Значит, так..." - лейтенант начал лихорадочно соображать. Потом скрючился к водителю и сказал, отвернув ухо танкошлема и пытаясь перекричать шум двигателя:
- Витя, смотри. Сейчас выстрели, и ты поворачивай направо. Я тебя толкну ногами - ты прекращай и двигай вперед. Двигаешь до ручья медленно, останавливаешься в метрах ста от него, не больше. Потом если толкну ногами один раз - даешь задний ход, если два раза - разворачиваешься на сто восемьдесят и топишь на полную в деревню, понял? Давай.
Вернулся на исходную и обратился уже к наводчику:
- Так, с тобой. Щас пални еще раз по двойке, чтобы наверняка, потом я заряжаю фугас. Как Витек остановится у ручья - веером выдашь с пяток снарядов на нашем фланге по немцам, потом я их из пулемета посеку чутка. Там уже по ситуации. Давай, Серег. Выстрел!
Дернулось орудие, а с ним и весь танк. Владимиров зарядил осколочный. Пока ехали, немцы не очень то и пытались контратаковать. Главное, чтобы ПТР у них не оказалось, или орудий где-нибудь в лесу. А то звиздец.
Машина остановилась...
- По пехоте, пятью снарядами, беглым... Огонь!

Василий пристально всматривался вперед. Держал на мушке вражину, которая теперь не смела высовываться. Немцы, такие бравые и смелые. И пока еще в безопасности в своем овраге. Боковым взглядом заметил лежащего рядом Ваньку. Неестественно вывернутая рука, засыпанная землей шея и протянутый в сторону Котенка короб. Последнее его действие перед тем, как получить пулю. Выполнил долг до конца.
Немного дальше был еще один боец. Пулеметчик не помнил как его зовут. Зато прекрасно видел его состояние и понимал, как выглядит сейчас сам. Это потом будут плакаты и фото в газетах, со светлыми улыбками, чистыми формами и довольными лицами. А сейчас у парня лицо темноватое от пыли и гари с потеками от пота. Глаза красные. Гимнастерка вся пропотевшая и несет вонь как от шахтерской лошади. И взгляд такой, ошалевший. Одурманенный. Кажется, что смотрит на километр вдоль и сквозь.
— Ну, — прошипел Василий, — Только высунься.
Дегтярев был готов. Пулеметчик тоже. Интересно, готовы ли были немцы к дальнейшему.

8:13

Немецкая пехота на левом фланге, подавив "Максим", но затем встретившись с Т-26 лейтенанта Владимирова, сделала единственное наиболее разумное действие - резким броском немцы преодолели последние полсотни метров, отделявшие их от укрытия в виде русла ручья. Теперь они по крайней мере были защищены от прямого огня. Разумеется, танк имел возможность "спуститься" к ним в овраг - но тут уже танкистам предстоял ближний бой с опытной пехотой, вооруженной ручными гранатами, что для танка (тем более легкого) имело рискованные перспективы.

На правом фланге сержант Оноприенко продолжал отчаянный бой с превосходящими по численности вражескими силами. Еще одна очередь из ППШ - и еще один немецкий стрелок полетел на дно ручья с пробитой головой. Сержант отметил про себя, что чем ближе враги - тем эффективнее будет косить их "папаша", ведь он и был создан для ближнего боя.

Тем временем Т-26 добил фашистского стального зверя - еще раз громыхнула пушка советского танка и еще раз бронебойный снаряд ударил в немецкую машину. После этого удара внутри "Панцера" что-то разорвалось, да так, что взрывная волна сбила и уронила в траву угловатую башню. Немецкий танк охватило веселое пламя - и экипаж, который еще мог бы выбраться, теперь был обречен... После этого Т-26 повернулся в сторону фашисткой пехоты на левом фланге и влепил по серым фигуркам осколочным. То ли от спешки и волнения, то ли неверно был взят прицел - но снаряд ушел не в середину вражеского строя, а едва зацепил его правый край. Наводчик не видел результатов выстрела - но один из немецких пехотинцев был тяжело контужен близким взрывом и ранен осколками. После выстрела из орудия танк "всыпал" немцам еще и из пулемета - очередь широким веером полоснула по позициям противника, "заткнув" вражеский ручной пулемет и ранив стрелка со снайперским "маузером".

Самым же главным оружием лейтенанта Владимирова сейчас был эффект "танкобоязни" - пусть фашистскую пехоту и учили сражаться с танками, но даже на бывалого ветерана накатывает страх при встрече с вражеским танком, тем более если за плечами нет нормальных противотанковых средств вроде ПТО или своего танка. Судя по тому, как после первого же залпа стальные каски скрылись на дне оврага, они вряд ли рискнут атаковать в ближайшее время - а значит как минимум задачу остановить немцев на своем фланге лейтенант выполнил!

Снайпер Кириллов поймал в прицел своей верной "мосинки" очередного фашиста - это был пулеметчик с переносным МГ-34. Но в горячке боя солдат не заметил, что пятизарядная пачка патронов уже была израсходована. Чертыхнувшись, Кириллов стал торопливо перезаряжать винтовку...

Немцы же на правом фланге не поскупились на "ответку". Затрещали ручные МГ-34, захлопали маузеровские карабины. Невовремя привставший сержант Оноприенко с матом рухнул обратно на дно окопа - пуля немецкого снайпера прошила плечо сержанта, так что ППШ вмиг стал неподъемной ношей и едва не выпал из онемевшей руки. Еще одна винтовочная пуля раздробила челюсть Кириллова, оглушив его, - рана выглядела страшно и могло показаться, что снайпер убит наповал, но он дышал и еще мог выжить, если вытащить его из-под огня. Боец с винтовкой, пытавшийся сделать выстрел в ответ по немцам, схватился за грудь и молча осел на дно окопа - вражеская пуля пробила его сердце и смерть его была милосердно быстрой.

Котенко и его напарник, оба вооруженные "ручниками", держались до последнего. Советский "дегтярь" и трофейный МГ-34 щедро всыпали немцам длинными очередями - стараясь хотя бы плотностью огня компенсировать перевес противника в числе стволов. Теперь уже дистанция была гораздо ближе и Котенко ощутил уверенность за потраченный боезапас - и в самом деле его пули скосили двоих фашистов, что слишком нагло высунулись из своих укрытий. Но казалось, что надежды практически нет...

В эту самую минуту "ожила" "сорокапятка" Максимова. Покончив с вражескими бронемашинами, Максимов открыл огонь по немецкой пехоте на правом фланге осколочно-фугасными снарядами. Полный расчет позволял вести огонь в достаточно высоком темпе. Разрывы снарядов засыпали немцев землей и осколками - фашисты недосчитались еще двоих стрелков. Котенко и его товарищ приободрились - "повоюем еще!".

Со стороны же немцев, засевших в овраге, послышалась перебранка с нотами на грани паники - было похоже, что "тевтоны" не ожидали такого горячего приема со стороны защитников Яблоновки (да и не знали они, сколько осталось в строю красноармейцев) и по крайней мере часть из них требовала уносить ноги. Красноармейцы вполне могли рассчитывать, что так оно и произойдет в самом скором времени.

- Шнеерзон!!! Мать твою за ногу! Где тебя черти носят? Шнеерзон, бля!!! - раздался звучный голос Зырянова. Шнеерзон, вжавшийся в укрытие в двух шагах от лейтенанта, подскочил, как от прямого попадания. Несмотря на бледное лицо бойца Зырянов с удовлетворением отметил, что связной не утратил способность соображать и способен выполнить его поручение. - За санитарами, быстро! Нужно вынести раненых из-под огня!

Шнеерзон коротко кивнул, что-то сказал - фраза совпала с выстрелом "сорокапятки" и очередной порцией пулеметной трескотни, поэтому Зырянов с трудом угадал по губам "есть, выполняю!" - и через секунду выбежал из укрытия. Через минуту он уже возвращался, а за ним, пригнувшись, рысью бежали двое санитаров.

Убедившись, что Максимов все понял правильно и ведет беглый огонь по немцам в канаве, Зырьянов приказал связисту и подбежавшим санитарам.
- Бегом за мной.

Пригибаясь, лейтенант побежал, перескакивая через бревна разрушенной и все еще дымящейся избы, чтобы нырнуть в подпол, где должен быть быть расчет Фомина. Однако в подполе его встретил только лежащие тела, Петр с ходу не понял, живые они или мертвые. Но вот пулемет на первый взгляд был цел.
- Так. Санитары, проверьте убитых и раненых, раненых перевязать и в лазарет. Потом бегом к Онуприенко, у него тоже могут быть раненые. Шнеерзон - бери канаву на прицел, но без команды не стреляй.

Сам же Петр залег перед пулеметом стараясь минимально привлекать внимание немцев. Конечно, когда по тебе работает танк - не до приглядывания, кто там копошиться в подполе, но береженого и партия бережет. Оттянул спусковой рычаг, проверил ленту патронную. Провернул рукоятку до легкого щелчка. На первый взгляд пулемет был исправен.

Где-то впереди, чуть левее рявкала пушка танка и строчил короткими очередь танковый пулемет. Немцы должны были вот вот побежать вперед или побежать назад. Вот тогда Зырьянов и планировал стрелять.

- Так, Костя маленький, слушай мою команду. Сейчас даешь выстрел по рву и сруже же нацеливайся на поле за ним, если побегут, постараемся проредить, да и скорости придать.
Сам Николай приготовил свой ппш. Если все же побегут не от них, а на них, тогда он очень и очень пригодится.

Сильно воняло порохом. Немцы, потеряв несколько человек, спрятались в овраге, и теперь танк становился бесполезным - давить немцев было опасно, даже если у них не было противотанковых ружей, то они наверняка могли использовать гранаты. Быстро обмозговав ситуацию, Александр спустился к мехводу:
- Так, щас иди назад, доверни чуть вправо. Отойдем на приличное значение, будем уже рулить. Метров через 250 остановись. Давай.
Что протрещало, мотор взревел, и танк, дернувшись, сначала одной, а потом и обеими гусеницам начал движение.
И все-таки не устоял Владимиров перед соблазном - повернув башню немного влево, он решил высадить остатки магазина пулемета по немцам уже по другую сторону от моста, за которыми как раз и стоял горящий немецкий Т-2.

Машина остановилась и Владимиров, не решившись развернуть башню, приоткрыл люк, чтобы посмотреть, не передавили ли они задним ходом кого-нибудь. Приоткрыл он его не до конца, да и высунулся не сильно, так что попасть по нему, по его расчетам, было трудно. И если кто-то попытается пострелять - то тут же лейтенант нырнет обратно. Как будто бы ловко и хитро.

8:15

Бой длился считанные минуты, но множество человеческих жизней было уже загублено - и, похоже, хваленая нордическая стойкость фашистов дала трещину, когда немцы осознали, что красноармейцы под Яблоновкой не будут разбегаться, бросая оружие и сдаваясь на милость завоевателей. Разрывы снарядов из "сорокапятки" и башенного орудия советского танка окончательно подорвали боевой дух немецкой пехоты (похоже, что сам по себе факт яростного сопротивления "опечалил" их, привыкших к легким победам, а появление советского танка, подбившего их собственное "панцер-ваффе", стало и вовсе шоком) - их унтер-офицеры были либо перебиты, либо тяжело ранены и без сознания, а без закаленных унтеров, способных угрозами и грубым подбадриванием успокоить подчиненных, нервы молодых солдат затрепетали. Немецкая пехота, засевшая в русле ручья, начала отступать.

Не будучи самоубийцами и сохраняя остатки разума, немцы не драпанули через простреливаемое поле - они бросились в разные стороны от моста, надеясь выйти из-под огня уже под защитой леса. Через минуту, когда это стало заметным и для невидимого красноармейцам вражеского командира, видимо, наблюдавшего за ходом боя от опушки леса, с южной стороны донеслась пронзительная трель, приглушенная расстоянием, - похоже, что взбешенный офицер с помощью офицерского свистка пытался обратить на себя внимание своих солдат, показавших спины неприятелю. Но тщетно - контроль над происходящим он утратил, по крайней мере на какое-то время.

Правый фланг фашистской пехоты отступал на восток, в направлении леса. Справедливо опасаясь получить пулю или осколок, немцы пригибались и старались не высовываться поверх оврага, поэтому им удалось сравнительно безопасно преодолеть отделявшее их от леса расстояние - пули советской пехоты достать их не могли и лишь осколочный снаряд "сорокапятки", разорвавшийся на склоне оврага, убил одного из вражеских стрелков острым осколком, попавшим в шею. Простучала очередь из танкового пулемета - пули засвистели, вызбивая фонтанчики земли над краем оврага и еще больше укрепили у "фрицев" мысль о том, что самое время спасать свою жизнь - а министерство пропаганды уж пусть найдет себе других героев, погибших за фатерлянд...

Левый фланг немцев отступал на запад, по руслу ручья, которое делало изгиб на юг. У этих фашистов дела обстояли куда хуже - ведь им предстояло бежать по оврагу, который был открыт для продольного огня советского танка и даже размещенный у деревни "максим" мог зацепить их в этот момент. Но, видно, у страха глаза велики и бегство по этому маршруту представлялось "гансам" лучшим из вариантов - поэтому лейтенант Зырянов, занявший место наводчика пулемета, вскоре увидел ненавистные серые каски в прицеле. Перед глазами Зырянова пронеслось все, что он успел пережить с начала войны, его взгляд стал будто стеклянным от накатившей холодной ярости - и он надавил на гашетку так, что пальцы побелели. Рой огненных "шмелей" понесся в сторону немцев, скосив троих и заставив остальных шарахаться в стороны или плюхаться мордой в воду и глинистое дно ручья. Послав фашистам такой "пламенный последний привет", лейтенант отстранился от "максима" и, нахмурившись, пристально всмотрелся в лесную опушку на юге от деревни. Он знал, что эта схватка была лишь первой пробой сил - и очень скоро немцы придут вновь. Лейтенант оглянулся на Шнеерзона - у связиста был какой-то виноватый вид и Зырянов догадался, что парень переживает из-за своего малого вклада в бой, будто бы он рассчитывал в одиночку перебить всех фашистов вместе взятых. Это заставило лейтенанта усмехнуться.

Наступило затишье - так же внезапно, как и начался грохот сражения. Нарушали наступившую тишину только стоны раненых и шум двигателя советского танка. Санитары начали оказывать первую помощь раненым красноармейцам и перетаскивать их в заранее намеченную под полевой лазарет избу - в этом им помогали уцелевшие пехотинцы, связисты и члены расчета "сорокапятки". Раненых набралось семь человек - и судя по всему тяжелее всего пришлось снайперу Кириллову, который пока не приходил в сознание. Сержант Оноприенко, пулеметчик Фомин и двое стрелков из пехоты имели все шансы вскоре вернуться в строй - им более-менее повезло и даже примитивная первая помощь от санитаров могла частично вернуть им боеспособность (по крайней мере обороняться, сидя в окопах, они вполне могли). Наблюдавшие за южной окраиной деревни красноармейцы заметили, что несколько раненных фашистов, брошенных своими при отступлении, пытаются отползти в сторону леса.

Лейтенанту Зырянову и другим защитникам Яблоновки предстояло принять решение о том, как готовиться к отражению последующих атак - ведь приказ требовал от них продержаться хотя бы до следующего утра, а позорный провал лобовой атаки логичным образом заставит немцев изобретать иные способы захвата деревни.

Наконец последний из фрицев скрылся из прицела и Зырьянов выдохнул. Оторвавшись от прицела он утер пот и сказал
- Так. Вот так их. Так, Шнеерзон, беги к танку, скажи пусть укроют его обратно в лесу, где был и Владимиров пусть ко мне в КП подойдет, там где наш артиллерист с рацией сидит. Беги.

Вышел из траншеи, улыбнулся Максимову и позвал его с собой. Вместе они дошли до позиции стрелкового взвода и посчитали потери. Картина получалась не слишком радостная. В строю оставались двое бойцов, над остальными корпели санитары. Закурил.

- Молодцы, - сказал им Зырьянов, затягиваясь - крепко мы им врезали. Отдыхайте пока, да на юг посматривайте. Если что увидите - бегом ко мне в КП. Немцы могут раненых вытаскивать начать - не мешайте им, мы же не звери. Оноприенко за мной, Котенко за старшего.

Втроем они дошли до избы, занимаемой артиллеристами. Первым делом Зырьянов выпил воды и бросил связисту
- Свяжись с полком, скажи 19 сводный атаку немцев отбил, уничтожены две машины типа 250, две машины типа2 и одна типа штуг. Потери противника до роты солдат. Нужно подкрепление. Впрочем, это не передавай, они и сами понимать должны. Передай, получи ответ и давай антенну демонтируй.

Тем временем подошел танкист со связным и Петр повернулся к ним.
- Атака немцев отбита, но они не успокоятся. Проход через нас им нужен сильно. Немцы воюют по науке, а значит получив тут по мордам, второй раз в лоб не полезут. Сейчас налетит их авиация или дальнобойна артиллерия и они эту деревню сравняют с землей. Деревня видный ориентир, наводчик у них в лесу будут - не промахнуться. Будут бить, пока ни одного домика не останется. Врятли у нас есть больше часа. Поэтому приказ такой: всех тяжело раненых - в машину и в полковой госпиталь, займем оборону в лесу за деревней, там где ручей из лесу выходит. КП артиллерии тоже в лес. Танк действует по сигналу ракетницы - зеленый, выход танка на деревню напрямую, желтый - выход танка на поле вокруг, как ты шел сейчас. Вопросы?

После обсуждения быстрым шагом дошел до избы, где был оборудован госпиталь
- Кто готов продолжить бой? - сурово спросил Зырьянов. Покивал тем, кто ответил, - всех тяжелых в полуторку и в полковой госпиталь. Ты - ткнул пальцем на одного из санитаров - едешь с ними и следишь, чтобы по дороге никто не погиб. Потом сразу возвращаетесь ко мне. До темноты чтобы обернулись. Все, выполнять.

Посмотрел на снайпера с перевязанным лицом, вздохнул. Взял снайперскую винтовку, которую санитары оставили в углу и патроны к ней.

Желательная схема размещения

- Командир. Что деревню с полем сравняют это ты верно рассудил. Вот только думаю дальше попытаются окружить. Танки через поле пошлют, а пехоту по лесу. Так что мне думаю стоит позицию занять через дорогу от танка. И еще, машина за пушкойзакреплена, под утро уходить надо будет, а без машины я пушку не утащу.

Петр поколебался. Сказать по правде, он считал расчет Максимова своим самым сильным отделением, вопреки логики ставя его выше даже танка или артподдержки. Наверно, потому что уже видел его смертоносную эффективность в бою. И совсем не хотел он ставить расчет далеко от себя и солдат.

- Если даже танки обойдут нас по полю, то это ничего не изменит. Им по любому надо будет к дороге идти. А вот если ошибемся, и танки пойдут на пехоту, то остановить их будет некому. Поэтому давай так - ставь орудие за деревней, так чтобы мог простреливать и место перед пехотой и дорогу на север. Нормально?

- Машина к вечеру вернется. Раненых, уверен, надо вывезти, умрут иначе, а деревню мы покидать не имеем приказа.

- Че, слиняли что ли, а?
- Должно быть, так, тащ литнант.
- Ну и хорошо - зарядив ДТ, Владимиров припал головой к диску, только сейчас почувствовав смертельную усталость. Никогда бы не подумал, сколько сил требуется на одну схватку. А ведь прошло то... всего пятнадцать минут! Ну и ну!

Отдохнуть не дал грохот снаружи. Уже без опаски высунувшись из люка, лейтенант увидел знакомого артиллериста-связного, сразу затараторившего про пехотного лейтенанта и про передвинуть танк. Быстро распорядившись насчет возвращения на исходное, не забыв про ветки (моментально представив, как расстроился Нехайчик, скрывшийся в машине), на пару с красноармейцем Александр пошел на КП.

Там же первым делом он присосался к кружке с водой. В принципе, можно было навернуть еще, но много все-таки тоже вредно. Так что вторую он употребил лишь наполовину, остатком кое-как вытерев лицо, почерневшее от пороховых газов. Потом все-таки снизошел на землю и кратко доложился:
- Тащ лейтенант, танк сожгли, несколько пехотинцев постреляли. БК под завязку, топлива хватает.
Хотел уже было добавить "А у вас как?", но тактично умолчал, застав до этого погрузку раненых. С одной стороны, пришлось мужикам крепко. С другой - шансов сгореть в стальном гробу у них все-таки нет.
На постановку задачи тот ответил просто:
- Отсутствуют. Разрешите идти к машине?

-По лесу стрелять от меня толку мало, это дальнобойную вызывать надо, ноя задачу понял, тогда размещаюсь примерно на полпути между танком и КП. Если деревню основательно проутюжат, то у меня весь обзор как на ладони будет.

- Твоя задача - танки и бронетехника. Пехоту возьмет на себя пехота, благо пулеметами мы сейчас обеспечены в избытке.

- Понял, огонь по пехоте открываю только по приказу или после уничтожения всех танков и бронетехники.
Пушку перетаскивать это не из окопа в окоп перебежать, к тому же в отличии от места к северу от деревни, там огневую позицию не готовили. Но поскольку кто его знает сколько до бомбардировки осталось сначала надо укатить пушку, а потом уже окапываться. Вчетвером это было тяжеловато, но других людей не было. Да и вчетвером можно было только пушку везти, потом двое окапывались, а двое таскали ящики со снарядами в лес. Наконец, поняв что не успевает Николай пошел к Владимирову.
- Командир, дай одного-двух человек, а то боюсь к приходу врага и окопаться и снаряды перетащить не успеем.

      Шматков оторвался от бинокля и протер глаза. Фух, аж заболели. Следил за боем, следил. В какой-то момент потерял Зырянова из виду, вот и думай, жив, нет?
      Пехотинцы с танкистами разыграли все, конечно, как по нотам. Эх, были бы все такие, с самого начала так бы давали фрицам на орехи, может, не сдали бы Белоруссию и пол-Украины?
      Чад подбитых танков, бугорки мертвых тел в серой гитлеровской форме и мелькающие вдалеке спины беглецов радовали глаз. Здорово намолотили! И пока что без артиллерии обошлись. Молодцы, нечего сказать!
      Повисла странная, давящая тишина. Об этой тишине после пехотного боя, когда вдруг заканчивается деловитый лай винтовок, стихает злой перестук пулеметов, хлопки взрывов малокалиберной артиллерии, знает любой фронтовик. Вдруг остается только один какой-нибудь приглушенный звук — затихающий крик раненого в другом конце окопа или тарахтение движка или гул улетающего по своим делам самолета. И наступает время сомнений — кончилось или нет? В это время делают последние выстрелы снайперы, собирают последний урожай минометы, добрасывая прощальные гостинцы. В этой тишине прилетают последние шальные пули, которые и выпустили-то не целясь, с одной руки, оттаскивая раненого. В это время не надо торопиться выглядывать из-за бруствера, куда-то бежать, что-то делать. Надо вытереть пот со лба, перемкнуть магазин автомата новый, закурить папиросу, откликнуться на перекличку старшины, а потом уже выглядывать, когда окончательно станет понятно — стихло. Не начнется сызнова. Не сейчас.
      А в ад спешить нечего, без нас там не начнут. Хотя какой ад... Сказки все поповские. Но помирать все одно рано.
      Новый приказ о передислокации Шматков принял с пониманием, но без энтузиазма. Эх, командир, что ж ты раньше молчал? Подготовили бы позиции заранее, хороший НП бы оборудовали... Да Шматков бы и сам его оборудова на фланге, на отлете, если бы не нужно было быть при командире. Эх, ладно.
Ориентиры, конечно, никуда не сместились, но всегда удобнее корректировать оттуда, откуда их намечал. Когда линия стрельбы не совпадает с линией наблюдения. Это же тоже учитывать надо.
      Прикинул место, осмотрел поле боя в бинокль. Небольшой взгорок на опушке подойдет.
      — Шнеерзон, Сергеев! — Достаньте лопаты! Оборудуйте НП полевого типа. Замаскируйте мхом, ветками. Антенну на дерево. Рация чтобы в нише стояла. Один наблюдает, второй на ключе. Выполнять!
      Потом обратился к командиру.
      — Петр Григорьевич, ты если будешь хлопчиков по трофеи посылать, скажи, чтоб насчет папирос посмотрели. Сил нет, как курить охота!
      Вот вечно так — артиллеристы сидят в боевых порядках пехоты, почти что в одном окопе, а все трофеи царице полей. Ходи, выпрашивай, как бедный родственник.

Заслышав слова лейтенантаз-артиллериста про папиросы, Владимиров покусал губу и сунул руку в планшет:
- Держите. - сказал он, достав из новенького почти планшета закрытую пачку "Герцеговин". - Брат подарил после того, как я училище кончил. Сказал, у них, у летчиков, традиция такая - когда самостоятельно начинаешь летать, пачку папирос дарят. А я так и так не курю. Вот и лежат уже черт пойми сколько.

И, почти уйдя уже от "начальства", лейтенант танковый обернулся к лейтенантам пехоты и артиллерии и на правах самого младшего спросил:
- Слушайте. Нас же вчера целая колонна танков ехала... Куда же они-то подевались?
И, не дождавшись ответа, ушел.

- Глумишься что ли? Самим бы управиться. Да и у меня тоже вон три человека со мной. - некоторое время спустя отвечал он сержанту, командиру расчета орудия.
Владимирову действительно не хотелось разделять экипаж. В любой момент могли нагрянуть немцы, а одного человека нет - ситуация аховая. Но, с другой стороны, и не помочь тоже нельзя. Хотя бы потому что Владимиров был даже обязан расчету сорокапятки, который уничтожил самоходку. Плюнув в душе на все, он ответил:
- Ладно, подожди, пришлю наводчика.

Его подчиненные почти заканчивали маскировку машины, благо ветки валялись рядом. С не самой веселой миной он сказал:
- Прокопенко. Возьми автомат и иди к артиллеристам, вон, сержант покажет. Помочь надо мужикам. Начнется свистопляска - руки в ноги и самым полным сюда, через лес. Давай.
Удивленно хмыкнув, младший сержант, однако, спорить не стал, снял танкошлем, выутюжил из-за пазухи засаленную пилотку и со Шпагиным наперевес (который и так был у него) отправился на помощь артиллерии.

- Ага, Прокопенко значит. Ну со снарядами ты знаком, так что работа привычная будет, надо ящики со снарядами из подпола в лем перенести, там уже двое работают, но боюсь до подхода немцев не успеют.

— Есть, — коротко ответил пулеметчик. Принял к выполнению.
За старшего оставили. Среди трупов, раненых, да отчаявшихся. Вот уж радость, ничего не скажешь. Оглянулся вокруг, оценил обстановку в окопе и сплюнул. Взгляд уперся в овраг из которого таки выползли остатки того, что атаковало их позиции. Серые каски, новые и уже запятнанные кровью и грязью мундиры. Оставляя тела павших позади.
Немцы и их славная пехота. Пехота, которая не умеет воевать. Так сказал как-то в одной из бесед вечерних кто-то из офицеров. Что пехота умеет только два маневра — ходить маршем и стоять насмерть. Поэтому вся эта война и уперлась в простую логику блицкрига немецкого — это провести пехоту куда-нибудь маршем и поставить их там насмерть. А атакуют пусть другие, коль мозгов нету. И сейчас, отточив эту тактику до уровня фельдфебеля — немцы научились делать котлы не только на дивизионном, но даже и на ротном уровне. И вот такая армия захватила всю Европу. И сейчас делала то же самое с его родиной. И вот, неожиданно, эта, вроде как непобедимая, армада, уперлась в красноармейский узол обороны. Похоже единственное, что можно противопоставить их марш броскам и быстрому продвижению.
До следующей артподготовки. Или авианалета, которые могут выбить с потрохами дух из защитников Яблоновки. Оставалось надеяться только на одно. На пресловутый армейский порядок. Немцы двигались быстро, растягивались тонко. А снаряды и припасы, оно ведь на тыловые службы возложено. Которым нужно в условиях наступления постоянно все корректировать и переправлять. А что Котенко знал о армии совершенно точно? Что вещи, которые должны быть использованы вместе, никогда не смогут быть доставлены в одно и тоже место.
Взгляд упал на дисковый магазин к пулемету. Который все так же еще был в неестественно вывернутой руке Ваньки. Его второго номера, которого пуля-сука прошила в сердце. Оставив лишь небольшое пятнышко на груди. Немного с трудом вырвав из оцепеневших пальцев диск, Василий принялся перезаряжать свой ДП. Справившись с нехитрым делом, подтащил ближе оставшийся диск. Это все его маленькое богатство, после которого останутся только гранаты и мосинка. Или, разве что, еще трофейные маузеры. Но о них пулеметчик не думал. Это слишком далеко в будущем, чтобы строить планы.
— Влад, — немного с хрипотой обратился к рядовому, что был рядом, — Помоги ка с павшими.
Тела нужно было достать и оттащить. Негоже, чтобы во время пыла боя, по своим же топтаться. Котенко не хотел этого, потому как проходил такое в финскую. До сих пор себе простить не может этого дела. Павшие заслуживают отдыха и покоя. Уже последнего.

8:30

...Кратким был бой, а казалось, что косили и молотили целый день - бойцов поминутно кидало то в жар, то в холод, руки и ноги казались ватными - то и дело самокрутки вываливались из дрожащих пальцев. Наступал тяжелый "отходняк" после смертельного боя, когда скованное жестокой необходимостью и волевым напряжением живое тело наконец осознавало, насколько близко оно разминулось со смертью.

Но лейтенант Зырянов и его люди не могли позволить себе расслабиться - они знали, что немец не отступит после первого поражения и будет добиваться своего, ведь сейчас фашисты играют с отступающей Красной Армией в догонялки, стремясь захлопнуть ловушку и посадить дивизию в очередной "котел". И допустить этого ни в коем случае нельзя... Конечно, Зырянов осознавал, что даже в случае образцового выполнения им и его ребятами полученного приказа операция может провалиться - из-за чьей-то чужой слабости, глупости, паникерства на одном из соседних участков. Или просто потому, что немцы сумеют нащупать слабое место в обороне и вырежут всех, кто попытается остановить их. Но "делай что должен - и будь что будет!". По крайней мере совесть твоя будет чиста.

...Связист передал в штаб полка донесение о том, что первая попытка штурма отбита. Командир роты капитан Василевский лично передал благодарность лейтенанту и всем остальным защитникам Яблоновки, сообщая о предоставлении к наградам и возможности перебросить небольшое подкрепление - два отделения пехоты и два расчета легких 50-мм ротных минометов. Не то чтобы это были огромные силы, но лейтенант заметно повеселел - на фоне ощутимых потерь даже такие подкрепления существенно повышали шансы если не на победу, то хотя бы на выживание. Три грузовика с подкреплением должны были прибыть в течение двух часов. Также капитан требовал отправить в тыл тяжелораненных - среди них были снайпер Кириллов, один из пехотинцев-стрелков и "второй номер" пулеметного расчета. Все остальные раненные бойцы после перевязки изъявили желание вернуться в строй.

Припадая на простреленные ноги, прижимая к телу поврежденные руки, бойцы в окровавленных бинтах и простых чистых портянках с пятнами крови возвращались на свои боевые позиции. Вернулся в свое поредевшее отделение сержант Оноприенко с забинтованным плечом и неизменным "папашей" в руках. Вернулись и двое его бойцов, опиравшихся на свои родные "мосинки", как на костыли. Вернулся к своему осиротелому "Максиму" Фомин - и вид у него был сокрушенный, потому как если стрелять из пулемета сержант мог и в одиночку, то вытащить его на новую позицию да еще после ранения он точно не смог бы. Но пехота, к счастью, подсобила.

В свой бинокль Зырянов и Шматков могли наблюдать за тем, как немецкие санитары и рядовые пехотинцы вытаскивали с поля боя своих изувеченных "камрадов" - и что-то невольно екало в сердцах красных командиров. Не было еще пока такого ожесточения, как будет потом, когда увидят бойцы, что творят фашисты на оккупированных территориях, когда увидят они ад на земле, сотворенный человеческими руками - кошмары концлагерей, чудовищные страдания блокадного Ленинграда. И сейчас в сердцах советских офицеров была... жалость к немцам. Просто как к людям, испытывающим боль, страх и отчаяние.

Защитники Яблоновки, не теряя времени, переместились на новые позиции, отмеченные лейтенантом Зыряновым. Танк Владимирова укатил на свое прежнее место, скрывшись в лесочке. Где-то через пару часов после окончания боя - около 11:00 - прикатили грузовики с пехотой и минометчиками, которых окликнул наблюдатель танкистов и направил их в сторону КП Зырянова. А еще примерно через час - началось снова.

12:00

...Было ли это время выбрано случайно - по совпадению времени подвоза боеприпасов и подкреплений немцев, - или же какой-то педантичный немецкий генерал в очках и перчатках постучал по циферблату фамильных часов и потребовал "занять дереффню Яблоноффка к тфенадцатти часам". Лейтенанту Зырянову это было неведомо - но начался новый приступ именно в это время.

На многострадальную Яблоновку обрушился дождь из огня и железа. Первые двадцать минут невидимые глазу немецкие гаубицы перемешивали с землей остатки деревянных изб в деревне, круша оставленные красноармейцами окопы и ячейки. А затем, когда большая часть зданий в деревне уже превратилась в нагромождения засыпанных землей и переломанных бревен и досок, после небольшой заминки вдоль ручья стали разрываться дымовые снаряды. Вскоре северный берег ручья заволокло густым дымом, который практически полностью скрывал от наблюдателей Красной Армии происходящее на южном берегу. Но нетрудно было догадаться, что все это - подготовка к неизбежной новой атаке на деревню. Тем более что в наступившей тишине снова доносился лязг моторов с южного направления...

Пополнение Зырьянов встретил с радостью. Построил бойцов перед деревней и показал на дымящиеся вдали танки и быстро ввел в курс дела.

- Тут мы немецкой гадине хвост надрали, пять танков им сожгли, вон полюбуйтесь. Теперь немец сильно зол на нас и пошлет в два раза больше самолетов и танков. Но мы не струсим и их тоже сожжем, верно товарищи? Хорошо. Чтобы не растягивать приветствие назначаю на каждое отделение по старшему из тех, кто уже зарекомендовал себя в бою.

Лейтенант подозвал троих "ветеранов" утреней битвы.
- Оноприенко. Возьмешь на себя командование вторым отделением. Котенко! Герой, гвардеец! Возьмешь на себя командование третьим отделением. Фомин - остаток первого отделения переходит под твое командование. Второму отделению окопаться на севере от деревни, третьему на северо-востоке. Ваша задача - отсечь пехоту от немецких танков, которые пойдут по полю и через развалины деревни. Фомин - первое отделение приказы те же - удерживать ручей и подходы к нему.

- Тактика следующая. Пусть думают, что они нас артиллерией оглушили, уничтожили и прогнали прочь. Пусть займут ручей, выйдут на открытую местность и побегут занимать деревню. Тут то мы их артиллерией и накроем. Далее в дело вступают второе и третье отделение, танк. И последним аккордом с фланга бьет пушка и первое отделение. Оно же прикрывает, в случае, если немцы пустят кого по флангу через лес. Поэтому до моей команды или пока по вам не начнут стрелять, первое отделение огонь не открывает. Вопросы? Выполнять.

Оставив пехоту развертываться на позициях, Зырьянов привел двух старшин к Шматкову.
- Виталий Павлыч, минометчиков расположу около тебя. Помоги им с прицеливанием. Пристреляться не разрешаю, иначе могут по вам отработать. За нами сейчас смотрят. Скоро немец попрет по центру тогда запрашивай артудар по нему, как стрельба ружейная начнется - так пусть минометы подключаются. Немцев много будет, не промахнетесь. Добро?

***
Солдаты едва успели начать окапываться, как немец насел крепко и сильно. Зырьянов успел порадоваться, что он вывел людей из под обстрела, как земля под ним заходила ходуном от близких разрывов тяжелых фугасов. Он вжался в ствол дерева и открыл рот, всем своим существом слушая бесконечно долгие удары гигантского молота.

Наконец и этот обстрел закончился. Поле за деревней заволокло дымом, толи от горящих изб, толи от немецких чудо-снарядов. Ходили слухи, что немецкая артиллерия умеет такие ставить. Никто, до этого момента такого, конечно не видел. Оставалось только, мучительно напрягая глаза, всматриваться в оптику, ожидая увидеть бронированных чудовищ врага.

Позиции роты

Значит теперь они в резерве. Максимов собрал свой расчет.
- Ну что ребята, задача у нас не менее трудная будет. Попрут двойными силами, а мы будем молчать.
- Что значит молчать? Пропустим что ли?
Это Костя большой возмутился.
- Нет, не пропустим. Сделаем вид, что артиллерии у нас не осталось. Поэтому биться будут пехота и танк, а мы в резерве.
Это не понравилось никому, молодые еще, не обстрелянные что поделаешь. Но надо значит надо.
- А у нас с тобой Костя маленький будет задачка. Надо нам с тобой рассчитать все возможные траектории, пристрелки не будет и времени на промахи тоже.
И они погрузились в расчеты.

А в полдень началось. Распахали деревню как плуг чернозем. Но вроде все кучно легло. По окрестностям не улетало, да и криков слышно не было, похоже обошлось. А вот затем через дым танки поперли. Не видно их, зато слышно. Ну что же ждем.

"Шшшшшхххррррр!!! Грррраххххх!"
Вот оно. Так хорошо знакомый звук прилетающей минометной мины. И снарядов гаубичных. Мозг еще не успевает осознать происходящее, а тело уже привычно роняет само себя на землю и вжимается в нее. Легло где-то метрах в ста справа. Это далеко. А потом посыпалось. Одна за другой. Падаешь в окоп, вжимаясь в землю, прикидываюсь ветошью. Следом за Котенком рядом так же поступают и другие. Кто по примеру старшего, кто по наитию. Неудобно. Чертовски неудобно. Кажется, что даже вдохнуть нечем.
Очень скоро деревня, которая еще недавно стояла тут нетронутой, превратилась в осколки цивилизации. Изрытая, сожженная и разваленная. Некуда больше возвращаться большинству живших здесь. Только руины и пепелище. Но земля, она все стерпит. Главное, чтобы пришедшие сюда хотели чего-то. И готовы были к труду. Но это все далеко впереди. А сейчас дым, гарь, пепел. И предстоящий бой с немчурой.
Опять свист и взрыв. Ударная волна, смягченная окопом, все равно лупит по ушам. Артподготовка конечно не батарейная, да и не авианалет, но все равно неприятно и опасно. Главное — быть ниже уровня земли. Ну и чтобы прямого попадания не было.
"Грррраххххх!"
В ушах зазвенело, будто кто-то резиновым молотком ударил по затылку. Привет, очередная легонькая контузия. Близко. Крайне близко. Остается надеяться, что сравнивая Яблоновку с землей, вражеская артиллерия не зацепит наших. Уж больно кучно ложат. Видно, что не корректируют особо, но тем не менее никто не застрахован.
Короткий налет, который, казалось, длился вечность, завершился. И все вокруг затянуло густым дымом. Вермахт готовился к наступлению. Зарычали моторы, заскрежетал метал. Очень скоро пойдут вперед. А день-то какой хороший, да и умирать вроде так глупо неохота...
— Тьху, — сплюнул Василий, гоня от себя пропащие мысли, — Товарищи, готовсь. Сейчас попрут.
Сам же проверил еще раз готовность пулемета. Сейчас попрут. И нужно будет вновь стрелять. И не быть пристреленным.

      — Есть, — коротко ответил Шматков на приказ командира. Сам он был не в восторге от идеи расположить минометы рядом с ним. Это же были и не минометы толком, так, мортирки, им бы в пехотной цепи самое место. Только не было цепи. Так что чего спорить, приказ есть приказ.
      
      Лейтетнант Шматков, вжимаясь в край наспех отрытой Шнеерзоном ячейки, думал о фашистких снарядах со злостью и завистью.
      "Ничего-ничего! Погодите! Это сейчас у нас на пушку десяток снарядов — праздник. Товарищ Сталин как сказал? Будет и на нашей улице праздник. Батарею бы гаубичную, а лучше две. Эх-ма..."
      Эти мысли перемежались у него с благодарностью, испытываемой к Владимирову. Святой человек! Папирос не пожалел. Хоть бы выжил в своей коробке. Броня — ее же пальцем можно проткнуть, без слез не взглянешь. Пушечка... Эх, такому бы танкисту и настоящую мощную машину, чтобы громить фашистов. А на этой много ли навоюешь?
      Канонада постепенно утихла, и немчура поперла снова. Эх вы, что ж вы такие неугомонные...
      Пора было работать.
      Шмтаков разложил на коленке планшет, открыл блокнот, где были пронумерованы ориентиры и данные для стрельбы.
      — Сергеев, передавай заявку, — посыпал он данными для стрельбы. Прицел, взрыватель... Надо было навести заряженные пушки на выход из дымового облака, чтобы когда фашисты покажутся, сразу бить. Попасть по танкам непрямой наводкой таким ничтожным количеством снарядов было проблематично, а вот отсечь пехоту шанс имелся. Шматков не надеялся, что гадов сметет, как метлой, но отбить атаку артиллерия может помочь.
      Рядом ждали команды минометчики.
      — Ждать, — приказал он бойцам. — Ждать.

12:30

...После оглушительной канонады наступило недоброе, тревожное затишье - в котором с каждой минутой все четче прорезались гортанные голоса немецкой пехоты и утробный рев моторов. Клубы дыма от завесы, поставленной вражескими гаубицами, постепенно таяли на легком летнем ветерке, но они все-таки позволили фашистам подобраться на предельно близкую дистанцию. И, судя по всему, "там за туманами" кипела какая-то работа.

Пехотинцы из отделения сержанта Фомина, бывшие ближе всего к вражескому наступлению, могли слышать, как шумит, подходя к речке, двигатель, а потом замолкает. Как тащат что-то немцы, как звякают лопаты и кирки в направлении от ручья. То же самое происходило и с другой стороны от моста. Лейтенант Зырянов очень скоро сообразил - немцы наводят переправу для техники, чтобы она не увязла в глинистом русле ручья. Переходить же на другую сторону ручья фашисты не спешили. Видно, крепко обожглись в прежний раз и теперь наперевались все сделать по уму и по науке. Требовалось решение - пропустить их вперед и затем "накрыть" или же сразу попытаться сломать их план и задержать общий ход наступления...

В этот момент один из пехотинцев Фомина издал тревожный возглас, а затем пальнул куда-то в чащу из "мосинки" - сквозь лесные шорохи к югу от ручья прорезался какой-то подозрительный звук, похожий на звяканье металла о металл. Если бы боец мог знать, что крадущихся по лесу фашистов выдал походный котелок, зацепившийся за наведенную саперами "колючку" и некстати брякнувший по металлу, - подивился бы красноармеец превратностям военной судьбы... Но в любом случае некоторый эффект внезапности у немцев был - неизвестное число вражеской пехоты заходило солдатам Зырянова во фланг. К счастью, неожиданные для фашистов проволочные заграждения на какое-то время затормозили их на берегу ручья - и это был шанс исправить ситуацию.

Зырьянов наблюдал за действиями противника через бинокль с позиции второго отделения, поэтому то, что творилось в лесу не видел. Однако от него не ускользнуло, что немцы наводят переправу. Это надо было пресечь, пока они не вышли на прямой ход.

- Шнеерзон! Бегом к Шматкову и проси защитного огня по ручью. И бегом обратно, понял!

      Шматков и сам уже подумал, что раз немцы не прут из дыма, значит, что-то там затевают. Танки не стали бы под прикрытием дыма переходить ручей вброд. Значит, там накапливается пехота.
      — Передай, накроем, — ответил он запыхавшемуся Шнеерзону. — Беги назад, пулей. Скажи, можно зажигательными лес накрыть, за ручьем, чтобы пожар на нашу сторону не перекинулся. Мухой, боец!
      Рядовой еще не скрылся из виду, а лейтенант уже подавал команды Сергееву. Батарея должна была уже изготовиться к стрельбе, тип снарядов тот же. Только маленькую поправочку внести, дальше не на деление даже, на пол деления.
      — Шрапнелью залп!
      Наконец-то дело! Лейтенант оживился, забыл даже про папиросы. Ну, пушкари, давай без промаха!

12:35

...Радиосвязь не подкачала и запрос лейтенанта Шматкова дошел до исполнителей - батареи из трех орудий Ф-22, располагавшихся на отдельной позиции в нескольких километрах от Яблоновки. Какое-то время Шматков с тревогой ждал результатов и каждая секунда казалась бесконечной, а секундная стрелка в офицерских часах - тяжелой, как пудовая гиря. Артиллеристу начинало казаться, что из-за волнения переданные координаты могли быть неверными и драгоценные снаряды ушли в какие-нибудь лесные дебри, безо всякого ущерба для противника. Беспокойство овладело им и память начала играть в дурные игры с разумом - "А что если правда оговорился с координатами?".

Шматков замер и выдохнул, когда над окутанным дымовой завесой ручьем расцвели три белые облачка - это была "заказанная" лейтенантом шрапнель. И хотя накрытие было далеко не идеальным - слишком близко к деревне и слишком далеко от ручья, где готовилась переправа, - резкие выкрики немцев (среди которых прозвучало несколько истошных воплей - точно так же орали раненые фрицы во время утреннего боя) дали понять, что залп не прошел бесследно для них. Однако шум моторов и лязг саперного инструмента прекратился не дольше чем на минуту и вскоре фашисты продолжили свою работу - похоже, теперь их командир был настроен "решить вопрос" с упрямыми красноармейцами. Но, несмотря на отсутствие видимого эффекта, лейтенант Шматков получил определенный результат - корректируя залпы батареи относительно первого залпа, теперь он мог добиться и точных прямых попаданий следующими залпами...

Тем временем сержант Фомин со своим "станкачом" был вынужден развернуться в сторону наступавших через лес фашистов. Фомину и его бойцам пришлось столкнуться с одним вражеским отделением, но хриплая перекличка на вражьем наречии из глубины леса давала понять, что к фрицам идет подкрепление.

Советский "Максим" и пехотинцы Фомина - трое раненых с "мосинками", один боец с трофейным МГ-34 - вначале выждали, пропуская врагов на загроможденный "колючкой" берег, а затем открыли жестокий огонь. Густой лес означал, что бои здесь будут идти на очень близкой дистанции - считанные десятки метров, - но каждый участник боя мог рассчитывать на укрытия в виде деревьев, лесных валунов и кочек. Внимательность дозорного помогла красноармейцам - когда немцы вышли на берег ручья, их встретил настоящий свинцовый ливень. Пули разбивали стволы сосен в мелкую щепку, свистели вокруг, взметывали фонтанчики из воды - и за несколько секунд под грохот "станкача" почти все вражеское отделение полегло убитыми и ранеными. Оставшиеся на ногах немцы в панике оттащили пару подстреленных камрадов назад, под прикрытие леса, даже не ответив толком на огонь с северной стороны ручья.

Красноармейцы понимали, что скоро им придется заплатить дорогую цену за свою удачу - фашисты явно накопили немалые силы на том берегу и намеревались пересечь его, невзирая на сопротивление. Поэтому советской пехоте следовало приготовиться к новому, не менее жестокому бою...

Честно говоря, Зырьянов не слишком полагался на заградительный огонь. Горький опыт финской и начала войны научил его, что сколько не проси огня, все что может выдать наша артиллерия - это пять снарядов перед пехотной атакой, прежде чем пушкари начнут быстро тикать в тыл. А в остальном случае от них слышно было только одно нытье: нет снарядов, опасаемся авиаударов, опасаемся контрбатарейной стрельбы и прочее и прочее. Можно было подумать, что в пехоту немец не стрелял.

Но тут, о чудо, артиллеристы не просто ответили, ответили вовремя, так еще и почти попали. А если продолжат так глядишь и попадут. Немцы не слишком храбрые вояки - под обстрелом сразу драпать начнут, а там глядишь и вечереть начнет. Зырьянов внезапно почувствовал горячую благодарность к этим неизвестным артиллеристам, которые, рискуют своими жизнями, чтобы прикрыть его, Зырьянова линию обороны.

Внезапно на левом фланге затораторил пулемет Фомина, затявкали винтовки первого отделения. Лейтенант чертыхнулся - красноармейцы вскрыли свою позицию гораздо раньше, чем предписывал боевой план. Развернув бинокль, Петр с чертыханием заметил, что вспышек выстрелов не видно, да противника на такой массовый обстрел не видно. Сложив два и два лейтенант понял, что на первое отделение напали немцы из леса. Наверно, замешкались на колючке, где их и обнаружили.

Помятуя, как могут быть метки немцы, которые на бегу по полю под пулеметным огнем умудрились ранить и убить почти всех его бойцов в окопах, Петр решил усилить южное направление. Он поднялся и бегом добежал до позиций Котенко.

- Котенко! Враг атакует Фомина с лесу. Поднимай своих, бегом через позиции минометов к ручью. На кромке леса не отсвечивайте, зайдите хотябы шагов пятьдесят. Займите позиции по левому флангу от первого отделения и поддержите его огнем.

Нехорошо, конечно перебрасывать людей посреди боя, но позиций у третьего отделения все одно не отрыты, одно к одному будет.

      Тягостно ожидание подлетающих вражеских снарядов. Вот они рокочут вдалеке, а вот уже громыхают над пригорком, и горячие осколки фыркают над головой, озлобленные никчемностью своего полета.
      Но первый залп своей батареи ждать всегда тяжелее и волнительнее. Это через три года артиллерия советской армии будет тысячами тонн вываливать сталь и взрывчатку на вражеские позиции, и три снаряда не будут значить ничего. А сейчас для лейтенанта Шматкова каждая семидесятишестимиллиметровая граната, каждая сферическая шрапнельная пуля казались отлитыми из чистого золота. И за это народное свинцово-стально, тротилово-пороховое золото отвечал он, да еще три наводчика на далекой батарее.
      Но вот шарахнуло! Вздох разочарования, но и облегчения. Сейчас подправим. И стальной град хлестнет прямо по блядскому облаку дыма, в котором копашатся потные и напуганные внезапностью огневого налета представители высшей расы.
      — Прицел больше два! Шрапнелью залп! — скомандовал лейтенант, не отрывая бинокль от глаз.
      Как вам это понравится, сволочи?

12:40

...Похоже, что упорные "дойче зольдатен" все-таки завершили свою работу. Наведенная дымовая завеса уже почти рассеялась - настолько, что сквозь клубы дыма стали проглядывать фашистские саперы в касках и резиновых масках противогазов, орудующие лопатами, а также результаты их трудов - упертые в склон оврага бревенчатые колеи, по которым танки могли бы заползти на крутой северный склон ручья. Судя по всему, внушительных размеров бревна тащили из леса те же бронемашины, которые и планировалось переправлять - решение нехитрое, но действенное.



Также можно было заметить отсутствие выгоревших остовов подбитых ранее танков и броневиков (кроме тех, что были уничтожены на северном берегу ручья) - хозяйственные фрицы оттащили их с помощью исправной техники, чтобы расчистить себе пространство для маневра и будущего наступления. Да и восстановление по крайней мере части "убитых" танков было возможно - гитлеровцы имели весьма квалифицированные ремонтные бригады, державшие процент восстановленных машин на достаточно высоком уровне.

Сквозь "просветы" в дыму показались готовые к переправе бронемашины. С такого расстояния и при такой плохой видимости было трудно различить их типы, но судя по башням как минимум в первых рядах должны были идти танки. Поблескивали каски пехоты в овраге - стало быть и без пехотного прикрытия немецкая атака не останется...

Когда первая пара танков поползла по бревенчатой переправе, прилетела новая порция "гостинцев" от советских артиллеристов под наводкой лейтенанта Шматкова. Через бинокль лейтенант увидел новые "облачка" от шрапнели, на этот раз разорвавшиеся прямо над восточной переправой фашистов. В яблочко!

Глухо рванула шрапнель и град шрапнельных пуль ливнем окатил скопившуюся в овраге немецкую пехоту и саперов, поражая немцев в спины, плечи и головы. Три снаряда 76мм - это не так уж много по меркам серьезного боя, но 260 металлических шариков в каждом были способны доставить немало неприятностей "живой силе" противника, скопившейся на сравнительно небольшой площади... Мелькавшие ранее стальные каски как по мановению волшебной палочки исчезли с края оврага. Если бы Шматков мог очутиться среди немцев и своими глазами увидеть, что данные им поправки на прицел батареи только что отправили на тот свет или сделали калеками одиннадцать фрицев, включая одного вражеского танкиста, чья голова легкомысленно торчала из люка, - то поразился бы той легкости, с которой на современной войне можно вычеркивать людей из списков живых.

Одно дело - самому нажимать спусковой крючок, видя лицо врага или хотя бы его фигуру. Это трудно, особенно если стреляешь не навскидку в прямом бою, а "по-подлому", из засады или в спину (хотя на войне и не может быть места благородству - если не ты, то тебя). Особенно страшно - в рукопашной колоть штыком, забивать насмерть прикладом, саперной лопатой, каской или вовсе голыми руками. Хотя здесь может помочь свой же собственный страх, злоба и звериная жажда выжить. Но когда приносишь смерть чужими руками и механизмами - это убийство совершенно особого рода, вызывающее после странные размышления о степени своей причастности к произошедшему. Кто здесь убийца - он, лейтенант Шматков, кто навел батарею, или же командир расчета, что скомандовал "пли!"? А может быть заряжающий или рабочий на заводе, который создал оружие своими руками и заработал себе этим на жизнь? Одно цеплялось за другое и, наверное, каждому хотелось бы переложить груз ответственности на другого. Но Шматков почему-то чувствовал себя "крайним". Впрочем, пройдет еще пара лет - и лейтенант, который станет капитаном, а может и майором, уже не будет ломать себе голову подобными этическими вопросами, неуместными на войне...

Пока свинцовый град сыпался на головы фрицам, их танкисты захлопнули люки и упорно ползли по бревнам на северный берег ручья. И вот уже они встали на землю - два "Панцера" третьей модели, как могли бы различить знатоки вражеской техники. За ними следом уже ползли две следующие машины - знакомые красноармейцам "Двойки". Рыская короткими стволами пушек, "Тройки" будто бы всматривались в разрушенную артиллерией Яблоновку и искали хоть какие-то признаки жизни. Вперед они проехали лишь немного, метров на 50, видимо ожидая прижатую шрапнелью к склонам оврага пехоту.

В это время второе отделение свежей советской пехоты в срочном порядке спешило на новые позиции к востоку от бойцов Фомина, чтобы блокировать возможный обход со стороны немецкой пехоты в лесу. К тому моменту, когда временно повышенный до старшины рядовой Котенко привел своих подопечных на берег ручья, он как раз встретился на переправе с фашистами. Бросившись на землю и спешно готовя "дегтярь" к бою, Котенко услыхал гулкие разрывы на соседней позиции, которую занимал пулеметчик Фомин и его "инвалидная команда". Судя по относительно быстрому темпу огня и не слишком мощным снарядам, красноармейцев пытались выбить из леса с помощью минометов. Первые мины разорвались посередине ручья, вызвав высокие всплески воды, - но было понятно, что скоро немцы пристреляются и начнут "окучивать" берег, где засели красноармейцы Фомина...

Вражеская же пехота пока не рисковала вновь переправляться через брод - похоже, еще свежи были воспоминания о кинжальном огне с другого берега. Но рано или поздно они предпримут новую попытку - и это Фомин с Котенко осознавали как неизбежность.