Правдивая история Волшебника Изумрудного города | ходы игроков | Глава 2. Если с другом вышел в путь...

Взлетел черной стрелой стремительной, да все мимо. Не рассчитал. Переборщил. Клацнули зубы в воздухе, грохнули когти об пол.
Ладно, дело поправимое, вторая попытка. К тому же, кто-то на Элли замахнулся. Вот и жертва.

Тин Вудмен, или, если по прозвищу или по призванию, железный дровосек - устал. Нет, конечно же не той, человеческой усталостью, когда начинают ныть конечности или хотется спать. Это было так же чуждо стальному гиганту как и желание принять душ или поплавать в море. И я говорю совсем не о том, что имеют в виду, когда говорят о "усталости металла". Тин до масленных подтеков, до хруста в масло-насосе устал от этого неприветливого города, от этой вонючей забегаловки, от трактирщика, захлебнувшегося в своем подвале, от этих жалких пасюков... от всего, что наполняло последние часы жизни сталього монстра.

- Кончай их, мальчики. - прозвучала короткая команда. Железный человек промедлил, повернул голову, словно переводя взгляд на свою несносную, такую непостоянную спутницу. И, через мгновение превратился в движение, в сорвавшуюся с креплений пружину, в разрыв парового котла, сконцентрировав, собрав, сложив на острие своего топора всё, всю свою усталость, и направляя её на трехрукого. Может быть свеча сверкнула в начищенном металле, может быть отразились глаза крыса, а можеть быть банально сработало воображение, но одна из суккубов, самая смелая из них, подсматривающая на происходящее сквозь перильца второго этажа потом будет рассказывать своим товарком, что перед ударом на лице стального гиганта сверкнула улыбка.

Морок стряхнуть было нелегко - Лев широко распахнул глаза и шумно втягивал воздух, будто бы только вышел из серьёзной драки, хотя сделал то, поди, всего ничего: стоял, да упал. Разум постепенно донёс до сознания, что всё увиденное было каким-то видением или бредом, а на повестке дня стояла совсем другая задача - отбиться от крысолюдов, начиная с того, который бросился на него.

Элли плясать изволит.
Элли изволит плясать.

Элли чувственно танцует в постели.
Элли великолепно пляшет на нервах.
А сейчас Элли исполняет абсолютно особый танец, танец ее власти надо всем. Вскидывает руку и палит в пасюков. Ибо нехрен.

И открывается крысолюдам секрет всего. Отдаваться. Отдаваться мужчине, танцу, месту, времени, в любом своем деле тратить себя, не жалея, гореть до падения в бездну, до края. Истинная свобода. Видят крысюки это в ее глазах, где только огонь, видят в пылающем теле, видят и умирают, только прозрев.

ссылка

      РАЗ!
      И все промахнулись.

      И только у такой дерзкой, да притягательной Элли открылось второе дыхание: Еще, еще пуля, еще! Эти звуки выстрела так и впечатывались в ее пьяненьком мирке - сознании, словно удары гигантского молота; оставляли вмятину, звенели, гудели и, видимо, только задавали ритм этой бешеной девчуле в хрустальных туфельках! Первым под пулю-поцелуй от непревзойденной Элли попал или подстроился крыс, покушавшийся на Льва: тварь пошатнулась и, вскрикнув-прошипев, повалилась на бок, схватившись за руку. И... ах, если бы не страсть барышни к выпивке - зуб даю - промахнулась бы, но теперь, пошатнувшись и оскалясь зло да торжественно, с ноткой превосходства, стреляет она и попадает, даже не вздрогнув, не в абы кого, а точно в трехрукого, казалось, чуть не оторвав ему ладонь.

      И снова песни, и снова пляска!

ссылка

"Хэй! Хэй! Хэй!"
Лепреконы улавливают желания Элли, лепреконы ей нравятся. Лютует в девице жажда, жажда мести за "нас_рать". Не испугать Элли, ничем не испугать. Лютует и стихает.
И тот, который не успел убежать, бесит ее сейчас неимоверно, бесит своим присутствием, как последний, кто напоминает ей, как упоительно мог бы сложиться вечер. Вечер в любви, к примеру, хоть ей теперь и недоделанные мачо наверху ни к чему, осталось дело только вот до этого урода.
Элли оставляет его на растерзание своим спутникам.
Элли абсолютно уверена в них.

Элли идет к кабатчику, идет медленно, несмотря на жгучее латино, что льется-вырывается из уст леприконов. Каждая клетка тела слышит музыку и отзывается ей, только Элли не спешит - предвкушение удовольствия абсолютно неотделимая от самого удовольствия часть. А это ведь удовольствие: отравить взглядом, манящим разворотом реверса спутать все мысли и отменить планы, чтобы потом ударить. Элли подходит близко-близко и, томно-томно дыша, бьет в лоб хозяина кабака рукой, в которой зажат пистолет. Немного исподтишка. Чуть с обидой. Так могут стукнуть ложкой по лбу нерадивого ребенка, что шалит, сидя за столом. Так, только чуть сильней, ребенки милые, а кабатчик старый и сморщенный.
"Хэй! Хэй! Хэй!"

Она уже готова отсюда уйти теперь, нооооо...
Заказывает кофе.
Отчаянный разворот на носочкам и в ритме ча-ча-ча омывает виски оцарапанную руку. Ранка жжет и пощипывает, это приятно, это провозглашает жизнь. Элли сует одну бутылку виски запазуху и раскидывает еще парочку своим спутникам. Тотошка ловит пастью, Лев прижимает к полу лапой.
И на последних аккордах мелодии Элли садится за стойку и получает заказываемый кофе. Горячий, дымный, мягкий, с вишневым сиропом и сливками, с высоченной пеной и надписью "я тебя люблю" карамелькой наверху. В уютной кружке. К кофе прилагаются митенки. Это так мило. Элли нравится местный бариста.
Место тут же становится волшебным. Элли закрывает глаза. Только один глоток, в котором, кажется, сконцентрировано все удовольствие этого мира!
Медленно поднимается, оставляя митенки себе. Им пора, им пора к мастеру.
И Гудвину.
- Я - Элли! Слышали все? Я - Элли, и я иду к Гудвину! У меня есть дело к этому барыге! Передайте ему, что я иду, пусть трепещет и предвкушает.
Завтра все они станут для местных легендой, они обрастут слухами, покроются божественной силой неуязвимых.
Это приятно, хоть и не главное. Элли есть дело только найти настоящего мужика. Мужчину.
Хоть и кажется ей, уже нашла, одного во многих, четверо сильных с ней, четверо лучших, и поистине будь они людьми, сердце Элли разорвалось бы в клочья, обреченное на столь злой выбор. Или пришлось бы организовать гарем.

Клац! — сказали зубы Тотошки.
Звяк! — сказало стекло бутылочное, на горлышке которой сомкнулись те самые зубы.
Скрииип. — недовольно протянула половица. Тотошка на ней развернулся на месте.
Шкряаааб! — сказали Тотохины когти, проскребя по половице. Половица уже обиженно промолчала в ответ.
Шшууух! — сказал спертый воздух в таверне. Тотошка его в прыжке рассек своим телом, прыгая к выходу. Элли изволит выходить, слышь, крысолюд здорово-трехрукий! Изволь в половицу постелиться.

ссылка

Осечка. Затвор, выскочивший из затворной коробки, пружина, сорвавшаяся с упора, котел, разорванный давлением... Железный дровосек вложил в это свое движение слишком много энергии, стальное тело слишком резко рвануло к трехрукому, гигантская рука слишком быстро проворачивала огромное топорище. Человекокрыс рефлекторно отпрянул от стальной молнии, и гигантское лезвие топора прошло в считанных миллиметрах от его головы.

К сожалению все вещи в этом мире инертны, и стремятся поддерживать свое текущие состояние любыми способами тем сильнее, чем большую массу они имеют. Вот и топор железного человека ни в какую не захотел по воле собственного хозяина моментально сбросить скорость. Поврежденные ноги же не позволили изменить траекторию так, что бы вновь обрушить накопленную кинетическую энергию на противника. Промах вызвал заминку, критичную паузу, во время которой железный гигант восстанавливал равновесие и делал новый замах.

Этой паузы вполне хватило Элли, что бы всадить пулю в одну из рук крысы переростка, после чего последовал еще один удар топора. Вертикальный, от плеча, каким обычно раскалывают поленья; удар был направлен чуть ниже шеи пасюка, почти вдоль хребта. "почти" ровно в той степени, что бы, в случае попадания, разрубить позвоночник наискось.

Страшила уже сделал все дело. Да что там, он сделал уже все дело, кроме полловины. Так что оставшихся и деморализованных крысюков пусть добивают зубастики, которые боялись не меньше крысюков и тем радовали душу Страшилы. Пусть же порадуют ее и еще раз. А Страшила решил выбить какую0-нибудь прикольно страшную мелодию, используя в качестве инструмента косу с главным крысюком на конце.

(Во-первых, хотелось бы сказать спасибо Desutorakut'e за отыгрыш фэйла ЖД)

Первым под пулю-поцелуй от непревзойденной Элли попал или подстроился крыс, покушавшийся на Льва: тварь пошатнулась и, вскрикнув-прошипев, повалилась на бок, схватившись за руку...
      Но это оказалось ловушкой, которую довольный ленивый Лев не смог заметить: в глазах крыса неожиданно мелькнуло что-то яростное, смертельное, но живое и кроваво-алое - он из последних сил кинулся на царя зверей, но так и не смог допрыгнуть-накинуться. Прорядив когтями стол, собрав под ними и грязный лак для дерева с волосами, где он еще остался и не спрятался вглубь прогнившего стола, крысолюд своей тушей упал на бутылки, ранее разбитые Львом, проткнувшие и его яростные глаза, и холодный, как лед, двигатель-сердце. Двойная ловушка, скажу я вам!

      На другой стороне таверны, там, где бесшабашная Элли потягивала кофе из маленькой чашечки, прищурив глаза и подняв надломленные посередине угольные (почему-то мне представляются именно такие) бровки, глядя на последние минуты трехлапого, Тотоха рвал и метал все и вся: Вот он напрыгнул на раненого, но не сломленного крысолюда, вот оторвал ему нахрен руку, вот обрызгал слюной. ... Но вот, уже однолапый, рыпнулся! Заорал! Закричал, но не так, как кричит обиженный ребенок - как кричит лермонтовский мцыри в смертельной схватке человека и природы, общества-воспоминаний и природы, вечности, мечты! Ярости. Но и ему не хватило этой силы, крови, пульса... Лишь рявкнул и приготовился покорно к казни.

      Страшиле, находящемся где-то в своем мирке, чуйка нашептала о запахе. Надо сказать, что чуйка Страшилы никогда не ошибалась: если чучело - будь добр знать как и с каким запахом горит сено. Этот же запах был похожим. Настолько похожим, что пока пугало огородное обрабатывало мыслю в перекати-поле своих извилин, языки пламени уже захватывали потолок. Потихоньку. С лестницы.

Элли лакает виски, сам бог велел еще напиться.
Горячее латино, оборачивающееся пожаром - дикая Элли в восторге.
- Горящее латино, еа.
Так говорит. Пьяная вусмерть!
Седлает Дровосека, ввиду того, что сама идти уже не может.
- Ты кароч за ссстаршего сегодня. Веди нас. Веди куда-нибудь.
Такая трогательная, такая пьяная, такая нежная. И ее такую очень нужно защищать, да.

Огонь стелется с лестницы, лениво-хищной змеей ползет на пол, деловито облизывает столы, стулья, разбитую посуду, мертвые тела, шипит вскипяченной кровью в натекших лужах. Огонь вступает в свои права.
Тотошка не видит этого, расчищая выход для королевы, устилая к ее ногам трупы непокорных. Не добил до конца, оставляя на корм пожару.

Лепреконы шустрой стайкой выскакивают в освободившуюся дверь. Они тащат с собой колонки, усилитель, пульт, микрофоны, барабанную установку и даже небольшую импровизированную сцену из крышки стола. Пара коротышей с электрогитарами устраивается на сцене на фоне горящей таверны, еще один хватает микрофон, и над повидавшей всякое, но еще не видавшей такое, деревенькой разносятся щемящие душу аккорды. Не иначе, как малыши обладают зачатками телепатии, потому что Тотошка только довольно скалится, взрыкивая на басах — это правильная песня для Нее.

ссылка

Watching her
Strolling in the night
So white
Wondering why
It's only After Dark...

Чарующие звуки вплетаются в пляску огня, образуя единый ансамбль. Тотошка замирает у дверей в почтительном поклоне, яркие сполохи танцуют первобытный танец на его гладкой шкуре, — и пусть королева пьяна, пусть выходит она верхом на железном коне, это не умаляет ее величия. Огонь расступается перед ее красотой, только для того, чтобы безумной стражей сомкнуться за спиной. Искры возносятся к небесам, возвещая о том, что Она идет.

It's only After Dark...

Блеск в глазах, блеск на стеклах бутылок, блеск металлического тела железного дровосека, блеск россыпи черных волос, блеск... Так ярко. Так обжигающе. Так близко, что невозможно терпеть и так далеко, что невозможно коснуться.
Таверна пылала, и зарево пожара вздымалось тем выше, чем громче звучала музыка.

...After Dark...

ссылка

Всё же сегодня был не день железного дровосека. Когда топор опустился во второй раз, гигантский крысочеловек уже явно был не жилец: разодранная, окровавленная, вспоротая туша, скребущая пол единственной уцелевшей рукой, барахтающаяся в собственных внутренностях и поливающая пол кровью, слабыми толчками выплевываемой из разгрызенной аорты. Стальное лезвие, опустившееся почти поперек шеи истерзанного Тотошей тела, довело дело до логического, цинично совершенного конца: голова страхолюдины почти отделилась от тела.

Как обычно невозмутимо, Тин выдернул глубоко ушедший в пол топор, и вернул его в законное плечевое крепление.

- Отличная работа, Тотоша. - Похвала, была произнесена абсолютно ровным тоном, и, в устах другого человека легко сошла бы за сарказм. Впрочем, в устах Железного Дровосека, это, похоже, была сухая констатация факта.

- Ты кароч за ссстаршего сегодня. Веди нас. Веди куда-нибудь... - Это Элли, как по волшебству, по взмаху крыла волшебной феи телепортировалась из-за барной стойки за спину стального монстра. Всю глубину этого волшебства отражал тот факт, что девушка на своих двоих не то что передвигаться, устоять уже была почти не в состоянии. Тин, конечно, помог их боссу занять свое законное место на широкой спине стального гиганта. И вовремя: Примерно в это же время ощутимо повеяло запахом тлеющих тряпок и золы.

- Внимание! Пожар! Всем покинуть помещение! Страш, ты - первый! - Зычный, резкий, громкий, как паровой гудок, голос Тина, казалось, можно было услышать в даже в том сарае на отшибе, что команда минула по пути в этот зачуханый городишко. Сам Тин, минимально подвергая опасности Элли, стоял возле "нового", широкого выхода и руководил эвакуацией тем же спокойным, с металлическим полязгиванием, голосом: - Без паники! Сохраняем спокойствие! Толкающихся четвертую! Лично! На выход, на выход!

Когда все обитатели таверны оказались на безопасном расстоянии, а в окнах уже совершенно бесстыдно сверкали отблески пламени, Тин аккуратно снял со своих плеч невероятным образом умудрившуюся в таком шуме заснуть девушку, и переложил её на плечи Льва.

- Храни. Ошкурю. Тотоша поможет. - Короткая фраза, и дровосек вновь скрылся в пылающей избе.

Последний раз, Льва так штырило после тех странных грибов, которыми его угостил Лось, за обещание не жрать его. Царя накрыло так, что он потом себя неделю считал морским котиком, и передвигался исключительно на брюхе.
Ударная доза алкоголя, как оказалось, действует немногим лучше. Запах помойных крыс, паленой шерсти и вкус крови немытого мясника добавили головокружению особый шик, и в какой-то момент, пока вся честная компания боролась с возможностью быть убитыми в этом кабаке, Лев по-царски опорожнял желудок, обблевав все доступное ему пространство.
- Комочек шерсти... - пролепетал он, пытаясь оправдаться перед чьей-то безжизненной башкой, смотрящей на него стеклянными глазами. Не хотелось сознаваться в том, что Его Высочество не умеет пить.
Кто-то из посетителей изящно е*нулся на блевотне, спиной собрав все ее великолепие.
- Пердон, - сквозь смех хрюкнул бухой Царь, и аккуратно прошелся по распростертой туше, пытаясь не замараться. Не дело это, в собственной рвоте гулять.
Раскачиваясь всем телом, кот внезапно осознал, что на двух лапах сейчас будет намного устойчивее (простим ему это заблуждение, ввиду его алкогольного отравления), и посему решил скорее подняться, когтями цепляясь за все, что можно было взяться. Приняв устойчивое положение, зверь покинул заведение, позволяя горячему воздуху играться с его шерстью.
"Ебать, я прекрасен", - мелькнула мысль, и зверь мотнул гривой, давая всем возможность разделить с ним это заблуждение. Оказавшись на улице, животное (во всех смыслах), было удостоено чести нести на себе Элли.
Отдав честь дровосеку (в том смысле, что козырнув лапой), лев проводил его взглядом, и уткнулся носом в филейную часть Эльзы, смачно втянув в себя ее запах. Запах дыма навязчиво предлагал сравнить этот сочный кусочек с шашлычком. А с другой стороны, стоит заметить, что на пьяную голову любая самка - самка. Пусть и лысая. И неуклюжая местами.
В животе что-то угрюмо булькнуло.
Щекоча усами, зверь еще раз понюхал дарованную ему женщину.
Пока никто не видит.
Огромный шершавый язык накрыл собой ягодицы, в попытке Льва попробовать на вкус шашлычочек. Причмокнул, распробовав.
Чет, жрать захотелось.
Воровато оглянувшись, Лев еще раз лизнул разлегшуюся на плече Элли. А затем еще раз. И еще... Пасть максимально распахнулась, в попытках уместить в себе аппетитную попку, и так и замерла, когда негодник попался-таки, на глаза Тотошке. Пса Лев уже уважал. Они ведь с ним оба, как-никак, королевских кровей! Царь Зверей и Король Френдзоны - чем не братья?!
- Я ее пыфаюфь ф фтьффства прифести*... - оправдалось Его Высочество, все еще прикусывая мертвецки пьяное тело. Освободив рот, кошак еще раз лизнул Элли, на этот раз вполне безобидно, и продемонстрировал оттопыренный большой палец, - Кошачий массаж. Ничего личного.

Огонь? Огонь??? Огонь. Огонь! Огонь!!! ОГООООООООНЬ!!!!!!
Сказать что страшилу сдуло из таверны ветром было бы чистой неправдой. Ветер с такой скоростью разрушил бы эту таверну или унес бы ее куда-нибудь в Канзас. Страшила летел с косой наперевес с косой наперевес и с лицом от которого бы умерла описавшись даже Бастинда. Только когда между таверной и ним было расстояние на которое даже дровосек камень не забросит Страшила остановился, воткнул косу в землю и залез на нее, чтобы посмотреть что будет происходить дальше

И как же мне эта таверна "мила" с ее тормозами. Конец главы :)