Особняк "Темное гнездо" | ходы игроков | Первая. Все только начинается!

- Это все туманы над болотами, добрый сэр! «Кан-кейерреме», так их болотники прозывать изволятся, а то есть значимса, местные дикари. Чертово дыхание, али дыхание чертовых земель – вон оно как с их чернушного языка-то переводится. Уж нам-то и не знать! – проводник Хэм боязливо перекрестился, испуганным взглядом провожая болота.

Знатные болота, великие болота – царство черной воды, гнили и тухлятины! Болота, что растянулись от горизонта до горизонта удушливым черным одеялом: живые осклизлые джунгли образованные желтыми травами да камышами, из недр которых,нет-нет, да и доносились чьи-то призрачные шепотки, крики, рыдания…
Гиблое место, сразу видно! Лошади здесь испуганно подергивают ушами, а императорская дорога кажется ненадежной хрупкой лентой – того вестимо и заведет в тупик. Заведет да бросит, шаловница треклятая, как в страшных сказках, отдаст значится на съедение жестокой ведьме и убежит себе, чтобы ты не успел ее нагнать.
Нездоровое место. Чахоточное место. Вот и дерево как раз виднеется сквозь пропотевшие окна тряской кареты – омерзительно белое, костистое, изодранное когтями неведомых зверей. Висельное дерево чьи ветви напоминают оголенные костяки, проеденные ветром студеным да беспощадным временем. Вот и веревка болтается на его узловатых ветвях – потеет студеными каплями эта самая оборванная веревочка, аки влажная черная змея, притягивает к себе взгляд…
…И невозможно представить это дерево цветущим, развеселым таким и невинно зеленым растеньицем, живым в годы своей молодости. Юным! Оно согбенно, уродливо, оно отвратительно на вид – а корни его словно цепкие суставчатые пальцы, так и норовят ухватить живую плоть. А-а-ап!

- Сейчас-то еще спокойный сезон, сэр, уж вы не извольтева волноваться! – в волнении не замолкает старина Хэм, почесывая спутанное мочало своих волос, некогда светлых и блондинистых. – В день Всех Святых, вот знаемо когда сюда не надова ходить, а этой почитай будет ужо через недельку. Через недельку, сэр! Вот когда честным христианам не стоит на болотева соваться, а уж почему не стоит? Тьфу-тьфу-тьфу. Кикиморы во всем виноваты. Кейерремы эти…Тьфу-тьфу-тьфу, вот уж что я вам скажу, не стоит вам с ними общаться. Идолопоклонцы они все, дети иуды!
И Хэм сгибается удрученно, и кучер там во внешнем зябком мире, испуганно осеняет себя крестом.

Туман... Его липкое холодное дыхание пробирало до костей, словно высасывало тепло из тела, краски из окружающего мира и хорошее настроение из души. Айвен поежился. Конечно, в просвещенный 19 век не стоило слушать сказки и сплетни про кикимор. Но местный фольклор бывает так забавен и умилителен. Учитель постарался плотнее закутаться в тонкую ткань дешевого пальтишка. Не с его доходами покупать дорогие меха. Радует уже то, что не надо судорожно искать место под солнцем.
Он поежился. Если бы не полновесные гинеи богатого дядюшки - что бы его ждало? Он невольно покосился на Хэма. Словно бы посмотрел на свое отражение в чудовищном зеркале. Оглядел пейзаж - природой эти увядающие остовы нельзя было назвать.
- А что, мистер Хэм, и чем же так кикиморы насолили вам? Что они вытворяют такого, что честным христианам не след идти на болота. И неужели с ними не сможет сладить добрый пастырь? А?

Он был грязным, этот проводник Хэм – уродливое отражение старины Айвена потасканное в острых зубах госпожи жизни. Немытые клочья светлых волос, бледно-голубые глазки в коих чувствовалась примитивная, но и одновременно вполне живая себе душа. Такая вот своеобразная душа, словно меленький, но чистый родник, серебряный такой, но крохотный одновременно родничишко-то.
Прыщи. Грязь. Расширенные поры. Если бы Айвен родился на этих богом забытых болотах на окраине Империи, он выглядел бы точно также – будь его матушка измученной крестьянкой, будь его достойный батюшка необразованным селянином, коему не ведом животворящий свет высокой литературы.
Но джентльмен Айвен – это не Хэм, а суеверный Хэм вовсе не Айвен. Проводник Хэм кривится и дергается услышав неприятные для себя вопросы, интеллект его слишком слаб чтобы противостоять народным суевериям. Длинные желтые пальцы его извлекают на свет божий трубочку, Хэм испуганно поглаживает засаленные штаны, боязливо втягивая немытую голову в плечи. Кажется, хочет сложиться, словно подзорная труба. Исчезнуть из вида огромным напуганным младенцем.

- Эээх, сэр, можно ли мне закурить пожалова? Добрые пастыри-то они сэр, это значит, что ясные деньги в зимний день! Можева они и случаются, но помилуй нас Господь, редкова то бывает. Как есть редко! А уж если о многоуважаемом пастыре отце Кристиане говорить… - махнул рукой Хэм, еще боязливее голову свою большущую понурив. – Нееет, я уж не извольте думать, того этого, даже и не жалуюсь. А все ж таки отец Кристиан ужо больно путано свои длинные речи ведет. Словно веревка, значится, вся в узлах. А пойми где у нее оконцовка и где началова, один черт разберет! Ох, помилуй меня небо за грязные словца…

И Хэм замолк ненадолго, свою трубочку в руках принявшись вертеть.

- Кикиморы они чем страшны? Они как люди, сэр, а ужо на самом деле – грязь как есть грязь. И в венах у них болотная вода течет, и глаза у них покойничьи, и зубы что у снулых рыб – полупрозрачные острые пилы. Очаровывают они, сэр! И уводят. А куда уводят? Уж про это лучше и не знать, куда они народ честной собирают… Там-то сэр большое лихо обретается, - Хэм махнул рукой неопределенно вглядываясь в сырое покрывало бесконечно-серого тумана. – Только проходева ему нет на земли честных христиан. Как нет, спаси нас Небо! Но когда канн-кейерреме, тогда уж оно может прийти. Тогда уж у него есть сила, но про то уж лучше не болтать сэр, про то уж лучше совсем языком телепать не стоит.

- Конечно курите, мистер Хэм, чтобы не и не закурить, дым совсем не помешает.. .

И уж точно не сделает хуже. Господи боже! На дворе девятнадцатый век! Империя раскинулась по всем миру, завоевав гордый титул - Где никогда не заходит солнце. Море бороздят стальные корабли. В небе висят воздушные шары. Войны почти сошли на нет - державы предпочитают договариваться за столом переговоров. Разве что диких негров погонять, которые еще не поняли всего счастья быть под белым человеком, вдали от грязи дикости и варварства. А тут, в самом центре Империи, на краю болт люди живут даже не при королеве-девственнице, а как бы не при замшелом короле Артуре с его фокусником Мерлином. Чем здешние пейзане отличаются от индусов? Разве что цветом кожи. Да набором сказок.

А отец Кристиан? Вместо того, чтобы изгонять суеверия, видимо, погряз в мелких удовольствиях. Надо будет поговорить с дядюшкой. Вроде воскресной школы что-то открыть. Многому учить не надо, так, писать и считать, чтобы такие как Хэм не пугались ездить на болота и не верили в эту, как там ее...

- А далеко ли нам ехать, мистер Хэм? и да, что это за канн-кейерреме, никогда слова такого не слышал. Но если языком попусту трепать не надо, может, расскажете в поместье, за кружечкой эля?

И Айвен плотнее укутался в пальтишко...

Кан кейерреме – гнилое дыхание черных болот, гнойных болот и мерзопакостных, оно словно туман безнадежный – обволакивает душу беспросветно желтым одеялом невыносимой тоски. Глядь, и высосали из тебя болотища былую жизнерадостность, Айвен. И тепло высосали из под жидкого одеяния твоего, и саму надежду кажется выбраться из этих мест.
Это как воронка, когда целый мир скользит вниз, вниз, все вниз и беспощадно вниз. Скелетообразные побелевшие деревья, мокрые пни похожие на обезглавленные тела. Как отсюда выбраться? Как поверить в солнечный свет, в весну и радость, способную наполнить сердце счастьем?
Но, чу! Что-то в тумане примерещилось вдруг неожиданно: расплывчатое, быстрое такое – словно бы лицо или фигурка, или зверек быть может? Несуразные странные очертания заставили воображение усиленно работать…

А дорога уже вверх забирается и веселее припустили лошадки, почуяв скорую свободу от этого гнилого смрада. А тебе вдруг страшно стало, Айвен, словно бы что-то упускаешь… кого-то или чего-то… Нечто в тумане. Важное, влекущее, способное приоткрыть завесу желтой тайны!
- Ужо не извольтева беспокоиться, сэр, всё чин по чину будет, - оживился Хэм, силясь раскурить свою отсыревшую трубочку. – Скоро аки ветр небесный донесемся! Здесева-то ужо дорога старого сэра Годри начинается… А наш милостивый Вульграфт Годри, что? Ооо, как и всякий благородный господин полон ШТУЧЕК. Вот увидите скоро. Лес мертвых деревьев! Знатныйц шуткователь, значится, был наш уважаемый сэр Годри. Ну, а до господского особняка не более получасу осталось-то, считайте приехали уж совсем.

Да когда же, когда же можно будет покинуть это зловонное тяжелое место. Как можно терпеть тако1 рассадник болезней и отравы под боком! В наше-то просвещенное время? И что там виднеется в тумане?

Айвен смахнул капельку с ресниц, всмотрелся в мутную пелену. Что кроется там? Птица? Ветка в клочковатой бороде из мха? Сухие камыши? или ... нечто неведомое и непостижимое, заставляющее философов изрекать сентенции вида: сущее не делится на разум без остатка?

Интересно, каких штучек полон сэр Годфри? Лес мертвых деревьев.. Коллекция скальпов? сборник новомодных фотографий, где женщины - страшно сказать! - изображены с голыми плечами? маски каннибалов? Но что гадать? Ведь старина Хэм наверняка все расскажет!

- А что за лес? И каких штучек надо ожидать в доме благородного Годри?

Рано или поздно все заканчивается, вот и болотища закончились тоже. Обняли напоследок вонью застарелой да и откланялись себе, оставив некое болючее воспоминание в памяти достойного сэра Айвена Форпатрела.
Дорога выпрямила спину, обрадовалась – менее тряской конечно не сделалась, но все же как-то повеселела, игрунья шаловливая, наполнилась новой дерзкой силой. И коняги понесли быстрее, ускорили свой бег окаянные стервецы, словно бы желая позабыть о мерзких болотищах – и теперь уже кучеру приходилась осаживать возбужденных скакунов, чертыхаться и рассыпать проклятья, давая смутные обещания снять с тупых животин шкуру.
Появилась растительность: чахлые березки, кустарники какие-то, а еще лес – исполинский гнилой лес – хвойный, печальный, совершенно точно мертвый и вовсе даже не живой. Рыжий. Призадумавшийся…

- Вот она, шуточка-то, сэра Годри благородного, - задымил весело старина Хэм. – А там недалеча и могилка его. Ужо если не торопитесева, сэр, так мы бы могли этого-самого, прогуляться к тем благородным костям, значится! Сэр Годри-то он чего завещал? А чтобы вот помнили его егойные и не только егойные потомки!

Косой луч солнца осветил красную чащобу. Печально зашелестели себе тощие осинки, а мертвые сосны стояли будто исполины. Гордые. Но напоминающие все ж гнилые зубы во рту бессильного старика.

Айвен поморщился. Конечно, сэр Годри велик и неповторим. Но .. сто лет назад, когда из разрозненных земель собиралась Империя, в чести были разные сомнительные по нынешним временам шутки. Тогда, в эпоху, когда торговцы, пираты и моряки составляли суть триединый организм, жизнь была проще - и грубее. Айвену приходилось слышать как появилось нав свет всем известное воинское приветствие, когда рука вскидывается к лицу - и замирает на долю секунды.

НА корабль Хренсиса Брейка явилась королева-девственница Элизабет. Все источники, отдавая должное ее уму и государственной мудрости, стыдливо молчат про ее красоту. А портреты рисуют приукрашенное лицо, сходное с мордой грустной лошади. Корсар Брейк же, будучи нравов самых простецких, увидев свою королеву, не удержался и закрыл лицо рукой - боже, кого нам принесло. Но когда Элизабет поинтересовалась, что значит сей жест, Хренсис вывернулся с изяществом прирожденного царедворца. Мол, Ваше Величество, так ослеплен вашей красотой, что прикрыл глаза. Королеве - женщина, как ни крути! - пассаж так понравился, что с тех пор приветствие прижилось не только во флоте, но и в армии.

- А давай, старина Хэм, покажи мне шуточку и могилку. Кстати, а в чем шуточка-то?

Уж лучше сейчас, чем потом. И вряд ли его прибытия ждут с точностью морского хронометра.. А в тумане... да показалось, с дороги, с холода, с непривычки. После пары кружек доброго эля еще и не то может показаться!

Приятно размять тело после долгой езды, очень и очень приятно надо сказать!
Хрустнув суставами, колени удовольственно распрямляя и спину свою, выпрыгиваешь во внешний мир. В заповедный этот янтарный мир угасающего солнца, пряно-рыжего и утомленного такого светила. Еще полдень, а здесь, кажется царит, вечный вечер. Вечная осень. Неторпливое забытье. Падают на землю облетающие листья, а сосны стоят себе прямо и величественно – утомленные, но не сломленные костяки.
Старина Хэм тоже выбрался на свет Божий. Нечесанное мочало собственных светлых волос потер, табачным дымом затянулся неторопливо – с видом человека от которого работа никогда не убежит. Неторопливо. Приятственно задымил себе.
- Ну, Сэр Годри-то наш что? – задал вопрос в никуда проводник Хэм, двинувшись вглубь мертвого леса по едва заметной, утопающей во мхах тропиночке. – Он все болотища, значится, особливо не любил. Истинную войну им утроил сто лет назад! В том-то и шуточка. В деревне-то нашей «Старой подковы» еще помнят эти неблагословенные времена, когда благородный Вульграфт Годри задумал осушить болота и засадить их величественным садом, чин по чину. Вот то-то сад, он и есть!
Хэм неторопливо поглядел вокруг, смачненько так чихнув, когда вдруг резко завоняло болотами.

А о болотищах здесь все напоминало: и воздух глинисто-вязкий, и сырость эта докучливая скапливающаяся под ногами, стоит только неудачно ступить. И туман лежащий плотным одеялом в холодных ложбинках, и ручейки, протянувшиеся меж корней деревьей черной паутинкой.

- Сырость, вот что сгубило лес! – простолюдин указал на землю. – Вот, глядите разлюбезный сэр, идем мы идем, а в следах ужо и водица копится. Гнилая эта земля, ненадежное основание! Ну, сэр Вульграфт славился неодолимым характером, Он ужо велел что лесу быть. А значит БЫТЬ. И все указания повелел в чертовы глотки себе засунуть, все эти возражения и всяческие «но! Вот и возвел лес. «Райский сад», как он его назвать изволился!
Уууууу. Зашептал себе ветер путаясь к гиблых ветвях гилбых сосен.

«Ааааавен. Пришел домой в топиии, Айвееен в родных краях!» - кажется прохрипел себе лес…

Зябко. Холодно, сыро и зябко. Айвен поморщился. И посмотрел под ноги, стараясь не наступить в воду. Не хотелось явиться на первую встречу с дядюшкой с грязными туфлями, словно он простолюдин какой-то. Вдохнул мерзкий болотистый запах, закашлялся надрывно. Зря он сюда поехал! ЧТо можно было ожидать от Хэма? Айвен что, и в самом деле надеялся увидеть тут что-то этакое и возвышенное? Старина Хэм не видел дальше дна кружки эля. Где ему было понять сэра Годри! Где ему было оценить ту мечту, сияющую и великолепную, которая освещала жизнь благородного сэра?

Айвен повел рукой по шершавой коре.
- Да.. Проклятая сырость! Тогда еще много не знали и много не умели. Ибо только 50 лет назад из далекой Астраулии привезли саженцы эвкалипта.

тут глаза его загорелись и он сказал более возвышенно:
- А это чудесное дерево! Оно не только лечит лихорадку, но и осушает болота! А еще его листья всегда повернуты от солнца, потому он не дает тени..

Но тут он прикусил языку. ЧТо патлатому Хэму от его премудростей и от саженцев эвкалипта? ПОтому он постарался перевести тему.

- Но ведь деревья выросли, а не сгнили на корню. Или болота сначала были не такие уж большие? или ЧТо?

Он подозрительно прищурился и сказал, подпустив металла в голос:
- Или в те времена лучше ухаживали за дренажными канавами?

- Какой такой вкалипт, сэр? - смешно округлил глаза нечесаный «красавец» Хэм, от напряжения ажно лоб свой наморщив могучими складочками. – Нууу, вкалипты не вкалипты, а сад как моя прабабушка говаривала, всей Ленглии на славу вышел. Ну то то и понятно, важные умы над ним корпели. Все чин по чину, как полагается! А что за важные умы, ужо вы о том не спрашиваете, добрый сэр, мы люди темные в энтих подковырисых материях… А только больно доволен был сэр наш достославный Вульграфт Годри – воплотил энту самую шуточку, а для чего уж там, про этово он, значится, не говаривал… Росли деревья целую евойную жизнь, а потом гнить начали одно за одним, как зубы, значится, во рту бедняка. Ужо это сэра Годри и подкосило, как знаете иной раз, крепкого конягу последний трудный подъем добивает.
Вздохнул шумно старина Хэм, то ли конягу пожалев несчастливого, то ли достославного сэра Годри.

Зашелестел ветер в мертвых кронах, а Хэм уж за разговорчиками да вздохами своими шумными, на важное место тебя привел. И улыбнулся самодовольно этот простолюдин, и мошку зудящую прихлопнул удовольственно, поклон значится отдавая.
Но не тебе, Айвен, а мрачному строению поклон отдавая-то! Печальному серому мавзолею установленному на опушке былого леса. Над ним хмарь болотно-желтого неба нависает, под ним ручьи да сплошная слякостнось. Античный дух эллинского забытого храма и эпитафия на фронтоне, само собой латынь – «Я сплю, пока не призовут». Сомкнутые тяжелые двери, а там внутри, что внутри?

…Мерещится череда сырых ступенек уводящих во тьму, все ниже и ниже в преисподнюю. В сырой этот напитанный ядовитыми испарениями ад, где только кикиморы шепчутся и надоедливый стук капель, изводит душу тоской.
А вот и не мерещится что-то.
Полупрозрачная дева у ступенек сидит – белая на белом полупрозрачная тень, а на голове… рога! Ветвистые и жуткие себе растут. И волос неприкрытых (ох, ужас-ужас же, совсем одичали деревенщины!) река невообразимая струится.

ну конечно, Айвен был прав. Когда сэр Годри постарел и одряхлел, пейзане, стиснутые его железное рукой, расслабились, стели ленивее и перестали трудиться как должно! Потому и чудесный сад, красивейший и прекраснейший, пришел в такое вот запустение.

Айвен тяжело вздохнул. Вот такова она, судьба человеческая. Кропотливая работа, медленно растущие деревья, дело многих лет, а то и десятилетий - и угасание, неотвратимое и печальное. Но .. что это там? На слова Хэма, кстати, Айвен не стал отвечать. А что там можно было добавить?

К тому же... Там дева-теньт прозрачная как дым, ночей не спит под кровом травяным и влажный ветер с деревом сухим поют под обиталищем ее.. Она не спит и дерево скрипит все жалобней, пока она не спит и плачет, вероятно от того, что небо ей не скажет ничего, и джунгли ей не скажут ничего...
он ухватил Хэма за рукав - совершенно простецким жестом. и Сказал хрипло:

- А... а что это там? кто это там, с длинными волосами и рогами, воистину непонятная и странная женщина? И что за домик?

-Мисс Аделаида Блэквуд, - слегка понизил голос старина Хэм, учтиво кланяясь незнакомке.

Но боялся ее, кажется, наш простак. Но стеснялся, кажется и слегка робел, а может и сторонился эту деву, желая оказаться от нее как можно дальше сейчас.. Застыл в почтительной позе недалекий простолюдин, старательно уперев глаза в землю, а незнакомка уж ближе подплыла. Словно бы и не приминая пахучего мха своими ногами, словно бы паря над ним по воздуху
- Это кенотаф, - странным, царапучим шепотком произнесла мисс Блэквуд, запоминающимся этим и жутким голоском - Но мертвые все равно поют в тишине. Я могу показать вам, сэр, за этими воротами находится вход в Странный мир и вы можете пойти со мной!
Мисс Блэквуд как-то неестественно усмехнулась, а Хэм попятился назад кашльнув непроизвольно.

«Святой Творец!» - послышались его слова…

- Глупцы твердят, будто бы я страдаю лунатизмом, но это не так, добрый сэр. Я могу рассказать вам вашу судьбу! Будущее, прошлое и даже ваша смерть уже записаны в книге Судеб!– чуть ближе подплыла тонкая дева, печальными омутами зелеными глаз пронзив твоё лицо, благородный Айвен. - Послушайте, сэр? Вы слышите как они поют?
Лицо некрасивое, но какое-то запоминающееся. Определенно девушка, но выглядит старше своих лет. В волосах ветви и сучки имитирующие рога, а голос… Голос жуткий и незабываемый, хочется слышать его дальше – словно бы магией болот напитан этот странный говор. Она не делает реверансов, не носит шляпку, как полагается истинным леди. Но она чарует - своими волосами ползучими, своими ветвями-рогами закрепленными на голове, своими зелеными глазами.

- Я знаю, - шепчет мисс Аделаида. – Я знаю дорогу в Странный мир!

Айвен поморщился. Посмотрел на Хэма. А так все хорошо начиналось. И к чему скатились? Разве об этом мечтал сэр Годри? И он, сам Айвен, хорош! Повелся, словно мальчишка на улице на необычный рассказ. Но неужели эта зараза докатилась и до их глубинки? А почему бы и нет? Матросы, офицеры, слуги. Айвен глубоко вздохнул и сказал с укором.
- Ах, ну как же так, Хэм! Я то думал, что вы порядочный слуга, что вы не позволяете себе лишку, что кувшинчик эля – предел вашей несдержанности. Но звать сюда, в притон, в опиекурильню, как у пейзанов Каттая?! Как вы могли дойти до такого? Вы что, не знаете, что это адское зелье мало того, что дарит странные видения, так еще и разрушает мозги человека. И он превращается в тупую скотину. Да еще и выбрали место для этого здесь, в мечте сэра Годри. Стыдно! Едем отсюда немедленно!

И повернувшись к странной девушке добавил грубо:
- А тебе должно быть стыдно, что обманываешь крестьян! Как вообще девушка может позволить себе работать в таком заведении? Неужели ты не думала о семье, о муже, о детях? Кто возьмет тебя замуж? Вот кто?

Она хлопнула глазами, понурившись аки лань застигнутая сворой охотничьих псов:
- Вот значит как, сэр…. Опиекурильня? – всплеснула руками раздосадовано.
- Апекурильня? – пробормотал стушевавшийся Хэм, принявшись вдруг испуганно кланяться. – Ну звиняйте, звиняйте добрый сэр. Мы люди темные, мы ничего-о-о-о не знаем. Пожалова что и виноват, пожалова что и не досмотрел… - и так уж противно стал Хэм извиняться, кланяться и частить, что уж и на человека похожим быть перестал. Чисто пес. Чисто, перепуганная недалекая душа.

А длинноволосая дева вдруг глазами сверкнула страшно. Захохотала вдруг, аки ведьма вылезшая из трясины.

- Ну так глядите, я знаю… Я ЗНАЮ ДОРОГУ В СТРАННЫЙ МИР!
…И пакостно тебе вдруг на душе сделалось, достойный сэр Айвен Форпатрел, и рот твой набился тягучей слюной вперемешку с алой кровью. Позеленело небо, и тучи позеленели и сам воздух приобрел гнилисто салатовый оттенок. Сосны вспухли, сосны налились силой устремляя вверх к тучам. А земля вниз провалилась – пузырясь лужами скверными, охапками желтых трав, склизлыми мхами и омутами сплошь синей тьмы. И кенотаф остался – огромный пустой дом.
А Хэм исчез. И чертовка ведьма исчезла. А кто-то остался.
За твоей спиной, Йвен, где-то во тьме леса охотящийся на тебя зверь…!

Айвен не был злым или самовлюбленным юношей. Просто он ужасно боялся уронить свое достоинство образованного человека. Ему так хотелось вытравить из себя провинцию, что он немного перегибал палку. Ну в самом деле! Откуда он, Айвен, мог знать про жизнь этой странной девушки. Может, жестокая нужда вынудила ее
заняться грязным ремеслом. Может, безвыходная ситуация. не у всех есть богатые дядюшки. И эта странная девушка с длинными волосами днем торгует смертью, а
ночью заливает слезами подушку, тоскуя о своей пропащей душе. Полно! Да есть ли у нее подушка? Или она спит на дерюге, прикрывающей колючую траву. И его,
Айвена, долг, спасти заблудшую душу. А он - ах, ах, как стыдно и совестно. Да и Хэма вот так обидел. Тот к нему со всей душой, показать местные достопримечательности, порадовать, так сказать. надо будет поставить ему кувшинчик эля. Извиняться - перебор. Не так поймет, простолюдин, чуждый тонких душевных переживаний, а вот выпить будет только за.

Но не успел Айвен ничего сказать или сделать. Девушка, чью судьбу он только что почти оплакивал сделала что-то с небом, землей и лесом - Мир изменился. Он успел подумать, не обкурили ли его пока он тут стоит и разговаривает, но вряд ли есть такой мощный наркотик.. Скорее.. Он просто устал с дороги? или.. что это???

!