Автобус, плавно покачиваясь, уносит Лору и Никки. Тени мелькают за окном, напоминая о зебрах и африканском тепле. Чернокожая охотница в Африке никогда не была. А почему бы и нет? Почему бы… Она скользнула взглядом по своей соседке... хм... пожалуй, все же, нет.
Лора не обращает внимания. Она погружена в собственные размышления. Именно сейчас ей приходит в голову мысль, что охота слишком изнурительное предприятие, для того, чтобы порядочная леди занималась этим постоянно. Она подумывает о создании небольшого перевалочного пункта, может быть, арсенала или ночлежки, на базе своей школы. Так она могла бы вносить свою лепту, не мотаясь по миру в грязных автобусах и шумных самолетах.
Она еще не знает, что этим пунктом мало кто будет пользоваться. Слишком уж известна репутация требовательной и неуживчивой хозяйки. Впрочем, это действительно хороший шанс. Такие, как Лора доживают до старости. Такие как Никки – нет. Охотник умирает на охоте, с каждым загнанным зверем все больше загоняя себя. Но, она никогда не была в Африке. Никки улыбается, улыбается своим мыслям и Лора, а автобус знай себе едет. Из пункта А в пункт В. И автобусу все равно. Всем все равно.
Шторм приближается к побережью Норвегии. Стефану тоже все равно. Шторм или штиль, он не может уснуть уже несколько дней. Несколько дней, с тех пор как взял билет на паром. Глаза слезятся, голова кружится, но сон никак не идет. Неудобная подушка, омерзительно теплая. И этот мальчик все время плачет за стеной.
Вспышка молнии выхватывает из темноты дрожащую руку, отражаясь от ствола старого проверенного кольта. Если выстрел совпадет с ударом грома, тело найдут в лучшем случае утром. Прошлый раскат он ждал 8 секунд. Стефан улыбается.
Карла хоронят на городском кладбище. Отец приехать не смог, и об охотнике позаботились город и какой-то таинственный фонд, выделивший деньги на приличный гроб и достойные похороны.
Наделение Карла было, наверное, одним из худших в истории Охотников, смерть Хайдегера была, возможно, одной из самых приятных: бесконечный экзистенциональный трип, святой приход в прямом и переносном смысле. В окружении сияющих звезд и аквариумных рыб, выплывавших прямо из стен, Карл Хайдегер ушел по радуге туда, где крокодилы живут в мире с обезьянами.
Или нет? Так или иначе, спустя какое-то время его благополучно забудут, и все, что останется от подававшего надежды биохимика - профиль на hunter.net и пара тройка университетских фото, времен увлечения филателией. На фото Карл улыбался.
А на следующий день после похорон кто-то оставит на могиле бильярдный шар с номером 8.
Отец Гербер выходит из церкви. Путь до магазина (батон, бутылка молока, зеленый горошек), разительно отличается от привычного. Во-первых, в списке покупок впервые за несколько лет отсутствует виски. Во-вторых, наконец-то исчез проклятый шум в ушах. Священник не втягивает голову в плечи и не прижимается к стене, не марает рукав сутаны белой штукатуркой.
На пути его следования появилась лужа. Лужа была грязной, в ней плавала банка из под пепси-колы. А над ней красовалось ярое граффити. Вернее, надпись. Гербер прочитал и покраснел. А потом, вот ведь странный священник, улыбнулся и перепрыгнул лужу.
После того, как одна из главных достопримечательностей города (на которую раньше и внимания не обращали, а теперь - на тебе - спохватились) пропала из музея. Ковальски пришлось менять название гостиницы.
Печальный пингвин, поправляя очки, правой рукой держит стремянку. На верхней ступеньке, его дочь поправляет новую вывеску отеля «Рыцарь и дева».
Петра не знает, что должна была стать следующей. Четвертой девушкой, шагнувшей с обрыва в этом столетии. Она даже не знает, что то теплое чувство, возникающее у нее где-то под сердцем, когда Ларс заходит за ней, по дороге на танцы, та самая Истинная любовь.
Но, при воспоминании о скорой встрече, улыбка невольно трогает ее губы.
Старый пират греется на солнце, перед своей сторожкой. Гладит кота, лениво курит, время от времени сплевывает под лавку и что-то ворчит себе под нос.
Скорее всего, делится с котом соображениями по поводу очередного туриста. Белая рубашка, брючный костюм, блестящие туфли, тонкий галстук. Так одеваются проповедники, психологи, федеральные агенты и коммивояжеры. Сторож никак не может решить, кто из них его больше раздражает. А еще гипс. За какой мать ее через кронштейн пернатой ящерицей он приперся осматривать руины со сломанной ногой? И шарик этот… Он на экскурсию пришел или в бильярд играть? Еще бы стол с собой притащил, чудак недатский. Не к добру это! Вот уж точно не к добру!
Кот со стариком полностью согласен и всецело его поддерживает. Но когда ты кот и тебя так сладко чешут за ухом, невозможно не улыбнуться.
Уильям О'Браен, известный в hunter.net как "Вилли" сидит за столиком в столовой "Рыцаря и Девы". Костыли, аккуратно составлены рядом, в углу. Здоровой рукой он делает какие-то пометки в блокноте. Эту поездку сложно было назвать удачной. На пересадке в Лондоне потеряли его багаж и в конечном итоге он разминулся с коллегами. На похороны Хайдегера тоже опоздал.
Впрочем, была еще одна вещь, ради которой стоило смотаться в Старый Свет. Это непередаваемое ощущение легкости. Когда солнечные лучи играют на умытых дождем улицах, в воздухе пахнет озоном и кажется, что сегодня у тебя обязательно все получится. И не только у тебя - вообще. Ощущение камня, свалившегося с души. Чувство хорошо сделанной работы, пусть даже ее сделал и не ты.
Вилли посмотрел на часы и с улыбкой поставил в блокноте галочку.
Солнце, такое яркое и ласковое. В северные широты оно заглядывает нечасто. Чайки, низко пикируя над морскими волнами, радуются его приходу, и водяная пыль искрится в его лучах.
На утесе одинокая фигурка девушки. Ветер треплет распущенные золотые волосы, качает лепестки полевых цветов в ее руках. Ветер играет с флагом на копье всадника, скачущего к ней от подножья утеса. Солнце отражается от его изрубленного в сражениях щита. Ладья и башня на красном поле.
Бригитте улабается. Готфрид смотрит на нее.
Солнце, такое горячее и такое белое. Символ праведников. Знамя надежды и веры в неизменное наступление нового дня. Оно всегда восходит снова. Здесь оно не заходит никогда. Солнце всегда в зените.
И точно под ним, на склоне бархана лежит голова. Ветер заметает ее и вновь обнажает, срывая покровы песка. Близко посаженные водянистые глаза всегда открыты. Дагмар смотрит на солнце. Но, оно никогда не опускается, а значит, никогда не взойдет.
Нильс Хёльгерт нехотя вылезает из под одеяла. Дурацкое солнце, пробившись в узкую щель между пластинами жалюзи, бьёт мальчика прямо по глазам. Утром, без своего макияжа, укладки и обмундирования, он просто хмурый взъерошенный мальчик.
Нильс вытряхивает из банки последние капли пепси и бросает ее в угол. Кладбище жестяных слонов, истекающих черным соком. Памятник скуке и новому образу жизни.
Босые ноги шлепают по полу. Раньше, просыпаясь, люди отправлялись в туалет, поколение пепси включает компьютер.
У Вас одно 1 сообщение.
Мигающая иконка конверта. Всего одно? Скука...
...
***
Ничем не примечательный датский аэропорт был переполнен людьми. Люди торопились, спешили куда-то. Они улыбались и хмурились, смеялись и плакали. Нет, они, конечно, знали, что каждый день, кто-то рискует собой, чтобы они могли торопиться по своим делам, стоять в очереди за билетами, получать потерянный багаж, фотографироваться на фоне взлетающих самолетов. Пожарные и врачи, солдаты и полицейские, газовая служба и... охотники? Какие охотники?
Впрочем, не стоит думать, что они часто задумываются даже о тех людях, о которых им было известно, и о тех опасностях, в которые они действительно верили.
Двое охотников, Джошуа Маккаллох и Йенс Тышлер, прощались в терминале аэропорта. Сумки и паспорта, бинты и пластыри и у каждого под курткой наготове пистолет с серебряными пулями. Впрочем, шотландцу, вообще предстояло как-то пронести через таможню весьма габаритный сверток, а некоторые препараты в сумке немца... Ладно, это их дело. Удалось же им несколько дней назад провезти в Данию целый арсенал.
Мимо спешили люди, мелькали лица, вокруг шумели голоса. Охотники молчали. Все уже было сказано.
Теперь впереди были несколько месяцев, недель... дней? Спокойной жизни, такая же бытовая суета и повседневность.
Что-то мелькнуло в толпе, заставив обоих синхронно обернуться. В стекло, отделявшее зону для курящих от остального зала, билась бабочка. Мохнатая спинка, массивные усики. Ударилась еще раз, развернулась и полетела в направлении выхода.
Бражник, ночная бабочка. Маленькое напоминание о том, что каким бы светлым не был день, за ним наступит новая ночь.
И, значит, серебряные пули им еще пригодятся.
