Судьбы человеческие|Дом разделённый | ходы игроков | Жизнь и смерть Сэнди Торренс

Маленькая Сэнди, родившаяся жаркой весной 1844 года, была первенцем. Ее родители, жившие в то время на севере Техаса, были обычной и ничем не выделяющейся, но счастливой семьей: отец, Альфред, работал на ферме одного из местных торговцев скотом, а мать занималась домашними делами. Родители были молоды - отцу едва минуло двадцать, а матери не было и девятнадцати, когда маленькая Сэнди издала вой первый вопль, обозначая свое появление на свет.

В 1845 году Техас присоединился к США, а через год грянула война с Мексикой, этим извечным врагом свободного Техаса. Война была победоносной для США, но не для семьи Сэнди. Ее отец, ушедший добровольцем в армию, больше не вернулся. Говорили, что он был убит в одной из стычек с мексиканцами, но никто не знал наверняка и даже через многие годы его судьба осталась неизвестной для единственного ребенка. Одна из многих жертв войны, не первая и не последняя, ничем не лучше, чем другие... и ничем не хуже.

Матушка Сэнди была красивой и неглупой женщиной. Звали ее Рэйчел и происходила она из семьи средней руки фермеров, приехавших в Америку лет сто назад. Она получила неплохое образование от своих родителей, хотя скорее образование религиозное, нежели научное. Рэйчел была ревностной лютеранкой, очень набожной и начисто лишенной сомнений в истинности Святого Письма. Но для маленькой Сэнди это пока не имело значения. Для нее была просто мама, большая, теплая и очень, очень ласковая.

А потом появился другой папа. Был он, как казалось Сэнди, огромного роста, со смешно торчащими усищами и колючей рыжей бородой. Звали его Джейкоб Торренс и был он офицером армии Соединенных Штатов. Однажды, возвращаясь к своей части, от которой он по какой-то причине отстал, Джейкоб заметил около колодца очень красивую девушку с ребенком на руках. Мужчина заговорил с ней и к своему удивлению обнаружил, что девушка не только красива, но и умна, да и к тому же набожна, что для потомка англиканского священника было скорее достоинством.

А потом была свадьба. Сэнди запомнила это: на уровне радостных эмоций, неясных образов веселящихся людей. Но ярче всего - счастливое лицо мамы. Да, Рэйчел действительно была счастлива, просто потому, что появился человек, который мог обеспечить и ее, и ее ребенка. Любила ли она Джейкоба? Об этом было трудно судить и она, наверное, сама не раз задавалась этим вопросом. Да это и не имело значения.

Джейкоб перевез свою новую семью к себе, на небольшую табачную плантацию в десяти милях восточнее городка Ньюпорт-Ньюс-Пойнт в Вирджинии. Плантация казалась маленькой Сэнди огромным и поначалу даже пугающим местом. Здесь всё было чужим и непонятным, а еще здесь были негры*. Чернокожих людей ей видеть не доводилось - в Техасе их в то время было еще не так много. На плантации же чернокожие составляли большинство населения. Собственно, белых людей тут было всего пятеро: Сэнди, ее мама, Джейкоб и двое смотрителей, Старый Джо и Питт Уолкер. Первый был действительно стар и знал множество баек (хотя и непонятных для маленькой девочки, но рассказываемых с такими непераваемыми интонациями, что Сэнди просто покатывалась со смеху, слушая их), а второй был юн, тощ и занимался больше лошадьми, чем неграми.

Большую часть времени девочка проводила с Нэнси - так звали ее чернокожую няньку. Это была дородная, но не лишенная грации женщина, с толстыми губами и огромными темными глазами. Ее лицо, казалось, постоянно улыбается и Сэнди ни разу не видела ее грустной. Она много болтала, часто хохотала и говорила с очень смешным акцентом, пришлепывая губами. А еще она умела читать, поэтому вечера для Сэнди проходили в слушании историй про благородных принцев и прекрасных принцесс, про злых драконов, про фей и волшебников. Нэнси любила "маленькую хозяйку", как называли Сэнди все чернокожие. А девочка очень долго не могла понять, почему она - хозяйка? Чем она владеет? Но для этих вопросов время еще не пришло.

Отец, несомненно, любил ее. Хотя она и не была родной для Джейкоба, он никогда не показывал этого. Отцом он был строгим, но честным и справедливым. Нашкодничала - будьте добры, юная леди, получить по попе отцовской ладонью. Выучили новый стишок или песенку - получите сладкое яблоко или пирожок. И это было справедливо.

А вот чернокожих Джейкоб недолюбливал. Это не была ненависть или злоба, о нет. Он просто относился к ним, как к людям низшего сорта или даже не людям вовсе, а говорящей скотине. будучи в хорошем расположении духа, этот мужчина мог даже угостить негра выпивкой или отпустить на целый день в городок, дав пару центов. Но когда настроение у мистера Торренса пропадало, чернокожие старались скрыться с его глаз долой как можно быстрее, потому что был он горяч, силен и очень метко попадал тростью по самым больным местам.

- Нигеры должны знать порядок, - говаривал отец семейства, сидя у камина в гостиной их большого дома, - Им нельзя давать слабину. Их можно и нужно поощрять за хороший труд. Им можно доверять некоторые дела. Чёрт возьми ("Джейкоб!" - восклицала в этот момент мама Сэнди, потому что девочка была тут же, играла на полу с куклами)... прости, дорогая, я просто хотел сказать, что некоторым черным можно доверить даже уборку в доме, зная, что они ничего не украдут... но в остальном нельзя проявлять слабость.

Мама была совершенно иного мнения. Она скорее жалела негров и частенько носила им в жару кувшины с водой, чтобы могли они утолить жажду. Ее муж не одобрял такого поведения, но и не запрещал ей ничего. Хочет якшаться с черномазыми - ее дело.

Когда Сэнди было три года, ее мама родила для нее братиков: Джеймса и Томаса. Были они близнецы и Сэнди совершенно их не различала. А еще оба походили на Джейкоба, хотя волосы у них были скорее темно-русые, чем рыжие.

Так прошли первые семь лет ее жизни. Она пока что была совсем маленькой и даже не понимала, насколько е жизнь была легкой и простой. Сэнди просто жила - и этого ей было достаточно.

Маленькая розовощекая Сэнди очень любила свою красивую молодую мамочку. Любила обнимающие её тёплые руки, упругую грудь со сладким питательным молоком, волосы, которые так весело было перебирать пухлыми и ещё непослушными пальчиками. Она любила её той безусловной любовью, на какую только способен младенец! Девочка очень хотела, чтобы мамочка знала об этом! И она постоянно говорила ей: "Мама! О моя милая мамочка! Я сильно-сильно тебя люблю!". И тогда мама улыбалась и отвечала: "Я тоже сильно-сильно тебя люблю, моя родная маленькая доченька!" А больше никто не мог понять Сэнди. Даже тот дядя, что звался Папой и каждый вечер желал ей спокойной ночи и приятных снов. Он тоже называл Сэнди своей родной маленькой доченькой, но понять, о чем лопочет малышка, не мог, как бы та ни старалась.
А потом Папа перестал желать Сэнди спокойной ночи. Она грустила. Но лишь потому, что грустила мама. "Зачем плакать, когда есть я? Я тебя никогда-никогда не брошу, как Папа!". Девочка все ещё не могла правильно сказать эти слова, но мамочка понимала её, потому что когда-то они были единым целым. И мама снова начала улыбаться.
А потом появился Папа. Но он был другим, новым. И у него были усы! И борода! И за них было весело дергать! И Новому Папе тоже было весело. И снова вечерами басовитый мужской голос желал ей спокойной ночи и приятных снов. Хотя он тоже ещё не мог понять, что говорила Сэнди. А Сэнди говорила, что смогла полюбить Нового Папу, потому что он вернул маме улыбку.
А потом Сэнди увидела негров. Они были похожи на людей, только вымазанных чем-то ну очень грязным. Но скоро девочка поняла, что это не грязь и что негры - тоже люди. Она даже полюбила одну такую "черномазую" (как часто говорил Папа) женщину. Нэнси тоже любила Сэнди, хотя они раньше не были единым целом. Сначала это было странно. Но полюбить Няню оказалось очень легко и естественно, поэтому Сэнди не задумывалась над странностями.
О чем она думала, так это о братишках. О том, как из крохотных кукольных младенцев, растут "будущие мужчины" (ещё одна фраза Папы). Она ждала, когда они достаточно повзрослеют, чтобы можно было с ними играть, а то у малышки было совсем мало друзей.
Девочке нравилось играть и читать с Нэнси, нравилась её кожа, цвета темного шоколада (потому что шоколад - это невероятно вкусно!), её большие губы и смешной акцент. Сэнди видела, что маме тоже нравилась Нэнси и другие черные люди, видела, как Папа кричит и бьет таких людей. Она смотрела и запоминала, потому что пока ещё не могла всего понять. Так ей по крайней мере говорили взрослые.

- Маленькая хозяйка должна хорошо выглядеть, - говорила няня, вплетая в волосы Сэнди шелковую ленту, - Это ведь день рождения, а в этот день все хорошие маленькие девочки должны выглядеть красиво.

Сэнди было четырнадцать и родители забирали ее к другу семьи, доктору Стивенсону (или к "дяде Сэму", как называла его Сэнди) на его пятидесятый день рождения. Праздник обещал был невероятно скучным. Множество взрослых, беседующих о каких-то своих делах с непередаваемо нудными интонациями. Запах табака, от которого першило в носу. И конечно же, длинная дорога туда и обратно, тряска в экипаже и жара, обычная для Вирджинии в августе. Единственное, что радовало - там будет очень-очень много вкусностей, потому что у доктора есть внуки, лет на пять-семь младше Сэнди.

Джеймса и Томаса тоже брали с собой и когда няня заканчивала одевать Сэнди, эти двое уже давно сидели в экипаже, весело смеясь и толкаясь. За прошедшие годы Сэнди научилась их различать, да и характеры у братьев были совершенно разные. Плутоватый и озорной Джеймс, любимец отца, сильно отличался от спокойного и вдумчивого Томаса. Первый предпочитал ездить верхом, бегать и плавать, а второй - уйти куда-нибудь подальше, сесть под старым деревом и читать очередную книгу, найденную в отцовской библиотеке. Однако они отлично ладили между собой, да и к Сэнди относились очень хорошо, хотя Джеймс и позволял себе иногда довольно грубоватые шутки в ее сторону. Томас же время от времени просто льнул к сестре, слушал ее с открытым ртом и порой был даже несколько навязчив.

Дела у семьи Торренс шли в гору: плантация разрасталась, число рабов увеличивалось. Отец торговал с какой-то британской компанией и зарабатывал деньги, чтобы вложить их в плантацию и заработать еще больше денег. Этот замкнутый круг, казалось, доставлял ему невероятное удовольствие.

Долгая дорога к усадьбе доктора прошла в попытках успокоить братьев: оба любили дядю Сэма, ведь он каждый раз дарил им что-нибудь очень интересное, например, чей-то вырванный с корнем зуб или стеклянную бутылочку из-под лекарства, и поэтому всю дорогу наперебой пытались угадать, что он им подарит сейчас.

У доктора в доме было многолюдно. Собрались практически все состоятельные люди округи, поговаривали, что будет присутствовать даже главный судья штата. Джеймс и Томас мигом ускакали к другим ребятам своего возраста, которых здесь было немало - почти все семьи приехали с детьми. А Сэнди, получив от доктора Стивенсона большую плитку шоколада, осталась одна в большом холле особняка. Конечно, одна она была только в смысле ощущения: вокруг толпились люди, но они все были чужие, взрослые и совсем не обращали внимания на маленькую девочку.

- Прошу прощения, - тихий юношеский голос над самым ухом, - Мисс, вы не желаете составить компанию скучающему юноше в этот дивный вечер?

Это был юноша лет восемнадцати в военном мундире. Орлиный нос, большие темные глаза, внимательно глядящие на Сэнди, и слегка вьющиеся растрепанные каштановые волосы.
- Кстати, я Генри, - он слегка поклонился.
Как потом узнала Сэнди, этот юноша был кадетом Вест-Пойнта, имел французские корни и происходил из весьма зажиточной семьи Эллиотов, живущих где-то на юге штата. Доктор Стивенсон приходился ему каким-то отдаленным родственником и сейчас юноша гостил у него, отдыхая от учебы. Генри был немногословен, но очень внимательно слушал все, что говорила ему Сэнди. Он повел ее в сад недалеко от дома: здесь людей было существенно меньше. Сад был слегка неухожен, но кого это волновало? Впервые девочка общалась так близко с чужим юношей и ей казалось, что он понимает всё с полуслова. Он был начитан, очень легко шутил и относился ко всему с легкой иронией.

Они гуляли почти весь вечер и только после полуночи Генри, извинившись и проводя девушку к ее комнате (семья останавливалась на ночь здесь же), ушел к себе. Узнав об этой ночной прогулке, папа нахмурил брови, а мама почему-то мило заулыбалась и сказала нечто вроде "Да-да, очень милый мальчик". Братья уже спали, набегавшись за день и поэтому не узнали ничего и даже не смогли пошутить про жениха и невесту (какая это была утрата для Джеймса!).

Утром семья Торренс уехала к себе. Генри не провожал их - доктор Стивенсон обмолвился, что юноше нездоровится. Отец Сэнди, кажется, вздохнул с облегчением.

А дома все было по-прежнему: большой дом, множество черных ли и никого нового. Признаться, это было скучноватое место для девушки, входящей в самый интересный возраст.

Сэнди не чувствовала себя маленькой девочкой. И уж точно не ощущала себя хозяйкой. Ей было уже четырнадцать. И она кое-что понимала.
- Няня, - чуть сердито, но с лаской журила она женщину, - рядом нет моего отца, не называй меня хозяйкой.
Очень резало слух это слово. Как один человек может быть выше другого? Раб... Что за несправедливость! Сэнди не могла понять этого. И принять. Но и перечить отцу никогда не смела! Пока.

Она очень надеялась не умереть от скуки на дне рождении дядюшки Сэма. Но, кажется, к этому все и шло. Хорошо, что хоть кто-то радуется поездке. Сэнди не могла сдержать улыбки и смешка, глядя на своих братишек. Как же она их любила! Тепло, искренне, просто так, потому что они есть! Так умеет любить старшая сестра.
Джеймсу и Томасу безумно повезло: они всегда были друг у друга. Вот и сегодня, дождавшись сувениров, весело убежали к своим сверстникам, оставив сестру с плиткой шоколада.
А потом появился Генри. Сперва девочка испугалась: её, конечно, учили, как вести себя с юношей, но все же до этого она никогда не оставалась наедине с кем-то, кроме брата. Но незнакомец оказался очень вежливым, галантным, воспитанным. И с ним было удивительно легко. Это был первый человек, кому Сэнди рискнула рассказать о своём отношении к черным рабам, робко, неловко, намёком. Она почему-то стыдилась своих мыслей. И это понятно: когда тебя окружают такие плантаторы, как отец, никуда не деться от влияния их мировоззрения. И все же, девочка не поддавалась чёрствости отчима. Было в ней много мягкости и сострадания от матери.
А утром Генри исчез. "Спугнула", - с досадой подумала Сэнди. На что она надеялась? Кому она нужна? Маленькая, глупая девочка! Права была няня!
Но все же не могла не узнать у отца, что стало с Генри. "Хотя бы пусть думает, что из вежливости"
- Отец, скажи, я неправильно вела себя с мистером Генри Эллиотом? - девочка обидчиво надувала губки. - Или он и правда оказался болен? Я не понимаю...

И Сэнди стремилась как можно реже бывать дома. Бродила по округе, не смотря на запреты матери. Наблюдала за жизнью других семей. Ей, как свежего воздуха, не хватало общения с ровесниками! И ещё больше - с теми, кто мог бы разделить её взгляды! Как трудно быть подростком...

Прошло полгода. 22-го апреля 1859 года, когда вся семья Торренс вместе с друзьями и знакомыми отмечала пятнадцатилетие Сэнди, к девушке, которой по такому случаю подарили новое и очень красивое голубое платье, подошла мама и тихонько, склонившись к самому ее уху, прошептала:
- Тихонько выйди на задний двор. Там тебя ждет сюрприз, - и, дабы отвлечь гостей от именинницы, принялась играть на клавесине и напевать песенку про нерадивого работника Билла, который то ронял в яму лопату, то падал с лошади, то творил еще что-то более нелепое. Пока гости смеялись и хлопали, Сэнди смогла незаметно выскользнуть из дома.

На заднем дворе ее ждал Генри. Тот самый, который так внезапно исчез и о котором она ничего не слышала целых полгода, такой же высокий и стройный, в плаще и при шпаге. Не успела Сэнди ничего сказать, как он поклонился и поцеловал ее маленькую теплую ручку.

А потом он заговорил и оказалось, что всё это время курсант Вест-Пойнта не мог прогнать мысль о прекрасной девушке, встреченной им у доктора Стивенсона. Генри не мог приехать к Сэнди из-за учебы и боялся писать ей, поскольку не знал, как она это воспримет, боялся быть непонятым и осмеянным, к тому же (здесь юноша совсем смутился) ему показалось, что он совершенно не нравится отцу Сэнди. Он говорил сбивчиво, но довел речь до конца. И он хотел знать одно: возможно ли... может ли быть... что мисс Сэнди чувствует хотя бы каплю той же теплоты, что и он? Может ли он надеяться на ее расположение и стоит ли им поддерживать связь друг с другом? И, конечно же, он чуть не забыл о подарке в честь ее дня рождения: аккуратном пакете с французскими духами внутри.

В доме гуляли гости, слышался смех и звон бокалов, а Сэнди стояла на заднем дворе родительского дома этим прохладным апрельским вечером и слушала слегка хриплый голос Генри Эллиота. И никто, даже мама девочки, не знала, что в этот миг чувствовала и о чем думала юная леди.