Оза | ходы игроков | Задачка-на-Троих. (Лукьяненко, Волкова, Кортнев)

Синяя колючая темнота, зябкая, недружелюбная, забирается под одежду словно шаловливый извращенец, толстый и жирный извращенец в потной майке с желтыми пятнами – такому приятно будет сунуть свои липкие пальчики туда, куда совсем не стоит их совать…Темнота воплощает этого жирного садиста, она сопит и приникает теплой коже, темнота отнимает частички жара, она трогает своими грязными пальцами самое нутро. Темнота не дает спать спокойно – она беспокойна, она заставляет дрожать под ногами пол. Мрак наполняет пульсирующий мешок испуганного сердца. Есть такое слово. Поглощен...
Пол вибрирует, стенки вибрируют, сквозь металлические створки просачивается синий холодный свет, оттуда приходит запах зимы. Свет гаснет, свет зажигается. Лед сверкает в этих пламенных вспышках.

Потом удар, вонь, немножко боли, пахнет пивом и дрожжами, под задницей холодный кусок металла, рядом позвякивает какой-то лом. Бьётся невидимое стекло. Света больше нет, - не существует, умер, померк, остался где-то за стеной, в той щели где живет Большой мир. А здесь маленький. Здесь находятся четыре тела, отдыхают сложенные аккуратной кучкой, каждое из них – одна вселенная, каждое, воплощает часть загадки. Каждое – Ответ. Но сейчас загадки никому не нужны. Люди измучены наркотическим неправильным сном, у каждого в ушах лишь одно слово – Поглощение, каждый помнит багровую боль. Дали по голове, и…. Впрочем, нет. Не все помнят багровую боль, не все страдают от объятий невидимого извращенца, один из четырех уже не страдает. Один из четырех труп, он лежит среди людей пытаясь согреться в их жарком дыхании. От трупа пахнет смертью. От трупа веет Проигрышем. Среди троих живых, мягких и жарких тел, несчастный труп чувствует себя изгоем…

Холодно. Темно. Больно. Везде. Мучительно медленно боль пытается собрать себя в одной точке. Напрягая всё своё существо, стягивается и концентрируется в голове. Теперь хотя бы понятно. Хорошо, когда можешь чувствовать себя хоть как-то.
Марина нехотя выбирается из тёмного небытья в мир. Который оказался немногим светлее. Кажется на ней что-то лежит. Кто-то. Она чувствует тепло тел, слышит шумное дыхание. Звенит что-то рядом. Взрыв, что ли, был? Не помню ничего. Зарекалась же водку коньяком запивать... Как я из бара ушла, интересно? И... Куда??
Выкарабкавшись из кучи спящих тел (кажется одно уже не проснётся), Марина на четвереньках отползает подальше, нетвёрдо встаёт и оглядывается по сторонам в надежде понять, где она и что вообще происходит.

It's. A good. Day. A fucking good day!
Киловатты звука разрывали помещение бара. Вокалист рычал, словно перевозбуждённый медведь, но Костя знал, что уже через пару минут он будет в центре внимания. Кардан барабанщика бесновался, будто пытаясь разорвать бочку на части.
Before a hagmans noose I'll say: it's a good day to die! A good day to die! A good day to..!
Бешеное гитарное соло было последним воспоминанием Кортнева. Его привёл в сознние холод. Вырванный из тяжёлого сна, как после грязного и не желающего отпускать прихода, Кортик ощущал себя поглощённым окружающей темнотой. Хотелось расслабиться, закрыть глаза, растворившись в этой темноте, предлагавшей милосердное забытие, избавление от терзавшей боли.
Вопреки соблазну собравшись с силами, Костя сел. Затуманенная голова отозвалась болью, желудок сжался, будто стиснутый костлявой рукой. Музыкант похлопал себя по карманам, проверяя содержимое, и принялся шарить вокруг в поисках своей гитары, попутно нащупав тёплую, мягкую и соблазнительно упругую грудь, а также холодное, как металл под задницей, лицо.
- Какого хрена произошло? - ни к кому в отдельности не обращаясь, поинтересовался рокер. Услышав возню неподалёку, Кортнев обернулся на звук, зашипел, почувствовав боль от резкого движения.
- Кто здесь?

В голове толкалось, грузно билось о стенки черепной коробки, противно постанывало и грозило вырваться наружу через саднившее горло.
Тошнило.
Хотелось пить. Словно железо коленноё в глотку заливали.
На месте мнимой пустоты возникает страх. Больше - приступ паники.
От неизвестности, от звуков, запахов и темноты.
Больно было недолго.
А потом - века в небытие, в топком вакууме непроглядной безысходности, пожирающей душу.
И как-то совсем резко и внезапно Велька осознала, что это всё - сон. Нездоровая тягомотина даже, а не сон. Полегчало, отпустило. Показалось, вот сейчас она вынырнет из этой густой, как болото, дремы, откроет глаза и увидит солнечный свет...
... Вместо этого услышала незнакомые голоса, почувствовала неприятный холод, тошноту и жажду.
Значит, не сон.
В голове тысяча пустых мыслей.
Тяжесть ослабла - тот, кто придавил её сверху, встал.
Велька тоже попыталась. Осторожно открыла глаз. Потом другой и попыталась сесть.
Неясная тревога сжалась где-то внизу живота и затаилась испуганным зверьком.
Велька поспешила её унять, сжимая саму себя в объятиях.
Исподлобья оглядывается, часто моргает, отгоняя круги перед глазами.

В темноте все кошки серые, люди невидимые, а призраки страшные и голодные. В темноте оживают кошмары и мерещится всякая дрянь, обретая душу свою и жизнь. В беспросветной мгле трудно определить настоящее местоположение свое, - сполохи света, тонкая морозная щель, контейнер или фургон. Ослабевшие глаза видят только это. Серебрянная дымка изморози укрывает холодные стены, пол дрожит, чувство движения наполняет измученное тело. Больно. Мерзко. Невозможно
Марина понимает, - сейчас она груз. Еще трое людей вместе с ней, тоже груз,- когда-то были людьми, настоящими и большими, а теперь вещи, - сваленный в кучу и позабытый хлам. Пассажиров куда-то везут, пол прыгает под ногами, движение порой замедляется. Порой ускоряется снова. Бег невидимой машины, бег невидимой планеты, кружение невидимых далеких звезд…

Очень холодно, тошнотно, и пивом пахнет отвратительно и очень приятно одновременно, запах Большой жизни. Много-много пива, позвякивают бутылки перекливаясь тонкими стеклянными голосами. Какие-то коробки картонные, какие-то продукты возникают во тьме… Велена, взмахивая руками нащупывает холодное яблоко. Одинокий фрукт тронутый льдом, будто бессолнечная планета затерянная в вечной мгле, - яблоко остыло, яблоко забыто, яблоко льнет к теплой человеческой руке, пытаясь найти родственную душу.
Костя ощущает холодный браслет на своем запястье, - одна рука удерживается наручником, второй конец глупого этого приспособления охватывает безжизненное запястье трупа. Да. Именно трупа. Большой толстый комок плоти, возлежащий рядом с Костей грудой холодного мяса. Т-р-у-п. Даже во тьме. Даже в отсутствии света. Труп это труп. Это не живой человек, это падаль, разносчик болезней и мрака, это опасность, это инфекция – Костя знает… та еще хуйня.

Пол дрожит. Всё вокруг шатается. Мерцает щель. То ли в полу, то ли в стене. Тут не поймёшь. Это не похмелье, это нас везут куда-то. Не удержавшись при очередном рывке, девушка мягко опустилась обратно на четвереньки. Ну как, мягко... Насколько это вообще возможно в данной ситуации и в таком состоянии.
"Меня выкинули. Просто изъяли из жизни, бросили, как груду старого, вышедшего из моды и ныне абсолютно бесполезного хлама в мусоровоз и отправили куда подальше на свалку. Или и того хлеще - в переработку." - примерно такие мысли крутились в Марининой голове, пока она, ориентируясь на милый сердцу перезвон, не нащупала ящик с пивом.
- Ребята, а жизнь-то налаживается![/li]

Когда глаза привыкли к темноте, а тело - к тошноте и головной боли, Костя попытался оценить обстановку. Источник шорохов назвать себя не спешил, но под весёлый перезвон бутылок сообщил женским голосом, что жизнь-то налаживается. ''Ну точно, блядь, уже наладилась!'' - подумал Кортнев, но мысль не озвучил.
- Ух, едрит твою... Холод собачий!
До Кости вдруг дошло, что они отнюдь не стоят на месте. Уроки физики в школе и пары на мехмате научили не толькораспознавать наличие ускорения, но и понимать его причину. А причина была банальной - их куда-то везли.
- Мы что, в рефрежираторе?
Костя извлёк из кармана непочатую пачку сигарет, распечатал, достал одну. Попытка задействовать вторую руку ознаменовалась обнаружением браслета на оной. ''Наручники что ли?'' - удивился музыкант. Свободной рукой ощупав браслет, Костя нашёл на нём довольно толстую цепочку, на другом конце которой оказался такой же браслет, накинутый на холодную и безжизненную руку.
- Да ёб твою, нахуй, мать! - вскрикнул Кортнев. В неверном свете горящей спички, от которой только что была прикурена сигарета, можно было различить лежащее рядом с Константином тело. Теперь это просто кусок мяса. Бездушный, безполезный, он вполне мог быть опасным. От чего умер этот человек? Как давно? Сколько заразы хранит его тело? Костя нервно затянулся.
- Эй, подруга, я чую, у тебя там пиво где-то. Передай бутылочку, буть добра. А то я тут несколько скован... Кстати, может познакомимся, раз уж такое дело. Константин.
Нестерпимо хотелось освободить руку. И выпить. Да, блядь, выпить тоже хотелось! А кому бы не захотелось, обнаруж он себя хуй знает где, прикованным к трупу?!
Кортнев старался успокоиться и мыслить адекватно. Ладно, наручники, бывает и такое... У него всегда были не слишком широкие кисти. Природа наградила парня руками профессионального музыканта. Или хирурга, коим был его отец. Сложив пальцы в щепотку, Кортик попытался стянуть с руки браслет.
- Интересно, в этой чудо-лавке масло есть? Или майонез? Неплохо было бы чем-нибудь смазать руку, тогда бы и браслет лучше пошёл...

- Марина, - откликнулась откуда-то из угла девушка. Взяла четыре бутылки пива (девчонки у неё на работе носят минимум по шесть под апплодисменты посетителей) и пошла на голос. Села рядом с Константином прямо на пол, закурила.
- Откройте, пожалуйста.
Сглотнула, когда увидела, чеи именно скован новый знакомый. Не то, что бы страшно, но, прямо скажем, неприятно сидеть рядом с трупом.
- На масло я вроде бы не натыкалась, но в моей сумке наверняка найдётся что-нибудь, чем можно поковырять в замке. Осталось только найти сумку...

Запах дымка, сизая хмарь возносится к небу. Покачивается мир. А вообще хорошо сидите, - пивко есть, алкоголь есть, надежда есть в конце-концов, крепко напиться да и затянуть пьяным голосом песню. Боярыню там, или еще чего…А большего для счастья и не нужно кажется. Только холодно очень, только задницу пощипывает едкий морозец, но если абстрагироваться от насущных проблем, вполне уже неплохо даже. Приятное чувство движения, приятное чувство полета наполняет сердце, логике вопреки – когда еще такое в жизни случается? Чтоб ехать в неизвестность…чтобы в это смачное ванильное никуда стремиться. Работа-дом, привычное кольцо, станция «суета», станция «беспросветность». А теперь иначе… Хорошо…
Растопыренными пальцами Марина ищет свою сумку, а сумки и нет кажется, дипломат зато есть, добротный такой хороший, дорогой наверное очень. Тяжеленький. Кодовый замок, четыре цифры, заперто надежно. Можешь открыть его попытаться, можешь нахрен послать, - дипломату в любом случае все равно, солидному этому заиндивевшему предмету охраняющему тщательно свой секрет.
Потом.
Марина нечаянно упирается взглядом в труп, показалось или кожа мертвяка бледно фосфоресцирует, изъеденная язвами и прочими болезнями мирскими? В темноте. В беспросветности. Тупые глаза закатившиеся, оскаленный рот полный желтых зубьев, коричневая дорожка спекшейся крови. Дерьмо. Труп всем своим видом заявляет: «я дерьмо».

Браслет не поддается, крепко держит руку Константина. Сволочь стальная никак не хочет слезать. Любит своего клиента очень, оберегает, нежно льнет к его горячей руке. Можно конечно еще разок попробовать, стиснуть зубы и перетерпеть боль. Ну а там уж как повезет. Может рука сломается, а может соскользнет таки браслет. Мертвяк этот нехороший, одно говно, гнилой мертвяк и опасный. От него смертью разит, - долгой, мучительной, пакостной, не такой какой нужно. Другой.
Заражение…Актуальное слово. «Господа, будьте бдительны. Зона 055 ЗАРАЖЕНА.»
Перед глазами Кости встает давишнее воспоминание...

С каждым глотком смутное беспокойство, царившее вокру, отступало. Проявлялаь потихоньку какая-то надежда на лучшее будущее. Вместе с живительным напитком в тело возвращались силы. Алкоголь и сигарета сделали своё дело — Марине было хорошо. Умиротворённая, она перестала обращать внимание на темноту, тряску и настойчиво пытающийся забраться к ней под юбку холод. Обиженный таким пренебрежением, он отполз подальше от задницы этой странно спокойной девушки, в надежде попытать счастья с кем-нибудь ещё.
- Что-то нашла. Но это явно не моё, - Марина констатировала факт находки дипломата. Бездумно пощёлкала кодовым замком — а вдруг?
Взгляд опять упал на труп. Мёртвое тело манило своим призрачным сиянием. Нет, люди не светятся. И мёртвые люди тоже не светятся. Интересно, отчего он умер? И не заразно ли это? А может это страшный вирус из голливудских фильмов, и все они уже обречены?
С некоторым усилием девушка отвернулась от трупа и глотнула ещё пива, надеясь вернуть таким способом недавнее спокойствие. Но грузовик остановился, и снаружи послышались шаги. Ехидно ухмыляясь, страх снова завладел невесть как сюда попавшей девушкой.
- Кажись приехали... Что-то я сомневаюсь, что тот, кто нас сюда засунул, желает нам добра.
Марина инстинктивно придвинулась чуть ближе к Косте, ища защиты, хоть и понимала, что с трупом на другом конце коротенькой цепочки он всё равно мало что сможет сделать.

Ну если гора не идёт к Магомеду...
Попив пивка, покурив и убедившись, что освободить руку не удаётся, Костя пришёл к мысли, что можно ведь попробовать освободить чужую руку. Которой при этом вовсе необязательно дорожить. Ей похер, руке-то. А владельцу её - тем более. Поначалу Кортнев опасался притрагиваться к телу. Очень уж непревлекательно выглядел покойник. Но потом Костя решил, что если и можно было чего подцепить от этого трупа, то он уже наверняка это сделал. Хуже точно не будет.
Встав и выпрямившись настолько, насколько позволяла цепь наручников и длина собственной руки, гитарист от души приложился тяжёлым ботинком по кисти покойника. План был прост: переломать к чертям все кости в мёртвой конечности. Тогда, возможно, и браслет с неё стянуть удастся.
Что-то, всё же удерживало Константина от непосредственного контакта с телом. Руками точно трогать больше не хотелось, так только, толстенной подошвой стилов. Музыкант поймал себя на мысли, что уже притронулся к этой мерзости, как минимум, когда очухался. В голове крутились поганенькие мысли о заразе. Смутное воспоминание, неизвестно откуда пришедшее. Заражение. От этого ещё сильнее освободиться хотелось.
Когда грузовик остановился и снаружи донеслось позвякивание ключей, Костя достал кортик и пристроил его в рукаве. Так, чтобы в ладонь скользнул, как понадобится. В том, что понадобится, рокер не сомневался. Хотя и странным был факт, что им оставили все личные, засунув в грузовик, но добра Костя не ждал.

Мохнатые лапы древних сосен лениво вздрагивали на ветру, тонкие мачты высоких, непокорных деревьев вонзались в безжалостное синее небо. Царства и вотчина леса здесь, ветреные просторы и белые снежные поля, протянувшиеся до самого горизонта, - долгие годы темной зимы что вольготно текут себе от начала века и до конца; тихая жизнь упрямых деревьев, что цепляют своими костлявыми ветками одинокие вихри. Тонкая змейка растрескавшейся дороги упирается в бесконечную синеву глубокого небесного омута. Идти некуда. Идти можно куда угодно, брести бесконечно долго, равномерно двигая ногами словно зомби, так и не достигнув долгожданной гавани.
Ни-ко-г-да.
Между тем. Солнце палило в небесах. Воздух хрустел на губах, такой крепкий, морозный, такой жгучий и пряный воздух, что по первости казалось будто грудь наполнили мелким сыпучим стеклом.
Ржавая табличка извещала. «Заказник 12/ОДерГра.» Большие печатные буквы выцветшие за за давностью лет. И, ни звука. Лишь напряженная злая тишина пропахшая елями да каленым песком, неправдоподобно глубокая синева искристого неба над головой, опасная синева и страшная, такая чистая, такая глубокая, что синева эта давит на плечи грузом цементных блоков, заставляя ощутить собственную неприкаянность в этом погибшем мире.

Впечатления, новые картины восхитительные такие и страшные, бросились в глаза потерянным запертым людям. Двери распахнулись впустив свет, двое, с ружьями наперевес, старыми такими охотничьими дедовскими ружьями велели выметаться. Одетые в обноски, испуганные высокие фигуры с лихорадочно блестящими красными глазами.
- Встать. Выйти. И…(здесь "охотник" запнулся, поглядев с омерзением на мертвое тело)…этого с собой!
«Этот», покрытый струпьями грязных ран, раздувшийся и вовсе даже не свежий, с отвратительной гримасой на почерневших губах, с холодными мутными глазами в которых навеки запечатлелась жестокая мука, «этот» более не связан с Константином. Музыканту удалось высвободить руку. В последний момент. Вдруг! Кисть с легким с хрустом выскользнула из холодного объятия стального браслета. Как-то не по настоящему освободился Константин, как-то не так…, будто не по собственному пожеланию, будто…Будто!
- На выход! Живее!!...
Пахнет пивом. И смертью И еще глупостью конечно, комичностью данной ситуации вот прямо таки воняет. Ребята с ружьями нервничают, боятся, сверкают красными, напряженными от бессонницы глазами. Они напуганы. В этот момент они опаснее всего. "Охотников" гнетет некая тайна, эта тайна напоняет "охотников" злобой и невротическим черным страхом...

Как только двери кузова распахнулись, внутрь, вместе с ярким солнечным светом ворвался обжигающе ледяной, но великолепно свежий воздух, отогнавший на секунду мерзкие запахи смерти и кислого пива. Глупо это всё, по-идиотски просто.
Константин сделал глубокий вдох, и словно мельчайшие лезвия разорвали лёгкие изнутри. Пахло лесом. Настоящим дремучим лесом, куда там городским паркам... В голове всплыли образы родной сибирской тайги. Это ощущение, казалось, придало Кортневу сил, наделило ощущением глубокого спокойствия. Родная стихия, хотя в тайге Костя бывал только летом, во время школьных каникул.
"Тайга не терпит суеты," - не уставал повторять ему дед. То же говорили и другие деревенские мужики, неделями промышлявшие в лесах. Тайга не терпит суеты. Этот лес, где бы они ни были, тоже терпеть не станет. Казалось, заикнись здесь о господстве человека над природой, и лишь эхо рассмеётся в ответ...
Кортнев с любопытством смотрел в сдвоенное дуло охотничьего ружья, что направил на него бомжеватого вида мужик. Показалось, или руки его потряхивает от страха? Второй такой же организм стоял рядом. Пристрелят ведь. Чисто с перепугу пристрелят.
- Обожди в сторонке, - шепнул он Марине, а сам нарочито медленно, ухватив за штанину, поволок труп к краю кузова. Вылазить, впрочем, Кортик тоже не спешил. Уложив труп поперёк прохода, Костя присел на корточки сразу за ним. Куча дерьма в виде распухшего куска плоти, покрытого струпьями ран, отделяля музыканта от вооружённых людей.
- Выйду, выйду, приятель. Не шуми. Вы кто такие? Какого хуя тут вообще происходит? Вопросы задавались просто издевательски дружелюбным тоном, отчего контраст интонации и содержимого выделялся ещё сильнее.

Дверь распахнулась. В лицо ударил яркий зимний свет и холодный ветер свободы. Искрящийся снег и прозрачный звенящий воздух напомнили Марине о далёком детстве, когда отец впервые взял её с собой в лыжный поход. Как она восхищалась этой девственной чистотой леса после серого хмурого города! Маленькая Ринка настороженно выглядывала из-за папиной спины, немного напуганая этим огромным и прекрасным новым миром. Потом они, сбросив лыжи, несколько часов ещё бесились в мягких сугробах, прятались от дяди Коли за стволами высоких елей, а когда он подходил поближе, стряхивали на него снег с ветвей...
"На выход! - окрик вырвалдевушку из счастливого воспоминания, вернул в вонючий фургон, усадил на холодный пол напротив двух тюремщиков в лохмотьях. А мужикам-то страшно! Глазки бегают, ручки трясутся... Что же их так напугало? Похоже, запихать нас в машину не их инициатива. Большой босс приказал? Или они вообще про нас не знали, когда выезжали из города?
"Обожди в сторонке." - надеюсь, он не корчит из себя героя. По крайней мере выглядит так, как будто и правда может за себя постоять. И за меня заодно. Интересно, это искренняя забота или желание выпендриться перед красивой девушкой?.. Марине частенько попадались такие. Завидят короткую юбку да мордашку симпотичную - и всё, мозг отключили, хвост распушили и грудью на амброзуру. Петухи бойцовские. А она велась по молодости. На того же Сашку четыре года потратила. Ещё и паспорт запачкала. Фу, вспоминать противно.
Марина тихонько подползла поближе к выходу, дабы не нервировать и без того весьма неспокойных своих перевозчиков, стараясь при этом держаться у Кости за спиной.