Игры патриотов | ходы игроков | Черный снег

Артур сидел над ранеными, провожал в последний путь умирающих. Бинтовал, уговаривал, уверял. Казалось что он среди этих парней уже вечность, время тянулось как теплый, только из улья, мед. Философ был один, а парней было много. Чертовски много. Пальцы начали коченеть от количества перевязок. Спина, которую приходилось сгибать в три погибели, чтобы перемотать/переложить раненого, тяжело ныла. Голова вспотела. Казалось бы, волос почти нет, а льется как. Хотелось снять с себя треклятый шлем, который тяжело болтался на голове. Немного отдышавшись немного Философ подошел к очередной койке, на которой лежал солдат. Вся койка, да и сам парень ниже пояса был весь в крови. Ему оторвало ноги ниже колен. Несмотря на жгуты и повязки кровь все еще выступала. Как старой впитавшейся, так и мокрой, свежей. Кожа была белая, как свежесбитая сметана. Потеря крови была фатальной. Парню оставалось совсем немного. Он уже и не шевелился толком. Заметив что к нему кто-то подошел солдат повернул голову. У него уже был помутненный взгляд, он смотрел но не видел. Он смотрел на Философа и попробовал улыбнуться. Сквозь боль он обратился к добровольцу:
- Брат..., - в голосе чувствовалась дрожь, смятение, было видно что он смущается, - Ты знаешь песню такую "Осень"? Хорошая такая песня... Спой мне ее, брат, а? Я, - тут парень закашлялся, - не могу... Сил нету...
Философ осел. Песня эта старая, родом из девяностых. Пела группа ДДТ. Но слов он не мог вспомнить. Никак. Крутилось на языке, но на ум так и не приходили. А парень так тяжело и с надеждой смотрел на него...
Рагнар тем временем пытался уговорить выдать ему пулемет. Петрович, по всей видимости его мало слушал, потому что пока Сенкевич говорил, тот умудрялся выдавать приказы и гонять окружающих рядовых солдат. Когда же Мирослав замолк, ожидая реакции взводного, последний не сразу это заметил. Когда же он посмотрел на стоящего перед ним добровольца, он смерил его с ног до головы и обратно. Помотав головой он причмокнул и сказал:
- Знаешь парень, вали ка ты назад, к своим позициям, пока я тебя поганой метлой отсюда не погнал. Давай-давай, без тебя дел по горло.
Хотя говорил Петрович спокойно, Рагнар понимал что разговор окончен. Не имея иного выхода, кроме как вернуться назад, Сенкевич пошел обратно к месту где оставил Философа.
Придя к месту, где сейчас располагался на скорую руку сделанный госпиталь, он увидел что Артур сидит над одним из солдат, держит его за руку. Рядом с ним сидит другой, в черной форме. Подойдя ближе он мог услышать, что тот в черном, который по всей видимости принадлежит к дружине, поет.

"Осень, в небе жгут корабли.
Осень, мне бы прочь от земли.
Там, где в море тонет печаль,
Осень - темная даль."

Это был припев старой хорошей песни. Дружинник еще пел, когда безногий парень, обмяк и отпустил руку, за которую держал его Философ. Артур опустил голову. Солдат в черном умолк, после чего опустил веки умершего парня. Он был молодым. Возможно моложе того же Филатова. Последнего кстати пришло оттаскивать от уже трупа. Философ аж позеленел. На то, что Рагнар потащил его в сторону он даже толком не отреагировал. Лишь когда они отошли в сторону Артура вырвало.

Ещё некоторое время Филатова корчило за палаткой, чтобы поменьше людей видело.
Закончив это нехитрое дело и ещё пару раз вздрогнув от холостых позывов, Артур вытерся и наконец нормально встал. Запачканный, весь в поту и кое где в крови, с усталым взглядом - казалось он тут уже неделю, если не больше.
-Спасибо. Я уж как мог держался, но... Мдаа. Была в универе практика, была в госпитале - как-то до этого мне удавалось отойти. То ли все дело в количестве всего... этого. То ли экипировка истощает. В любом случае спасибо, - Философ хлопнул Рагнара по плечу, - как там с большими пушками?

Рагнар ничего не ответил. Правда по лицу Артур прочитал что ничего хорошего у сослуживца с попыткой раздобыть пулемет не вышло. Об этом так же красноречиво говорило отсутствие нового оружия в руках у Сенкевича. Солдат в черном, который только что вместе с Философом сидел над умирающим встал и подошел к паре добровольцев. Только сейчас Филатов заметил какой этот парень высокий. В нем было где метр девяностопять роста, если не больше. Прямой, достаточно короткий нос, тонкие губы, исхудавшее лицо с выступающими скулами. Голубые глаза и выступающий из под шлема чуб блондина. Перед ними стоял почти книжный вариант того самого арийца, которых ставили в пример в 30е годы нацисты. Достав пачку сигарет, он взял одну и прикурил. После этого он протянул пачку паре добровольцев, предлагая закурить. Рядом, словно ниоткуда нарисовался Ряжко. Лицо у него было все в грязи и ранах, но в глазах у него читалась злоба и ненависть. Он взял сигарету и закурил.
- Ты из кислевской дружины? - спросил Ряжко у блондина. В ответ тот лишь кивнул.
- Ясно. Мужики, они отправляются в рейд на Опеньки, и наше командование собирает добровольцев на эту атаку. Вы как?
Впервые за столько времени с самого начала учебки добровольцы видели Ряжко таким добрым к ним.

-В принципе, я бы пошел. Но меня интересуют цель рейда. Стратегически важная точка? Отвлечение сил противника для определенного более глобального плана или маневр для отступления каких-то сил?- Филатов сообразил, что слов слишком много и, закончив предложение, поджал губы, побегав глазами по лицам стоящих вокруг, ожидая их реакции.

- Ты прав, то село важная точка, а по совместимости кодло лоялистов. Оттуда открывается путь на кирилловскую высоту, с которой можно контролировать округу. Возьмем Опеньки и взятие высоты вопрос времени.
Сделав несколько затяжек Ряжко бросил недокурок и поспешно затоптал его.

-Тогда тянуть особо нечего. Если мы этого не сделаем - никто не сделает. Куда итить записываться - даже Филатову было не совсем понятно, что это вдруг за кичливость и героизм. Он ведь столько ужаса перевидал. А теперь сам лезет в мясорубку. Может славы захотелось? Или думает отличиться там? Хрен знает.

Не в правилах Рагнара было бежать от неприятностей на гражданке. Да и сам он на них любил нарываться. Но осознание столь близкой смерти, с возможным расчленением действовало совсем деморализующе на решительность. Идти куда-либо не хотелось совсем, потому Мирослав долго мялся с решением. А в итоге принял его исключитель заставив себя это сделать, боясь в последующем скатится в полнейший страх перед близостью боя. В голове крутились мысли о разных случаях проявления стреса и психологических растройств прямо во время боя - обморок, мочеиспускание, слепота. Невольно Сенкевич заметил, что держит руки под броником, и что пальцы его подрагивают.
"Ну вот, приехали..." - Мелькнуло в голове. Решив никому не говорить об этом пока и осознавая всё же, что тем самым создаёт опасность не только себе но и всей группе, Сенкевич встал, и кивнул.
- Я пойду.

Ряжко одобрительно кивнул. Докурив свою сигарету, он бросил окурок на землю и сплюнул. Посмотрел на стоящего рядом дружинника и как то неуверенно улыбнулся.
- Пошли?
Пропала строгость и требовательность. Демид превратился из человеконенавистнического робота в простого человека. Даже не верилось что именно этот помкомвзвода выдавливал из добровольцев все соки и именно его так яро ненавидели в учебке. Тут, среди холодных трупов, стонущих раненых и растерянных живых. Философ и Рагнар пошли за Ряшко, который повел их в сторону пикапов и автобусов, на которых сюда приехали дружинники. Это было так странно и непривычно видеть, как из цивильных машин вылазят вооруженные до зубов люди. Как эти люди в черном откладывают автоматы и идут помогать военным. Среди прочих выделялся большой, широкоплечий, с бульдожьим лицом с местами в пятнах румянца, который выглядит словно обжег морозом. Волосы на висках уже были седыми. Возрастом он выглядел чуть старше сорока. Это был Слововский. Тот самый. Он бросал короткие фразы в сторону своих дружинников, а те кивали и выполняли распоряжения. Потом он пошел в сторону штаба, тогда как Ряжко привел добровольцев к солдатам, собиравшим снаряжение и готовящимся к выезду. Тут был и сержант Колыма. Казак к которому их приписали и который их отправил на блокпост где они познакомились с Филином. Увидев подошедших добровольцев он лишь саркастично улыбнулся. Он переговаривался с одним из дружинником.
- Разведки еще нет, - сказал дружинник Колыме, - но задание выполнено.
- Хорошо. Я давно говорил что мы зря тут сидим. Наступление! Перейти в наступление! - об этом сержант говорил уже не впервые. Это была его идея-фикс. В нее он направлял всю свою энергию и способности. Все время ходил из угла в угол, рассказывая что не так страшен черт как его рисуют, что там, за рекой тех лоялистов как кот наплакал. Когда он убеждал, что нужно идти в наступление его серые глаза возбужденно блестели, будто уже видели вокруг себя то поле боя о котором твердил Казак. Он бурно размахивал руками и доказывал дружиннику что вот, тут лоялисты отступают, отводят свои силы и там за рекой уже вообще никого нету. Нужно бить, вставать и бить, а они тут словно хомяки зарылись в землю и ждут пока их опять накроют, пока на других участках фронта идет война. К готовящимся в путь солдатам подошел Слововский с каким-то полковником. Они осматривали ряды готовившихся добровольцев.
- Кто у вас около переправы? - спросил Слововский у полковника.
- 45-я мотострелковая, - коротко и сухо ответил полковник.
- Вот ее и нужно поднять для начала.
На лице у полковника сразу отразилась целая буря разных красок. Но он смолчал.
- Нам нужно закрыть правый фланг в участке Г, - обратился он к Слововскому, - у нас некому, а до штаба пока достучусь они зайдут нам в тыл.
- Сделаем.
Двое командующих пошли дальше, обсуждая свои планы. Казак светился словно новогодняя елка. Он был рад. Ряжко пошел к одному из пикапов, тогда как дружинник пошел к своим. Молчаливый. К Философу и Рагнару подошел Филин. У него была перемотана голова и левая рука. Сбоку он больше походил на мумию, которую начали готовить к погребению. Он похлопал Рагнара по плечу.
- А меня не берут, - хрипло сказал Филин. Он попытался улыбнуться, но с его травмой это было сложно.
Тем временем к ребятам которые готовились к выезду подошел Петрович. Он принялся за какие-то выяснения с Казаком.

-Ничего. Ты свое ещё отвоюешь. А пока лечись. И думай! Мы ж вернемся уставшие и по всему изголодавшиеся - думай, откуда и как бы достать ништяков нам праздник. Надо же будет ещё отметить боевое крещение! - Артур выглядел позитивно и бодро, стараясь поделиться хорошим настоем и с раненым товарищем. Даже осторожно похлопал по здоровому плечу.
-А покамест мы только знаем, что едем туда-то и стреляем в ту-то сторону. Ни куда грузиться, ни более четких директив - нету. Так что мы просто крутимся вокруг транспорта. К стати, а тебе так можно? Ты ж у нас больной! Не положен ли тебе постельный режим, миниум напряжений и теплый чай с малинкой два раза в день?)

Рагнар нервно дёрнулся, увидев лицо Филина, но ничего говорить не стал, только хмуро покивал, и старался не смотреть на парня. Голова Мирослава всё ещё была полна сумбурных мыслей, от банальных размышлений о том, как хороша форма и расцветка камуфляжа, до того, где хотелось бы что б похоронили. Всё это гнетущим грузом нависало над Сенкевичем, хмурой тучей. А он всё думал, что залезь он во всё это поглубже, так сразу и полегчает.
В разговоре Философа и Филина он участие не принимал, но стоял рядом, рассматривая траву под ногами и переминаясь с ноги на ногу. Руки по прежнему прятал под лямками бронежилета.