Город | ходы игроков | Она еще мертва

Колеса поезда мерно стучат, изредка выбивая тебя из сна, прерывают твой покой и возвращают в реальность. Тогда ты ворочаешься на полке, стараясь заснуть. Соседка, что спит на соседней полке иногда бормочет что то через сон, но ты не можешь разобрать что. Сон накатывает новой волной, оставляя образы реальности позади.

Ты бежишь. Бежишь по длинной темной дороге. Дорога извилистая, словно горный серпантин. Развилки, развилки повсюду и ты знаешь, что можешь свернуть на любую из них. Иногда дорога сама сворачивает в сторону. Иногда нет. Однако, ты знаешь, что пока продолжаешь бежать, имеешь шанс добраться до конца дороги. Да вот устроит ли тебя конец?

А еще... За тобой гонится тень. Ты не знаешь друг или враг он. Тень иногда лишь заставляет тебя сменить свой маршрут, а иногда помогает добраться туда, куда желаешь ты. Чего он хочет? Ты не знаешь. Тень всего лишь наблюдатель, шестерня в хорошо отлаженном механизме часов. Но стрелкой быть тебе. Укажешь ли, куда повернут, или выберешь направление сам? Это от тебя зависит...

Ты просыпаешься. Поезд уже остановился и через окно видно краешек платформы. Станция наверняка крытая - сейчас утро, а прямой свет на станцию не попадает. В купэ никого - соседка уже успела куда то упорхнуть. Ты спускаешься с полки и одеваешься. Холодно. Как-никак, осень наступила. Осматриваешь купэ и первым делом видишь на полу чемодан своей компаньонки. Странно что она забыла его - чемодан не маленький. На столе лежит телефон. По маленькому дисплею пробегает иконка принятого сообщения. Твой чемодан лежит... лежал под лавкой - там его теперь нет. Пытаешься вспомнить что лежало в чемодане - помнишь ведь что что то важное, но что конкретно не вспомнишь.
Оборачиваешься к двери - закрыта. На замок, что характерно. Странно.

Время О3.12 АМ.

Пластмассовый корпус будильника, встроенное радио, квадратные цифры ядовито-салатового цвета, усердно отсчитывают секунды жизни. Сердцебиением
Я лежу на подушке и гляжу в потолок, мучаясь от бессонницы липкой. Вспотевшие простыни, душная ночь крикливая – опять кто-то выясняет отношения на стоянке, дерется и голосит во всю мочь. Бар «Лагуна» неподалеку. Нежно-розовые отблески неонового света, придают комнате нечто сюрреалистическое – под кроватью скребутся единороги, в холодном туалете определенно прячутся глазастые эльфы, мне хочется думать о пятилистном клевере и лепреконах. Унитаз рычит в так мыслям моим, ноют трубы пошлым романсом, легионом орков идущих на Изенгард, требуют крови.

- С*кА! Пшел нах!!!

Дышу, размеренно и плавно, вдыхая кислород и выдыхая.
"Нет, ну чё бы этим уродам не заткнуться там, или просто, не перерезать друг другу глотки, чтобы на утро переулок купался в крови и кишках. Чтобы зубы выбитые валялись, дерьмо...?!"
Злюсь по привычке. Потею. В тесной комнатке начинает вонять луком, плесенью влажной да грязными носками до слез. Мне жарко и противно одновременно, запах жареной картошки мешается с канализационным душком, я задыхаюсь в теплых простынях, ворочаюсь устало, но на стоянке кто-то орет благим матом, а у нас второй этаж. Если открыть окно, шум не даст заснуть до утра. Рычит автострада, автомобили неугомонные все куда-то бегут, несутся себе, констатируя – уррррр, плохой район, уррр-плохой-плохой!

- С*кА, я тебя убью!!! – под аккомпанемент бьющегося стекла – Вызовите полицию!
Визгливым женским голосом.

03.54 АМ

Косые тени по углам застыли, суставчатыми пальцами вытянувшись на полу. Душный мрак, прогоркшие кошмары под кроватью прячутся, бессонница режет глаза сухим песком, - единороги сдохли, лепреконы разбежались трусливо. В ванной комнате прячется убийца по Хичкоку, сейчас я шевельнусь и он меня убьёт, на прозрачной занавеске останется кровавая пятерня классическая. Чихаю. Поджимаю ноги. Смахиваю соплю. Скидываю простынку. Хочу спасть. Сильно-сильно-сильно-сильно-сильно хочу спать...и не могу....
Зеленые цифры недружелюбного будильника, торопливо пожирают ночь, водой ржавой, гнилым краном отбивающим чечетку на кухне, просачивается время.

Кап-кап-кап.

И я лежу. Теперь уже хочется в туалет, как назло, мочевой пузырь ополчившись на меня за что-то, горит огнем, тянет, наполняется, ручейками журчит, сливным бочком. Сволочь! Большой фарфоровый унитаз мерещится, глянцевый такой, красивый…как в злой шутке, теперь, сон совсем близко, теперь мне хочется закрыть веки и уйти в царство морфея. Сквознячек холодит босые ноги, Хайди улыбается со своего плаката в кружевном белье красоточка. Сейчас не видно. Но я то знаю какие аппетитные у нее буфера. "Гут фроляйн. Дас ист гут, очень- очень"
Обреченно склонив голову бреду в туалет. Сон окончательно сбегает в диснеевский клевый мир, лепреконы хохочут демонстрируя средний палец, посылают меня в жопу, вместо горшочка с золотом они приготовили кусок дерьма...Кошачьего, спасибо Саймону, нашему коту…

- Чтоб ты сдох, п**ар! – за окном...

Тряхнуло. Капелька слюны по подбородку, жидким ручейком потекла себе довольная свободой такая. Проснулся. В поезде. И голова тяжелая, набитая опилками словно, - что же случилось со мной, неудачного и гнилого, скажите на милость? Ревизия. Трусливые пальцы выхватывают сотик по привычке из кармана. Мама! Тяжелый сон медленно выветривается из головы, какая-то муть про бегущего незнакомца, что-то диснеевское...
…В детстве часто смотрел Бемби, на Белоснежку слюни пускал, такие девочки, жирноватые чуть, всегда нравились. А в магазе Аманда работает, толстая корова – жирная такая уродина, а на Белоснежку чем-то похожа. И сиськи. А впрочем муть какая-то! Саймон…погоня, город пустой…чувствую страх, неуверенность, дурной сон о незнакомце тяготит. И воспоминания,- обрывочные, жиденькие, бесцветные, хлорочкой протравленные ребятки. Пугают. Да еще как!
Где я? Почему…
Должны быть проводники наверное, робко стучусь в дверь, матерюсь про себя и блею тонко вслух, заискивающим голоском:
- Эй…тут дверь заклинило…Эеееей! Эгегегееееей ! – дергаю ручку. Немного истерично, потому что тишина оглушает, и я один, а дверь заперта. Начинаю нервничать, потому что скоро мне нужно будет отлить, как всегда когда я нервничаю. Заколдованный б*ядский круг, ручка проскальзывает в потных ладошках, как бы не обгадиться со страху.
Телефон на столе…Еще рано паниковать, но слюни уже горькие во рту, а сердце трепещет и кишки в животе, перехватывает спазмом. Нельзя трогать чужие вещи, но я все равно хватаю. Продолжая звать персонал:
-Эй, я тут! Туууууут-тут-тут!

Тишина. Ты ничего не слышишь, кроме собственных криков, биения своего сердца, да завывания ветра, бушующего снаружи. Там холодно, похоже. Ручка не поддается, как и положено ручке, когда в замке повернут ключ. Когда телефон схватил, первым делом увидел на дисплее что связи нет и позвонить не удастся. А тишина так и давит тебе на уши.
Наконец, в скважину замочную заглянув, ты лишь темноту увидел. Значит, что то в замке. А что бывает в замке? Ключ.

Эй, ну и чего ты перепугался дибил? Да. Пусто. Да. Нет никого. Но это же приключения, те самые о которых в подушечку хныкал, у доброго Боженьки хоть чайную ложку достоинства выклянчивая. Это тебе не плакатик Хайди слюнявить, это жизнь мать его так! Не за прилавком пыльным, среди жирножопых говнюков прозябающих в торговом зале, с надписью маркером на лбу «Я неудачник. Я мать его настолько неудачник, что вы б*дь даже не поверите мне! Я работаю за гроши по десять часов в сутки в дерьмомовом торговом центре, у меня никогда не было девушки, но зато я могу рассказать вам о новой модели пылесоса S…И видите того рябого говнюка? С отвисшей задницей и тремя жирными складками под подбородком? Да. Да! Это Эван, наш начальник, воображабющий себя маленьким карманным богом, свиномордый милок Эван больше всего на свете, обожающий докладывать начальству об опозданиях и нарушениях. Если мы все просто свора неудачников, то он король этой свалки восседающий в луже дерьма с вантузом вместо скипетра."

Внутренний голос оживился в голове, на фоне всеобщей тишины, звучит оглушительно почти. Разливается соловьем гаденыш. Ветер... Там за окнами, пронзительно и тонко, волком полярным надрывается ветер. К черту Эвана! И дурные сны туда же…Что же это за город такой? Думаю я. А потом снова думаю, но уже о чем-то другом…
…это кстати заблуждение, что волки от тоски воют да на луну глядучи. Воют и в обычные ночи: темные, безлунные, мрачные средь силуэтов елей изуродованных. Когда ведьмы на шабаш собираются, черную волшбу творить. В час двенадцатый, в глухой чащобе воют волки. Перекликаются друг с другом, ведут свой звериный разговор созывая братьев на кровавую охоту. Я где-то по ящику это видел, пожирая яичницу с горчицей. Лесааа....майонез тем временем густым плевком на рубашку капнул, как раз когда ведущий о чащобах разглагольствовал…Город это тоже лес, а волки санитары его, недобрые санитары лохматые непрестанно рыскающие.. Твою мать! Хватит думать о всякой херне!
Выдыхаю шумно воздух пропуская меж зубов теплое дыхание своё, разглядываю дисплей телефона. Дверь перед собой, и снова дисплей бледным огоньком подмигивающий мне, - кто то ведь оставил этот телефон, для чего-то оставил. Надо думать, шевелить мозгами.

-ЭЭээй ! - Кричу еще раз, хотя бы для того, чтобы поставить в воображаемом блокнотике жирную галочку. Никто не придет. Наверное не придет. Либо проводник не слышит, либо нет его
…Воображение рисует развалившееся на полу мертвое тело, выпученный глаз удивлением застывший, сизый язык беспомощно вывалившийся слизняком перегнившим, распухший такой мерзапакостный язык, распирающий челюсть со скрежетом. И Убийцу. Убийцу, который смеется тихонечко за дверью, поигрывая ножом. Или пистолетом. Или все сразу – кастетом, ножом и пистолетом, а еще той хирургической штукой, которыми в ужастиках нашинковывают заживо ни в чем ни повинных добряков.
..Русская мафия ходит с автоматами Калашникова, я по телеку видел. Там Шварцнеггер был и…
И пора отсюда сваливать отсюда дибил, не находишь? Я киваю рассеянно головой, продолжая вертеть телефон в потной ручонке, на экране появляется отпечаток размазанного большого пальца. И сообщение. Одно принятое сообщение. Нет не так! Одно сообщение, которое может спасти мою жизнь! Одно судьбоносное, самое лучшее сообщение, которое спасет жалкую задницу Рика!
Шварнеггер-мать-его-так-Арни, умеет вышибать дверь с полпинка! Если с той стороны в замок вставлен ключ, значит можно поиграть в супергероя. Конечно больно будет. Надо аккуратненько для начала, пнуть. А потом, если не раскроется, разбежаться по возможности и броситься на дверь изо всех сил, ломая собаку.
И башкой еще побейся. Советует внутренний голос. Бонусом.

По экрану телефона побежали буквы, составляющие сообщение. Ты вгрызаешься в каждое слова, силясь найти хоть какую то подсказку к решению твой проблемы.

"Я уже практически достиг своей цели. Словно гончие псы их тени преследовали меня по грязным улочкам. В этом мире нет ни покоя, ни успокоения.
Почему люди исчезают? У меня не было ответа. Сегодня ты разговариваешь с полисменом на перекрестке, здороваешься со старым другом, засыпаешь в постели с любимой. Просыпаешься ты в холодной постели, без друзей и коллег - копов. Другие не замечают. Они ведут себя так, словно ничего не случилось. Даже несмотря на то, что вещи пропавших все еще лежат под их носами.
Я сломлен. У меня кружится голова. Асфальт вырывает из под ног. Да, я пьян. Я пьян, потому что не могу не видеть, как люди вокруг меня исчезают. Я пьян потому, что расследовав столько дел, столкнулся с тем, что не могу понять. Если завтра меня не станет, зайдите в бар на 35 Оранж стрит и пропустите за меня стаканчик."

Телефон пискнул и погас - батарейка исчерпала свой лимит и чудо техники попросту отключилось. Бросив бесполезный кусок пластика на пол, ты как можно сильнее налег плечом на дверь. Шуму ты произвел много, а вот выбить дверь не смог. Замок слишком крепкий должно быть. Отойдя на пару метров, ты вновь со всей тебе силой доступной ударил дверь плечом. Никакого результата. Третий раз собрался было попробовать, когда из коридора донеслись тихие шаги, словно пришедший желал скрыть факт своего присутствия. Он прошел рядом с дверью, остановился на секунду. Сердце твое в тот момент забилось, словно желая из груди выскочить.
В замке дважды повернулся ключ. И тишина.

- Уууух бл*дство!

Выругался, когда телефон окончательно умер превратившись в более ничего не значащий кусок пластмассового дерьма. Китайского еще наверное.
Тяжело выдохнул, пытаясь осознать и по полочкам разложить полученную информацию. Потер ушибленный локоть, не Терминатор, факт. Признаю. В туалет хотелось все сильнее, а гадить в купе наслаждаясь вонью собственной мочи…в общем это уж совсем отступлением казалось, такой печальной констатацией жизненного фиаско. Чертова Эльба, под знаменем толчка. Присев на кресло, согнулся поудобнее, пытаясь убаюкать ноющий мочевой пузырь.
Сообщение…
Сначала я подумал что это хренов прикол. Сочинитель, из тех придурочных, что воображают себя писателями и гениями юморины одном лице, сливая в нет всякую пургу. Троллями мохровыми. Однако…
«Я сломлен. У меня кружится голова»
Фраза. Ершистой занозой уколола восприятие, было в ней что-то пугающее, остро неприятное такое, в память репейником цепляющееся. Пророческое, если можно так выразиться...

Сломлен. Пьян. Столкнулся с тем, что не могу понять. СЛОМЛЕН.

Чертов говнистый слюнтяй представился, такой же как я наверное, только воображение у чувачка явно богаче моего. Сломлен...Мне тоже эта фраза частенько в голову приходила. Когда разноцветную порнуху листал вечерами. Гнилыми рассветами, в жарком душе познавая плотские радости. Сломлен. Когда на работу шел под дождем, аккуратно огибая блестящие бензином лужи, жирные раззявленные глотки, шепчущие - «Спааать-спать.» Глаза слипались, а я двигался в свой персональный офисный ад, чтобы спустить часы жизни в никуда, смыть в унитаз, постарев еще на один день. Выполнять никому не нужную работу, которую совершенно искренне ненавижу. Слом-Лен, хлестким ударом. Когда просыпаюсь по ночам, пытаясь не слышать ругань на улице, представляя себе автомат, и взрывающиеся головы местных алкашей, разлетающиеся кровавыми хлопушками в хлам. С-л-о-м-л-е-н. Когда возвращаясь домой понурив голову, выдыхаю студеные облачка пара, отпуская что-то лучшее в себе к далекому небу. Китайским фонариком. Не тому прогоркшему да гадкому небу, что нависало себе тяжелым осклизлым творогом над грязным городом. Нет. К тому самому, которое простирается где-то выше, справедливо укрывшись от взора двуногих – чистому, синему, жемчужными облачками украшенному. НЕБУ. На той неоскверненной высоте, где гаденькие ручки людей, еще не успели измарать окрестности дерьмом. Я конечно не тот, хренов мечтатель который будет размазывать сопли, горюя насколько все не так. Но слишком давно уже, мучил меня поздний ноябрь, как бывалыче мучает простуда поздно вечером. Можно заболеть гриппом. Или мучиться бесконечной осенью в душе. Вроде и лето было, и красавица весна наверное приходила в свой черед, но мой персональный календарь, вот уже несколько лет подряд, не показывает ничего кроме бесконечной осени. Только свинцовое небо рыдающее без устали проливным дождем, только город, серыми соплями сморкающийся, да жизнь, пережевывающая день за днем…

Сломлен. Только и всего.

Впрочем. Ни о чем другом подумать не успел, ибо замок открылся, а инстинкт самосохранения приказал затаиться. Зайчиком в лучах фар, пытаясь стать невидимкой. Только бой сердца, и шум крови в ушах. Адреналин. А еще липкая слюна затапливаюшая рот океаническим цунами, и все более пронзительная нужда. Вытащил сотик. Вот тебе и оружие, курам насмех.

Ты сидишь в тишине в своем купе, ожидая когда же откроется дверь. Мобильный телефон в руке - единственное оружие, которое смог найти. Сердце скачет в грудной клетке, как бешеное.
Но дверь не открывается и никто не заходит. Нервы твои натягиваются, словно гитарные струны рукой неумелого мастера. Когда же он войдет? Когда откроет дверь? Ты сидишь в этом тихом, как могила купе и понимаешь, что не боишься того, кто стоит с другой стороны двери; не боишься, что он войдет; не боишься, что он убьет. Ты боишься закрытой двери, которая не дает тебе его увидеть, ты боишься того момента, когда ручка плавно повернется и дверь бесшумно повернется на петлях. Так проходит несколько секунд. Ты сидишь, руки твои трясутся, пот льет в три ручья, а садист по другую сторону не спешит открывать дверь. Он просто стоит там, и тебе уже кажется, что ты слышишь его тяжелое дыхание, наполненное предвкушением убийства.
В купе невыносимо жарко, но ты не смеешь открыть окно - боишься, что он услышит и откроет дверь. Наконец нервы лопаются, что струны, издавая последний свой звук; тобой овладевает истерика. На твое счастье, это не простые стенания в углу. Тебе хочется драться, сражаться до последнего. Умереть, но открыть эту чертову дверь, а потом со всей силы дать в зубы этому шутнику. Крича ты с разбегу налегаешь плечом на ни в чем не повинный кусок пластика пополам с металлом. Дверь легко выходит из косяка и распахивается, пропуская тебя вперед. Ты уже не в силах остановиться и потому врезаешься лицом в стекло. Кулак с трубкой в руке на автомате бьет вперед. Больно.

Приходишь в себя и первым делом тянешься рукой к носу - из него течет кровь и он саднит. Сломал? Чет его разберет. Ты не врач и диагнозы тебе не ставить. Затем смотришь на свою правую руку. Костяшки тоже в крови - разбил о стекло. Телефон в кулаке тоже не выжил - ты его прямо в ладони и раздавил. Некоторые особо острые части вонзились в ладонь. Вынимаешь их с большим трудом и бросаешь трубку на пол. Злости не хватает. В первую очередь ее не хватает на толстый стеклопакет, о который ты нос расквасил, а ему хоть бы хны - только следы остались. Во вторую очередь - на себя дурака. Ну а в третью на того шутника, что открыл дверь и тихонечко свалил. Может, он ее и закрыл?
Думать некогда. Ушел страх - вернулись потребности. Пританцовывая бежишь налево - там, судя по всему "каюта" проводников и туалет. Он-то не закрыт? Туалет, к счастью, не закрыт. Пританцовывая, заваливаешься внутрь. Звук молнии на брюках кажется тебе хором ангелов...
Все, дела свои сделал, теперь можно и осмотреться. Проводника, как ты заметил, в поезде нет. Других пассажиров, кроме "шутника", - тоже. Выйдя в коридор прикинул расположение своей комнаты - пятая от купе проводников. Кстати о проводницкой, внутри ты обнаружил водонагреватель, который обыкновенно располагался напротив туалета в коридоре; чайные пакетики и коробку корейской лапши со вкусом курицы.

Как ни странно, захотелось мне жрать, работать челюстями поглощая вездесущую бичку. Исправно потея. Со смачным чавканьем запихивать в рот лапшу, кипяточком запивая. Хлюпать громко и обжигаться, дуть на воду ощущая теплый пар на лице. Облачком.
…Бархатная желтизна чая ароматного в кружке привиделась, вальяжный пакетик заварки изнывающий в кипятке. Поплавком. Картинка в голове нехитрая такая вот, супец куриный да чаёк. А что...неплохо. Облизнул соленые губы, шмыгнув разбитым носом. Бодро.
Припомнился ветер воющий за окном слезливо, непогода и морозный ноябрь. Сопливый такой месяц, остраненный себе, - заморозками болеющий, инеем припорошенный. Оранжевые кляксы облетевшей листвы, коричневые лужи вытянувшиеся морями в грязных своих берегах. Под подошвами ботинок гниют. Простуженные дома нахохлившиеся сердито, подворотни зассаные, кошки на мусорных баках дремлющие чутко. Унылые фонари источают бледный тревожный свет, несмело сизый по ночам, раскачивающийся в штормящем мире дождя. Тогда кошек нет конечно. Совсем. Тогда, только брызги холодные тяжелых капель ледяных, липкая грязь джинсы марающая и бледные дистрофичные тени под ноги бросающиеся. Самоубийцами. Клетки заборов, домов и жизни. Воющий ветер. Серость.
Люди исчезают. Люди появляются, в таком дерьмовом мире только и подыхать же…

Рука болела, нос болел, шмыгая носом утирал кровавые сопли тыльной стороной кисти. Тёплую кровь собственную.Тоже мне философ греческий, - Геродот бля! И все же…Глубоко задумавшись стоял понурив отяжелевшую голову, гипнотизировал нагреватель почесывая ширинку. Нахлынуло как-то вдруг. Волной. Жалко себя стало ну прямо до слез: захотелось пожаловаться кому-то, понудить, справедливости потребовать, громко выругаться или матюкнуться показательно, пообещав надрать шутнику жопу. Наконец! В этой тишине чертовой, комаром писклявым заливающейся, хотелось услышать свой собственный голос. Взбодриться. В собственную силу поверить иллюзорную.
- Ну ять! Ты еще пожалеешь об этом хренасос ё…ый! – Крикнул в пустоту коридора отрадно, уточнив – Найду бля, урою же тварь!

Никого я не урою конечно, забудьте этот бред, скомкайте его и выбросьте в мусорную корзину под ногами. Блядский хлам всего лишь, сортирная бумажка использованная. Это на форумах я сру и отпускаю комментарии ехидные, «ололо» по воскресеньям. Предлагаю убиться об стену и желаю сдохнуть от всей души, шлю фотки голых девочек да расчлененки под настроение. Кровавой. В нете я крутой перец, у меня даже ник имеется «Сатана 66», вы не знали? И сорок френдов на страничке, ололо…Но это в нете даа, сетевая жизнь, туды-сюды - уют мягкого кресла под жопой, безопасность потной мышки. На деле я вонючее трусливое говно и мочу штаны при виде того кто сильнее, как та маленькая гребаная болонка, которая виляет куцым огрызком хвоста при виде лохматой, дворовой псины. Скулит. Я жую подгоревшую яичницу, заливая невкусную бурду майонезом лишь бы не чувствовать вкуса дерьма, который ощущаю в воздухе все время. А знаете почему? Потому что я сам уже давно протух, испортился, плесенью покрылся и превратился в гуано. Человеческий нах мусор. Обрат. Сыворотка епт. А сильных людей боюсь до усрачки же…и приключений тоже. Ненавижу!
Сглотнул блевотную горечь во рту смешанную с комками свернувшейся крови изн носа. Жадно на бичку поглядел. Надо жрать! Забивать говнистый настрой дешевой едой, чтобы ни о чем не думать, работать челюстями. Пока желудок трудится. А потом в город шагать, живых искать, полицию там…объяснения. Но сначала кушать.
Желудок согласно заурчал, когда я решил взять кипятильник.

К кипятильнику подойдя, стал оглядывать его. Перед тобой большая медная бадья с краником, самовар напоминающая с той лишь разницей, что нет у этого самовара топки, а вместо нее скрытая в корпусе нагревательная спираль. Судя по копоти снаружи, внутри вода - кипяток, что значит что кто-то недавно совсем включал его. Почему кто-то? Выключатель на нем ручной. Должно быть, чтоб не тратить электроэнергию просто так, выключался на ночь. И сейчас выключен был, так как на станцию прибыли. Но теряет то тепло он наверняка очень быстро - медь вообще проводник тепла хороший.
В любом случае, тебе это на руку. Порывшись среди запасов лапши, достал ты пачку, вскрыл. Внутри пластиковой коробки, что пойдет на замену тарелки, обнаружил брикет пакетики с соусами и... все. Вилки нету. Выругавшись, решил сперва заварить сие чудо китайской комплектации, а потом уже и чем есть искать. В конце концов, и другую вскрыть можно. Быстро на весу вскрыв пакетики, бросил готовый к заварке коробок на стол прямо под краник и потянулся к нему, открыть воду. Пока вода наливалась, глазами за стол зацепился.
На столе стоял еще один такой вот коробок. Только уже готовый к употреблению и, более того, частично употребленный. На бортике короба лежала вилка со следами губной помады на ней, а над коробком поднимался пар. Рядом лежала открытая книга. Кто-то, должно быть, читал ее. Потому что книги не оставляют открытыми, когда есть закладка. Не оставляют потому, что ветер может перелистнуть страницу. Вот как сейчас. Только... какой к черту ветер в закрытом вагоне?
Мысленно успокаиваешь себя, хоть на душе и кошки то скребут. Скребут потому, что зад твой опасность лучше тебя чует. Мурашки по телу прошли, но ты продолжаешь успокаивать себя, сперва мысленно потом вслух простой фразой: "Она просто вышла. Срочно потребовалась ее помощь. Она просто вышла." А потом твой взгляд падает на лежащий под столом флакончик с губной помадой. Открытый, между прочим. Глаза лихорадочно стали искать колпачок и нашли его возле книги.
Ни одна женщина не бросит свою помаду, будь это даже трижды безвкусная дурь кислотного цвета, на пол. И тем более, не оставит ее открытой. Это как с носками у мужчин: никогда два одного цвета в одно место не положат.
И так стоишь ты, на этот злосчастный тюбик пялясь, и понимаешь, что кипяток уже давно из берегов вышел и пора закрыть кран. Рукой тянешься к самовару, глаза все еще на тюбике держишь, обжигаешься. Смотришь на кран - не убежит тюбик и закрываешь его. С чувством облегчения возвращаешь взгляд под стол, но тюбика не находишь. Неужели запнул куда? Сам под стол лезешь, но ничего не находишь. Долго под столом сидеть стремно. Вылазишь.
Отшатываешься. Поперек страниц книги корявым почерком, словно ребенок или левша правой рукой, написано одно слово: "Убирайся". И тюбик рядом стоит. Закрытый колпачком.

Детское ощущение спокойствия в груди, забрался под стол и зажмурился на миг сытым котом. Позабыв про помаду, задумался глубоко.

Ну, не глупо ли?
Старый альбом, воспоминания, снимками пожелтевшие, - знаете, такие хранятся обычно где-то на периферии, надежно упрятаны в дальнюю кладовку памяти. И не нужны более. Пылятся себе потихоньку, стареют образы, тускнеют осенней листвой. И день проходит, и два, недели годами оборачиваются, а воспоминания ждут терпеливо. Потом запах! Жест неожиданный, или вот под стол залезешь в ласковый полумрак. И припоминается вдруг, что-то теплое такое, посреди этой долгой зимы. Оттепель словно.

...Войнушка кровавая, операция «Шторм» или скажем, «Магическая атака». Еще можно против зомби обороняться, тыщ-тыщ-тыщ, автоматной очередью крошить живых мертвяков. Получайте уродцы! Основать лагерь альпинистов, вдыхая пронизывающий ветер высокогорный, ощущать нехватку кислорода в груди, карабкаться на вершину: «База1, это Звезда, прием! Прием…» Отдавшись во власть воображения - путешествовать к Марсу, сквозь дебри космические к заветной цели лететь, лет пятьсот изнывая в криокапсуле. Или даже тысячу, главное чтобы цифра значительная была, приключение страшным, а конец счастливым. Все как полагается, в детстве-то, когда под столом сотня самых необычных вещей произойти может.

Такая вот глупость припомнилась, отрадная и дорогая сердцу. Безделушка. И даже поезд этот милым показался, и помада заброшенная и простяцкая еда согревающая нутро, всё можно пережить, важно лишь…О важном не успел додумать, треснулся локтем о металлическую ножку. Выматерился. Безбожно прогоняя чудо, встряхнул онемевшей враз рукой. Б*ядство! Там возле локтя, говорят, нерв особый проходит, болючий до задницы гад, я где-то в передачке медицинской встречал. Слишком близко к поверхности кожи распологается, впрочем, есть даже любители специально ударяться локтем и кайфовать. Каких только не встречается придурков на свете.
Взгляд на записку кинул. Ойкнул громко, ощущая ледяной ручеек распространяющийся от сердца к кончикам пальцев проворно. Обидная боль в руке позабылась, мустангами дикими, стая мурашек по спине пронеслась. Это пугает уже.

«Убирайся»

Недружелюбное послание, глупое такое. Корявое. И куда же на милость, бежать мне? Убираться, когда я сам ничего не понимаю… и рад бы уйти, только вот куда? Выглянул в коридор, на стол поглядел с неприязнью, тоже мне сопли развел, детство и все такое. Еще бы памперсы вспомнил и первую пустышку. Полеты на марс, покорение Эвереста... а мечтал бы полотёром вырости, глядишь, может и не было бы так горько.
Помаду рассеянно подхватил. Ногой пнул коробок лапши по соседству. Отправился к выходу с чувством облегчения глубокого. Знаете, иногда и хотелось бы вернуться, а вырос уже, и в детскую комнатку уютненькую не помещаешься просто, потолок низкий, обои душат. Бабочки, лошадки, ворох надежд несбывшихся. Тянут мусором на дно. Встряхнул рукой ушибленной.
Доказательство.

Ты медленно, руку придерживая, идешь к выходу. В вагоне не легкий сумрак, но ты не обращаешь на него внимания. Сейчас уже ничего тебе не хочется, словно бы выпотрошили твою душу, вывалив на по эмоции, да зашили обратно, воздухом накачав. Что получилось, пустили гулять по миру. Но, может, оно и к лучшему...

Дверь возле проводницкой вела наружу. Схватив обеими руками ручку, налегаешь на нее со всей силы и та со скрипом поворачивается. Когда дверь, наконец, открыть удалось, ты вываливаешься, руками хватаясь за дверь, словно за единственное спасение, виснешь на ней. Кожа чувствует прохладу, принесенную с ветерком, иногда забредающим под металлическую крышу над перроном. Несколько неловких движений и вот ты стоишь на перроне, оглядывая поезд что принес тебя сюда. Мир полон сюрпризов. Как оказалось, сюда тебя привез не новенький сверхзвуковой экспресс, а старый паровой монстр, прибывший сюда, кажется, из девятнадцатого века. Чудеса. Поежился.
Остальная картина более-менее соответствовала современной действительности. Если идти через переходной мост, то можно дойти до кассы и пройти мимо турникетов, над которыми висит плазменная панель. Сейчас она выключена. Глаза твои секунду смотрят в темный глянцевый экран, а потом взгляд соскальзывает дальше.

Каждые метров десять, словно пробивая платформу насквозь, торчит черный столб, на котором висят фонари и большие аналоговые часы. Часы все еще идут, но только время показывают неверное. На каждом столбе свое. Пересчитав столбы, ты останавливаешься на цифре двенадцать. Но есть что-то еще, что привлекает твое внимание. Приглядевшись, ты видишь, что часы идут в обратном направлении.
Поднимаешься на переходной мост. С моста ты видишь всю станцию как на ладони. Облокотившись на холодный как лед поручень, смотришь вниз. На часы, на платформы, на поезд, что привез тебя. Других поездов нет.
Удручает немного, что ты на самой последней платформе. Третьей по счету, если считать от касс. Значит, когда идти к выходу будешь, насладишься сполна сквознячками, которые туда-сюда под хлипкой крышей бродят, иногда вызывая звук, на гром похожий.
Чихнул.

Безлюдная платформа мерзнет под открытым небом– покинутая пассажирами своими, стайками порхающих людей. Одинокая такая, словно женщина брошенная грустит, смотрит вдаль напрасно, чего-то ждет быть может. Призрачная женщина посреди неуверенного этого дня, она зябнет в жиденьком наряде своем, она тоскует, отдаваясь во власть мгновений этих пустых и грустных, ожидания царапающего в груди. Кутается. Надежду свою вкушает, обманчивую пустышку.

В глаз попала ресничка, я сморгнул поправив ширинку. Мир расплылся безрадостной акварелькой, скуксился, словно ребенок желающий разрыдаться. Проверил молнию на штанах, - расстегнута или нет. Подышал на пальцы, пытаясь согреться – после теплого поезда, холод казался омерзительным. Он наваливался волной, проникая под одежду. Отнимал уверенность и чувство сытости мягкой, прикарманивал себе. Эгоист.
Пустая платформа всего лишь, и монотонный вой ветра в ушах, тоскующего серого пса. Как наяву его увидел. Брошенного этого, погибающего без внимания зверя. Я ощущал...
Я ощущаю уже царапающее чувство тревоги в груди, обиды какой-то незаслуженной. Пощечины. Словно позвали куда-то на бал, прислали цветное приглашение украшенное завитушками. В золоте. То самое, которое все неудачники исправно ждут! Я пришел на праздник. Я готовился очень долго и ждал заветного дня. Обрывал листки календаря, отмечая прошедшие дни крестиками, выбирал костюм и смаковал мгновения недолгой этой радости. Вот пришел. Прибежал. Дождался! А вокруг привычное дерьмо. Толкнул тяжелую дверь, желая окунуться в чудо с головой, а тут…- Пыльные столики, перевернутые стулья ногами кверху, накурено крепко, на полу ворох конфетти, использованные презики, бокалы с шампанским и плесень. И брошено все уже давно, позабыто. И меня никто не ждет, лишь тени порхают. Смеются хрипло:
"Дурень, кому ты нужен?"

Я поглядел на часы, которые прямо сейчас шли назад. Глупые эти стрелки. Услышал свист ветра, и чихнул, ощущая подбирающуюся простуду. Интуитивно. Я еще не болел, но уже хотелось джема вишневого и жаркого чая, уже хотелось ныть, и хлюпать простуженным носом. Смотреть по телеку третьесортные шоу и желать сдохнуть себе, где-то внутри. Когда один тупой сериал, сменял другой. Понимая. Что от простуды не умирают, но все же...
Я снова поглядел на часы, желая убедить себя что все это лишь чья-то неудачная щутка. Такой вот прикол дешевый, как странная записка и эта дурацкая помада. Какой-то поганый гомик, вообразивший себя шутником. Всего лишь урод, миллионер быть может подыхающий от рака. Или просто маньяк. Ну скажем не дешевый прикол, дорогой. С размахом представление.

Крик ветра, пронзительный. Жуткий такой вопль. Застывший паровоз и пустая платформа, словно у меня ответа доискивающаяся, где же пассажиры её? Где жизнь, обычная привокзальная. Суетная. С руганью, бомжами и жаркими прощаниями. С грохотом чемоданов и сотней ног, приминающих серый бетон. Осиротевшая платформа, казалось, спрашивала. Так где же, скажи? А я не знал ответа, не мог его дать. Мог лишь нос сопливый утереть, отправившись к зданию вокзала. Сомневаться. Что все это ради меня, целый перрон осиротевший для одного идиота. Даже для полоумного милиордера, розыгрыш был слишком глупым.

Идешь по мосту, вслушиваясь в гулкие отзвуки собственных шагов. Холодно. Холодный, лицемерные улыбки знакомых, воздух пробирается под одежду и сковывает тело. Идти тяжело, но ты идешь вперед. Уходишь от теплого вагончика, где есть еда и кровать.
Мост скоро закончился. Ступени вниз довольно скользкие. Только бы не поскользнуться - костей не соберешь. Проще сказать, чем сделать. Проклятый бетон так и норовит из-под подошвы ботинок выскользнуть. Но вот последняя ступень неприветливого моста позади. Последний раз бросаешь взгляд на часы. Случайно заметил на одном из циферблатов, что до нуля всего двадцать пять минут осталось. Не придав значения этому, протискиваешься сквозь турникет и попадаешь в зал ожидания.
В зале тихо. Повсюду валяются чемоданы, сумки, пакеты. Люди наверняка уехать хотели, сидели тут со своими вещами, ждали поезда. Воображение возвращает этих людей на места, пытается вернуть все на места, поскольку рассудок верить в тихое исчезновение людей отказывается.
Медленно идешь мимо рядов металлических сидений, кидая взгляды по сторонам. Непонятно что ищешь. Но ищешь, как пес получивший команду. Тебе не нужна причина, тебе не нужен мотив. В мире, где рушатся законы логики, самое время поддаться безумию и следовать его маленьким прихотям. А потому, отчего бы не поискать то, о чем даже представления не имеешь?
К удивлению твоему, ты находишь это. Маленький листок вырванный из записной книжки. Он лежал в будке продавщицы билетов. Заметил ты его случайно и, если бы не проходил мимо этой будки, то вряд ли нашел бы лист когда-нибудь. Достать его через малюсенькое окошко для денег возможности не было. Зато с другой стороны будки была дверь, которую ты, применив небольшое усилие, все-же открыл. Дверь оказалась закрыта на щеколду и ты своими ударами по ней, расшатал держащие винты. Последний удар. Нога проваливается внутрь и ты влетаешь в тесное помещение.
Кассовый компьютер работал. На нем даже был наполовину отбит чек - не хватало только пары штрихов, вроде даты, да места отправления.
Читать буквы на дисплее тебе надоело и ты быстро хватаешь клочок бумаги, чтобы через секунду впиться в него глазами.

"Кажется, я все понял. Загадка медленно собирается воедино. Кажется, я подобрал верный ключ к этому замку. Сегодня я открою дверь тайны. *аккуратные контуры букв смазываются, так что невозможно прочитать* Чертов кашель. Нужно прекращать курить. Мое лекарство уже давно не помогает. Расшатанные нервы заставляют скуривать по три пачки в день, а ночью нужен алкоголь, чтобы заснуть. От меня уже несет как от дешевой портовой шлюхи. Может, бросить все это и отдаться судьбе?
Нет. Не могу. Мой мир, мрачный и безжалостный к слабым, не терпит тех, кто останавливается на полпути. Я обязан добраться до ядра этих событий и вырвать из пальцев невидимого кукловода нити, которыми он заставляет плясать нас на своей сцене.
А вот и перрон. Часы. Часы на перроне. Припоминаю, что раньше их тут не было. На всех двенадцати разное время. Неверное. Я проверил. Странно, но они идут в обратную сторону. Запишу-ка я на всякий случай время, которое они показывают...

1: [2:50] [11:20] [3:25] [6:10]
2: [1:20] [8:30] [7:10] [9:15]
3: [4:55] [7:20] [0:25] [12:00]
"

Глаза подняв, видишь, что время на циферблатах совпадает с временем на листке. По наитию листок перевернув, видишь еще заметку, написанную впопыхах.

"Понял! Они отсчитывают время до конца! Я должен успеть. На часах на третьей линии осталось всего десять минут. Нужно купить билет на поезд, иначе я не смогу получить еще один ключ!"

От чтения тебя отрывает звук монетки, дребезжащей по металлическому лотку. Оторвав взгляд от бумаги, видишь горсть монет на лотке возле окошка для наличных. Одна из монет только что остановилась.

Вот теперь я немного испугался, то есть вру конечно…

…Очко-то у меня сжималось с самого пробуждения этого. Нелепого. Ладошки потели, сердчишко стучало в груди, птичкой трепетной. А теперь я испугался, если так можно выразиться, по-настоящему - на полную катушку значит, врубил дискач и понял, что либо сейчас блевану, либо на пол осяду девкой сиськастой, либо уж вообще…
А, что вообще? Ну, башкой об стенку начну биться, мамку на помощь звать, пожарную бригаду славного города Чикаго. Или все вместе. Пытаясь взять себя в руки, облизал шершавые, липкие такие после жратвы губы свои. Вот ситуация же, бля! Помню было так однажды в инете. Послал кого-то говнюка подальше куда, предложил значит самого себя удовлетворить в сексуальном плане, ну и попутно бомжару вонючего в соседнем тупичке и своего пса шкодливого, если он у него есть. Всех сразу, включая мамашу его и бабку, гниющую в доме для престарелых лет триста...А потом узнал, или кто-то добрый поделился инфой. Может соврал конечно, кто его знает, в сети все врут же. Все бля рембо и крутые такие перцы, а за компом сидят одни чмошники закомплексованные и потеют в стул. Невростеники
...Ну и короче сказали мне. Типо этот говнюк, тот который мой «оппонент» значится, вродь как отсидел на зоне, а недавно вышел, и вообще, лучше не связываться с ним больно нервный длядя, а живет в нашем городе значит. Правдивая инфа стопяцот, как мне болтнул мой интернетовский "друг" К сожалению большому моему. Помню острое ощущение…

Ну вот такое. Как будто перед глазами померкла картинка вдруг, а мою жопу вместе со стулом, вынесло прямиком в открытый океан. И волны, девятые валы фиолетово-сизые, ледяные да мрачные, стали швырять и мять меня всей своей первобытной мощью. А вдруг и правда отсидел?! Я тогда извинения принес, и еще раз на следующий день, так сказать, в целях безопасности. Продублировал.
А сейчас некому было принести свои извинения, а то я б ы сразу расстарался. Я ведь что угодно могу сделать, если сильно испугаюсь. Могу прощения просить, могу унижаться, могу расплакаться даже. Не верите? Ну и идите нах! А только невесело мне было, и все эти записульки корявые, все эти исчезнувшие люди. В общем. Теперь оно уже не казалось таким бредом, каким должно было казаться. Ять, нашествие зомби прямо, кровавый постапок. Только крови нихера нет, и этого почему-то еще страшнее.

Куда, должен был успеть этот говнюк? Ку-да, спрашивается…?
На поезд…но там вонючая могила, как я уже видел, и никого н-ет, только лапша китайская. Вокзал тоже, напоминает скорее безжизненные декорации к третьесортному быдлофильму, нежели нормальный живой вокзал. Полуразложившийся труп. А часы идут назад. Может пошевелить их? Может разбить их нахер!? ...Может говнюка этого попробовать выследить. Бар на Оранж стрит. Он ведь что-то писал про это...
Я прикрыл веки, припомнил, постарался успокоиться и взять себя в руки, вдохнуть и выдохнуть, воображая себя горой. Спокойной. И древней.
...что-то там выпейте за меня, Оранж стрит 35.
Зайти чтоли, орахисом похрустеть, пивка выпить, за этого поганого, нетр*ханого шутника!

Быстро дрожь в коленях уняв, хватаешь буклетик с картой города. Их тут на столе целая стопка по десять центов за штуку. Не убудет. Быстро идешь, почти бежишь к выходу. Ноги тебя не слушаются, подошвы ботинок скользят по кафельному полу. Нервничаешь.
Карту разворачиваешь на ходу. Пальцы не слушаются, но силой воли их заставляешь двигаться. Затылком ощущаешь холодок, словно сейчас кто со спины набросится, да вонзит нож меж ребер с диким криком. А он не вонзает. И только тревожней тебе становится оттого, что не вонзает. Неизвестности боишься еще сильнее.

Пальцы развернули карту ровно в тот момент, когда локтем толкнув дверь, ты вылетел на улицу. После полумрака вокзала солнечный свет на улице для глаз твоих острым скальпелем показался. Зажмурившись, прогнал слезы из уголков глаз. Наконец, глаза разлепив, стал различать мир вокруг себя.
Ноги твои на площадь тебя привели. В центре площади из мостовой, мощеной грубым булыжником, в небо прорывается фонтан. Фонтан явно давно не работает - на дне уже во всю мох растет, медленно отвоевывая пространство у редких лужиц, в которых еще видны потускневшие монетки. Кольцо темных зданий, никак стилем не соответствующих двадцать первому веку, окружает площадь. Дома, от которых веет мрачной готикой пятнадцатого века, давят со всех сторон, даже если ты на фонтан залезешь. Мрачные темные окна пустыми глазницами таращатся со всех сторон, забранные решетками в виде шипастого плюща. Здания кажутся серыми, но ты знаешь откуда-то, что они должны быть непременно черными. Настолько черными, чтоб их очертания можно было различить в самой темной тьме, ибо они будут чернее. Или это твое воображение играет?
На фонтан еще раз взглянул. Два уродских купидончка. У одного время изуродовало лицо настолько, что он кажется ожившим трупом, но никак не посланцем любви. Поежился ты от такого. Ноги сами вприпрыжку пустились, унося тебя из этого мрачного места. Как здесь только жить можно?
В поисках Оранж стрит, побежал в первую попавшуюся на глазах улочку. Пока по улице бежал, дома арками смыкались над головой, а гостеприимно открытые зевы подъездов так и норовили поглотить, выскакивая из-за угла. Улочка тебе узкая досталась и с огромным количеством лестниц. На такой не то, что на машине - на велосипеде не проедешь. Бежать тяжело было, но идти - еще тяжелее. Хотелось вырваться из этого ада. Казалось даже, что воздух сгустился.

Когда впереди забрезжил свет, ты так поднажал, что, казалось, идешь на мировой рекорд. Только тебе не до шуток. Тебе охота поскорее вырваться на свободу, потому как кажется, что вечно тебе теперь по этой улочке бежать.
Свобода. Арки и здания остались позади. На аллею выбежав, остановился отдышаться. С радостью, словно домой вернулся, уставился на асфальт, который после мостовой стал милее внепланового выходного. С ненавистью взглянув на дома, что остались позади, вздохнул. По другую сторону Аллеи высились такие-же мрачные и по-своему прекрасные строения, только эти были раза в два выше. Интересно, а что-же в центре? Улицы, составленные из досок, положенных на сходящиеся меж собой балконы?
Повертев головой, прогнал неприятные приступы клаустрафобии и тут же заметил небольшое деревце, растущее прямо посреди аллеи. Найдя в нем спасителя своего, почти вприпрыжку к нему подбежал и плюхнулся на клумбу, вокруг дерева организованную. А деревце тонехонькое - не толще твоей руки. Да и в высоту с ним поспорить сможешь. Но только это настоящий рай для тебя сейчас.
А напротив клумбы, у тротуара припаркован новенький бентли серебристого окраса.

Но тебе не до бентли. В карту уставившись, ковыряешься в ней, в поиске Оранж стрит. Ничего не понятно. Карту явно рисовали давно - нигде не найдешь аллеи своей. Наконец, вновь бентли заинтересовавшись, нечаянно на вывеску над машиной загляделся. Сперва просто смотрел. А потом, текст осознал.
"Бар. Оранж стрит 35".
Ни секунды не сомневаясь, поднялся и, мимо машины пройдя, вошел внутрь.

Внутри было не так мрачно как снаружи.
Десяток столов из темного дерева, да по четыре стула на стол. Плюс справа заметил барную стойку, перед которой семь высоких сидений к полу приколочено было. На стойке стояли полные алкоголя стопки. На стуле перед одной из стопок видишь висящий пиджак. Синий. По маленькому черно-белому телевизору какая-то дрянь идет наподобие Санта-барбары.
Глаз скользит по пустому бару и упирается в дверь в дальней стене. Туалет, наверное.

- Ну ять и уёби*е же! – Это я про купидончика выругался, и про местные достопримечательности значит колоритные очень. Смахнул каплю пота со лба и выматерился брызгая слюной. Просто зла не хватает! Так и представился гомосячий урод, хлюпающий жирными губами – «Посмотрите налево Господа, посмотрите на право. Здесь у нас образец стиля хрен-несусветный, там позднегондоновский ампир…»
Гид бля.

Сплюнув под ноги, слегка улыбнулся рассмешив самого себя. Среди этих пугающих домов, среди местных печальных окрестностей покинутых, смех был той спасительной ниточкой, которая помогала мне удержаться в состоянии нормальности. И не сойти нафиг с ума. Среди этих руин, напоминающих гнилые зубы в вонючей пасти двухсотлетнего старика.

Только без паники. Припомнил я фильм, Автостопом по галактике.
Только без паники!
Посмеялся, выдавливая из себя мучительное веселье, как из тюбика зубной пасты- когда уже и не смешно, а очень хочется казаться себе юмористом. Крутым. Потому страшно и очень страшно, и страшно ять до ужаса, до усрачки страшно мне. Подумал о страхе и снова разозлился, начал мять карту со злостью, будто эта аляпистая бумажка виновата была во всем, будто по ее вине город был таким мерзким. Сейчас. Но ведь кого-то мне нужно обвинить, сорвать накопившуюся ярость…
Вот ситуация блин!
Надо же было мне в это гребанном поезде засыпать! А теперь где я? В ожившем романе Стивена Кинга? Сраной реальности восставших ужасов и вампиров, дергающих себя за хрены когда им заняться больше нечем, - ненавижу Кинга и все эти убогие кошмары. Он про тачку живую писал, и про медведя который питался человечиной только. Все это круто конечно, мама моя вон любит такие рассказики очень, чтобы пугаться перед сном закутавшись в теплое одеяло с зайчиками.

...Детские штучки у мамочки слабость. Блин. Медвежата и зайчики брали нашу квартирку штурмом. Еще тараканы и грязная посуда. Но трудно сказать что быстрее размножалось - плюшевые мишки, хитиновые ребята, или немытые тарелки...

Да только по-настоящему страшно в реале, а не в книжках. Знаю я эту бурду, вы человекоядного медведя в лифте не повстречаете, и робот-убийца из вашего толчка не выпрыгнет скорее всего. А вот когда дюжий негр на тебя смотрит, как на кусок мяса скворчащий, свиную отбивную типа - и ты не знаешь точно, то ли он трахнуть тебя желает, то ли просто прибить, потому что у него день сегодня поганый. А может и то и другое вместе, в этом грязном заплеванном вагоне метро, где баллончиком нарисован розовый эрегированный хрен. Поезд как назло едет без остановок, город проносится за пыльными стеклами, член ярко светится на стене, а негр сверлит тебя тупыми глазами навыкате, бессмысленными как у той куклы-барби на витрине.
Вот тогда очко начинает играть...
«Ау! – проклюнулся внутренний голосок - Пора возвращаться в состояние нормальности, сладенький наш. Без паники! Здесь даже негров нет»

Расслабился. Разминая замерзшие пальцы в объятиях грустного ветра, тонко всхлипывающего как женщина бывает плачет, когда плохо ей совсем. К черту ветер! Постарался воскресить в памяти веселый этот фильм. Потом красную успокоительную надпись – «Без паники» Вечно унылого задрота Марвина, представил себе. Поднес дрожащие ладони ко рту, принялся дуть на них пытаясь согреть покрасневшую кожу собственным дыханием. Соплю смахнул с кончика носа, чихнул , пытаясь взять себя в руки. Темные дома, прохлада белая – ветер плачет, а здесь красиво даже, деревце хрупкое похожее на застывшую снежинку под микроскоом и бентли припаркован!
Бентли. Мать его!
Вы слышали?

БЕНТЛИ!!!

А ведь такие тачки не оставляют надолго как правило, и толстосумы которые ими владеют, не растворяются в пустоте. Ну обычный нищий урод еще может пропасть, а вот чтобы владелец бентли…Ну нафиг! Сердце колотилось в груди, язык стал клейким и противным, распластался слизняком. У богатых все схвачено. Я достал жвачку, сунул белую подушку в рот наслаждаясь вкусом химической дыни. Сладкое озерцо образовалось на языке, когда сироп брызнул.
Очень обрадовался бар разглядев даже рассмеялся мерзким таким, тоненьким смешочком. Бентли, бар и сладкая фальшивая дыня. Хи-хи-хи. Еще больше обрадовался телек работающий углядев в пустом зале, там ведь могли что-то передать по ящику. Полезное значит.
« Насчет атомной войны например, или нашествии злобных русских. А может быть всех местных жителей похители инопланетяне, или дядя Сэм ввязался в очередную войну…» Хреновый конечно расклад, но телек меня вдохновлял – надежный якорь, святой грааль если хотите Иисусова обитель, надувной плотик в этом океане бессмыслицы. Телек был родным. И до боли прекрасным.
В конце-концов он был моим другом.

Пульта к телевизору не было. Да и не выпускают для такого старья пульты - больно надо. Поэтому ты, на стул карабкаться принялся. Со стула легко шагнул на стойку и... едва не упал, разбив все лицо - барная стойка оказалась до невозможности скользкой. Несколько шагов вперед сделав, стараясь не побить аккуратно расставленные стаканы, рукой ухватился за металлическую скобу, на которой телевизор висел. Только сейчас, разглядев его, понимаешь, что пришел он как минимум из прошлого тысячелетия. Не иначе как внутри не транзисторы, а самые настоящие лампы.
Но какая к черту разница, если кнопки для переключения каналов под рукой оказались? Их тут всего десять штук - выбор не богат, но имеется. Начинаешь по очереди кнопки нажимать.
Нажал первую. Ничего. Рябь.
Еще одну кнопку нажав, уставился в рябь. Не настроено.
Третью, четвертую, пятую... Палец замер над десятой кнопкой. Последняя. Неужели в такой час только сериалы и передают? С легким раздражением нажал десятую кнопку. Если нечего смотреть, то придется хотя-бы этой глупой мексиканской оперой уши занять, а то непривычно тихо. Нажал. Уставился в рябь на экране.

Уставился в голубую рябь на экране бессмысленную, абстрагировался попытался воображая себе бескрайнюю водяную гладь. Величественную. И стайку облачков рыхлых пирожных на горизонте. Я кораблик одинокий такой среди пустыни. Я лодочка, по течению плывущая без весел скорлупка несчастная, в океане безбрежном затерянная среди бури. Я чертов Титаник на айсберг налетевший. Еханный Титаник крушение терпящий, SOS мать его так!

СОС!!!

Уж если тону, так и вы со мной тоните суки чертовы, никого спасать не хочу, я в горло вцеплюсь при случае и на дно с собой потяну! Обещаю. Буду волосы рвать с корнями, буду убивать, лягаться и псом бешеным выть. Брызгая слюной. Потому что ненавижу. Себя первым делом, этот город, этот вшивый мир похожий более на окурок брошенный в заплеванную лужу. Не-на-ви-жу. Все эти улицы кривые, весь этот восставший из праха кошмар – и в центре я, жалкий чмошник. А может Бог нового мира – ха-ха-ха как в той анимэшке про призраков и яблоки, которые кто-то там жрет…

Ненавижу. И сюжет мультика не помню к тому же...

Выругался. Горький комок собственной желчи ощутив вдруг, пнул стаканчик сердито. Смахивая с барной стойки алкоголь. Вторую стопку в рот себе вылил, даже вкуса выпитого не ощущая –лишь тепло приятное горло обожгло, да рыгнуть захотелось.
Я и рыгнул, смачно. С удовольствием даже. Ведь здесь никого нет! Тогда стул взял, в телек злорадно зашвырнул.
Здесь ведь никого нет! Понимаете шутку?
Я чувствую себя убийцей. Сексуальным убийцей с железными яйцами, грозой всех вонючих телеков которые хреново показывают всякую хрень. Поэзия почти! Потом Бентли решил расколотить, ощущая призрак рациональной мыслишки какой-то. Возникшей в голове вдруг. Наверное это от страха, потому что плохо это, Бентли колотить…
Вот я по городу шел, вот я в тумане терялся - страшно мне было до чертиков, муторно и горько на душе. Я в поезде лапшу жрал, проводников искал которых нет. Но! Кто-то ведь все ж таки со мной был кажется…записки кривые, шутка с дверью. Гондон какой-то, развлекающийся вот так - Может он и сейчас здесь. Может он держит меня на прицеле своей двустволки или подлил яд в алкоголь, а может дрочит, подглядывая за мной в армейский бинокль. Среди плюшевых мишек в кожаных платьицах. По всякому может быть-то. Но. Нужно попробовать связаться с ним, записку чиркануть. Чтоли!
У меня ручка есть, я напишу ему записку. Я напишу ему « Привет мудила. Кто ты?» Оставлю здесь и пойду отлить, потому что мочевой пузырь переполнился. И потому что я зассанец. А еще потому что так надежда есть, маленькая и липкая карамелька за щекой. Ожидание. Я пойду в туалет, я буду надеяться, я дам чуду шанс, а когда выйду, вдруг что-то изменится…

На нетвердых ногах дойдя до заветной двери, еще раз оглянулся на бумажку, стаканом к столу прижатую. Ожидание того, что может случиться, судорогой сводило мышцы. Как всегда в такие моменты над телом пыталось взять желание действовать. Делать что угодно, но только не топтаться на месте, ожидая события, вероятность которого меньше пятидесяти процентов. Просто мозг подсознательно верить отказывался, что ответят.

Насладившись скрипом давно не смазанных петель, шаг сделал в маленькую уборную, состоящую из одно комнатки со шпингалетом на двери, раковиной с давно не мытым разбитым зеркалом над ней по левую руку и писсуаром прямо перед тобой. Подойдя к белому фаянсовому товарищу поближе, вжикнул молнией на джинсах.
Надо же, как разительно от чистого бара отличается уборная. Ощущение даже возникает, что не в баре ты, а в ночном клубе, в тесном прокуренном подвале поселившемся. И стоят у тебя за спиной человек этак пятнадцать с недовольными минами на бородатых лицах, да костяшки потирают.
"Кто я?" - Над ухом слышишь голос, на дуновение ветра больше похожий. Нет в нем силы, нет жизни, которую люди в свои слова вкладывают. Ощущение такое, что смертельно больной последний свой вдох судорожный делает, губами при этом шевеля. Вот и складываются тихие посипывания в слова. - "Я - тень, мудило."
Тело в этот момент онемело. В ушах писк, словно в пике на самолете ушел, да не рассчитал и перегрузился больше положенного. Наверное, кровь из носа в этот момент картину бы довершила, да только кровь в жилах стынет и бежать отказывается. По спине потекли противные липкие мурашки, поднимая стройный лес волосков по всему телу. Реальность медленно поплыла, размываясь как акварельный рисунок после неудачно пролитой на него воды. На границе зрения заплясали яркие пятнышки.
Медленно, ибо быстро не мог, стал голову поворачивать, чтоб увидеть кто за спиной стоит. Страх. Страх тобой руководит. С одной стороны он кричит тебе не оборачиваться, ибо черт его знает что там, а с другой гонит страх никогда не узнать...
В поле зрения темный силуэт попадает и ты пытаешься повернуться дальше, чтоб разглядеть этого кого-то, но в тот же момент сильный удар не то в скулу, не то в челюсть разворачивает твою голову обратно. Ощущение такое, будто тебя не кулаком, а стулом по лицу бьют. Ноги подкосились и ты, равновесие не удержав, в стену перед собой вцепился, лицом в писсуар попадать не желая. Удержался и то хорошо. Нового удара ожидая, резко развернулся и, на полу сидя, уставился в дверной проем, стараясь обидчика отыскать.

Нет.

Нет его. Никого вообще нет. Словно и удар померещился ему.
Поднявшись с пола, к раковине ты подошел. Чистенькая, аж сияет. В зеркало глянул. В его чистой и ровной поверхности видишь себя, взъерошенного и с глазами рублей по пять размером. Такие в японских мультиках персонажам рисуют. А с лицом что-то странное: ощущение будто с поездом на ходу целовался, а ни синяков, ни кровоподтеков нету. Даже губа, которая саднит после удара, и та цела-целехонька.

- Черт, - я громко выругался, со злостью треснув по зеркалу. – Больно же!

Поправка…
Хотел треснуть, желал даже очень, чтобы со злостью и по-мужски, представляя себя Шварцем. Бац! Расколошматить эту чертову стекляшку.
НО, в последний момент конечно придержал руку и лишь дотронулся пальцем до пыльной поверхности. Легонечко так, мизинцем провел, будто желая приласкать своего потерянного в ином мире двойника. Эх брат, сожалею, но помочь никак не могу, вызволить не могу. Это ведь только в кино хорошо бить стекла же, вышибать двери ногой и с одного выстрела, укладывать плохих ребят в могилу. Реальность проще. В реальности ломаются кости, кровь течет и удар по зеркалу со всей силы, может обернуться травмированной, так не вовремя конечностью. В городе, где нет докторов и больниц тоже, собственные переломанные пальцы могли грозить очень большими неприятностями. Прямо-таки гигантскими неприятностями, титаническими даже, уж если конкретнее говорить. Ох*еть вот прямо, какими неприятностями!
В Голливуде, конечно, кто-нибудь бы спас меня, будь я главным героем собственного фильма с автоматом наперевес. Но в этом промерзшем городе сизых ветров, где покинутые дома играют с тобой в кошки-мышки, а реальность все больше представляется накрашенной шлюхой, заигрывающей с каждым встречным в дешевом баре. Надеяться на доброго дядю сценариста совсем не приходится. Здесь нет пальм, нет красивых девчонок на улице, и это совсем, совсем-совсем-совсем не солнечная Калифорния. Вот прямо нисколечки, блять.

Я закрыл собственными жаркими ладошками лицо и мелко задрожал, осознавая весь ужас ситуации. Хотелось завыть, закричать, позвать мамочку на помощь, или хотя бы загулявшего отца. Черт, черт, черт!
Здесь не было никого, совсем ни-ко-го, только я. И мои воплотившиеся в реальность кошмары. Собственное одиночество колючей проволокой обмоталось вокруг горла, трудно было дышать, трудно было думать, трудно было существовать. Даже торговый зал и пылесосы, не казались в этот момент таким уж беспросветным адом. Моя работа. Ну тоже, ничего.

И все таки, результат явно был.
«Рик, засранец, ублюдок ты эдакий, чмошник мой разлюбезный, а ведь кто-то здесь есть, ты был прав! Клянусь всеми ехаными пылесосами этого мира, ты не один брат» - Оживился внутренний голос, поздравляя меня с этим странным успехом. По киношному так оживился, в духе ковбоев старого запада, пытаясь таким образом, утешить меня.

- Я тень. – Повторил зачем-то услышанные слова, ощущая одновременно и страх, и торжество и немного надежды даже, открыл кран с горячей водой, пытаясь смыть в раковину собственную панику. Плохое это дело, паниковать, уж если что и может довести до могилы, так это паника и собственные эмоции в самый неподходящий момент. Зеркало навело меня на мысль, подсмотренную опять же у всемогущих голливудских режиссеров.
Я приблизил голову, и подышал на холодную, серебрянную поверхность, потом начал выводить пальцем простое послание. Это было не так уж легко, и времени требовалось гораздо больше чем в каком-нибудь ёханом ужастике и все-таки я честно старался, выводил исправно каракули, желая закрепить своё маленькое открытие.
Так, по-крайней мере я был не совсем один, не совсем потерянный и не совсем одинокий. Это была иллюзия контакта, но даже она была лучше пресной реальности.
Я написал: Что здесь происходит?
И еще прибавил, на всякий пожарный, как говорится: Не надо драться!
Потом захлопнул дверь и вышел в зал.

В зал выйдя изменений ты не заметил. Некоторое время кругами ходил, нервно ответа ожидая. Куда там. Тишь, да гладь, словно даже этот мертвый город решил тебя своему одиночеству предоставить. Не выдержав, с места к туалету сорвался. Ноги сами донесли до двери, а рука уперлась в дверь, стремясь как можно скорее ее распахнуть. Ты дверь чуть не вышиб - так сильно толкнул ее. Взгляд немедленно заметался по маленькой уборной, стремясь найти подтверждения существования твоего послания.
Сердце едва не остановилось, когда ты широко раскрытыми глазами смотрел на вновь покрывшееся грязью зеркало. Трещины изящную паутину на поверхности его сплели. Некоторые сегменты причудливого узора выпали в раковину, а другие продолжали стоять, поддерживая видимость порядка. А сообщение пропало, словно и не было его совсем. Но не успел ты об этом подумать, а правую руку пронзила мимолетная, но острая как нож боль. Руку подняв, несколько секунд без единой мысли созерцал алые капли, стекающие с острых стеклянных искр, прочно засевших в костяшках пальцев.

Моргнул - все исчезло. Рука вновь целая. Ни единого пятнышка на одежде, никаких ощущений болевых. Неужто привиделось?
Зеркало вновь внимание твое в объятье заключило. Вновь целое и чистое, оно гордо показывало миру надпись, неумело выцарапанную на испарине, оставшейся после человеческого дыхания. "Что здесь происходит? Не надо драться!" Ты писал. Помнишь это головой, только вот в груди ощущение такое, словно не твои пальцы выводили эти каракули. Шумно втянул воздух в легкие, словно это поможет тебе прогнать это неловкое чувство. Полную грудь набрав, тихо выдохнул, стараясь не сделать это слишком быстро. Голова все равно слегка закружилась, отправляя реальность в пьяную пляску. Это от нервов, должно быть.

Больше делать тут, похоже, нечего. Развернувшись ты в бар возвращаешься, в последний раз окидывая его в поисках еще одного зеркала. В душе все еще теплится надежда, что ответят тебе. Но...
У самой двери замечаешь на стойке пустой бокал поверх двух помятых десяток. Обычные десятки, только старые как этот мир. Бумага давно уже пожелтела, отчего зеленый орнамент на ней сильно посерел и даже, кажется, потерял свои былые очертания.
Почти подбежав к бокалу, уставился ты на эти две купюры. Подняв стакан, протянул руку к ним, желая убедиться что это не выкрутасы распаленного одиночеством мозга. Не успел пальцами из коснуться, ощутить каждый изгиб на некогда новой и хрустящей бумаге, оставленный нелегкой жизнью владельца купюры, а ветер, прорвавшись сквозь баррикады дверей и окон, подхватил их, закружил и унес в дальний угол бара. Тебе ловкости чуть-чуть их поймать не хватило. Зато в твоей руке оказался зажат листок в клетку вырванный, предположительно, из блокнота.
Разжав непослушные пальцы, ты повернув лист в дрожащей руке. Как и ожидал, на одной из его сторон неизвестный оставил слова, призванные оживить в памяти события минувших дней.

"...Пожалуй, Дженнифер Стьюлсон была не такой как все. Это ощущаешь, стоит тебе переступить порог ее маленькой, как мышиная норка, квартиры. Пока другие люди жили, она существовала в маленькой комнате с вечно занавешенными тяжелыми шторами окнами. Ее не интересовали ни выпивка, ни общение, а от телевизора она давно избавилась. Каждый день пролетал для нее со скоростью спортивной машины, выбравшейся на трассу без ограничений. Пока другие жили, это девушка существовала. Она уже словно исчезла. Пожалуй, если она и впрямь пропадет, то никто и не заметит кроме пары человек, захаживающих к ней по вечерам.
Как и на всех, кто иногда посещал ее маленький затхлый склеп, меня с порога охватило то, что люди называют беспокойством. Было что-то такое в смолянистом запахе дешевый сигареты, доживающей свой век в переполненной пепельнице возле ее кровати. Что же?
Девушка лежала на полу практически голая. Это ее бледная до синевы кожа, покрытая свежими ссадинами, или же разорванная одежда подсказала мне о том, что я попал сюда не в то время? Подойдя к ее телу, я мягко перевернул ее на спину. Пальцы ощутили мраморный холод ее кожи, но я все равно заглянул в темные пятна ее глаз, словно надеясь заметить на темной радужке отражение убийцы. Увы, но судьба не порадовала меня таким подарком.
В том, что ее убили не просто так, я не сомневался. Кому вообще может понадобиться двадцатилетняя наркоманка, подрабатывающая проституцией? Разве что недовольному клиенту. Но у нее таких не водилось. У нее вообще почти не было клиентов, а те что имелись, покупали ее время для того, чтобы делать с ней все, что им заблагорассудится. Им достаточно было, чтобы Дженни не двигалась и молча сносила все. Я даже порой сомневаюсь в том, что кто-то из них ее хотя бы раз трахал...
В любом случае, уж точно не клиент пришел по ее душу - те не позволили бы ей так быстро уйти в мир иной.

Прикрыв глаза обретшей покой, я поднялся с колена. Нужно обыскать квартиру девушки. Маловероятно, но все же есть шанс, что преступник оставил за собой следы."

Сглотнув, хоть горло и было обжигающе пустым, ты перевернул записку, вырванную из блокнота. С обратной стороны сумел в самом углу листка найти маленькую пометку.
"Оранж стрит 35. Квартира 11. Дженнифер Стьюлсон"

- Млять, что еще за Дженифер Стьюлсон! – В слух поинтересовался я у пустоты, нахмурившись недовольно. Безлюдный бар, осиротевший без своих посетителей, глядел на меня в ответ, обнимая зябкой прохладой. Вот они, мои собеседники теперь, соратники и аудитория блядова - стулья, столы и пустые пыльные стены, подавляющие льдистым равнодушием своим. Я откашлялся. Разговаривать вслух было жизненно необходимо в окружающем хаосе, слышать звуки и человеческую речь, шевелить мозгами, чтобы не сойти с ума. Сердце судорожно трепыхалось где-то в горле, ноги дрожали и мутило слегка, синим морем колыхался под ногами пол, от волнения наверное. Шел рябью и кружился гаденыш.
Сука, ты Дженифер Стьюлсон. Су-ка!

Кажется…выпитая рюмашка натощак, давала о себе знать…

Проглотив вязкую слюну, я принялся сопоставлять факты, проводить скоренькую ревизию в голове, не забывая громко комментировать свои мысли. Голос. Человеческий голос был необходим.
- Итак, что мы имеем на данный момент, еханый Шерлок? – Прочистил горло, еще раз поглядев с недоверием на свои пальцы. – А имеем мы…Номер раз. Сраный покинутый всеми город, в котором нет ни одной живой души. Мы просыпаемся в еханом поезде и нихера не помним, как в нем очутились. Да…вот вообще не помним, ять! Шли на работу, песенку насвистывали, сопли размазывали по лицу. Черт. День был жирный и спокойный, предсказуемый как вчерашний сериал по ТВ, тихий А потом проснулись в поезде. Да! Ну прямо крутота ведь, волшебная тепепортация Рика Стивенссона. Менеджера, фокусника, и просто хорошего парня в одном лице!
- И не забудь еще про «страшшность» - Подал скрипучий голос перевернутый стул, мой первый свидетель в этом театре абсурда. Большой. Деревянный. Круглый. Раздражающий!
- Правильно! В городе страшно, это нужно учитывать тоже. Страшно до усрачки, мистер Шерлок, скажу я вам. Холодно, жутко и очень нелюдимо – Мимодумно пнув болтливый стул, я продолжил «диалог». – Возможно люди исчезли одновременно, может быть, это даже параллельная реальность кто знает, возможно там они все живут нормально, а я здесь один. Подать мне тардис, млять! Потому что я…я…Путешественник во времени!

Заржал противно, ибо это уж чересчур. И все таки, зерно истины в моих пьяненьких рассуждениях присутствовало. Определенно.
- Из этого следует…(икнул) ...из этого следует что мы переходим к пункту два, гос-с-пода присяжные. И что у нас на повестке дальше?
Замолчал, облизывая верхнюю губу. На повестке дня, у нас пункт два, - невидимый хрен неизвестной сексуальной ориентации, который называет себя тенью. Дааа. Это второе. Он оставляет записки и умеет пи*дить меня оставаясь в состоянии невидимости. Круто, ять! У кого-нибудь есть чего сказать по этому поводу?
Слезящимися, покрасневшими глазами я окинул помещение. На сей раз поддакнул разбитый телек.
- Да шеф. По гребанному ящику идет сплошная галиматья, нет никаких сообщений о войне или зомбо-апокалипсисе, например. Все это происходит только здесь, босс, уж извините меня, но это ваш личный персональный ад. Ну…вы понимаете, да, к чему я клоню значится…Я думаю…Ох простите, окружающему миру плевать, на то что здесь происходит. Шериф! А ведь здесь случилось что-то очень плохое, и в Большом мире, вряд ли кто об этом слышал. Я думаю…возможно вы померли босс и попали в ад например. Но надеяться на помощь из вне, глупо…
Пропустил еще одну стопочку. Я.
- Вот именно, дамы и господа, вот именно! Здесь нихера нет, но есть сериалы и гребанные невидимые мудаки, способные бить меня по морде. Еще страшные дома и ублюдские статуи. Купидоны кажись…Да! И кто-то говорит, что все это началось давно. Судя по всему, я не один столкнулся с подобными явлениями, до меня какой-то гомик уже рыскал по городу, пытаясь отыскать объяснения. Так где он? Этот ублюдок…отчего-то мне совсем не кажется, что он счастливо спасся и нежится где-нибудь на Гавайях.
Замолчал. Испуганно мусоля озарившую меня мыслишку. Поезд! Если я попал сюда на поезде, то наверное и вернуться следует на поезде. А если я умер, то это все бред моего больного мозга, и выхода нет совсем. Возможно я подыхаю синий, голый, на больничной койке распластавшийся кусок плоти, прямо в этот момент, агонизирую. Искалеченный, скажем, сбившей меня машиной.
Дерьмово.
Прервав экстренное заседание я отправился вон из проклятого бара. К счастью, эта телка Дженифер Стьюлсон жила где- то неподалеку, а мысли о смерти, мне совсем не понравились. Нужно было прогуляться по городу, нужно было подсобрать фактов. Итак. Топаем по адресу Оранж стрит 35. Квартира 11.

Оранж стрит 35... Адрес простой. Еще из бара не вышел, а уже на месте. Близко и удобно судьба направляет. Только вот, попробуй найди где вход в квартиры находится. Ты всю улицу оббегал, пока неприметную лестницу правее от входа в бар заметил. Лестница совсем не парадной была. Так, скобы в стене, по которым во время пожара спускаться следовало. Этой лестнице повезло оказаться в переулке, ширины которого едва хватало, чтобы ты сам пройти мог. Чувствуя себя зажатым меж молотом и наковальней, ты в переулок ступил. Рука дотянулась до первой скобы. Пальцы склизкого коснулись.
Руку ты немедля отдернул. Глядя на неприятную на ощупь слизь на пальцах, думаешь лишь о том, будет ли так на всем пути, или же только тут тебе повезло. Так или иначе, лезть наверх придется - других входов ты не нашел. Поборов рвотный рефлекс, за скобы взялся и неспеша полез. Вот так. Тихо, осторожно. Под пальцами неприятно хлюпает, но ты уже смирился с тем, что так будет до самого конца. Наверх посматриваешь, расстояние до ближайшего окна измеряя. Ох, и неудобно в него лезть будет - скобы довольно далеко от него идут.

И мысли твои прервал хруст камня. Ты еще на скобу взгляд перевести не успел, а та уже вылетела из стены. Эту скобу опустив, стал ты судорожно руками другие ловить, да только зря все. В последний момент лишь понял, что переулок узкий и не упадешь ты, а в стену дома напротив спиной упрешься. И ровно в этот момент затылком ударился о эту саму стену.
Потирая затылок одной рукой, другой ты от стены оттолкнулся и скобу, что выше вылетевшей в стене сидела, поймал. Подъем продолжился. Но не долго. Вот уже и первое окно. Добравшись до него, стал аккуратно переступать на подоконник, стеной соседнего дома себя страховал на всякий случай. Обеими ногами на подоконнике оказавшись, просто и без вкуса разбил одно стекло ногой, да ботинком раму от осколков почистил, чтоб не порезаться.

Вдохнув поглубже, нырнул в рамку разбитой рамы.

То ли это алкоголь, то ли адреналин, но ощущения опасности не было совсем. Словно на прогулку или в магазин за мылом вышел. Не осталось и ярких воспоминаний от такого подъема. Зато воспоминания оставило нечто, что в этой комнате находилось.
Наверное, сейчас ты ожидал увидеть что угодно; инопланетяне, мутанты, огромное разумное растение - все это показалось бы тебе сейчас куда более реальным, чем то, что ты видел пред собой. А что ты видел? Не так много. Маленькую полупустую спаленку видел ты отчетливо. Взору твоему открывались и следы от ножек давно проданной утвари на полу, и не выгоревшие пятна на обоях, молчаливо свидетельствовавшие, что ранее там что-то было. Да и широкую кровать с матрасом, худо-бедно застеленным посеревшим без человеческой заботы покрывалом, ты тоже прекрасно видел.
Но вот одна была в комнате вещь, в которую ты никак поверить не мог.

Девушка.

Живая и во плоти, она без движения лежала на кровати. Ее глаза бесцельно уставились в одну точку. Тело у нее было худо, изможденное. Кожа серая. На левой руке ровные дорожки от иглы. Девушка размеренно дышала.
На твое появление она даже отреагировала. Медленно, словно ей это давалось с трудом, она голову повернула и посмотрела на тебя. С трудом разлепив ссохшиеся губы, она абсолютно беззвучно что-то сказала. Должно быть, слабость собственного голоса удивила ее. Но она с этим сама явно ничего поделать не могла. Просто как рыба открывала и закрывала рот.

Удивился, увидев девушку, изрядно даже удивился, вздрогнул, пытаясь отмахнуться от дурной мыслишки, навозной мухой в голове зажужжавшей. В голову отчего-то сцена из Человека-Паука пришла, потом из Бэтмэна нолановского, а потом снова из Паука. Подумалось отчаянно, до боли вот прямо зудящей в паху подумалось, как ни странно…о сиськах Кирстен Данст. О ее рыжих волосах, о том месте, где эти волосы особенно...
«Ах ты ж говнюк, Рикки»
Сглотнул, но отчего-то сделать захотелось именно это…
Это.
ЭТО. Да, детка, именно это. Пьяный мир пошатнулся, пол под ногами в корчах девятых валов изогнулся, подошел к девушке на отвратительно ватных ногах, рыгнул, почесав затылок, Облизал соленые губы. Решив представиться.
- Я…ммм…Рик…Да. Рик. Рик…эта….
«Я хочу тебя детка, хочу тебя ТЕБЯ, потому что этот гребанный мир летит в ад.….»

- Помочь, чем я могу тебе, хм...вам помочь?

Сперва девушка даже не среагировала. Как лежала, так и лежит. Лишь чрез некоторое время на твое присутствие она обратила внимание. Взгляд у нее сухой, песок в пустыне. И такой же мертвый. Кажется, будто она не слышит слов. Говоришь, говоришь, а она только мимику замечает, да не улавливает смысл. Наконец, в ее голове зажглась одна мысль. Одна мысль, хоть как-то связанная с реальностью, а не с внутренней стороной ее черепа. Сухие потрескавшиеся губы с трудом приоткрылись, выговаривая слова, на которые уже просто нет сил.

"Воды".

Не слыша голоса ее, по губам можешь прочесть желание, возможно последнее, наркоманки. И тут же ты кинулся его выполнять.
В комнате, куда тебя через окно занесло, даже намека на воду не было. Тут вообще не было ничего, кроме кровати и полумертвого тела на ней. А потому ты поспешил к двери, что была в углу комнаты. Распахнув ее, тут же попал в небольшой коридорчик, в котором кроме той, что в комнату веда, еще три двери было. Первая вела в туалет. К слову, туалет оказался неожиданно чистым и ухоженным. Словно в другом здании располагался.

Ты то ожидал, что грязи тут будет по колено, что на полу шприцы использованные валяться будут. И потому вид чистенькой ванной подле чистенького фаянсового трона обескуражил. Да еще и на девственно-белой раковине совсем свежий тюбик зубной пасты замечаешь - совсем не кроется с образом. Возле тюбика - стакан. Должно быть, для полоскания рта во время водных процедур. Не задумываясь, схватил ты стакан и сунул под кран. Другой рукой в ручку вцепился и резко крутанул.

Ожидания вновь не оправдались. Вместо задорной струи из крана выстрелило коричневой жижей, по густоте напоминающей полузасохший клей. Мерзкая субстанция на пальцы попала и противно по ним вниз потекла, заставляя желудок конвульсивно сокращаться. Мерзость. И запах соответствующий. Такое ощущение, что в носу сейчас все мыслимые и немыслимые животные оставили после себя по огромной куче того самого, а после кто-то украсил это сладкой до боли в зубах кремовой помадкой.

Выстрадав свой скудный завтрак в раковину, ты небрежно вытер руки подвернувшимся банным полотенцем. Вот это дрянь... Не скоро еще забудется такое. Небрежный взгляд в стакан для полоскания заставил тебя отбросить идею его использовать - жижа заполнила его до половины и, конечно же, уже пронзила насквозь своим запахом. Сомнений в том, что даже обессилевшая от многодневной голодовки и нестерпимой жажды наркоманка не станет из нее пить, не было.

Оставив стакан там, где его в первый раз увидел, ты вернулся в коридорчик. Следующая дверь, которую ты открыл, оказалась входной. И тебя поразило не столько то, что входная дверь от межкомнатной не отличается ничем, сколько ровная кирпичная кладка прямо за ней. И, надо сказать, хорошая кладка - все ровно, никаких изъянов. А на каждом кирпичике выцарапано пожелание: "сдохни, сука!"

Хватило одной мысли о том, что кто-то царапал послание на кирпиче; потом проверял, чтоб послание оказалось к читающему правильной стороной; а потом закладывал дверь, покуда девушка тут переживала свои наркотические путешествия. Развернувшись, идешь быстро к последней двери. Открываешь. Кухня.

Кухня в отличие от туалета явно уже повидала лучшие дни. Пятна на газовой плите, немытая посуда в раковине, покрывшиеся плесенью не идентифицируемые останки пищи - все говорило о глобальном запустении. Маленький белый холодильник, что трещал в углу, был открыт, а его внутренности выворочены настежь. Под ним уже давно успела высохнуть та лужа, что образовалась от таяния накопившегося в нем снега. И теперь этот агрегат только и делал, что пытался охладить воздух в кухне. И, в принципе, с работой он справлялся.

Поежившись, ты первым делом пробежался по шкафам. Найдя более-менее чистую кружку среди тех, чей вид не привел бы в обморок среднестатистическую хозяйку, быстро подскочил к крану и замер. Прежний опыт подсказал сперва спустить воду, а уже потом кружку пихать.

Мысленно вернувшись в туалет с надеждой на второе полотенце, пальцы кладешь на рычаг. Нос уже готов зажмуриться, дабы спасти тебя от зловония. Быстрым движением руки поворачиваешь рукоятку и отскакиваешь. Радости твоей нет предела. Раковина, полная грязной посуды, теперь заполняется еще и чистой водой.

Пока воду набираешь, не без удовольствия вслушиваясь в шипение струи, что-то меняется. Все твое естество кричит об этом. Немедленно обернувшись, рыскать начинаешь в поисках странного или нового. Но... нет. И тут понимаешь, что в тихом, как могила доме, слышится возня.
Позабыв о воде, со всех ног ринулся ты в комнату, откуда звуки доносились. В комнату, где была Дженнифер. Дверь оказалась закрытой. Пнув ее, боль ощутил. На замок, мать его. А с другой стороны мычание, борьба, всхлипы... Разбежавшись, ты в дверь плечом врезался, надеясь вынести деревяшку из рамы. Потирая ушибленное место отступил и попробовал снова.

С пятого раза дверь хрустнула и подалась. К тому времени шум в комнате совсем затих. Ввалившись через открывшийся проход, успел лишь заметить фигуру темную, сиганувшую в окно. Не желая верить в происходящее, перевел взгляд на тело на кровати.

Девушка изменилась мало. Все те же ввалившиеся глаза, все та же поза. Разве что вывалившийся изо рта язык, да тонкий алый шнурок на шее.

А над кроватью краской размашисто намалевано обвинение: "Убийца!" И слова эти в подкорку вгрызаются, заставляя тебя вину ощутить.

Я замер, вмиг протрезвев, ощутил как земля покачнулась, - вернулся на кухню, ощущая предельно четко этот озябший мир, впитывая декорации мрачной квартиры, словно губка. Пропуская сквозь себя. Стены. Кирпич. Отпил немного воды, механически проследовав в комнату - швырнув стакан в стенку, желая смыть поганую надпись. Я швырнул стакан, отмел все обвинения, абстрагировался, встал с краю, желая показать, доказать самому себе быть может, свою невиновность. Чистоту. Непричастность. Удар был потрясающе тихим, ласково и нежно, сосуд разлетелся грудой битых стекляшек, подмигнул радужной каруселью напоследок. Я зажмурился…
…В детстве, мне всегда было интересно, как именно работает калейдоскоп, какая сила, добрая или злая, заставляет картинки сменяться с каждым вращением. Я долго крутил трубу, потом разбил в одно прекрасное воскресение, и обнаружил цветной пластик, вместо фантастических драгоценностей. Чуда не произошло, волшебная труба на поверку была набита дерьмом. Дерьмом, в серебряной упаковке, и не было никакой магии, чуда или тайной красоты, сокровенных миражей или снов. Только мусор, пластмассовый и никому не нужный более.
Теперь этот хренов калейдоскоп, набитый мусором, гнилью и вчерашней отрыжкой, появился у меня в голове, невидимый засранец выкручивал мой мозг вместо игрушки. Мучительно. Картинки, добрые или злые, появлялись перед глазами, выстроившись унылой чередой: Поезд, черный город, пустой бар, телевизор с помехами, труп…

Черт!

Сальные шутки, глупости и прочая дребедень. Одиночество этого города стало еще тяжелее, еще беспросветнее, невыносимее, и страшнее, навалилось грудой битых кирпичей, заставляя хрипеть будто удавленника. "Ты умрешь" Я понял. Я придурок, тупой кретин, ничтожество – осознал четко, - имбицил гребанный, тупица, с-сука. Девочка была живая. Она что-то знала, страдала, просила о помощи, в то время как я кривлялся. Теперь она мертвая, здесь, лежит, и я наверное в аду, или бог знает где еще, Рик, который всегда все портит. Рик. Ублюдочный Рик-старик. Я рассмеялся, истерически, громко, ненатурально. Расхохотался. Развылся. Развалился в конце-концов.
…Но я еще что-то делал задним числом, будто на автомате, двигался, разбрасывая вещи...разыскивая среди кучи мусора, неизвестно что. Подсказку, улику, письмо, ну хоть что-то...

В бессилии ты всю квартирку перерыл. Руки твои как заводные перекапывали небогатый скарб наркоманки в поисках хоть чего-нибудь, что докажет твою невиновность; желание искупить вину заставляло исступленно носиться по комнатам. А ведь вина твоя не перед законом и не перед обществом - какие к черту законы и общество в городе-призраке? Ты вину перед собой загладить пытаешься. Любое подтверждение, что ты не виноват ищешь!

Но чем дальше, тем хуже получается. Чем меньше просмотренного остается, тем больше и больше нервишки пошаливают, а мысли нет-нет, да и вернутся на кухню, к столовым ножам. Это только подкрепляет панику.

В поисках подсказки, ты даже в ванную вернулся. С трудом сдерживая отвращение, вновь открыл злополучный кран, надеясь что хоть он что-нибудь выплюнет. Он и выплюнул. Только вот не записку, а очередную порцию зловония в виде непонятной жижи.

Вновь вернувшись на кухню, ты стал и там методично выворачивать полки, являя свету их содержимое. Столовые ножи, вилки, ложки... Все, как в обычной кухне, только абсолютно все приборы потемнели и покрылись оранжевой коркой, похожей на ржавчину. С таких ты бы есть точно не стал. В холодильнике тоже пусто оказалось. Буквально. Внутренности холодильника напоминали промерзшие покинутого внутренности ледокола, застрявшего где-то у одного из полюсов.

Внезапно ты услышал нечто такое, отчего по твоей спине цепочкой падающих домино пробежали мурашки. Шаги. Кто-то шел по коридору, стараясь шуметь как можно меньше. Его выдавало лишь легкое хлюпанье подошв его ботинок.
Биение твоего сердца показалось тебе невыносимо громким. Да ведь Он найдет тебя только по этому частому стуку готовой вырваться из груди мышцы. Скрипнула дверь в ванной. Он не знает где ты. Ищет, но не знает. И боится спугнуть. Дрожащими руками ты стал шарить по столу, пока в пальцах не зажал тупой столовый нож. Невесть какое оружие, но сойдет. Тут же скрипнула кухонная половица.

Со всей доступной тебе скоростью, ты развернулся, тараща глаза вперед, словно пытаясь напугать этим убийцу. Рука с ножом сорвалась с места, вытянулась вперед, словно показывая твое намерение защищаться. Но... тут же твоя храбрость испарилась, как капля влаги, попавшая на мотор, разогретый длительным пробегом. Кроме тебя на кухне никого, казалось бы не было. По крайней мере, ты никого не видел. Но, стоило тебе чуть-чуть опустить взгляд, как ты тут же наткнулся на цепочку алых следов, оставленных ботинками предположительно сорок второго размера. Более всего это походило на ту сцену из давно позабытого фильма, где убийца наступил в краску и, уходя, оставил на полу отпечатки ног. Только вот, в твоей истории были только отпечатки, обрывающиеся на пороге кухни.
С глубоким сдавленным вздохом ты нехотя попятился назад и спиной налетел на кухонную стойку. Шаря по ней рукой, словно смог бы сейчас найти куда более грозное оружие, чем кухонный нож, ты продолжал неотрывно следить за следами от ботинок на полу. Новых не появлялось, да и шагов более слышно не было.

В тот момент пальцы поймали нечто, отличающееся от обыкновенной кухонной утвари. В руке у тебя оказалась маленькая записка. Ты, все еще не отрывая взгляда от следов на полу развернул ее...
Слова в записке были выписаны кривым рваным почерком. Писавший ее, должно быть недовольный получавшимися буквами, помногу раз обводил одни и те же линии, не особо стараясь повторить предыдущий контур. Буквы у него скакали и пригибались ,никак не желая попадать в строку. И, коли писал бы он не печатными, ты вообще бы ничего не разобрал бы. А так, тебе удалось с трудом прочесть три слова, накарябанные на мятом листке бумаги: "DEAD DON'T VANISH*"
Стоило тебе оторвать взгляд от следов, как ты услышал два тихих, но вкрадчивых шага. Бросив лист бумаги на пол, ты у ужасом уставился на цепочку следов, протянувшуюся ровно на два шага дальше, чем та была до чтения послания. Так что теперь до тебя следам всего два шага осталось.