И не скажешь даже, что именно Маринку, глухую к Божьему слову, спасло от того, чтоб провалиться в сон, удержаться на краю сознания - то ли ласковое пение флейты, все-таки нарушившее немного гармоничность воздушных колебаний, создаваемых Баюном, то ли окрик любимого, который боевым кличем пытался подбодрить дружину. Готовая уже вот-вот утратитьб сознание, девушка все-таки вырвалась из сонной пелены, и с размаху метнула клюку в Кота. И не попала. Клюка пролетела мимо кота, и с лязгом упала позади него
Сам Василий, в отличие от Маринки, со сном все-таки не справился. Из последних сил он вскинул ружье, с усилием потянул курок - и его отбросило назад отдачей ружья, заваливая навзничь. Облако порохового дыма заволокло обзор, даже не давая разглядеть, попал он или не попал. Его падение стало бесконечно медленным, ушли куда-то и тревоги, и паника, княжич забыл о боли и усталости. Не существовало больше Лысой Горы, величественно-мрачного небосвода, хлопающей на ветру ханской палатки, ее изуродованного хозяина... Ничего. А вскоре падение превратилось в совершенно свободный полет. И Василий поянл, что может свободно, и без усилий лететь куда хочет, и что вокруг него - только бесконечная синева неба, каким онникогда его не видел, а внизу - бескрайняя земля, а там, внизу, ждет его его родная Маринка, у которой нет и не было никаких темных меток, были на месте руки и глаза, и не было ей больше нужды быть злой. Но там его ждало не только это. Куда бы он сейчас не улетел, где бы ни захотел оказаться - ему нужно было всего лишь выбрать, чего именно он хочет.
Это было проявление то ли странного милосердия, то ли особой жестокости Кота-Баюна. Сны его жертв были глубоки, и пока этот хладнокровный людоед живьем жрал человека - тот был абсолютно счастлив в своих сокровенных грезах, ставшитх для него явью. В конце концов, дар Баюна - это не оружие, своим голосом Кот-Баюн мог многое. Мог лечить, мог осчастливить, мог вернуть волю и надежду - но он выбрал своему дару вот такое применение.
Для остальных же героев, каким-то чудом тоже выстоявших, Василий просто упал на спину, раскинув руки и выронив ружье, которым только что поразил кота, оторвав ему пулей ухо. Бой продолжился без него. Лелислав увлеченно играл на флейте играл, матушка молилась, Франц рубил руку Бекету, его Волк повис на задней лапе Кота, не в силах пробить шерсть, но все-таки смещая его рывками вниз. В конце концов наполовину отрубленная конечность безжизненно повисла на куске кожи, лишенная возможности двигаться и сгибаться. Чудище осталось без единственного своего оружия.
Только Соловью это помогло мало. Иван не смог вытащить глухо орущего из пасти Бекета разбойника, а Маринка не успела вовремя, и Соловей Рахманович оказался проглочен целиком. После этого тварь просто замерла, сыто и довольно урча.
А тем временем Фока, который по собственной натуре был слишком неугомонным даже для Кота-Баюна, неосознанно сумел "отключить" для себя кошачье мурчание, и выбрать, что слышать вместо него. Молодецкие крики Василия, молитвы настоятельницы, пение флейты - все это будто прирастило татю крылья, придало твердости руками. Брошенный им нож блеснул булатным лезвием в очередной вспышке малиновой молнии, и лезвие сомерзительным звуком по самую рукоять вошло в левый глаз Баюна.
Мурчание оборвалось, и вместо него раздался полный боли кошачий мяв. Вопя в агонии, Кот всей своей тушей сверзился с высоты вниз, и ударился о камни, с хрустом ломая ребра. Еще немного он покричал, а затем крик постепенно затих, превратившись в слабый стон боли.
-Shit! - Так описал всю сложившуюся ситуацию Поундс, и начал рыться в своей котомке. - Надо с этим мохнатым заканчивать, и спасать Соловья, пока его не переварила эта...
- Это я с тобой закончу! - Внезапно оживший Кот-Баюн, даже не вынимая из глазницы нож, в мгновение ока оказался на ногах прямо возле Ивана. Басурманин замешкался - и это стоило ему жизни. Ударом сразу двух лап Кот-Баюн насадил охотника на нечисть на свои стальные когти, насквозь пробив грудную клетку, и поднял его над землей, собираясь заглянуть в глаза жертве прежде, чем разорвать ее пополам.
- Вот и съело Чудо-Юдо богатыря заморского. - Издевательски сказал хищник, скалясь во все зубы. - Конец твоей сказки.
А Поундс, тратя последний воздух из пробитых легких, захрипел в ответ.
-Eat this, Pussycat!
И затолкнул хищницу в пасть бомбу с уже подожженным фитилем, который практически уже догорел.
Взрыв разорвал голову Кота-Баюна в клочья. Тело Ивана сорвало с когтей и он отлетел назад, упав рядом с погруженным в колдовской сон Василием. Безголовое же тело Кота осталось стоять, словно не веря, что умрет именно так. Когтистые лапы поднялись к пустому месту, где только что была голова, словно пытаясь убедиться в ее отсутствии. Затем тело сделало несколько нетвердых шагов, и в конце концов упало, лишившись последних жизненных сил. Алая кровь легендарного чудовища ветвистым ручьем заструилась по безжизненным скалам лысой горы.
Верный орел Ивана слетел вниз, приземлившись рядом с телом хозяина, и скорбно склонил свою голову, коснувшись его ладони.
И как будто крови здесь было мало. После короткого мгновения тишины Хан Бекет вдруг снова завыл, заклокотал - а затем его брюхо разорвалось в клочья изнутри благодаря могучему посвисту Соловья-Разбойника. Сам лихой свистун, с ног до головы покрытый кровью и слизью, омерзительно воняющий потрохами и гнилью, вывалился из разорванного брюха наземь, в гигантскую лужу крови и желчи, барахтаясь в ней, ругаясь и торопливо отползая подальше. Переполняемый эмоциями. Соловей-Разбойник матерился без остановки сразу на двух языках, одновременно жадно втягивая разреженный горный воздух. К груди он так и прижимал скатерть-самобранку.
- ....Господи Боже мой драть его, суку, в рот! - Закончив эту фразу, Соловей-Разбойник бессильно свалился неподалеку от палатки, и перевернулся на спину. Подняв руку со скомканной самобранкой, он слабым голосом уронил. - Вот. Добыл. Только постирать надо. Со мной заодно. Ой... Тошнит, не могу.
Вот так и закончилась затянувшаяся ханская трапеза.