Даньке пришлось немного подождать, прежде чем у Прохора появилось время заниматься чем-то, кроме своих дел, и найти человека, который согласится отвезти Даньку обратно в разрушенный Полоцк. Такой человек нашелся - то был старый дед-кожевенник, торговавший разной конной упряжью, и часто возивший свой товар туда на продажу. Нехотя, но старик согласился на этот путь туда-обратно,но предупредил, что в сам город заезжать не будет. Ему не шибко хотелось тащиться через пепелища и руины, ища пути в завалах и вдыхать удушливый дым, размешанный со зловонием преданных огню человеческих тел. На том и порешили.
Добирались долго. Уставший Даня даже успел поспать, лежа на медленно катившейся по пыльной дороге телеге, что тянула чахлая лошадь, лениво отмахиваясь от мух. Проснулся он уже когда показались впереди очертания того, что некогда было городом. Кожевник остановил свою лошадь неподалеку от стен, и остался, чтобы перекинуться парой слов с стоявшими неподалеку дружинниками, а Данька, спрыгнув, отправился к городу. Даже не входя в город, было видно, что работы уже начаты - Павел не желал оставлять погибших людей на поругание воронам-падальщикам, и неподалеку от города несколько мужиков уже копали мокрую и сырую землю, делая широкую и длинную яму, к которой потихоньку свосили на грубых волокушах тела. Кощеевцев, как видно, решили хоронить уже потом, отдельно, поскольку пока что их оставляли лежать, где лежат. И потому Даня мог воочию узреть все неприглядные подробности минувшей битвы. Исчтерзанные мертвецы, грудами лежащие у стен вперемешку друг с другом, с лошадьми, с взрытой пушечными ядрами землей. Бесхозно валявшееся оружие, обломки копий и стрел, мокрые знамена, похожие на тряпки, развалины - всё было как и ожидал Даня. Там-сям ходили хмурые мужики, осматривая трупы и выискивая среди этой мешанины своих, а наблюдавшие за всем этим воины-дружинники бдительно следили, чтоб покойники не подвергались разграблению. Хотя, едва ли следили с большим тщанием, и спасибо, что обиранием мертвецов им не занялись.
А вот и берег Полоты, речки, ответвившейся от широкой Двины и разделившей Полоцк надвое. Дане повезло - тут не было ни солдат, ни смертных дружин сборщиков тел, только тихий плеск воды и шум ветра. И, конечно же, мертвецы. Дане пришлось увидеть, что от его руки пали многие из кощеевых людей. Их разбросало, как ветер разметывает опадающие лица, и занесло прибрежным песком, из которого теперь торчали то руки, то ноги, то головы в вороненой броне, потихоньку осыпавшейся стеклянной черной скорлупой. Там, где стояла злополучная пушка, сейчас осталась огромная и глубокая воронка, окруженная чернотой порохового нагара, и заполнившаяся мутной от глинистой грязи водой. Тех, кто стоял ближе к взрыву, просто разорвало в мелкие клочья. Как при этом выжил сам Пушкарь - загадка. Скорее всего, ему, что называется, сказочно повезло. Остатки пушки тоже были здесь, и позаимствовать с них какие-нибудь детали просто не представлялось возможным. От тяжелого литого ствола осталась половина, а остальное раскрылось эдаким цветком. Лафета не было - он превратился в разрозненные куски дерева, разбросанные повсюду. Зловоние сгоревшего пороха держалось тут до сих пор.
- Ну и чего ты сюда приперся?
Даня обернулся на голос - и тут же получил крепкий удар под дых, согнувший его пополам, и заставивший ноги подкоситься. А следом в его лицо посмотрело черное дуло увесистого пистоля, который направил в него сам Пушкарь. Удивительным было не столько то, что он был тут, сколько то, что кощеевского канонира все еще не поймали и не затащили в плен. Видать, потому, что теперь он был одет в самую простую одежду, и походил на одного из полочан, лишенных крова злою войной.
- Чего приперся, спрашиваю? - Повторил вопрос бородатый, поглаживая пальцем спуск.