Лелеслав, Фока, Франц
- Надо же, как судьба сложилась. Отвечал гусляру незнакомец, оглаживая свой длинный сомий ус. - Я, как на болоте тебя повстречал, и не думал, что ты из тех, кого Орел выбрал. Так за ними угнаться хотел, что и слова тебе некогда было сказать, а не торопись я - может и бегать бы стало не нужно.
Францу незнакомец приветливо кивнул, показывая свое расположение, однако руку отчего-то жать ему не стал.
- Садись уж, иноземец. - Насмешливо сказал он Францу - Уж извините, но наливать вам я не буду. Больно забористо здешнее пойло.
Потом незнакомец сцепил руки в замок, и подпер ими голову, с любопытством глядя на собеседников.
- Значит, должник. Я вижу, ты, гусляр, человек осведомленный о славных сказаниях про героев и великих людей. Ужель не догадался, что подрядился в должники самому Соловью-Разбойнику? - Соловей тихонько засмеялся. - Эх, русские. Горячее сердце, а умом крепки в последнюю очередь. Я ведь не испрашивал у тебя никакого долга, а пока не испрашивают про долги, так лучше молчать и быть хитрому. Но коли уж сам сказал, что должник... А, не суть. Уж не к Малаху ли путь ваш лежит?
Трактирщик, как понял Фока, тоже был из бандитской братии. Носил он все тот же символ бубновой масти на руке, а сама рука была украшена двумя развеселыми хвостатыми чертями с полными пивными кружками, что подымали тосты в Преисподней. Сам не воровал наверное, ибо состарился и обрюзг, не было ни проворства, ни наглости. Но других на то подряжал, и выгоду имел наибольшую - радосно сиял золотым зубом и золотыми перстнями, не красоты ради, а чторб показать, что нет у него в рыжье недостатка. Заметил Фоку - и поманил того пальцем.
- Ну что крутишься тут, как неродной. Подходи, подходи. выпить желаешь, закусить, али от лишнего груза за плечами освободиться? Я тебе помогу лишнее скинуть, деньги-то всяко легче таскать, чем добычу.
Мирослава, Чернавка
Даже Кощеев воин больше любит обращение доброе и уважительное, чем вызывающую бахвальбу и угрозы. На Чернавку только покривился, будто на гадину глянул или червяка, а Мирославе нехотя, но ответил.
- Не смог. По приговору, начертанному Яношем Черное Перо, сердце мое перешло во владение мастеру Кощею. А взамен он дал мне сердце из простого камня, да из воинства своего выгнал, превратив за ослушание в раба подневольного. От того и не кинулся я на эту дуреху калечную, что боле не воин, а потому не обязанный приказы и приговоры исполнять. И хорошо. Других вот опять призывают, и некуда им от этого деться, сами себя клятвой давней связали.
Василий Рощин-Холмский
- Про любовь. - Лукаво повторила цыганка, сверкнув очами. - Будь по твоему.
Смахнула она с ладони княжича еще монету, и та как по волшебству исчезла в ладони цыганки без следа. А потом и сама цыганка взяла в свои руки, украшенные кольцами и браслетами, руку Василия, и заводила по его ладони пальцем, читая карту его жизненного пути по вычерченным линиям. Но сама она на ладонь боярина не смотрела - взгляд ее черных очей был прикован к карим глазам парня.
- Невелик пока что твой шанс узнать любовь настоящую. - Сказала цыганка Василию мягким шепотом. - В настоящем идут с тобой рука об руку две женщины - слуга Христа-спасителя, и черная девка. Первая вверила всю себя служению Господу, но если и свернет с этого пути ради тебя, княжич Василий, то все равно сердце ее не для одного тебя. В нем навсегда останется тот, кого она потеряла, и с кем бы она ни была - будет его вспоминать. А вторая слишком заносчива и жестока, ее сердце - камень. Трудно в нем разбудить хоть искру, не то что пламя любви возжечь. Но ежели и зажжешь - вверила она себя другому, могучему и своевольному, не ведающему ни добра, ни зла. И этот другой ни тебя, ни кого еще рядом с ней не потерпит. Ее же рукой изведет.
От ладони цыганки будто бы начало исходить тепло. Ее глаза закатились, на лбу выступили капельки пота, и теперь она выглядела жутко, будто бы в горячечном бреду. Шепот стал торопливым и надрывным.
- А в будущем мало места для любви. Ты и спутники твои - особенные. Самому тому, кто чертит линии вашей жизни, вы приглянулись, потому как вы те немногие, кто напрямую ему не покоряется. Он всеми двигает сам, но для вас только чертит дорогу, а как идти по ней - решаете вы. Твоя дорога пряма, и идет через кровь и страдания, но есть в ней небольшие спокойные обходы, свободные от того. Ежели сумеешь ты найти в череде битв, огня и крови спокойный участок - есть шанс, что набредешь и на любовь.
Цыганка улыбнулась, но из-за закаченных глаз улыбка ее вышла жуткой и безумной.
- Нравишься ты вершителю судьбы. И потому, коль сам захочешь любовь сыскать - он тебе в том поможет, и укажет путь к ней.
Рука гадалки разжалась, и цыганка устало выдохнула, прикрыв глаза и понурив голову.
- Ох... - Она устало посмеялась, неловко опершись на плечо Василия. - Давно я не... Ох.
- Мама! Мама! - Цыганята, заметив, что их матери поплохело, мигом возникли будто из ниоткуда, обеспокоенно хватая женщину за пеструю юбку.
- Все хорошо, детки. Все хорошо. - С улыбкой говорила женщина. - Только вот это нехорошо.
И с неожиданной ловкостью выхватила она из кармана одного из цыганят... кошель Рощина. Видимо, мальчишка срезал его, пока княжич был отвлечен на гадалку. Цыганенок протестующе и непонимающе вскрикнул, протянув руки к своей добыче, но затем, бросив боязливый взгляд на Василия, поспешно спрятался за материнскую юбку.
Вручив Рощину кошель, цыганка игриво тронула пальцем кончик его носа.
- Не теряй осторожности, княжич Василий. Нравишься ты мне не меньше, чем вершителю судьбы, жаль будет, ежели погибнешь.