Only in Death | ходы игроков | Особенности имперской разведки

Основные участники: Хорс Этье, отрядный псайкер, и его глюки.
Преамбула: дверь в каюту псайкера взломана методом выжигания замка, внутри валяется некий тщательно запакованный брусок.

ПСАЙКЕР:
"А пироман-то мог быть поаккуратнее! Ну что за привычка к дурацким сюрпризам?!" Хорс выдохнул, сжав пальцы, и без того сплетенные в причудливую фигуру. Гимнастика такая. "Поймаю - оторву яйца!"
Срочно идти разбираться не позволяли совесть и отсутствие времени. Кроме того, еще неизвестно, кто именно этот анонимный даритель - проплавленный замок еще не доказательство.
Посылку псайкер вскрывал, как бомбу. Настороженно.

Пироман (с уверенностью сказать какого пола было это субтильное существо с обгорелым лицом, постоянно кутающееся в робы могли только медики) оставил в посылке небольшой брусок чего-то....что это он сделал? Заплавил что-то в тонкий лист фольги. На фольге грубо нацарапано: "Спасибо."
....что опять стукнуло в голову этому сумасшедшему?

ПСАЙКЕР:
У любого человека есть, что оторвать. Это телекинетик мог точно сказать. По опыту. Можно еще глаза выдавить, например. Или забить чем-нибудь дыхательные пути. Мало ли милых пустячков?
В первый раз за свою карьеру, Хорс пожалел, что не телепат. Очень хотелось напрямую сказать пару ласковых. Еще бы свидание назначили. За углом.
Псакер раздраженно повертел нечто в руках, глухо ворча что-то на тему нравов и вежливости.

Возникло смутное ощущение, что телепат может быть как-то замешана в этом. Даже опаленный не настолько нестабилен, чтобы без какого-либо повода вламываться в чужую каюту.

ПСАЙКЕР:
"А паучиху заставить танцевать вокруг шеста в ярко освещенном зале... Умники. Я служу в филиале дома умалишенных, а не гвардии".
Брусок был категорически непонятен. Хорс даже на зуб попробовал по привычке.

И тут же пожалел об этом. Все-таки далеко не всегда разумно тянуть все непонятное в рот. Зуб легко пробил внешний слой фольги и вышел наружу, измазанный в чем-то смолистом, мгновенно заморозившим весь рот, всю левую половину лица и язык. По комнате начал распространяться удушающий запах какого-то благовония, похожего на храмовое.

ПСАЙКЕР:
"По крайней мере, зубы мне теперь можно выдрать безболезненно", - смола если и отдраивалась, то плохо, и собственная слегка перекошенная харя не радовала. "Хочу в детство... чтобы можно было измазать девчонок смолой и потом наблюдать, как они отмываются".
То, что спокойствия ему не будет, Хорс уже понял. А вот что это такое - нет. А два вопроса уже больше, чем один, не так ли?
Развернувшись на каблуках и прихватив с собой прокушенный брусок, он пошел искать это... непонятнополое на предмет поговорить. Как следует.

По дороге наружу с восприятием псайкера стали происходить странные вещи. Выход из комнаты приближался и отдалялся скачками. Зрение сфокусировалось на косяке. Сфокусировалось ещё раз. Косяк занял все поле зрения. Псайкер увидел мельчайшие царапины на пластали из которой он был выплавлен и винтах, которыми он был зафиксирован на границе между стеной и переборкой. Кажется или они действительно складываются в изображения понимающих, ободряюще улыбающихся лиц?

ПСАЙКЕР:
Привычный рык. Не рухнуть. Не схватиться за этот косяк. Рык перешел в раздраженное шипение.

Рык застрял в горле. Разумеется, есть куда более простой способ избавиться от этих смеющихся лиц. Достаточно просто пожелать этого. Что угодно может быть достигнуто простым желанием сейчас, когда весь мир вращается вокруг него.

ПСАЙКЕР:
Он не хотел избавляться. Смешные. Потом. Он хотел понять планету, которая под ним. Почувствовать ее. У каждого мира свое ощущение. Где-то легко-легко, и блики захлестывают память. Где-то тяжело. Где-то грустно. Ей же наверняка страшно. А если нет? Хорс пытался понять, что случилось. Как при взгляде на группу людей сразу понимаешь, что с ними, дружны они или ссорятся, возбуждены или спокойны.

В самом деле, достаточно взглянуть за косяк, за переборки, за шкуру великой серебряной акулы, рассекающей великий океан, что несет их всех в своем брюхе.
Там. Внизу. Огненный красный шар, спящий, безразличный. Серые черви, что вгрызаются в его плоть. Ярко-зеленая стая мелких, но очень зубастых рыб опускается на них сверху и начинает пожирать их и друг друга. Полупрозрачные контуры огромной зеленой рыбы постепенно формируются вокруг этого шара. Она улыбается своей зубастой пастью и облизывается своим дымным языком.

ПСАЙКЕР:
Кроме рыб. Должно быть еще что-то. Внутри. То, что звало. Черви остаются червями. Они не станут рыбами. А это существо?

Мельчайший проблеск серебра там, внизу. Сложно увидеть. Сложно различить...
Серебряная искорка внизу погасла, вместо неё стало видно устойчивое зеленое сияние. Оно росло и распространялось, пока весь космос вокруг не пылал зеленым. Из зеленого пламени перед псайкером сформировалась чья-то....морда. Лицом _это_ язык назвать не поворачивался. Варварское презрение, бешеная ярость, бессмысленная жестокость, звериная хитрость - все это за мгновение промелькнуло в искаженных её чертах и сочащихся зеленым дымом глазницах, затем оно разинуло свою пасть и начало надвигаться на псайкера, видимо собираясь сожрать его.

ПСАЙКЕР:
В ответ псайкер ощерился. Конечно, зубы у него помельче будут, но... что эта харя вообще знает о том, что такое ярость и хитрость? Будь у Хорса хвост - он бы бешено хлестал по бокам. Это - ЕГО территория. И его совершенно не волнует, какая харя из какой варповой бездны куда лезет. Сознание заполнила ярость, первобытная ярость хищника, увидевшего соперника. Ярость берсерка, разрывающего противника голыми руками. То, что он так долго сдерживал, не давая выхода.

Огромный серо-голубой кулак сформировался перед ним и с разгону врезался в зеленую харю, разбивая её на осколки. Зеленое пламя, заполняющее мир, начало гаснуть. Вместе с ним гас весь мир.
Хорс пришел в себя, лежа на полу своей каюты. Голова болела, но куда слабее, чем он ожидал - скорее от удара после падения, чем от напоминающих похмелье эффектов.
....странно. Как он оказался тут? Он....попробовал что-то и.....погрузился в транс? Последние несколько минут туманны.
Одно он помнил точно - яростное, насмехающееся лицо зеленокожего существа с огромными клыками. Оно где-то там, внизу. Оно будет ждать его, снова. Чтобы....отомстить ему? За что?

ПСАЙКЕР:
По крайней мере, часть плана он выполнил. Хотел посмотреть забавные картинки из планетарной жизни - получи, распишись, не обляпайся. Брусок был найден неподалеку и тщательно замотан в тряпку. Надо же, у него в хозяйстве, оказывается, есть тряпка...
"Ну с-спасибочки... нашли предсказателя! Я тихий мирный телекинетик, морды бью, а тут вы со своими предсказаниями". От ярости не осталось и следа. Теперь этот "резерв" придется восстанавливать. Недолго, несколько часов - и он опять будет вынужден сдерживаться. А потом... а потом выдерет эти зубы и подарит пироману, чтоб неповадно было. А замок с каюты просто открутит...
Голову под холодную воду. В носу еще стоял тот запах храмовых благовоний, а губы искажала усмешка.
Зубы зеленой хари ему особенно не нравились.

Через некоторое время:

Once my life was plain and clear
I recall once my ignorance was bliss
Nightfall came like a serpent's kiss
To my troubled mind

Сегодня без чисел.
Только черное. Только красное. Рука потянулась за красками. Тушь. Это называлось тушью. Ярко-алое и черное на белом. Поле – сплошной белый лист, ни вмятины. Их судьба еще неведома. Штрихи. Сначала быстрые, легкие. В одной руке две кисти. Хорс не задумывается, куда кладет эти штрихи. Поле должно быть заполнено. Вдумчивыми движениями закрасить промежутки между штрихами. Это не было похоже на привычные квадраты, которые можно увидеть в казино. Мозаика из разноцветных многоугольников, заполняющая все поле.
Да. Сегодня без чисел.

Why, oh why, my god,
Have you abandoned me
In my sobriety
Behind the old facade.
I'm your bewildered child,
So take me across the river wide

Из груди поднимался сдавленный жар. Гнев. Не до него. Задушенная, зажатая ярость, которая была лишь маской и еще одним щитом для мятущегося разума. Что-то идет не так в этом разуме. Глаза уже не видят этих пятен. Да и самого себя. Ничего. Темнота.
Красное. Сегодня он играет на красное.
Первый ход. Шарик, крошечный шарик заметался по кольцам рулетки. Второй заход. Третий. Шестой. Красное. Черное. Красное. В глазах замельтешило. Теперь он… понимал.

Binding promises were made on my soul
Grand illusions led astray
Ice cold winds swept my heart away
Bring me back to you

Сила. Власть. Снова сила. Злоба и жажда боя. Сколько же их? Везде. Зеленые всполохи, те самые хищные рыбины. Везде. Остались ли там люди? Да какая разница. После атаки не останется либо защитников, либо атакующих. Герцог доигрался. И получил свое. Наверняка. Снова сила. Вера. Много веры. Безверия. Планета переполнена этим, это вулкан, вулкан – не из-за текущей лавы. Вулкан веры и силы. И им дорога в самое пекло.

I remember a song
Like in a dream
Where September was long
And winter unreal

Корабль содрогнулся. Потеряно управление! Двигатели – тоже. Они… погибнут. Нет. Все не так просто. Их тянет. К той самой горе. Они должны были разбиться, но что-то сделано. Что-то изменилось в ткани судьбы. Не так давно. Но изменилось. Это мгновение полета в смерть не прекращалось. Оно длилось томительно долго, до боли в горле. Удушающий страх, смываемый только яростью и четким пониманием – надо работать. У них еще есть шанс.

Why, oh why, my god above
Have you abandoned me
In my sobriety
Behind the old facade
I'm your bewildered child
So take me across the river wide

Удар. Прямо в гору. Внутрь. С размаху. До боли в суставах, до сдавленного крика, зажатого в горле. До чего же больно. Почему-то. Но он вроде бы не ранен. Кажется. Неважно. Его самого там нет. Есть только дух и взгляд. Но почему тогда так болит….
Он был там. Связанный старец, бешено бьющийся под напором орочей... медицины? Они что, из него ездовое животное хотят сделать? Старец все еще бьется. Он звал. Понимая, что может только погибнуть вместе со своими пленителями. И орки. Сердце. Здесь. Они – там.
Каков твой выбор, Потерянный?
Хорс со стоном развернулся из того, во что успел скукожиться, пытаясь спастись от боли удара. Фантомной, несуществующей, но слишком реальной для разума. Выбор? Он будет там. Хотя бы потому, что это их шанс. Шанс на выживание. Всех.