Душа ценит то, чего не имеет. Это закон мироздания. И на Земле, и в Лимбо он един. У душ, постоянно прибывающих в Лимбо, туго с индивидуальностью, поэтому мы так и лелеем наши различия: наши добродетели, пороки, комплексы и слабости. Любую отличительную чёрточку. Мы гордимся ими, мы ухаживаем за ними с нежностью, мы, не упускаем ни единого случая продемонстрировать их друг другу. Не стоит нас осуждать, ведь у нас позади вечность и впереди вечность. Бессмертие – унылая штука, а небытие не предусмотрено мирозданием. Иногда я об этом жалею. А иногда работы столько, что мне некогда о чём-то жалеть. Ведь я – перфекционист.
Нас, работников отдела спуска, в шутку называют акушерами, хотя занимаемся мы противоположными вещами. Земные акушеры перерезают пуповину, разрывая связь тела ребёнка с телом матери, а мы завязываем её крепко-накрепко, связывая земное смертное тело с бессмертной душой. Когда душа входит в тело? Земные религии, философские течения, наука, наконец, дают разные ответы на этот простой вопрос. Учёные, конечно, формулируют его по-другому: когда человек становится человеком? Но суть от этого не меняется. Ответы же колеблются в широком диапазоне: от момента слияния мужской и женской половых клеток, до третьего дня после рождения. Все они правы. Душа входит в тело, а человек становится человеком в тот момент, когда один из нас завяжет пуповину, инициировав нисхождение, а сделать это возможно в каждый из перечисленных периодов.
Самые осторожные и осмотрительные из нас выбирают промежуток в девять земных месяцев перед рождением. Он достаточно широк, промахнуться и напортачить сложно. Есть одно "но". Судьба-судьбой, а случайности никто не отменял, и если душа, подселённая в не рождённого ребенка, так и не доживёт до своего появления на свет (по воле ли родителей или нелепой случайности), нисхождение всё равно будет считаться состоявшимся, и душа, не насладившаяся красотами нижнего мира, не сделавшая даже ни одного глотка воздуха, снова будет вынуждена ждать двенадцать отрезков. Не очень-то это справедливо, как по мне.
Самые безалаберные из нас выбирают трехдневный промежуток, в него тоже легко попасть, к тому же нисходящему гарантирован хоть какой-то отрезок жизни, даже если судьба пойдет не по плану. И тут тоже есть "но", как вы догадались. Трехдневный срок считается безопасным, дальше телу без души существовать уже категорически нельзя. Однако, теория-теорией, а реагируют все индивидуально. Для кого-то три дня всё-таки много, к тому же можно чуть-чуть не рассчитать. Бывает так, что душа, вселившаяся в уже пожившее без неё тело, оказывается искалеченной. Гитлер, Сталин и множество иных, которым, к счастью, не удалось так развернуться – все они ошибки акушеров.
Я – перфекционист. Я отправляю душу навстречу телу, завязывая пуповину, в тот самый миг, когда земной акушер разрезает её. В крике ребёнка – крике боли, от входящего в лёгкие воздуха, тонет крик души, прощающейся с лимбо. Какое-то время она ещё помнит верхний мир, но не может никому сказать о нём, пытается, а родители только и беспокоятся, что у малыша болит животик. А к тому времени, когда душа мучительно, но успешно учится разговаривать земным, несовершенным речевым аппаратом, то память о лимбо уже растворяется, оставляя обрывки и сны.
Я – перфекционист, у меня почти не бывает ошибок. Почти, потому что за вечность бывает всё. Но я не думаю об этом, когда связываю с телом душу за душой. Когда слышу раздающийся с земли крик мальчика, который обещает вырасти бородатым мужчиной. Нет, я не думаю об этом, у меня слишком много работы.
— Удачи, Карл, — говорю я, завязывая последний узелок. Он ещё успевает услышать, но уже не успевает ответить.