Fiesta | ходы игроков | The gods must die.

Год 873, месяц Цомпантли, Грацуэлла.



«…И когда рассвет озарил небо,
Возродился он из крови Богов и людей,
И сел на свой каменный трон, чтобы править землей и небесами…»
- речь императорского наместника Цавальхала, в ночь Падения Богов.


То был рассвет новой эпохи. Восход новой эры в кровавом зареве неба.

Светало, и небеса были усеяны алыми, будто зёрна граната, облаками. От горизонта к горизонту застыли эти кровавые слёзы богов. Так истекала кровью вера. Так умирало старое, в чреве своём неся миру великие перемены. Пришло время взять людям в руки свою судьбу. Стать хозяевами собственной жизни. Мир устал от божьей жестокости, наглости и высокомерия. Земля вздыхает. Горы стонут. Смертью пахнут ветра. Лишь кровью и огнём можно было очистит этот мир. И лишь тогда, как упадёт последний в мире храм, станет человек свободным и вольным, независимым от бессердечных монстров, что с самого начала мира сосут из человека кровь, дабы жить самим.
Первым это понял Тангата-Нахати, император Грацуэллы. Сначала он потерял жену, а затем лишился и сына. Жестоки боги. Они не знают меры и жалости в своих прихотях. Им потакают подлые женщины. В их славу возводят алтари и поют песни. Ради того, чтобы чьи-то сыновья и дочери гибли? Ради смерти своих детей?!

Первым сказал своё «нет» Тель`Аволько-Канц Эльззген. Человек, который не побоялся прогневать озверевших богов, ведь ему нечего было терять. Боги отняли у него самое дорогое. И он не побоялся убийц в своей спальне. Не побоялся отравленной еды. Он поклялся истребить живущих на небе чудовищ. Истребить тех, кто поклонялся им, и жизнь свою посвятил злодеяниям против своего же рода. Позор им всем! Позор этим женщинам, глупым, недалёким, что слепо повинуются зову богов. Разве они думают, что кровь тысячи детей и отцов на их руках делает их чище?! Делает их выше других?!

Вчера всё изменилось. Вашими руками он сжег Грацуэллу дотла. Разрушил этот гнилой и мерзкий город, чтобы затем воссоздать его из пепла чистым, новым. Сжег на кострах жриц. Некоторых – сделал вечными рабынями. Вы, великие воины-ягуары и воины-орлы, что дали священную клятву жизнь отдать за императора и его семью, бурей мечей прошлись по городским улицам. До сих пор плещутся на месте сгоревших храмов кровавые реки. Вы окропили свои ноги в алых озёрах. Обрушили на городские стены красное море. И боги, увидев вашу силу, захлебнулись в страхе, дрогнули.
Не осталось в Грацуэлле ни единой жрицы. Не осталось в Грацуэлле ни единого Бога. Все они бежали от императора, увидев его силу. Все они боятся вас – его детей, что сбросили с себя путы повиновения, обрели свободу и ясность в глазах. Запятнаны камни кровью. Этой ночью вы долго пили её, чтобы очистится, черпая сок жизни из самой земли. Крики закаляли вас. Нет, это не люди кричали вчера. Так молят о пощаде боги, видя ваши знамёна. Окровавленные хищные лица. Кричат, как дети, понимая, что возмездие уже близко...

Последний раз он смотрел на Грацуэллу. В лучах нового солнца она, наконец, погрузилась в мёртвую тишину. Никогда не будет прежней. Навсегда измениться с окончанием месяца кровавой луны. Отряд ягуаров застыл на пригорке, рядом с опустевшей плантацией по выращиванию маиса. Каждый смотрит на восток. На чёрные горы, из-за которых рождается будущее для каждого человека – молодое солнце. Закрыты городские ворота. Там, в тенях, бесшумно рыщут шакалы, вырезая последние ростки божьей кровожадности.
Вчера ночью император вышел к вам. Спустился по ступеням своей пирамиды на главную площадь Мха-Ча, как простой человек, и обратился к вам, каждого назвав поимённо. Вы – его новые дети, сказал Тангата-Нахати. Новорождённые в крови богов. И теперь он ваш Великий Отец, Единственный Отец. Ваши жизни неразрывно связанны между собой. Тугими цепями клятвы. Кровавыми узами. Он разрезал свою ладонь текпатлем, и каждому дал испить своей крови. И прежде, чем обессиленного императора увели обратно в его обитель, сказал он вам, что за стенами города, в глубоких лесах, боги все ещё живы, всё еще правят над человеком. Сожгите их святилища, сказал он. Пролейте кровь в залах старейшего храма Алагольта`Мата, просил он. Сделайте наш народ свободным, умолял он.

И среди этих прошений услыхал ты, Токталь, голос, рождённый внутри головы чьим-то чужим сознанием. Ты – мой сын, Токталь. Великий воин-ягуар. Сожги их, дитя. Убей их. Чтобы новое солнце засветило над всем миром. И однажды, ты сам станешь Богом...

Слова эти до сих пор звучат в голове. Почудилось? Никто не подскажет. Император послал своих детей за стены Грацуэллы, глубоко в леса, на последнюю охоту. Отряд Токталя держал путь в Бальталу – старый жреческий город в скалах, по ту сторону джунглей. Два дня пути. Днём и ночью. Этим утром каждый прощался с Грацуэллой, будто в последний раз. Вопли богов пробудили в лесу нечто жуткое. Об этом молвит напуганный зверь. Об этом молвит затхлый воздух в чаще. Кто-то умрёт. Кто-то останется жить. Вы – несёте на своих плечах начала новой эры. Это честь, умереть за неё, за дело своего Отца. Оживает сонный лес и отряд трогается с места. В зелёное чрево, что разверзлось по всему миру.

Что помнишь ты в событиях той страшной ночи, кроме реки огня и крови, которою напилась неспящая Мецтли? Словно одурманенный вином циуактли, ты метался в подземельях горящих храмов, по улицам и переулкам, забитым трупами, разя и жаля плачущих, молящих о пощаде - ни женщин, ни детей, ни стариков - никого твой меч не упустил в ночном кошмаре чада и пламени. И каждый жрец, что осыпал проклятьями, и жрица, что стенала и стояла на коленях - все они кричали, все бились и все, сраженные, в конце своём душу отпустили к праотцам, остались пищей для стервятников, пеплом и костьми - напоминанием тем живым, что в Грацуэлле будут жить и будут знать, что боги здесь погибли, их нет и никогда уже не будет.
Умытый кровью, рожденный в чужой смерти, сын царя и гонитель лжебогов, Токталь испил крови своего нового и единственного Бога-Императора.. и не почувствовал той святости, которую алкал. Налитое силой и мощью тело пульсировало от напряженной ночи, наполненной не схваткой, но тупой резнёй. И в голове гудит отголосок потустороннего шепота. Убей. Сожги.
Токталь смущен. Оглядывается мельком, исподлобья взглядом пронзая тени. Шептанье духов, убиенных ночью? Их кровь, застывшая на его руках, не смоется и будет жечь его до скончания времен? Нет. Тень сомнений, что пала на прошлое, затянутое плотным туманом жути и скорби?
Ни чуть.
Токталь верит своему Земному Отцу как самому себе. Но своему мечу он верит больше.
Ему он доверяет свою жизнь.

Мимо маисовых полей бредет стая охотников на жрецов. Маучиталь, старший, ведет их к Бальтале, чтобы свергнуть тех богов, что избежали своей участи - пока.
Из-под взора изгнанных Отцов уходит отряд в долину зеленого моря, что проглатывает убийц одного за другим. Здесь душно и влажно, а воздух спёрт и густ - прокисший запах джунглей. Это - дом зверей. И твой дом тоже.
- Ступай осторожно, - говорит Токталь своему младшему собрату, и тень кровожадной улыбки ложится на его тонкие губы, - ибо отныне мы сами по себе.

/ссылка/



Гомонят джунгли. Тяжелыми вздохами и таинственным шепотом окружили. Орут в зелёном лесном небе громадные павианы – им нет дела до стаи крадущихся по земле хищников. Тревожная птичья песнь. Шуршат, ползая по земле, змеи. И щелкают крылья мух в воздухе перед носом. Раскрылись букеты ядовитых цветков. Скрип жухлой листвы под ногами идущих.

Нет в лесу дорог. Ничего, что рассказало бы о присутствии здесь человека. Он всё поглощает. С каждым годом всё меньше и меньше тайных троп. Скованные диким плющом, буйной травой, они растворяются в зелёных дебрях. Всё чаще стали пользоваться услугами проводников. Тех, кто знает, как обхитрить голодные джунгли.

Клониться к горизонту солнце. Уже долго идёте. В молчании. Застыли суровые лица. В краске, в масках.

Он ждал вас, восседая на толстой ветви баобаба. Громаден. На голову выше всех. Краска на загорелой коже. Желтая, бардовая, белая. Витиеватыми линиями тянется по всему телу. Белые глаза. Толстые пальцы с необрезанными ногтями. Нагой совершенно. Уже долго сидит на своём месте, словно камень, греясь под солнцем. Подрагивает в нетерпении полосатый хвост. Не человек. Тигр Грахтальцка. Всякий воин слышал истории о них. О великих мужах. Оступившихся. Ошибившихся. Обреченные на скитания под сенью лесов, вечноголодные, обозлённые на мир. Орудия безумных богов. Они пожирают редких путников. Нападают на поселения у самых джунглей. Они реальны. Как Грацуэлла. Как император или ты сам. Всякий ягуар видел их после кровавой расправы на горизонте. В тенях застывших, охочих до крови.

Маучиталь жестом приказывает всем остановиться, поднять копья. Сидит, высоко в ветвях, мистический получеловек-полутигр. Ползают тени в густой чаще. Чьи-то глаза смотрят на вас. Это его дети.

Лес скрадывает звуки людей, замещая их своими: звериными голосами, шепотом ветра, гуляющего в ветвях, шипением гадов ползучих и жужжанием волосатых мух. Охотники пахнут камнем и огнем. Охотники - не ягуары, как бы им того не хотелось; лишь дух приблизился к звериной природе, но тело всё так же хрупко.
А Тот, кто к Божественному приблизился, отбросив свою суть - Он сидит и ждет чужаков, глядя остро и проницательно. Он жаждет крови и плоти людской. Он и дети его.
Воины-ягуары готовы дать отпор и впиться обсидиановыми клыками в их шеи, пронзать дротиками и жалами нааб те их животы, дробить макуавитлями их кости.
Токталь чувствует страх? Чувствует ярость, жажду крови, ненависть?
Токталь боится?
Может быть, Токталь соскучился по вкусу крови. Своей ли, чужой.

Долго вы смотрели друг на друга. Тем злым оценивающим взглядом, который ведом лишь мужчинам, посвятившим свои жизни убийствам и бесконечным войнам. Когда-то, когда тигр был человеком, он тоже воевал. Он узнает в вас себя, тем малым, что ещё осталось в его зверином сознании от человека. Не отступит. Не уйдёт и Маучиталь со своими людьми. Каждый из вас знает, чем закончиться эта встреча.
Сегодня ночью по ком-то разведут поминальный костёр.

Крикнул Маучиталь.

Взревел на ветви сидящий тигр. Прыгнул, плечи расправив, в град летящих копий.

То, что в тени сидело и ждало долгое время, бросилось тот час же на человека, следом за своим великим одичалым отцом. Кошачьи головы. Тела змей. Мелкой стаей мышек из-под камня, листа папоротника, толстого ствола выползли. Писклявое рычание в глотке. Обезумевшие глаза. Лязгают острые челюсти. Одного ты раздавил ногой. Второму – отрубил голову макуавитлем.

Кричит Гультрак от боли, лежа на земле и пожираемый чипортри. Никто ему не поможет. Отныне каждый сам по себе. Размашистым шагом ступает тигр Грахтальцка. В его груди торчит два древка нааб те – копья Токталя и Маучиталя.
Схватил за голову Умбу, оторвав её, словно кочан переспелой капусты. С чавканьем крошит в руке череп. Актуве – оторвал обе руки. Выпотрошил острыми когтями Нбатля. Льётся кровь из ран и порезов, но он их не видит, не чувствует. Подбегает к Мариве, переламывая ему обе ноги.

Лежат, втоптанные в землю, тигриные дети. Шаг за шагом Токталь всё ближе к получеловеку-полутигру.
Настолько близко, чтобы увидеть падающего с ног Маучиталя. Кричат джунгли. Птицы, обезьяны, твои боевые братья, поедаемые заживо.

Нааб те, словно продолжение руки, жалит обезумевших лесных созданий. Миг - и обсидиановый клык впивается в грудь человека-тигра, и место его занимает теперь макуавитль. Токталь разит тварей, словно непобедимый герой эпических легенд и сказок о тех временах, когда камни дорог помнили поступь Богов, а деревья шептали свою правду детям лесов.
Истории о величайших воинах древности, сражавшихся за свободу своего народа.
Истории, которые Токталь никогда не забудет. Когда-нибудь и о нем сложат легенду. О воине-ягуаре, который свергнул Богов Грацуэллы и даровал людям свободу от кровавой дани, тысячелетиями выплачиваемой жестоким созданиям других миров.
Друзья и братья Токталя гибнут, один за другим. Вот Умба гибнет в руках Грахтальцка, и Актуве - за ним следом. Пока Токталь вскрывает животы сыновьям-тиграм, умываясь их кровью и рыча воинственные кличи, его соратники тянут жребий и бросают его одного.
Маучиталь уходит последним. Великий воин. Учитель.

Токталь разъяренно кричит, прорываясь кровавым шагом сквозь строй полузверей, гибнущих от каждого взмаха макуавитля. Он не знает пощады, а меч его жаждет поглотить душу тигрочеловека.
Такова его воля.
Частичка Бога уйдет вместе с ним.
Заветами Тангаты-Нахати, прольется кровь.

Схлестнулись вместе. Как рогатые сокжа во время брачного сезона, ломающие друг другу черепа острыми рогами. Размашисты удары тигра Грахтальцка. Сломает кость громадная лапа, стоит подставиться под неё, не заметив. Уходит от них Токталь, а тигр наседает, ревёт. Очень близко кружит.

Вспарываешь полосатое брюхо лезвиями макуавитля. Дюжину царапин и глубоких порезов оставляешь на его руках, подседая под могучие выпады. Не подставляясь, осторожно ступаешь назад, оттесняемый громадным телом. Рубишь. Кромсаешь. Но он не замечает этого.

Шаг назад – впился в голень жадный чипортри, отвлёк, будь он проклят.

В этот же момент в плечо Токталя вонзилась когтистая лапа. Зловонное дыхание ударило в нос. Он подступил совсем близко. Блестят стеклом жадные глаза. Жаждет откусить немного тебя. Раскрыл пасть, и тянется к горлу... Стекает слюна по толстой губе. Совсем позабыл о твоём мече, одичав и отупев от голода. Ошибся. Так и упала его голова на землю. С открытым ртом. Рухнуло недалеко обезглавленное тело. Шумно опускается рядом на колени мужчина. Струиться по его левой руке кровь. Глубока рана – до мяса разодрали когти.

Сражен тигрочеловек, и косматая голова его укатилась в траву и грязь с распахнутой пастью. Токталь, едва ли последний выживший - ведь кто-то стонет среди искалеченных тел? - падает на колени устало, зная, что твари теперь не вернутся, когда их отец и вожак сражен и обезглавлен.
Рана плохая, грязная. Рана будет гореть. Тигрочеловек внёс в неё свою боль и ярость. Это будет тяжелая ночь..

Черные люди с желтыми лицами, словно наваждение, души убитых лесными созданиями, которых освободил Токталь. Он не говорит ни слова, лишь следит осоловелым от потерянной крови и усталости взглядом за движениями Призраков.
И гадает, во что выльется их благодарность.

Желтолицый подозвал к себе людей. Оторвались от безликой толпы двое высоких мужчин. Толстый слой желтой краски покрывает кожу на их лицах, плечах и торсе. Желтолицый показывает подоспевшим на убитого тигра. Затем на Токталя.
– Agafa'l, gbe o soke, – говорит им что-то.
– Gbe o soke! – повторил, улыбаясь гнилыми зубами. – Toru ma nue.

Они вдвоём грубо берут Токталя под руки. Желтолицый счастливо хлопает тебя по плечу, и с пухлых губ его самодовольная улыбка так и не слетает. Он долго что-то говорит тебе, но ты не понимаешь. О чем-то рассказывает, ладонью обводя чертоги леса. Показывает на землю. Тычет себя в грудь толстым пальцем. Приподнимает отсечённую голову тигра, чтобы Токталь понимал, о чем сейчас идёт речь. Очень часто слышишь слово – "mangarii". Наверно, это его имя.

Ноги волочатся по земле. Своды джунглей танцуют перед глазами, и кружиться голова от усталости, от жара, от тяжелого воздуха в этих местах. Там, куда свои когти вонзил тигр, ужасная боль. Вот уже долгое время ноет рана. Но никто не обращает на это внимание. Не слышно разговоров, лишь тяжелое сопение несущих Токталя воинов. Солнце уже клониться к горизонту, и в лесу медленно темнеет. Наливаются кровавым соком падающие ниц снопы света. Молчат каннибалы. Тащат тебя и ещё несколько тел словно мешки с маисом куда-то в лес. Сожрут вас? Вспоминается счастливое лицо Желтолицего. Может.

Уводят далеко в лес. Исчезло давно всё знакомое. И всё молчат. И молчать будут до самой ночи. Помнишь, как увидел вдалеке темнеющего леса мрачные хижины. Заборы, увенчанные черепами. Слышал, как стучали они на ветру в царившей вокруг тишине... Это их дом.

____________________


ссылка

Токталя ударили по щеке. Здесь темно, ведь ночь давно покрыла землю, пробудив ото сна своих хозяев. Кто-то кричит совой. Кто-то пляшет. Слышен стук голых пят по тёплой земле. Она гудит. Голосами. Ударами по барабану. И шумят тысячи деревьев. И кричит ночной зверь в своём логове. Пляшут люди у далёкого кострища. Блестят их голые тела в ярком свете пламени.

Токталь лежит на земле со связанными руками рядом с бесформенной халабудой из пальмовых листьев и глины. Застыл рядом безликий силуэт мужчины. Смотрит на тебя снизу вверх. Присел на корточки. Понял, что ты очнулся.
– O soke kulala kwa muda mrefu na makazi yetu njaa, – рассказывает Токталю, поднимая его с земли, – Dine pral byento. Dife boule klere. Uma! Uma o soke!

Много рассказывают о людях, домом своим избравших дикий лес. Много рассказывают о каннибалах, что отлавливают земледельцев близ Грацуэллы и других городов великих, чтобы ночью разделить их за трапезой со своим богом. Много племён в джунглях живёт, которые ведут охоту друг на друга, и жрут себе подобных. Камланчи. Уп`тори. Мхавка. Цак-Мок Та. Неизвестно, как много их живёт в лесном чреве. Они вымирают. И рождаются вновь. Их жизнь не похожа на то, как живут люди в Грацуэлле или Мактоллэ. Они звери.

– Ti vou. Vou! – мужчина поднимает Токталя на ноги и толкает вперёд себя. К костру. На рану наложили повязку, и теперь лишь тупая боль иногда пронзает плечо и всю левую руку, стоит её напрячь. Всё оружие забрали.


Токталь ступает мимо опустевших хижин. Всё племя собралось у костра. Они пляшут. Поют. И хоть не понять слов, недоброе предчувствие холодит спину. Этих песен ты не слышал никогда.
Приближаетесь к гомонящей толпе, и горбатый человек подходит к вам из тени, держа в руке глиняное блюдце. Сморщенная кожа на маленьком лице. Он стар. Седые волосы собраны в хвост на затылке, в нижней губе огромная кость. В проколотых ушах большие круглые серьги. Чернющими глазами он смотрит на Токталя. Макнул палец в содержимое посудины и провёл по твоему лбу.
– Uma zkse Lo... Ti nopa, – прохрипел ведущему тебя воину.
– Uma o soke!
– Kai mo pely.

Старик обернулся к племени:
– PLEI MO DE UMA SOK`E MUNOR TI.
Прервалась музыка, танцы, и десяток любопытных, испуганных глаз посмотрели в вашу сторону. Тишина укутала землю. Все стихли, ожидая, что скажет старый человек...
– De, – слабо ударил Токталя в грудь, – umbrori o soke! De costa be pala! Hebuna la rug, o fokka ris! DE HUST FELUMA!
– FELUMA! – откликнулись голоса.
– De hust manici!
– MANICI!
– De hust la tecore!
– TECORE!

Ловишь на себе злые взгляды. Старик ведёт Токталя к огню. Смыкается вокруг вас круг из человеческих тел. Вновь заиграли барабаны. Задрожала земля от стука голых пят по жаркой земле. Наконец, вы оказываетесь у жаркого пламени. Всего в паре шагов пляшет дикий огонь, жаром обдает тело, и пот градом льётся по загорелой коже. К ногам Токталя кинули переспелый плод. Это голова Шимбхи, воина-ягуара, с которым вы вышли на рассвете.
Мелькают вокруг чёрные лица. Блестят ненавистью глаза. Сплетаются жаркие тела друг с другом. Молчит старик.

Воин всегда готов расстаться с жизнью. Всегда. Этому его учат, этим он дышит и живет до конца своих дней. Мыслью о том, что смерть стоит на его пороге и заберет его - сейчас или чуть позже. Бесстрашие рождается в покорности судьбе.
Воин терпит боль, сковывающую его левое плечо и пронзившую руку. Воин жалеет, что его оружия с ним нет. Воин слышит стук барабанов и топот пят дикарей, устроивших большой праздник, связанный с гибелью человека-тигра. Его сердце стучит в том же ритме, в унисон с ними. Храброе сердце воина, который не боится умереть.
И он готов расстаться с жизнью сейчас.
Но поручение Императора еще не выполнено. И кровь, стынущая в жилах, не смотря на то, что жар костра выбивает пот, становится напоминанием - пока ты жив, ты всё еще служишь своему новому Богу. И не имеешь права бросить службу, сдаться прямо сейчас.
Кровь брызгает на лицо, и Токталь зажмуривается.
Его кормят плотью каннибала, плотью чужих, звериных и диких богов - и он отвергает этот дар.
Кровь Тигра на моих руках. Мой трофей. Моя победа.

Неодобрительное молчание прокралось в уши. Взгляды больших воспалённых глаз. Сиплое дыхание из разгоряченных танцем тел. Всё - смотрит сейчас на Токталя. Десятки чёрных тел. Глядят на бесформенное чёрное пятно в земле, когда-то бывшее ладонью каннибала. Недовольны лица. Это неправильный выбор, и все это знают.

Тот, что кормил тебя, облизал губы. Стекает по подбородку кровь. Струиться из рваных ран на руках. Улыбается ртом, полным сточенных и гнилых зубов.

Положил руки тебе на плечи. И толкнул.

В костёр.
В огонь.
Во всепожирающее чрево пламени.

Огонь. Он лижет моё тело, не причиняя вреда. Мой Отец защитил меня от его жарких объятий, дав испить собственной крови. Мои предки живут во мне - силой и духом несломленного.
Толчок. Горишь? Нет. Делаешь шаг вперед, пиная злобного колдуна-скелета в голову. Падает он. А ты впечатываешь в его окровавленное лицо свою пятку. Так Бог-Император поступает с теми, кто перечит и уж тем более - покушается на убийство. Так делают его сыновья. Единственный сын, оставшийся в живых после встречи с полутигром-получеловеком.
- Рыдайте, глупцы! Ибо час вашей смерти настал! - разукрашенное яркими красными и белыми красками лицо воина-ягуара, его боевой оскал, глаза навыкате и неуязвимость - тот, кто узрел сие, не сможет устоять и побежит.
А если не побежит - поплатится кровью. Воздаст жизнью.

Токталь давит голову каннибала как переспелый плод. Лопнули толстые губы. С хрустом треснул нос. Осколки зубов посыпались из окровавленного рта. Больше он не улыбнется. Дрожит окровавленная голова. Кровь смывает белую краску. Он был всего лишь человеком, жаждущим иметь грозный вид, и теперь он мёртв. Токталь затоптал его, как мышку.

Рука воина тянется к лежащему на земле ножу. Насколько можно судить, он был взят как трофей давным-давно у безымянных мужей, чьи судьбы окончились в этом посёлке людоедов. Ведь каннибалы не изготавливают такого. Их великие познания - это плоские дубины. Такие же плоские, как их понимание мира.

Токталь поднимает нож. Дикари отползают в стороны. Никто и не собирается преграждать ему дорогу. В их глаза уважение, ужас. Где-то на задворках этой дыры, в чьем-то доме, осталось снаряжение ягуара, мужчина это помнит. Может, рядом Токталь найдёт своего брата, которого ещё не успели пустить в расход. А может, через минуту его грудь уже пронзит умело брошенное копьё или в шее застрянет дротик, смазанный соком гвинала.

Воин, ставший полубогом, отнюдь не бессмертен. Воин истекает кровью, воин может умереть. Ему нужно подобающее оружие. Даже боги сражаются не голыми руками, но молниями и силами, неподвластными смертным. Даже боги не сражаются одни - в их стане есть те, кто выйдет на ратное поле первыми.
А потому Токталь будет искать своих соратников. И свой меч. Тот, которым он отсек голову Человеку-Тигру, которым изрезал и обезглавил десятки, сотни людей - и не только их.
Этот меч - продолжение его руки. Этот меч - его карающий перст. Он не заслуживает той участи - стать ритуальной палкой в руках безумных людоедов. О, нет.
Этого воин позволить не мог.

Голодные собаки. Стаей из грязных, перепачканных лиц ползут по тесным улочкам, волоча языками по земле. По нюху осторожно идут за Токталем, и всё не решатся напасть на него. И никогда не смогут решиться. Только жалкое потявкивание молодых, кашель старых. Молчат мужи. Они видели, что он может. Стоят в тенях около своих домов, в охапку сгребли остервенелую ребятню. Сидят на пороге, свесив руки, вместе со своими первобытными, жуткими женами. Целые семьи смотрят, как идёт по их поселению чужак.

Он вошел в шатёр. Шуршит жухлый пальмовый лист под босыми ногами. В тенях, наколотые на копья, висят три головы. Одна из них – певец Рабуу, утром вчерашнего дня вышедший с вами из новой, омытой кровью Грацуэллы. Помнишь, как он слагал песни об вашем Отце. О том, как вы явитесь в Алагольта`Мата. Как оттрахаете всех жриц, прежде чем обезглавить их. Как оскверните древние алтари, даря этому гнилому миру свободу и шанс на перерождение. Но теперь его путь окончен. Никогда он не дойдёт до чертогов старой святыни. Вторая голова – ягуара Угрила. Безликий, неизвестный тебе толком человек. И третья – Лаобто. Все называли его Яваэльским слоном. Родом он был из горного района Яваэль, а здоровым – как бык. Не перепутать его сломанный массивный нос ни с чьим другим, и эти толстые обвисшие щеки. Каннибалы всех убили. Отрубили им головы, а тела сбросили в бурлящий чан.

Среди соломенных подстилок, грязной глиняной утвари, под сваленными шкурами Токталь увидел рукоять своего костяного ножа. Стащил вонючие одеяла, обнаружив под ними меч, поразивший Тигра, а так же сеть и деревянный щит. Сгорела в пламени повязка-эш. И пеплом развеялись кактли. Здесь есть одежда. Грубая набедренная повязка из чьей-то вонючей шерсти брошенная на пол. Головной убор из сплетённых пальмовых листьев с широкими краями.

Ваш путь окончен, братья. Отец дарует вам прощенье и свободу. Пусть души ваши не задержатся в этом проклятом котле. Месть - ею упиваться Токталь не мог. Время - песок. Убегает сквозь пальцы, напоминая о себе лишь безмолвным шепотом ветра. Не все боги мертвы. Не все алтари сожжены. Не все жрецы обезглавлены.
Задерживаться здесь нельзя и смысла не имеет.

Токталь схватил свой меч и кинжал, бедренную повязку аборигенов и щит - и, не тратя времени попусту, разрубил полог шатра, чтобы уйти незамеченным - или хотя бы попытаться.
Потому что полубоги гибнут от отравленных стрел точно так же, как помойные псы. Мучаются больше. Да.

Внутри хлипких шалашей горит пламя первобытной печки. В ожидании нового дня, под сухими крышами собрались людоеды. Чтобы переждать мрак и снова выйти на охоту. Загорается огонь на пороге их домов - это застыли мужчины и старики, всматриваясь в ночь. Свет залил их кожу оранжевым соком. Кто-то рыщет по дорогам. Дикий зверь или человек. Одно или другое. Здесь всякий человек - зверь. Догорает вдалеке на опустелой площадке кострище. Над остывшим телом колдуна кто-то возится. Рвётся плоть. Сырое мясо скрипит на зубах. Токталь идёт мимо сонных каннибалов. Крадётся вдоль стен и оград увешанных костьми. Но даже выйди он на свет - никто не различит чужака. Ночь сроднила их. По безлюдной тропе в лоно бушующих чёрных громад, шаг, шаг, и ещё один. Джунгли гудят криками. Никто не видел, как ушел ягуар. Чёрными горами вздымаются над землёй многоярусные образования. Покачиваются преклонных лет головы. Дрожат лохматые руки. По дороге из посёлка - топот ног. Хлоп, хлоп. Бам. Бам. Чьё-то чёрное тело мчит по дороге. Токталь сходит с тропы, присев в пустоте кустарника и высокой травы. Неизвестный замирает.
- Альгота`Мата.
Это Слон, чья мёртвая голова висела в шатре. Пробулькал омертвелым басом:
- Альгота`Мата.
Выходят из лесу тела-болванки. Чёрными точками бредут по тропе из посёлка людоедов горбатые силуэты.

Шагнувший в тень. Заглянувший в бездну пустых маслянистых глаз, и увидевший в них свою паству.
Вышел на свет, холодному сиянию луны поддаваясь. Братья, чьи головы висят в шатрах как украшения, снова с ним. Воистину, могущество Императора безгранично, как и его мудрость. Наш Бог-Отец не забыл про своих сыновей!
- За мной, - скомандовал Токталь, сжимая в руке своей верный макуавитль.
У них еще много дел. Много крови нужно пролить. Много Богов выжечь из этого мира. И пока дело не сделано, даже смерть не принесёт им, сынам божьим, покоя и мира.
Беги за мной, мой обезумевший мёртвый брат! Беги и делай так, как делаю я, твой живой повелитель!

Глаз Найвагаталя бесстрастно смотрит на мир с чёрного неба. Один за другим, исчезают в джунглях люди. То, что раньше ими было. Белое око бога ничего не выражает. Он навеки умолк не только для Токталя, но и для всех. Однажды, ягуару предстоит выколоть его с ночного неба огромным мечом. Проткнуть его всезнающее, всевидящее око. И тогда ночное небо зальёт кровь цвета серебра. И родятся тысячи новых звёзд. Тысячи новых лун заискрятся на небе. Когда-нибудь, когда Найвагаталь закроет свой последний глаз, и мир забудет его имя.

Мир ловких теней и воплей встретил отряд. Радушно принял, пропустив в свои глубины. Вы шагаете по заросшей тропе. Тугие лианы, словно рёбра на скелете, свисают на дорогу. Преграждают путь зубастые листья папоротников. Корявые ветви пригнулись к земле, и застыли, преграждая проход, пузатые стволы деревьев. Не издают звуков каннибалы. Молчат воскрешенные немыслимой волей ягуары. В том скудном свете, которому удаётся забраться столь глубоко в чащу леса, к самой земле, блестят их белые, вытаращенные глаза. Играет на лицах призрачное мерцание луны. Следуют за Токталем. Всё, что выдает их – шорох листвы. Проходят, широкими, неповоротливыми телами задевая ветви. Но они не такие каменные, как может показаться. Обвислые руки полны сил. Вертится подвижно голова на шее. Они будут тихими, если приказать. Будут говорить, если попросить. Словно детские соломенные куклы.

Вышли на тонкую развилку. С высоты, наблюдают за пришельцами чьи-то желтые глаза. Взмахи чьих-то крыльев над головой. Жужжание москитов. Среди шума и движения, порождённого глупым зверьём, ты видишь нечто странное, что подвигло схватиться рукой за макуавитль, а твоих подчинённых – застыть, словно тигр перед прыжком. Горбатая тень отделилась от дерева, выйдя на дорожку. Мерцают красные угли в глазницах рогатой маски. Грязный куст волос растёт из черепа. В сморщенной руке он держит деревянную клюку. Клонится к земле, горбатый. Не слышно, как ступает скрюченными ногами. Не слышно, как дышит.

– Паства твоя?
Гремят костяные бусы на шее.
– Царь здесь твой не властен. Медленной поступью мёртвых ведешь ты за собой. Куда? Не спросив разрешения. – Грязными ногтями сдирает с клюки щепки. – Идешь за новым. Бросаешь старое. Умрешь в песке – твоя судьба, – недобрым шипящим голосом сказал, – и ни царь твой, никто не поможет.
Только сейчас видишь, что дикарь встал рядом с огромным камнем, на коем вытесано лицо человека.
– Ур-Ума решит. Подойди… – поманил Токталя пальцем. – Ведь узнать хочешь дорогу к Альгота`Мате?

Лес дышит, движется, гаркает и рычит. Лес говорит, и тот, кто умеет слушать, понимает каждый его стон и шорох, читает его как ту карту, что вытесана в камне. Лес опасен. Таит в себе странных, страшных созданий, и тех, кто из мира людей ушёл, в изгнании себя найдя.
Такая судьба.
- Моя смерть неизбежна. Как и твоя, - ответил Токталь, прищурившись, - скажи дорогу или пойди прочь, колдун.
Черные "ягуары" за его спиной ждут приказа. Растерзанные души, собранные вновь в чужих телах, чтобы служить, убивать, рвать и сжигать заживо. Они терпеливы. На их лицах - маска тоски. Каково это - восстать из мертвых?
Токталь не думал об этом. Токталь не умер. Не сгорел. Токталь задает вопросы. Токталь решает, куда и как идти.
Так?

– Нет дорог, которые ведут в Альгота`Мату, – донёсся глухой ответ из-под рогатой маски, – это выдумка. Если пойдешь по левую руку от меня, то окажешься на его забытых ступенях. Но не поднимешься. Выберешь другой путь, и подойдешь к самому порогу. Но не перешагнешь. Все дороги ведут в одно и тоже место, воин, и не важно какую выберешь ты. Нет святилища. И сколько бы дней ты к нему не шел, никогда не доберешься. Они, – тощая рука тянется к небу, – охраняют своих детей. Прячут. Там, где нет дорог. Нет мечей и войн. Понимаешь ли ты, что это за место?

Легла на каменный лоб ладонь. В граните мрачных глаз — перемены.

– Ургаль-Умарок – гигант, бродивший по земле, когда человек ещё не знал огня. Он был настолько огромным, что земля поглотила его, и лишь голова титана осталась на поверхности. Полна воспоминаний. Старых образов и знаний. Хочешь привести своих собак на бойню, спроси Ургаль-Умарока, где находится канувший в ничто старый храм.
Каменная голова. Слишком мала, чтобы быть гранитным ликом древнего гиганта, рождённого скалами. И всё же, то, что перед глазами - не просто булыжник с вытесанным ртом. Смотрит на Токталя огромными, жадными глазами.

- Ты лжёшь, - выплюнул Токталь, бросив презрительный взгляд в сторону того-кто-говорит-с-духами. Шаманы лгут, и их Боги, гиганты, бродящие по земле есть не более чем рукотворные тотемы, из камня и дерева - и ничего больше.
Его ложь черным смрадом попадает в мои легкие, крепко сжимает моё сердце, отравляет разум.
Его ложь - его орудие.
Моё орудие - мой макуавитль.
Выбросил его вперед резко, словно руки продолжение, намереваясь маску костяную поддеть чуть ниже подбородка, но не рассекая еще обсидиановым лезвием, крови наглотавшимся за эту ночь, шею шамана. Пока.
- Есть только один гигант, и сила его воскрешает мертвых, - зловеще прошептал Токталь, держа свой меч под шеей темнокожего чужака-колдуна, - Есть только один Бог, и те лже-боги, что остались, изгнанные и алчущие спасения, в джунглях, плачут и целуют его ноги в надежде, что их смерть будет быстрой и легкой, как перо ворона, что склюет их лживые глаза.
И добавил:
- Ты спроси у своего камня. А мы посмотрим, ответит ли.