Смотри, слушай и молчи | ходы игроков | Морана и Ярило

Плачет застывающими слезами верба. Опустила свои хрустальные ветки в замерзшее озеро. Плачет она по тем временам, когда люди под ее ветвями жгли праздничные костры, плели венки и громко смеялись. Нет больше этих танцев, нет жаркого света и бликов огня, отражающихся в водяном зеркале. Только клубы дыма поднимаются с западной стороны, с той стороны, где расположился огромный град под названием Киев.
Верба слушает о том, что ей поет ветер. Как он рассказывает о шумных улицах, просмоленных дорогах и о хмурых людях в шерстяных шапках. Он говорит, что лица их полны злости и усталости и день ото дня они бродят по чудному граду Киеву, бормоча какие-то хриплые ругательства в маленькие, пластиковые трубки. Ветер говорит о том, что в сердцах этих людей погибла память. О кострищах, о лентах, о венках. Нет веры в них, опустели их сердца. «Зачем таким пустым людям жить здесь?» – спрашивает ветер у вербы. А она грустно качает своими замерзшими ветвями, не зная, что ответить. Ибо деревянное ее сердце помнит куда больше, чем мягкие, сочащиеся кровью сердца людей.

- Зачекай, Игорю!*
Звонкий, девичий голос оглашает дол припорошенный пушистым снегом. Отражается от замерзшего озерца и заставляет старую, древнюю вербу прислушаться. Неужто люди забрались так далеко от своего града, да решили навестить ее в этой тихой глуши? Бегите, люди. Ибо под моими корнями спят Царица да Царь. Им снятся сны о вас. О вашей ненависти и жадности. О корысти и надменности. Их сны полны злости и праведного гнева. Да не разогреет эту застывшую боль ни слезы девичьи, ни крики парубков. Бегите, люди. Ибо время сна прошло.
- Та то ты дуже довго йдеш, Галю.**
Статный, высокий парень, затянутый в дутую куртку, останавливается у края озера и оборачивается назад. Из кустов с трудом к нему пробирается молодая девушка. Красивая, если бы не переизбыток косметики на еще совсем молодом лице. Она нахмурена и рассерженна.
- Надо було з машины выходить. Зарады чого? Пруд не бачив?
- Тише, Галю. Мени про це мисто Петрик розповидав. Тут влитку дуже гарно, та будто сонечко з пид земли встае. А взимку навпаки все помирае. Да якщо прислухатись, то можно почути, як пид землею дышить хтось. ***
- Та то ты брешишь!**** – Испугано кричит девушка и подходит к своему парню. Дрожит толи от страха, толи от холода. Вглядывается в зеркальную, замерзшую гладь озера. И кажется ей, что оттуда, прямо из ледяного покрова, смотрят на нее в ответ яркие глаза. Такие яркие, что ослепляют. И дрожит еще больше девушка, и стягивает в узел свои руки, да хочет уйти отсюда поскорее.

Спит Мать Сыра-Земля, укрытая покрывалом, спит, скованная морозами, спит, но помнит... Коротка память человеческая, как и век людской короток. Забывают люди историю свою, богов родных и героев, за Землю родную жизнь свою отдавших, забывают люди, но помнит Мать-Земля. Помнит она и как стонала под копытами печенегов и татар, под сапогами французов и танками немцев. Помнит она и детей Рода, как живая женщина, рождала она всех существ земных, она стонала от боли в бурю, она гневалась, учиняя землетрясения, она улыбалась под солнцем, даруя людям невиданные красоты, она засыпала студеною зимой и пробуждалась по весне, она умирала, обожженная засухой... И, точно к истинной матери, прибегал к ней человек во всякую пору своей жизни. И преклонялся перед ней, родительницей и хранительницей всего...
Но пришел на землю Русскую иной бог, и отвернулись люди от корней своих - чужим поклонились. Уснули иные боги, иные пропали, иные, забытые, и вовсе растворились в мироздании, но Мать Земля продолжала нести свою ношу, кормила - поила детей своих, принимала в себя, что бы возродить весной в буйной зелени и цветах ярких. Хранила она и сон и покой Мораны, помня ...

Тяжело вздохнула земля, затрещали ветки старой вербы, побежала по земле трещина и, одетая в сверкающий ледяной убор, в белоснежную шубу, сотканную из снежинок, возникла девушка. Широко распахнула она свои глаза, цвета ясного неба в морозный день, сладко потянулась и промолвила,
- Благодарствую, Матушка, сладко я спала, но пора и честь знать! - и поклонилась Земле в пояс. Вздохнула устало земля, благословляя и, укрывшись снежным покрывалом, вновь уснула.

Сон, длинный протяжный сон. В этом сне Ярило вспоминал былые времена, как люди не стесняясь признавались в любви. Как люди сажали целые поля, чтобы прокормить целую ораву ребятишек. Как те впревые на празднике испили вино, и как они вступили на порог взросления. Принося Яриле еще больше поклонников. Сейчас же люди совсем обленились. Они не сажают огороды, они не ростят детей. Они трудяться в коробках за какую то бумажку, а не за мешок зерна. Нету на этой земле плодородия, не приносят ей жертв, не удобрчют ее. Уничтожают ее, чтобы цветы не росли, покрывпя странной коркой, она крепче льда и черная как уголь.
Ярило услышал чей-то разговор.
Молодые, влюбленные, пришли на озеро детишек наплодить, да удовольствия получить. А что-то девица волнуется, перед богом пугается исскуство свое детородное показать, Аль детей боиться, глупая совсем, такая взрослая, уже пора четырех иметь.
Ярило услышал голос другого бога, видимо не он один просыпается.
- Спасибо тебе озеро, за постель мягкую, за прием радужный, за годы долгие.

Красивая девушка с усталым взглядом. Высокий, статный юноша с морщинистым сердцем. В них все было чужим. Далеким от тех людей, что когда-то ходили по земле.
Земля послушно разошлась, выпуская свою дочь. Тихо вздыхая. Верба колыхнулась. Раз. Два. Три. Три веточки осторожно обняли языческую богиню, прижались к ней, словно дети. «Я Тебя люблю» - говорила верба. Чисто, без лукавства, без требований и без обязательств. Так искренне и по-настоящему тепло может любить только природа. Ее колыбель всегда найдет место для тех, кого отвергли. О ком забыли.
Озеро глотнуло холодный лед. Растопились его хрустальные слезы. Поднялся сизый пар, лаская туманом воздух, пропитывая его влагой и теплом. Расступилась вода, разогнала свои волны. Маленькая, замершая рыбка оттаяла и весело мотнула своим скользким плавником. «Выходи, сын Неба и Земли. Встречай этот новый мир. Смотри на него. Смотри, каким он стал» - шептала вода.
Вернулись боги в этот мир. Скинули оковы сна своего. Да и друг друга сразу приметили. Почувствовали силу рядом. Живую, гордую, властную. Как они рядом оказались? Неведомо. Да только кто ж разбудил их?

Девушка закричала. На ее лице был написан животный ужас. Парень выглядел не особо лучше, но на него шок повлиял несколько иначе – он примерз к земле и окаменел. Его подруга кинулась назад, попятилась, готовая бежать сломя голову, но под ноги ей ловко подвернулся корень старой вербы. Поскользнувшись, она забавно взмахнула руками, охнула, выпуская воздух, и полетела вниз. Прямо в горячие воды растопленного озера. Вода приняла ее, подхватила, и увела вниз, на дно. Девушка еще пыталась бороться, пыталась грести руками и отталкиваться ногами, но разбушевавшееся озеро не пускало ее. Добрый молодец, который пришел с ней, все продолжал стоять, как каменная глыба, не в силах от страха ни пошевелиться, ни закричать.

- Спасибо тебе водица мягкая, ты мне постель мягкую предоставила, сон мой защищала. Здравствуйте люди добрые, здравствуй Морана прекрасная.
Ярило осмотрел одежду людей, она была не удобной, вот как в ней сено косить, как в ней огород засадить. обленился нынче народ, не сажает ничего, только ест и ест. Сидят в коробках что-то целый день делают, вместо того чтобы землю удобрять, чтобы урожай побольше собрать. А девица всю красоту потеряла, теперь на ее лице что-то странное, какое то цветастое, глаза ненастоящие, кукольные что-ли, длинной толстой косы нету. Ярило был напуган криком.
- Как вы богов своих встречаете, как смели вы позабыть своих защитников, позабыть того, кто вас искусству учил детородному. Кто вас каждую весну кормил.
Ярило проводил взглядом упавшую девушку.
- Ну что же ты стоишь добрый молодец, спасай свою девицу прекрасную, спасай кровинушку родную.
Ярило посмотрел на озеро.
- Вода теплая, смилуйся над девицей красной, взрослая уже а дитя до сих пор не принесла молодцу. Непорядок, озеро гладкое, будем сейчас исправлять недоразумение страшное.

Морана медленно моргнула, прогоняя остатки векового сна и улыбнулась, словно солнышко позолотило изморось на замерзшем оконце, с благодарностью ответила она на ласку вербы, "Придет весна и заведут вокруг хороводы, украсят тебя лентами во славу Лели" - с теплотой подумала она и кольнула сердце острая льдинка, отгоняя светлые воспоминания - Где теперь сестра Леля?
Многое придумали люди с тех пор, как боги жили на этой земле, многое переврали или домыслили, многое слышала Морана во время сна и как Лелю она извести пыталась и как Ярило прятала в царстве своем, за рекой Смородиной и как Землю - Матушку вечными снегами покрыть пыталась и невдомек людям, что нет жизни без Смерти и Лета без Зимы и не почувствовать им благодарность Земли, после зимнего сна и ласки Солнышка, отдыхающего в объятьях Зимы...
Солнечный зайчик пробежал по белому лицу богини отвлекая ее от грустных дум, - Ярило! - радостно всколыхнулось сердце и застучало быстее, - Коханный! - раскинула руки Морана, увидев поднявшееся из воды Ясное Солнышко.
Жалобный, полный ужаса девичий крик раздался над спящим лесом и Морана недовольно обратила свой взор на людей и тяжко вздохнула. Не раз она слышала подобное, когда являлась людям - никто не хочет умирать, но что бы при виде Ярило? Гневная морщинка пересекла совершенной красоты лоб, - Да как ты посмела, смертная! - прорвалось наружу привычное, не забытое за века. Морана протянула руку, пытасясь заморозить воду под девушкой, выталкивая ее на поверхность.
- А ты, молодец, что застыл? Если любо тебе столбом стоять, могу в столб ледяной тебя обратить, к весне растаешь! А ну иди спасай свою ненаглядную! - грозный окрик Мораны словно кулаком толкнул парня в спину.

И пристыдилось озеро. Сначала затихло оно, грустно зажмурив свои взбунтовавшиеся воды. Заплескало водой на берега, пытаясь дотронуться до ног богов древних. Пытаясь зализать свою обиду. Пытаясь объяснить, отчего оно так яростно потопить желает человека.

Вода бессмертна. Круговорот ее питает и остужает. Вода текуча. Она заползет под любой камень, она выточит себе дорогу там, где есть сплошная стена. Воде нет преград. Она – жизнь. Она – рождение. Она – правда.
Из земли на поверхность. Из земли в самое небо. А с неба снова в землю. Проплыть волной, неся на ее гребне белую пену. Застыть льдом, заморозив свои слезы. Опасть дождем, питая просыпающиеся деревья. Разбиться каплей в подземном гроте.
Больно. Воде больно. Люди причиняют боль. Люди иссушают, люди не дают течь. Люди – зло. Убить. Затопить людей. Уничтожить их. Погубить в своей пучине, оставив навсегда внутри себя. Убить.

Озеро вскипело от злости. Метнуло девушку еще глубже, затягивая ее под коряги. Но слова Ярило остановили его. Успокоили. А Морана с легкостью начала замораживать его, выпихивая смертную вверх. Парень продолжал дрожать. Почувствовал, как его что-то сильно пихнуло в спину. Да так, что он сам чуть кубарем не покатился в озеро. Замер у его кромки. Оглянулся назад, зачем-то прижимая руки к горлу. Всматриваясь то в Ярило, то в Морану.
- Х-хто вы? – Все что он сумел выдавить из себя.

Ярило так и не слез с коня, он просто наблюдал как девушку поднимает вверх сила Мораны. Люди раздосадовали Ярилу, так пренебрежительно отнестись к своим защитникам. Тем кто ради них жизнь дарил, еду дарил, семей награждал.
- Как же вы люди могли забыть богов ваших. Как же вы смогли так измениться, откуда все это, в ваших глазах не видно веры, от вас славянским духом уже не пахнет. Не свои вы уже, забыли вы о том, как учила вас земля матушка урожай выращивать. Забыли вы как, я бог Ярило учил вас детей приумножать. Забыли вы кто для вас молодых цветы весною сажал. Забыли вы про богиню вашу прекрасную. О Моране прекрасной, той которая вам жизнь отмеряла.
Ярило посмотрел на юношу, потом на девушку.
Что же ты стоишь окаянный, видишь добра девица мерзнет. Пойди согрей ее своей ласкою, вспомни учения Яриловы.

Морана чувствовала боль воды, чувствовала, как самая ласковая из всех стихий, всегда готовая дарить нежность, кипела от гнева, готовая сметать все на своем пути. И некому было боле усмирить ее. Не было боле ни водяных, ни русалок, даже утопленицы перестали становиться мавками и петь свои грустные песни, сидя на ветвях старой вербы и расчесывая костяными гребнями волосы, в ожидании горячих добрых молодцев. И всплыли услышанные во сне слова нового бога: «Истребите все места, где народы, которыми вы овладеете, служили богам своим, на высоких горах и на холмах, и под всяким ветвистым деревом; разрушьте жертвенники их, и сокрушите столбы их, и сожгите огнём рощи их, и разбейте истуканы богов их, и истребите имя их от места того»
Но надежда все же была, ведь остались же они с Ярило! Может и другие просто спят и ждут своего часа? Забытые, опороченные молвой, но все же ждущие своего часа... Как ни старался новый бог и несущие его волю, не смогли они изжить полностью память о корнях своих, все, рожденное Родом, по сей день несет его имя: родня, родители, родник, родить...
И в той девчушке, замерзающей сейчас на льюу озера и в пареньке, чье сердце дрожало, словно заячий хвост, теплилась искорка Рода, теплилась и могла бы разгореться, но держали ее крепко оковы крещения, рабские оковы иного бога.
- О Боги, - совсем не как богиня, всплестнула руками Морана, глядя на паренька, - Сначала девицу свою согрей, в машину отнеси, а потом поговорим.
Морана подошла к девушке. Косметика смылась е ее лица, отчего оно стало намного краше и взглянув ей в глаза, тихо сказала, - Спи! Забудь это все и спи.

И в сердце игла вошла. Острая, как жало пчелиное. Ядовитая, как капля волчьей ягоды. Да только яд тот куда теплее сока. Куда сильнее. Неизлечим он. Неутомим. Сердце навсегда им заболеет. Перестанет биться ровно. Не найдет себе покоя больше никогда. Лед на нем оттает. Распадется корка черствая. И нет больше сердцу покоя. Нет его ритму монотонности и скуки.
Боль. Кипящая, опаляющая лава. Огненная сила, сметающая на своем пути любой разум. Боль живая, как небо, как земля, отдающая теплом. Боль, подаренная богом древним, языческим. Одним из тех истинных богов, что были забыты. Первый подарок Его после столь долгого сна. И подарок этот – Любовь.

Парень вздрогнул. Его глаза широко открылись, словно впервой увидели этот мир. Он посмотрел на свою спутницу, к которой подошла прекрасная дева, вышедшая из-под земли. Сжал руки в кулаки. Расправил плечи. Да ринулся прямо на хрупкий лед замерзшего озера. Подбежал к девушке, которая послушно засыпала под нежным плеском слов Богини. Обнял ее крепко. Так крепко, что почувствовали оба бога ту теплую искру, тлеющую внутри. Ее разжег огонь Ярило, заставил Чувство, истинное Чувство родиться наконец. Воспрянуть.
- Тише, кохана, не страшися ничого. Тильки засынай. Я буду захыщаты твий сон та спокий. *
И засыпает девушка в его руках. Не дрожит больше. Чувствует тепло, исходящее от возлюбленного. Непривычное, небывалое. Тепло, как кусочек божьего дара.
Парень снимает с плеч свою куртку, кутает в нее девушку, обнимает. Ласкает. Не смеет оторваться от спящего лица, будто только сейчас понимает насколько оно ему дорого. И только лишь когда любимая крепко засыпает в его объятиях, он поднимает свою голову, встречаясь взглядом с богиней, и нет в нем больше того жуткого страха. Восхищение. Любопытство. Желание понять.
- Выбачтэ за страх мий. Алэ я нэ розумию, хто вы? Чи люды вы? Чи ни?**

Морана почувствовала, как начала разгораться в юноше искорка, почувствовала и с улыбкой кивнула ему, повелительным жестом махнув в ту сторону, где молодые люди оставили машину,
- Нет, молодец, не люди. Отнеси девицу в машину и возвращайся, коли страха не испытываешь боле. Ничего с ней не случится, - сказала и задумалась, неужели ослабли оковы нового бога, неужели не может сдержать он боле горящий в людях огонь? Не потому ли и они проснулись, почувствовав, что освобождается место в сердцах людских? От близости Ярилы, снежная шуба расстаяла и Морана осталась только в белоснежном платье до пят, с широкими рукавами, мягко облегавшем ее фигуру. С распущенными, цвета воронова крыла, волосами, окутывавшими богиню до колен, словно покрывало.
Присутствие Ярило согревало, давало необъяснимое ощущение , после векового сна в одиночестве. Хотелось мурлыкнуть довольной кошкой, прижаться к обжигающему свету. Морана взглянула на вечно молодого бога и отразилось в ее глазах солнышко, заблестели в глазах искорки, растапливая лед боли и одиночества.

Ярило был доволен своей работой. Даже столь долгий сон не ослабил его чувств к людям.
Хорошие они создания, глупые, забывчивые, но хорошие. Главное их уму-разуму учить и будет прок и с этого поколения. И разродиться слава славянская на всю округу земную.
Ярило проводил взглядом молодого парня, не грозным и суровым как раньше, а теплым и нежным. Понял Ярило, что люд местный не пропал, что и они опять возверуют в своих богов, о которых так нагло забыли.
- Ну что же Морана Прекрасная, смотри люди все-равно те же, внешне сменились а дух славянский за версту чуется. Думаю надо бы у паренька спросить про старосту ихнего, надо бы навестить умных людей, надо узнать как забыли они о нас. Не грусти красавица.
Теплый взор упал на могучую Морану, Ярило был как всегда нежен и чуток.

Парень послушно подхватил девушку на руки, да бросился со всех ног к машине. Снежная пыльца вскоре скрыла его за голыми деревьями. Оставила двух богов в тишине и покое пробуждения.

Да расправятся их крылья. Звонкие колокола. Медные трубы. Серебряные струны. Их слава. Их величие. Их бессмертие.
Земля дышит покоем. В земле течет кровь. Людская, земная, настоящая. Она впитала ее, она хранит ее. Она живет ей.
Хорошо ли проснуться? Хорошо ли открыть глаза, залепленные снами?
Свет зимнего неба. Лужи застывших озер. А где-то на горизонте поднимается туман. Туман ли? Смог. Серый, густой дым с багровыми боками. Он входит иглами в небо, разбивая его на воспаленные участки.

Больно. Так больно. Свет солнца не коснется земли. Плоть разъедает дым. Не оставляет ни клочка. И рваная рана. С объеденными, расширяющимися краями. Плоть не заживет, не затянется. Боль не пройдет. А вы не слышите. Не видите. Не чувствуете.

Если прислушаться, если вглядеться, то можно ощутить. Как страдает мир вокруг. Это похоже на язву, на опухоль. Ее эпицентр расходится оттуда, где в небо взвивают клубы стального, ядовитого смога. Оттуда слышен шум, оттуда веет запахами людей. Их жизнью. Их бытом. Но земля там пропитана прогнившей плотью. Словно кладбище, могильник. Страшно. Отвратительно. Вязко.

Парень вернулся. В руках он держал какую-то пластиковую флягу, в которой плескалась ярко-оранжевая, почти светящаяся жидкость. Он остановился неподалеку, как-то грустно опустив голову в землю. Поежился. Переступил с ноги на ногу. И молча замер, не зная, что сказать.

Морана чувствовала боль мира, своего мира! Не просто боль, почти агонию. Земля, вода, воздух, дрожали от непереносимых страданий. Мать-земля, всегда дюбившая своих чад кипела от гнева - как посмели они ТАК поступить с подаренным им миром, с родившей и взрастившей их землей! И Морана, постепенно проникалась этой болью и гневом, этой пустотой, возникшей там, гда некогда жизнь била ключом. И во взгляде, ощутимой тяжестью легшем на паренька, стояла боль и гнев, тщательно сдерживаемый, но бурлящий вокруг богини Смерти, словно грозовое облако.
- Явился? Смел, люблю таких! Только вот герой ли ты? Есть ли в тебе сила спасти мир? - Морана смотрела на молодого человека, заглядывая в его душу, в каждый, даже самый потайной уголок, - Я Морана, а это Ярило. Говорят ли тебе о чем-то наши имена?

Ярило добро посмотрел на Морану и на юношу.
- Не права ты Морана, мир спасет не сила, сила погубит этот мир. Любовь спасет мир. Хотя это я так шучу, но любовь не плотская, а любовь душевная. Вера, вот что должно быть в юноше, истинная вера спасет мир.
Ярило подошел к парню, приложил руку к его лбу.

Темны глубины человеческого сознания. Бездонна пропасть души. Ядовит стук сердца. Никогда не понять богам насколько болезненной может быть короткая, смертная жизнь. Звери не бывают так жестоки. Звери не умирают от одиночества. В их глазах нет обреченности, что сковывает каждую мысль, будь она плотской или же духовной. И как раздвинуть эти потемки, чтобы увидеть истинную красоту человеческого существа? Стоит ли пытаться?
Парень испуганно мотнул головой, отклонившись назад. От прикосновения Ярилы он чуть было не упал навзничь, но удержался на ногах. Задрожал. Его запутали слова богов, он не знал, не умел отвечать на них. Не словами. Нет. Но лишь взглядом можно было передать все то, что таилось на глубине нескольких десятков лет внутри человека.

Слабость? Да, пожалуй, слабость. Быть такими, какими мы являемся. Губить, убивать, разбивать. Это всегда получалось у нас лучше всего. Как-то даже не специально… просто не задумывались, наверное, вначале, а потом это переросло в некую незыблемую тенденцию. Сеять вокруг себя разруху, нахапывая все больше и больше. Конечно. Ведь каждый хочет жить в удобстве.
Это наш дом. Наша земля. Мы тут владыки. Так почему мы не имеем права использовать природный ресурс? Почему мы не можем брать то, что принадлежит нам по праву? Какая разница, что будет дальше? С нашими потомками, с последующими поколениями. Человек эгоистичен. Для нас важно только то, что происходит здесь и сейчас. И не существует другой истины. Не существует другой веры.

Вот что можно было прочитать внутри человека, дотронувшись до него рукой ли бога или взглядом. Но он боялся. А потому, вслух сказал совсем иное:
- Господыня, вид чого свит цей рятувати-то? Усэ в ньому на свойих мисцях.*
Отстранившись боязливо от Ярило, он неуверенно отошел чуть назад. Добавил, отвечая на вопрос:
- Ничого мэни ваши имья не говорять. Выбачте. **