Нашествие Орды: Орки | Партия

Рагару не выделяется среди других орков высоким ростом, он не толще и не шире других. Вот ноги мощные, здоровенные от частого пешего бега. Отличает его от остальных запредельное количество шрамов. Руки и торс покрыты сплошной сетью рубцов. Со спиной дело получше, поскольку Рагару предпочитает встречать опасность лицом к лицу, но ей за последние тридцать пять лет тоже досталось. Про лицо вообще хочется промолчать. Более изуродованной рожи вы не встретите нигде на Диком Поле. Неоднократно сломанный нос, десятки раз рассечённые брови... Уполовиненное правое ухо. А вот зубы, жёлтые, здоровенные кривые зубы — все на месте. Невероятно, но факт. И оба глаза на месте. Оба маленьких, глубокопосаженных глаза. Некоторые шрамы идут через всю голову, деля причёску на ломти.

Из одежды он носит только обрезанные на половине голени штаны. Босиком всегда ходит. А выше пояса — только несколько кожаных ремней. Но не мёрзет даже в холодное время года — привык. Да и пьяный всегда, чего уж там.

Рагару вообще-то не сильно злой. Просто подраться любит. Подраться да выпить. Выпить да подраться. За этими занятиями, собственно, и прошла жизнь этого орка. К стяжательству совершенно не склонен. "Коза сдохнет, убежит, потеряется" — говорил он, — "А айран мы выпьем и он никуда уже не пропадёт". А ещё он жену свою, Гайникамал любит. Всё что она говорит делает. И руки на неё не поднял ни разу за двадцать лет, что бы та не себе не позволяла.
"Тряпка", — говорят орки, — "подкаблучник". И оглядываются. Ведь если Рагару услышит такое — драки не избежать. А уж если кто про Гайникамал что-нибудь не такое скажет... Никто ещё не рисковал.
Своего ничего у него не задерживается. Так, бывает, отнимет где у врагов-соседей коня или железный топор — поездит неделю и как-то уже и не его конь. А с топором сам хакан расхаживает. А уж если осталось что — так тут Гайникамал на всё свою лапу наложит. Ну да разве ему жалко для своей любимой?
Он, вообще-то привык, что ему всё хавры клана выделяют. "На", — говорит ему какой-нибудь старик, — возьми вон того моего конька с нами съездить.Только отдать не забудь. И завтра покричи за набег." А чего бы, в самом деле, за большую драку не покричать?

Рагару любил степь. Всегда. С того, первого раза, когда он уцепившись ручонками за луку седла, обхватив ногами круп кобылы смог оглядеть её не с высоты своих полутора локтей, а так, как подобает смотреть на неё хатару. Бесконечные волны травы, колышущейся под порывами ветра, точки стад, теряющиеся в мареве у горизонта... Это был его мир.
От любви к степи неотделима любовь к скорости. Как можно не любить набегающую на тебя степь, рассекаемую головой коня на две части?
Ещё Рагару любил драться. Был он силён для своих лет. Очень силён. Силён и злобен. На старших без сомнений кидался. Его друзья пользовались этим.
— Вон, вон тот говорил что ты воняешь навозом! — шептал кто-нибудь Рагару. А он, конечно, верил. Верил и шёл драться.
Жаль, думать Рагару не любил. Пусть друзья думают. У них получается.
Шли годы. Быстро и легко стал Рагару из оглана хатаром. Всюду искал драк. Обычно выходил победитем. Если не было драки — напивался. Если не было выпивки — искал драки. Кричал за набеги. Жену вот, повезло, нашёл самую лучшую. Гайникамал. А та хоть, казалось, и пользовалась муженьком — всё же заботилась о нём в меру своего сволочизма. Если муженёк, конечно, пригонит ей из набега хотя бы два десятка коз. А если не пригонит — пошёл к чёрту. Рагару печалился, напивался, дрался с кем попало. Потом шёл у жены прощенья просить.

Ничего удивительного в том, что Рагару дожил до 35 лет, нет. Очень живучий он. Сколько раз его били — уже через неделю вставал. Ничего удивительного в том, что у него нет ни своего коня, ни одной овцы, ни лука, ни доспехов, ни оружия железного — тоже нет.

А сейчас вообще непойми что творится. Клан пополам делится. Половина за большой набег на запад, половина — остаётся. Гайникамал говорит в большой набег идти. Чтобы табун коней ей пригнал, сотню рабов и три воза мягкой ткани.

И Рагару пойдёт в набег. Пойдёт и всех там побьёт. Возьмёт сто рабов, будет жить с Гайникамал в большом каменном шатре и пить айран из золотой миски.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Недостаток хитрости Гурах компенсирует предельной осторожностью. У него все продумано, все вымерено, все сверено. Главное для него - это собственное выживание. Ну а по ходу дела если есть возможность кого-то ограбить или пленить - так это ж хорошо.

Конечно, он может повести своих всадников в бой, но разве что против ополченцев и только если тех не в десять раз больше, чем у него орков.

Несмотря на то, что право наследия у орков нет, Гурах стал вождем после своего отца. И именно его отец - Грокхар привел племя к процветанию. Ну и после славной смерти вождя в яме (куда он случайно упал во время набега на людское племя), Гурах принял командование набегом и чуть изменив тактику получил богатую добычу при малых потерях. Особенно много было добыто винных бочек. Это на столько впечатлило воинов, что Гурах был уже через неделю признан новым вождем.

С тех пор в племени бывали и победы и поражения. Но тактика Гураха и его отца оказалась весьма эффективна - орки несли малые потери, а грабили вполне достаточно. Вскоре племя стало расти, как и количество воинов. Ну а когда Эркахан позвал Гураха на большую грабильню, тот с радостью согласился.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Молодой орк, еще не успевший ни "мясца" набрать, ни шрамов собрать, ни морду наесть - ростом разве что не обидели - мало кому молодому орку приходится смотреть в глаза, задрав голову. Не слишком крепок даже по меркам сверстников, а уж про бывалых воинов и говорить не приходится. Из одежды носит рубаху, украшенную разноцветными камешками, да кожаные штаны, а из рук не выпускает копья, да и нож всегда держит под рукой.

Если силушки молодой оглан еще не набрал, то уж умом его не обидели - или наоборот. Уж слишком много хлопот от него было, что родителям, что сверстникам. Едва бегать начал - стал прятаться так, что все родичи глотки надорвут да ноги собьют, пока не найдут шалопая. И хоть подрос уже, а так и остался "прятуном" - только новые хитрости освоил. И хоть вояка из него так себе, но иногда он своим копьем такой трюк покажет - даже опытные вояки диву даются - кто ж подумать мог, чтоб копьем меж ног врагу пустить сильно ниже срама - это не потому что глаз косой да руки кривые, а чтоб супостата под коленку подбить, а уж там и тепленьким взять? Хитер, ох хитер юный сын Гурка. А уж коли мяса наберет да в хатары пройдет - хитрющий будет, не хуже Шрума Хитроглазого, хакана давнишнего, что, если словам дедов верить, орков валил вдвое-втрое больше себя.

Уж кому, а Мум-Драку не привыкать к косым взглядам соседей. И правда - виданное ли дело, чтобы хатар вместо добротной, крепкой орчихи взял в жены себе малокровку из железных? А Гурк не только взял в жены, но и поставил ее над остальными. Соседи только головой качали - совсем старый Гурк умом тронулся, говорили, но за глаза, а то старый вояка, предшественника двух предыдущих хаканов помнящего, с годами норова только набрал, и за такие разговоры мог плеткой своей глаз-то и выбить. Ну и уродился у жены его бледнолицой сын - такой что не сразу-то и поймешь, то ли орк, то ли железный заезжий. Естественно, ни соседи, ни сверстники к такому "плоду" особой теплоты не проявляли. Вот и научился юный Мум-Драк прятаться так, что никакой сокол в небе не увидит, да змея подкаменная не учует. Но, если Гурк не был кроток с соседями, то сыну он спуску совсем не давал, а так как не силен оказался его отпрыск в честном бою, то и плеток отцовских собрал спиной немало - до сих пор шрамы видны, едва спину оголит. Зато хитер отпрыск оказался, что в речах, что в бою смекалку проявлял - там нужное слово вставит, а здесь ловкую подсечку проведет. А порой такие выкидоны показывал, что даже старый вояка просил повторить и кивал одобрительно - ясно отцу стало, что не силой, но хитростью будет сын его дорогу прокладывать в орки. Вспомнился ему тогда Шрум Хитроглазый, при котором он огланом еще бегал.
Когда ж пришла пора Мум-Драку в огланы идти, позвал его отец к себе и сказал: "Ты, Мум-Драк, теперь в воины идешь. Не дай никому повода позорить ни тебя, ни меня, старика. Пусть мать твоя не орчиха, и с оружием ты бьешься похуже многих, но голова твоя варит так, как ни моя, ни у другого какого хакана, кроме самых хитрых, не сможет. Вот твое оружие главное - твой самый острый кинжал. Но не спеши кичиться этим средь огланов - там умных не любят. А как в хатары пройдешь - там уж и притрешься, и - если Духам угодно будет - хакану или самому эрхакану будешь советы давать." На том и попрощались: Мум-Драк в поход отправился, а Гурк в родных степях остался - защищать их от врагов неожиданных.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Среди соплеменников не выделяется ростом. Ни к небу, ни к степи под ногами. Тугие жилы перекатываются под бронзовой от сияния солнечного кожей, что покрыта шрамами и татуировками. Черные как сама ночь волосы заплетены в ритуальные косы, на плечи спадающие.

Молод, а значит горяч. Древняя кровь кочевников бурлит, требуя бить, рвать, крушить кости. Прямолинеен и жесток - естественно по меркам иных народов. Всей душой верит в хакана и хавров. Готов идти за ними на край земли. Пока на пути будут изрубленные на куски тела (быть может, еще не догадывающиеся о своей участи), рабы и добыча.

Двадцать и две зимы тому назад родился Бату из рода Урдена. И двадцать и два раза весна топила льды с тех пор.
Раньше чем ходить, научился драться. Раньше чем говорить, держаться в седле. С кровью, с молоком матерей впитал почтение к старшим, доверие и ненависть к равным, презрение к слабым. Научился просыпаться при шорохе за два десятка шагов и спать во время празднеств недельных. Бояться и почитать богов и шаманок научился. Выслеживать добычу в степи, где на много переходов конных трава от травы не отличается. Приход дождей за день чувствовать. И шкуру прикрывать тех, кто бок о бок выступал.
А там уже и огланом стал.
Легка и прекрасна жизнь в Диком Поле. Просторна. Безудержна. Неистова. И тем сильнее орка потрясли стены города, далеко на юге раскинувшегося. Хафа. И жили там существа странные. Все слабые, да немощные какие-то. Даже Бату мог бы любого сломать руками пустыми. Но старшие сказали ясно, сказали сурово - "Не трогать! Молчать! Смотреть. Учиться." И смотрел орк, в дела незнакомые пытаясь вникнуть. И понял - все просто, все мудро. Рабынь слабых, да некрасивых, в жены не годных - на оружие дивное меняют тут.
А кони у них все равно мелкие, да медленные. Ни чета стадам бескрайним.
Луна пять и пять раз набирала вес после четырнадцотой зимы Бату, когда довелось наконец-то показать себя. Напали на племя соседнее, на чужие луга позарившееся. Ударили сильно, свирепо. Неслись крики, да железа звон над степью. Врага воины дрались отважно, дико, битвой упиваясь. Один из всадников прямо на Бату выскочил. Не убежать тут, не скрыться. Куда там в скорости с хатаром тягаться. Копье в плечо ударило, лишь чудом до сердца не дотянувшись. Обожгло болью, заструилось кровью. Но до подпруги седла все же дотянулся, перехватил ремни кинжалом, сдернул орка на землю. И по самую рукоять острие в грудь запутавшегося в стременах загнал. Провернул, любуясь яростью в глазах затухающей.
С тех пор лишь безудержнее стал. Лишь сильнее. Но словно отвернулись боги. Ни крупных сражений. Ни богатой добычи. И потому-то известие о сборе с такой радостью воспринял.
Там! Там за Вахаром раскинулись края богатые, да нетронутые!

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.