Судьбы человеческие|Дом разделённый | ходы игроков | Жизнь и смерть Р.Фицджеральда

Соединенные Штаты, которые начали свое существование с Войны за Независимость, всегда должны были уделять достаточное внимание армии... но не уделяли. Мирная жизнь расслабляла, притупляла воинственность, заставляла думать, что в цивилизованном обществе войны между белыми людьми невозможны (во всяком случае на американском континенте). Мелкие стычки с индейцами или мексиканцами не в счет. После войны 1812-го года* боевой пыл американцев, кажется, совсем угас и даже бывшие военные теперь почивали на лаврах, занимались сельским хозяйством или торговлей, даже не помышляя о военной службе.

Однако для семьи Фицджеральдов всё было наоборот. Прадед Роберта сражался вместе с Вашингтоном - он не был профессиональным военным, но сумел сделать карьеру офицера в Континентальной армии. После окончания войны, он отошел на покой, но своего сына послал в армию, где тот застрял в звании майора. Оба они, отец и сын, принимали участие в Войне 1812-го года, где даже были отмечены несколькими наградами.

Отец Роберта, родившийся в 1820-м году, пошел по стопам предков. Он поступил в Вест-Пойнт и даже закончил его (тридцать вторым из пятидесяти курсантов - не первым на курсе, но и не последним), а затем был отправлен на восточную границу гонять индейцев. Юношей он был видным и вскоре нашел себе жену, Катарину Стокворт, которую и привез домой, в Вирджинию, в имение Фицджеральдов. Юная девушка сразу не понравилась его отцу: была она, по его мнению, чересчур изнежена и ни на что не годна. В доме, где царила почти армейская дисциплина этой юной девушке было сложно ужиться.

Всё изменилось, когда в 1841-м году она родила сына. Назвали его Питер, в честь прадеда и был это крепкий, здоровый мальчик. А через два года родился второй сын - Роберт. Мальчики были похожи на своих предков, но если Питер пошел в деда, то Роберт в отца. Казалось, что крови Стоквортов в них совсем не было, хотя дедушка и бабушка по маминой линии, приезжающие время от времени в поместье, баловали их и нянчились, ничуть не смущаясь этого.

В 1846-м году отец Роберта ушел на войну с Мексикой. Война была победоносной, но для семейства Фицджеральдов не принесла ничего хорошего: отца ранили и множество средств ушло на его лечение по возвращении. Оказалось, это была только первая неприятность: вскоре заболела и скончалась бабушка Роберта, а спустя полгода умер и отец. Семейство начало беднеть. Государственного пособия едва хватало, чтобы сводить концы с концами, а дедушка, майор в отставке, заниматься сельским хозяйством отказывался наотрез.

Дед теперь был главным в доме. Сухопарый, загорелый, со сморщенным суровым лицом, Эдуард Джон Фицджеральд был настоящим ужасом индейцев, британцев и всех прочих врагов Союза. Во всяком случае, из его рассказов можно было сделать один правильный вывод: если бы не он, Штаты давно были бы захвачены краснокожими дикарями или красномундирными чаехлебами.

Однако же внуков он любил, хотя и была то странная любовь отставного военного. Он купил каждому из детей коробку с оловянными солдатиками и бравые полки в треуголках часто маршировали по полу гостиной, вызывая негодование старой экономки, которой приходилось обходить разыгрывавшееся сражение под стенкой, подбирая юбки. Дедушка Эдуард знал множество военных баек и умел, кажется, всё: ездить верхом, работать по дереву (столярное ремесло было его страстью), танцевать и даже играть на банджо. Порой, когда он был в хорошем расположении духа, семейство устраивало музыкальные вечера: Катарина играла на клавесине, а дед подыгрывал на банджо и распевал старые песни со своей молодости.

Мать мальчиков была женщиной худощавой, невысокой, с большими светлыми глазами. Она была нежна и добра, всегда заботилась о детях и помогала им во всем, как могла. Ее отношение к ним так резко контрастировала с дедушкиным, что сбивало мальчишек с толку. Катарина Фицджеральд не ладила с их дедушкой, искренне считая его грубым солдафоном, он же, называя Катарину "неженкой", был не менее искренен в своих чувствах. Единственное, в чем сходились эти двое - любовь к детям и внукам.

Семья Фицджеральдов жила уединенно. На несколько миль вокруг не было ни единой живой души (в 40-х годах такие места еще попадались в Вирджинии), а к ближайшему крупному селению нужно было ехать не меньше пяти часов. Не удивительно, что с другими детьми Роберт и Питер почти не виделись и о мире за пределами поместья знали мало.

Так прошли первые 7 лет жизни Роберта: в строгости со стороны деда и в любви со стороны мамы. Питер, как старший, больше времени проводил с дедом, слушая его рассказы, Робертом же больше занималась мать. На свой седьмой день рождения Роберт получил королевский подарок: настоящую маленькую саблю в ножнах. Дедушка привез ее из ближайшего городка и вручил внуку с такой гордостью в глазах, какой Роберт еще не видел. Это была серьезная конкуренция игрушечному пистолету Питера и мальчик радовался, как никогда прежде,

Родители говорят, что дети с рождения отличаются друг от друга, и многое можно сказать о будущем характере даже в таком возрасте, через пару недель после рождения. Но люди с холодным сердцем понимают, что все дети одинаковы, и похожи на сосиску с ногами, руками, и вечно скрюченным в крике лицом. Роберт не отличался от них, любил всласть поорать, изводить домашних истошными воплями, пока ему не закроют рот подоспевшей грудью. Но, в отличии от брата, к Роберту всегда выходила мать, а не экономка, так что любовь к Катарине впиталась в подкорку мальчика, как пот в рубаху лесоруба - не смыть, даже если толочь его камнями.

Первый год семья думают, что смерти в семье не прекратились - брат Роберта сильно болеет, да так, что их всегда держали в разных комнатах, и запрещали сразу после одного идти к другому, что бы не перенести заразу. Но всё обошлось, и все выжили. Видимо Смерть, смазав костлявые губы кровью семейства, удовлетворилась, и решила продолжить макияж в другом месте. За что домочадцы были ей благодарны, пусть и не сознательно.

На втором году жизни мальчика начали учить ходьбе, и первым словам. А потом пытались сделать так, что бы он сидел смирно, и заткнулся. Мелкий хулиган шатался по дому походкой пьяного, бился лбом о косяки, собирал на коленях и руках всю пыль. Хорошо, что мать всегда на чеку, и только заслышав торопливые, нечёткие шлепки ног по деревянным половицам, выбегает в коридор, спасая сына от удара лбом об очередной предмет, перекрывший траекторию движения. Брата же учил дед, так что даже первые шаги отдавали солдатской муштрой, и армейской чеканкой, от которой даже отличники строевой подготовки удавились бы. Когда малыш вышагивал по комнатам, то перед ним неслась волна воображаемой трубы, призывающей к атаке.

Когда младшему Фицджеральду исполнилось 3 - дед впервые обратил на него внимание, и даже, несмотря на недовольство матери, берёт его покататься на лошади. Пацанёнок крутится, как хомячок на сковородке, он впервые видит всё с такой высоты. И всё, что спасает малого от встречи с землёй - дедова реакция. Любопытство, конечно, не порок, но и не каска, так что от встречи с камнем не поможет. Тогда же Эдуард показывает Роберту трофейный револьвер. Мальчик с удивлением ощущает волну тепла, исходящую от холодной оружейной стали, успокаивающую тяжесть, и чувство безопасности, что дарит оружие. А дед, шутки ради, щёлкает курком. Громкий треск холостого выстрела ударяет по стенам, и ушам, а Катарина, тихая скромница, громко матерится в ладошку. Паренёк же ссыт в штаны, схватившись за дедов ремень, но тот не кричит, а только смеётся. Его слова, едва понятные, врезаются в мозг Роба. Лучше выссать всё, что можно, сейчас, ведь воевать в сухих штанах сподручнее.

Четвёртый год важен двумя вещами. Первая - удар, но не судьбы, а дедов. За то, что пацанёнок, украв его опасную бритву, выбежал во двор, и срезал траву, представляя на её месте головы одетых в британскую форму индейцев. Вторая - второй удар, за то, что разревелся, и попытался трусливо ретироваться с поля боя. Хотя, если подумать, то больше за второе, чем за первое, ведь дед всегда говорил, что можешь ссаться, реветь, орать, насрать в штаны так, что бы в сапогах захлюпало, но отступить ты права не имеешь. Мать, успокаивающе поглаживая мальчика по голове, замечает, что Эдуард - старый хрен, и его уже ничем не исправишь, даже смертью, так что терпи, мальчик, терпи.

На 5-й год жизни братья впервые начинают помогать по хозяйству, несмотря на неудовольствие деда. Мать чётко ему разъяснила, впервые за многие годы, что если он не хочет помогать ей в поле - пожалуйста, пусть сидит в доме, но сыновья ещё не раздувшиеся от важности офицеры, а значит пусть помогают матери. Тем более, что Роберт с Питером впервые познают прелести соперничества, и решают, кто круче, наперебой предлагая Катарине помощь.

6 лет, и выезд с дедом в город, на рынок. По дороге Эдуард рассказывает армейские байки, стараясь не поливать Катарину руганью, и наускивает пацанов на тех, кто по его критериям попадал мимо категории "настоящий американец", да так, что на конкурсе рассистких ругательств они бы уже тогда спокойно заняли первые места. В городе, пока дед ругался с кем-то за цену, пацаны кидали в иностранцев, или в тех, кого они признавали за иностранцев, камешки, бережно завёрнутые в комки коровьего дерьма, и вели счёт, кто из них лучший стрелок.

7-й год жизни оказался самым счастливым. Роберт не порушил отношения с матерью, с которой часто, и подолгу общался, но и, как казалось, дед начал видеть в нём наследника рода военных, способного пойти по стопам, на защиту Родины. Жаль только что мать была недовольна таким поворотом событий, ведь память о смерти мужа до сих пор живёт в её душе, а хоронить ещё и сыновей она не хочет. И часто ловит себя на мысли, что лучше бы похоронила деда, лишь бы не беспокоится за детей. Но ничего не говорит, наблюдая за тем, как Роберт носится по дому с купленной Эдуардом саблей, убивая видимых только ему противников.

Мальчиков не отдали в школу. Вместо этого, мать и дед самолично занялись их образованием. Нужно сказать, что педагогами эти двое оказались очень похожими: строгими и требовательными. Но если дед учил их в основном истории и точным наукам, то мать упирала на язык и литературу. Учеба занимала много времени и день братьев был расписан, как по нотам: подъем с первыми лучами солнца, плотный завтрак и до обеда - помощь матери по хозяйству. Потом обед и учеба до самого вечера, а трижды в неделю еще и физические упражнения на свежем воздухе, верховая езда и прочая, прочая. Братья здорово уставали, но с другой стороны, было куда девать энергию.

Еще их заставляли много читать. Исторические труды античных авторов, героические романы, даже поэтические сборники - всё это их заставляли читать и пересказывать. Особенно на этом настаивал дед, подсовывая мальчикам то "Записки о Галльской войне" Цезаря, то "Жизнеописания" Плутарха, то сочинения маркиза Лафайета по военному делу.

Вскоре стало ясно, что дед настойчиво готовит их к поступлению в Вест-Пойнт. Во всяком случае, он готовил Питера, Роберт же должен был сам выбрать, куда ему идти учиться. Таков был уговор у его деда и матери - старший идет в офицеры, а младший сам выбирает свой путь. Однако военное дело привлекало и Роберта. Из рассказов деда он представлял окутанное пороховым дымом поле боя, реющие на ветру флаги, лавины конницы и марширующие прямоугольники пехоты, барабанный бой и свист шрапнели. Военные картины представлялись мальчику такими красивыми и увлекательными, что он с еще большим упоением читал про войны прошлого, представляя себя то Александром Великим, то Мюратом, то простым солдатом Континентальной армии.

Разыгрывая сражения с Питером, мальчик стал замечать, что его брат куда более склонен к импульсивным действиям, что бывает несдержан и к тому же, будучи несколько крупнее и сильнее брата, порой стремиться решить спор силой. Дед смотрел на это сквозь пальцы, хотя и не поощрял, а вот мама всегда ругала за такое. Любые проблемы, по ее мнению, можно было решить диалогом. Дед только посмеивался.
- Когда какой-нибудь сраный бриташка будет колоть тебя штыком - попробуй поговорить с ним о ваших проблемах, уверяю тебя, этот засранец вмиг послушает тебя и сдастся на твою милость, - говорил он и уходил в свой кабинет, бормоча что-то нелицеприятное.

Эдуард учит братьев стрелять. У него имеется "Патерсон" и "Браун Бэсс" - тяжеленные орудия убийства, громкие и поначалу немного пугающие. Управляться с ними сложно - поначалу не хватает силы даже чтоб взвести курок. Потом легче, но меткость оставляет желать лучшего - оружие ходит ходуном в руках и отказывается посылать пулю в бутылку из-под виски, установленную дедом в тридцати шагах от проведенной на земле линии. А уж выстрелять весь барабан "Патерсона" за несколько секунд, как делает дед - непосильная задача. Стрельба из седла - так же. Дед успокаивает, говоря, что всему нужно учиться и ничего страшного, если не получается, страшно - если даже не попробовал.

В то же время мать учит их танцевать и играть на клавесине. Танцы - важное занятие для любого молодого человека, здесь соглашается даже дед. Поэтому они разучивают новые и новые па, кружатся в танце и постигают великую науку не наступать партнерше на ноги.

Роберту исполняется 14. Его брат в следующем году будет поступать в Вест-Пойнт и вовсю готовится, а ему, как младшему, больше времени приходится проводить с матерью. А через какие-то три года (какой вечностью они кажутся сейчас!) и он сможет попытаться поступить на учебу. Или же пойдет на учебу куда-либо еще - только ему решать.

Пацан даже рад тому, что их не повезли учиться в какую-то там школу. С самого детства он знал только мать, деда, и тех из работников, а в школу нужно было ездить в город, по несколько часов каждый день, так что радости пацанской не было предела. Она, правда, закончилась очень быстро, ведь оба мальчика стали жить на почти что казарменном положении, по принципу "солдат должен устать" - раннее пробуждение, помощь матери, уроки, постоянные наезды со стороны обоих воспитателей. Хорошо, что Роберт никогда не видел школы, и не знает о переменах, а то бунт был бы неизбежен. Только физические упражнения помогали кое-как разгрузить голову, в которую постоянно, как джем в пончик, вдавливали новые знания.

Читать, в отличие от братца, малец полюбил, особенно жизнеописания всяческих полководцев. Живо представлялось, как он, такой же гордый, и умный, смотрит за битвой издали, а ординарцы вокруг только и ждут повелительного жеста, что бы убежать вдаль, выполняя приказания любимого полководца. Да, именного такого желает душа мальчика.

Ещё в то время, у Роберта прорезался талант художника. Ну, как талант, как художника. Так, любил на любых ровных местах порисовать, ведь бумаги то в доме было не много. И, в основном, пацан рисовал сцены, которые представлял после басней деда - бой, барабаны, убитые. И ни грамма крови. Ведь война - дело благородное, откуда там кровь то может появится?

В отличие от импульсивного братца, Роберт действовал больше словами. И хитростью. Ох, как же часто старшему попадало по заднице с подачи младшего, который мстил за побои, и подставлял братца как мог, выдумывая почти что гениальные сцены. Да и актёрского таланта хлопцу было не занимать, что помогало в выдавливании жалости из матери, и гордости из деда.

Ричарду всегда нравилось стрелять, и он радовался, когда дед предлагал пробить пару-другую досок, или глиняных куличиков, которые лепили специально для этого. Правда вот, судя по разлетающимся в стороны ошмёткам глины, перед стволом таких игрушек лучше не стоять. И внутри, для себя, пацан решает, что если и пойдёт в армию, то хочет попасть на место офицера. И, в соответствии с мечтами, Роберт не отлынивал от танцев, и жмаканью клавесинных клавиш, ведь настоящий офицер должен уметь показать себя в любой ситуации!

Когда Роберту было 15, его брата приняли в Вест-Пойнт и теперь подросток в одиночку должен был заниматься стрельбой, верховой ездой и физическими упражнениями, количество которых только росло с каждым месяцем. С одной стороны, было тяжело. С другой, Роберт теперь умел стрелять из револьвера и винтовки, перезаряжать их (не такое простое занятие, как может показаться незнающему человеку) и чистить. Его заставляли еще больше читать и не только лишь труды по военному делу, но и художественную литературу, и стихи, и жизнеописания людей искусства. Это всё, как говорила мама, нужно образованному человеку.

Зимой 1859-го года дед неожиданно заболел. Простудился на охоте и буквально за неделю сгорел. Последними его словами для Роберта навсегда остались "Если что - коли штыком, Робби. Коли штыком".

Без выплат, полагавшихся деду как ветерану, жить стало сложнее. И если Питеру жилье и расходы на обучение семья оплатить еще могла (тем более, что руководство Вест-Пойнта пошло навстречу внуку заслуженного ветерана и повысило ему стипендию почти вдвое), то мечты Роберта о поступлении в Академию, судя по всему, остались только мечтами. Однако, хотя после смерти деда физических тренировок стало меньше и никто уже не заставлял парня часами упражняться с оружием, мать все же настаивала на продолжении домашнего обучения. Теперь уже она следила за тем, чтобы ее сын бегал, прыгал и скакал на лошади. И хотя она была куда мягче покойного ветерана, все же порой и в ее голосе звучала сталь и Роберту приходилось беспрекословно подчиняться. Хвала Небесам, к дисциплине его уже приучили.

В 1860-м к дому Фицджеральдов прискакал грузный мужчина лет тридцати в военной форме. Как оказалось, это был посыльный из Лексингтонской военной академии - менее престижного, чем Вест-Пойнт, однако тоже вполне известного учебного заведения. Тамошний руководитель, узнав о том, что внук Эдуарда Джона Фицджеральда, его старого друга и соратника, достиг семнадцатилетия, предложил семье следующее: поступать в Лексингтон, оплатив лишь часть расходов на обучение и проживание - львиную долю средств выделяла сама Академия. От Роберта требовалось только согласие в письменно форме и подписание контракта, в которой он, Роберт, обязан был после окончания академии как минимум пять лет прослужить в войсках.

Мать отговаривала сына. На ее взгляд, двое сыновей-военных - это перебор. Однако, выбор оставался за юношей. И если он мечтал стать военным, сейчас было самое время совершить первый серьезный шаг на пути к своей цели.