[Sw] Шашкой и пулей | ходы игроков | ==2. Незваные гости

Реакция картавого бандита оказалась довольно неожиданной, хотя и допускаемой. Честно говоря, молодой человек не особо утруждал себя подсчетами оставшихся в живых, и тем более не собирался брать на себя вину за гибель кого-то из них. Поэтому когда сильные пальцы рванули его за ворот, даже не особо сопротивлялся. Но потом самообладание вернулось, глаза сжались в узкие щелочки, а правая рука незаметно скользнула в карман шинели.

- Потише, дядя.

Процедил он сквозь зубы, подкрепив слова красноречивым жестом - уперев под бороду крикуна острие короткого узкого ножика, более пригодного для метания, но и тут пришедшегося к месту. Выждав коротенькую паузу, Алексей добавил, пристально глядя банюдиту в глаза:

- Говорить хочешь - говори спокойно, без выебонов. Не для того я наши шкуры от зверья спасал, чтоб меня тут за фалды цепляли.

-Порвали, дядя. Еще как порвали!- Измученно кивнул Остап с тоской оглядываясь назад. Пусть они и познакомились всего пару часов назад, но совместно отбитое нападение бандитов сплотило их. Таких разных... Разных во всём - происхождение, выучка, манеры... И вот - первые потери. "Сколько их еще будет?", шепнул внутренний голос. "Братья, боевые товарищи, ваш нелепый освободительный отряд атамана Черных... Теперь, вот, незнакомцы. Тебе не кажется, что ты притягиваешь смерть?"
Казак мотнул головой, отгоняя дурные мысли, и поплелся рядом с Арсением.
-Только не волки это, дядь.-Бросил он в спину гостеприимца. -Никак не волки. Их как выводил на нас кто-то...

Острие ножа, упертого в шею несколько успокоило иудея, даже замер на миг, в глазах как будто страх появился. А потом пуще прежнего заголосил:

- Да люди добгые, что ж твогится то? Нас бомбами закидывают, незнамо кто и откель взявшись, а ты, молой, ещё и на его сторону встаешь? Да кабы его бомба ещё чуть ближе б газогвалась, то всех вас посекло бы и мне б не спастись!

Впрочем, под конец речи Изя как будто бы успокоился немного, ворот собеседника приотпустил.

- Вы ж следите, - обратился к остальным спутникам, - он же ж нас всех своими бомбами то положить - у его навегняка ещё остались. И я ещё слишком молодой, чтобы умигать из-за того, что ктой-то гешит бомбу мене под ноги бгосить.

Поостыл иудей, вроде уже и револьвером так перед лицом не трясет, да вопрошающе на других спутников смотрит.

В ответ на ослабление хватки картавого Алексей пошел на ответную уступку - убрал ножик от его горла, но продолжал держать на виду, мол, если что - за ним не заржавеет. На филиппику иудея Серебряков только цинично усмехнулся и поддакнул:

- Ага-ага. Как есть положу, особливо если остальные тоже решат у меня перед носом оружием помахать. А вообще, милейший, вам не кажется, что устами младенца таки глаголит истина?

Добавил он иронично, подпустив в последнюю фразу чуточку жидовского акцента. Бандит (Алексей почему-то сразу окрестил его так и не секунды в этом не сомневался) уже не выглядел таким бешеным, как вначале, глядишь - не обидится на юмор, не полезет в драку.

Осмотрелся по сторонам, похоже, никого больше бомбист не волнует, как и то, что его бомбой одного из своих положил. Фыркнул, отпустил ворот, медленно револьвер опустил, в шинель убрал.

- Я слежу за тобой, если меня взгывом накгоет, за мной не загжавеет.

Зыркнул ещё раз зло, да успокоился вроде. По крайней мере, если агрессия в его словах и осталась, то физические угрозы прекратились.

Летчик, оказавшись за воротами вздохнул с облегчением, но вздохнув, будто бы не успокоился. Заметался туда-сюда, осмотрелся, внимательно к товарищам приглядываться стал. Пробормотал что-то сам себе, потом громче уже спросил:

- Господа... Никто не видел Семена. Механика моего?

На Остапа поглядел, на Изю, на Недосыпова, на ребят глянул. Никто еще ответить не успел, но по глазам уже понятно было.

- Так, ладно, - вытащил горстку патронов из кармана, принялся набивать обойму маузера, - я туда. Я быстро.

Услышав слова авиатора, Васька окинул своих спутников вопрошающим взглядом, мол, он что, головой стукнутый, в одиночку в лес лезть, ежели знает, что упыри там и черт знает что ещё? Не дождавшись ответа, Васька сделал Миколке жест - обожди, мол, не уходи пока, и, видать, решил один пилота остановить. Слишком много уже за этот день православных Богу душу отдали, ещё этот, бедняга, помрет ни за что. Пусть хоть, например, евреича позовет, его хотя бы, случись чего, не так жалко будет.
- Эй, дядя, ты чего? Ты куда? Там же волкИ! Сожрут же! - с этими словами Васька попробовал загородить пилоту дорогу - Хоть остальных позови, что ли, один в поле не воин ведь.

- Механик ваш... Вообщем... Он... Я вам как врач говорю. Сам видел. Не нужно туда сейчас ходить. Поутру заберем.

Серебряков, в свою очередь, требовать остановки от, как он понял, офицера не стал. По большому счету, было ему наплевать, останется бравый беженец с ними за забором или пристроится рядом со своим механиком. Да и знал он по опыту общения со всякими неординарными личностями, что в таком состоянии тормошить человека и взывать к его рассудку практически бесполезно. Не поймет, озлобится, и как бы сам в своих стрелять не начал, что дорогу загородили. Потерять хорошего друга - вполне себе причина для психического расстройства, а Алексею пока было достаточно проблем. Вместо того, чтобы вмешиваться, он предпочел обратить на ситуацию внимание их провожатого.

- Милейший, тут у нас его благородие наружу рвется - мол, сам погибай, а товарища выручай. Так я вас попрошу - или позвать кого, чтобы вылазку нашу подстраховали, или на правах ответственного за порядок ему вылазку на корню пресечь.

Перепалка вспыхнула в миг, будто из ничего - секунду назад едва отдышавшиеся беглецы искренне радовались спасению, и вот они уже препираются на повышенных тонах, хватают друг-друга за грудки, суют под нос ножи да револьверы.
Агафья заохала, чуя недоброе, попятилась. Пару шагов назад сделал и привратник. Он как-то враз поскучнел, благодушная полуулыбка сползла с лица. Сноровисто взяв карабин на изготовку и направив на задир, он прорычал:
-Эгей, а ну кончай баловать! Нам тут энтого не надо! Гашка, ты кого приволокла? Убрали железо! Ну!
Впрочем, перепалка уже и сама собой угасла. Изя с Серебряковым разошлись, оружие прибрали, хоть и зыркали друг на друга недобрыми взглядами.
Пожилой сторож карабин опустил, но не расслабился, держаться стал поодаль, осторожно.
Впрочем, тут же образовалась и новая закавыка в лице внезапно засобиравшегося обратно за ворота Лисицкого. Кто попытался его урезонить, кто помалкивал в сторонке, а Серебряков обратился к так и не назвавшемуся привратнику. Тот засопел и отвечал сердито:
-А мое какое дело? Вольному-воля. Коли приперло, так выпущу всех, кому, пардоньте за грубость, жить насрать. Сам не полезу - избави Господи. И ежели за собой на плечах зверя приведете, ворота не отопру, так и знайте!
И еще что-то себе под нос пробормотал, в духе того, что если бы знал, что на дороге не добрые люди, а ватажка лиходеев погибает, то и вовсе бы ворот не отворил...

- Мертв?.., - тихо переспросил летчик.

Мертв. Нет, не верилось как-то. Кто угодно мог умереть, еврей мог, пацанят вот могли съесть, самого Лисицкого сбить с ног, а там уж и маузер не поможет, но у Семена была винтовка со штыком, и он так запросто пускал его в ход. Но ведь и правда мертв.

Дрожащей рукой Лисицкий загнал патрон в обойму, глянул на ворота. Там темно, там они. Это чистое безумие, как под немецкие пулеметы бросаться, чтоб убитого товарища забрать. Нет, даже еще хуже. Слишком уж жуткие твари. А мертвецу уже все равно.

- Нет, не надо. Утром сходим, - пробубнил себе под нос и отвернулся. Стыдно.

- Вот и правильно.

Убежденно выразился Алексей, не уточняя, к кому именно он обращается и что именно считает правильным. Затем молодой человек подошел к провожатому, всем своим видом выражая стремление следовать дальше.

-Ну вот и ладно! - гаркнул сторож, перекрикивая завывания совсем разошедшейся стихии, - Идемте!
Мужчина забросил карабин на плечо, взял из рук Агафьи лампу, повернулся, и повел беглецов по гравиевой дорожке вглубь усадьбы, придерживая свободной рукой край капюшона, чтобы злой ветер не швырял в лицо колючую морось . По правой стороне тянулся все тот же внушительный забор, по левой - ровный ряд неплотно высаженных деревьев, кажется лип.
Пройдя прямо саженей двадцать-тридцать, процессия повернула налево, и, наконец, утомленные горемыки увидели и сам особняк. Ничего особенного - не то, что помпезные дома старой аристократии в стиле верноподданнического барокко или "псевдорусские" хоромы скоробогатеев. Обычный деревянный "барский" дом: терем в два этажа из тесанного бруса, высокое крыльцо, искусно украшенные резьбой наличники и элементы фасадного декора, печная труба. Разве что развешенные по фасаду электрические фонари могли бы привлечь взгляд знающего человека, да и те сейчас были выключены.
Свет керосинок высветил на задах особняка силуэты и других строений, видимо, дворовых построек. В самом доме во многих окнах горел свет, там не спали.
Провожатый оставил незваных гостей у крыльца, а сам скрылся за дверью. Впрочем, ждать пришлось недолго, вернулся он буквально через минуту, и сделал всей честной компании знак проходить.
В обшитой светлой доской прихожей ночных посетителей встречал импозантный господин примерно тех же лет, что и сердитый провожатый, приведший отряд в этот дом. Высокий красивый мужчина, казалось, не потерял с годами молодецких статей. Прекрасная осанка, невооруженным взглядом заметная военная выправка, широкие плечи, четкие, исполненные силы и ловкости движения - все говорило о том, что в свои пятьдесят с гаком лет этот мужчина еще может заткнуть за пояс многих из тех, кто помоложе.
Лицо у него тоже было примечательное. Не сказать, чтобы сильно красивое, но умное и мужественное, да еще возраст и жизненный опыт не сделали его изможденным, а только добавили представительности: неглубокие залысины подчеркнули высоту лба, усы с подусниками, переходящими в имперские бакенбарды были густы, и их благородная седина очень шла к внимательным серо-зелёным глазам этого господина, да и морщин у него оказалось совсем немного. Одет мужчина был в светлый домашний костюм, но на ногах его были сапоги, а не легкая обувь.
Рядом с ним стоял молодой человек лет двадцати пяти от роду в обыкновенном армейском френче и брюках защитного цвета. На его плечах красовались погоны поручика, а на груди поблескивал эмалью "Георгий" четвертой степени. Офицер выглядел ровно так, как должен был бы выглядеть в его годы стоящий по левую руку мужчина, да и сейчас они отличались не слишком-то сильно, разве что у поручика волос был густ и рус, без седины, растительность на лице была не столь выдающейся и ограничивалась аккуратными усами, да кожа была посвежей.
Оба человека были вооружены - старший держал в руках американский карабин "Винчестер", у младшего ремень портупеи оттягивала расстегнутая кобура, из которой выглядывала рукоятка автоматического пистолета, кажется, "Парабеллума". Мужчины держались расслаблено, не тыкали стволами в ночных визитеров, но по ухватке было видно, что своим оружием оба владеют как надо, и способны перевести его в боевое положение в считанные мгновения. Хозяева выглядели очень уверенно, они не сомневались, что полностью контролируют ситуацию.
Старший сделал шаг вперед, слегка склонил голову, и звучным баритоном представил себя и своего спутника:
-Александр Андреевич Сизов, помещик. Андрей, мой сын. - офицер щелкнул каблуками и выполнил резкий кивок, - Проходите, господа. Здравствуйте, Агафья Сергеевна, примите мои соболезнования.
Он внимательно осмотрел ночных посетителей, и сперва его взгляд остановился на Серебрякове:
-Постойте, сударь, вы, кажется, гостили у нас до войны. Александр, правильно? Паша будет очень рад! Но какими судьбами?
В этот миг его взгляд упал на Арсения, и помещик заметил плачевное состояние молодого человека. Александр Андреевич вскинулся и зарокотал, обращая громы и молнии на привратника:
-Прошка, дурья твоя башка, что же ты не сказал, что здесь раненый?!
Сизов повернулся вглубь дома, и прокричал:
-Тимофей Матвеич, зови Степаниду! И воду греться ставь!

Завертелось. Арсения избавили от мокрой насквозь верхней одежды и унесли вглубь дома. Остальных, впрочем, тоже на пороге не оставили и пригласили в гостиную, где тетка Агафья на правах человека местного и хозяевам знакомого вкратце пересказала злоключения, выпавшие на долю невольных соратников в этот вечер и ночь. Рассказ о стычке с бандитами и сгоревшем доме бывшего егеря был выслушан сочувственно, но спокойно, а вот история о бешеных волках встретили по разному - молодой поручик воспринял его недоверчиво, в духе "у страха глаза велики", а вот Сизов-старший встревожился не на шутку. Он задавал уточняющие вопросы, задумчиво теребил бакенбарды и вообще выказывал явные признаки беспокойства. Наконец, он обратился к так пока что и не вернувшемуся на свой привратный пост Прохору (тот после стычки между Изей и Серебряковым относился к беглецам подозрительно, и глаз с них не спускал):
-Вот что, голубчик, сбегай к мсье Жерару, и приведи его сюда. Матрену с Антипкой тоже. Ночевать все будем в доме.
Затем Александр Андреевич обратился к остальным:
-Что ж, господа, вам бы сейчас не помешала баня, но, увы, боюсь пока что лучше воздержаться от вылазок на улицу. Придется вам довольствоваться переменой одежды, ужином и, возможно, согревом изнутри. Тимофей Матвеевич, будь любезен, определи ребятишек, Агафью Сергеевну и этого, кхм, господина на ночлег.
Тимофей Матвеевич, совсем уже старый дед, лет за семьдесят, одетый по-простецки в домотканые порты, рубаху и душегрейку, кивнул. С того момента, как ночные посетители вошли в гостиную, он неотступно следовал за "этим, кхм, господином", явно подозревая, что он сунет в карман какую-никакую ценность, стоит только зазеваться. Такого пристального внимания удостоился, конечно, Изя.

Сказано - сделано. Усталые беглецы получили сухую домашнюю одежду, медицинскую помощь, пищу, горячительное и, что самое главное, ощущение тепла и безопасности. К вопросу безопасности, надо сказать, хозяин подошел очень даже основательно. В дом были стянуты все обитатели усадьбы - мсье Жерар, изрядно обрусевший француз, оказавшийся агрономом на жаловании у Сизова, Матрена и Антип - соответственно, жена и сын Прохора, и пьяный в дугу заросший мужичок, которого звали Афонькой - он был местным конюхом. Явился и младший сын Александра Андреевича Павел - совсем не похожий на отца и брата румяный упитанный блондин в аккуратных очках в тонкой стальной оправе. Они с Серебряковым несколько смущенно, но все же искренне обнялись (оказалось, что молодые люди вместе учились в университете), и зашептались в сторонке о чем-то своем. А Сизов-старший между тем раздал всем и каждому, не исключая баб, оружие - кому двустволку, кому такой же, как у Прохора "маннлихер", кому револьвер, и наказал не расставаться с оружием хотя бы и во сне. Более того, осмотрительный помещик назначил несение караулов, взяв самую тяжелую, предрассветную вахту на себя (гости, само собой, от этой обязанности были освобождены). Наконец, Александр Андреевич велел Павлу "дать света". Младший сын отлучился куда-то, и некоторое время спустя пространство перед особняком оказалось отлично освещено - загорелись яркие электрические светильники, развешенные по фасаду.

Еще с пол часа, пока всю эту ораву распределяли по спальным местам, возня в доме не прекращалась,
но наконец люди угомонились, и усадьба погрузилась в чуткий, тревожный сон.