[Полужизнь и Смерть] | ходы игроков | +[Квартира Аркадия]+

Чернигин

Иван со смесью страха и сомнения поглядел на дверь, ведущую из туалета. Крики, удары, что-то с хрустом разлетелось. Возможно это даже чья-то голова. Вот оно, сопротивление в самом разгаре, а он сидит в сортире в луже дерьма. И когда его найдут будет лепетать какую-нибудь чушь о том что туалетик тут чинил и к толпе сидевшей в соседней комнате отношения не имеет. Ничего не видел, ничего не слышал, ничего не помню. Прям как те мартышки. Потом эти твари его ещё изобьют, кинут куда нибудь и оставят подыхать. Ведь то что сейчас происходит они явно не простят. ГОшники любят избивать тех кто не сопротивляется. ГОшники... Как же странно это слово и смыслом и названием походит на уже почти забытое слово гопники. Теж же самые гопники, что были раньше, только забравшие уже всё что можно и дорвавшиеся до власти. Вот сейчас выти бы отсюда, да вмазать им вот этим самым гаечным ключём с которого стекает дерьмецо. По маске его наглой, по глазам стеклянным и равнодушным. Чтоб осколки пластика во все стороны и кровь, много крови. Эта картинка ясно вспыхнула в голове Ивана. Вся затаённая злость на ГО, альянс и лично на администратора Брина резко нахлынула на него. Длиннющий список всех обид встал перед глазами, и вот уже рука неосознанно сжимается посильнее на рукояти газового ключа, а ноги несут Ивана в сторону зала. Кто-то сейчас определённо умрёт. Либо метрокоп, либо он сам. Ну или оба, если остальные ГОшники потом догонят, что в общем-то весьма вероятно.

Сапрыкин

В первый момент видя газовый ключ, скользнувший по шлему копа и почувствовав удар дубинки Иван решил что этим то всё и кончится. Иван понял, что все эти идеи с убиванием копа были довольно глупы. Ну что он, сантехник мог противопоставить тренированному откормленному ГОшнику? Но всё решило чудо. Никак иначе назвать это было нельзя.
-Твою мать...
Сказать ничего иного он попросту не мог. Но пора уже было что-то делать. Иван оглядел тело "поверженного" копа. Дубинка явно не будет лишней, а если у него есть пистолет, так вообще отлично. Сапрыкин протянул дубинку Чернигину.
-А теперь пора отсюда сваливать. То что это не мы мы не докажем. Особенно потому что мы хотели это сделать. Держи дубину, будет хоть чем отбиваться.
Только куда же бежать? Вниз? Грохочущие по лестнице сапоги ГО намекают что это плохой выбор. Вверх тоже вроде не получится, там кажись решётка была. В закрытую квартиру не пустят. Кому нужны проблеммы? Остаётся либо в окно, либо в пустую квартиру. Последний вариант он и выбрал, махнув профессору чтоб тот следовал за ним.

Сапрыкин

-Да, Дмитрий. Я готов менять мир. Даже если ничего из этого не выйдет.
Ступор, сковывавший Михаила последние минуты, отступил. А то стоял с глупой ухмылкой на лице, и следил за мечущимися людьми. А почему? Он и сам не знал. Хотя нет, знал. Прощался с жизнью. Со своей прежней жизнью, или жизнью вообще.
Когда Дмитрий со стулом метнулся вперед, вытащил стамеску из ботинка и с запозданием и былой прытью метнулся за ним в коридор. Но все уже было кончено. Оставалось только бежать. Бежать!
На лестничную клетку, дальше, в дверное пролом соседней квартиры, под шум сапог бегущих по лестнице, и только успев крикнуть:
- За мной, друзья! Все только начинается!

Сапрыкин, Чернигин, Прохорович

Не обратив внимания на жертву режима, вы ломанулись в соседнюю квартиру. Между тем становится понятно, что метрокопы уже в подъезде.
- Код красный-три! Патрульный убит, вызвать подкрепление! - слышите искривленный хрипами фильтра голос. Сканеры, как две большие мухи, вьются вокруг вас, фиксируя каждый шаг ослепительными вспышками. Прохорович что-то пафосно крикнул и рыбкой нырнул в показавшийся проем в полу. Судя по всему - удачно. Не сломал ничего. А вот его товарищам оставил честь разбираться с забежавшим на этаж патрулем, в количестве четырех, а то и пяти человек. Резкий хлопок по ушам. Это был выстрел. Табельного пистолета. Ваши спины резко покрылись потом. Нужно же что-то делать!

Аркадий

Коган не шевелится. Голова безвольно болтается по сторонам. Уж не умерла ли? Пока ты пытался привести ее в чувство, прошло несколько секунд и из пролома сверху появился... Михаил. Со стамеской в руке. Воинственный. И, судя по всему, он был не один. Пора было что-то делать.

Аркадий склонился над женщиной. Какое-то парадоксальное невезение. Он испугался, что сам разобьется, все же, особой грациозностью он не обладал. Но Леа...

Если она умрет, тогда его предательство не будет не иметь никакого смысла.

Искушение бросить её здесь было. Было. Но он подавил его и наклонился над телом, надеясь вернуть её в сознательное состояние. Даже если ГОшники уже следуют на ними.

Когда кто-то спрыгнул сверху, Аркадий отпрянул, пригнувшись. Нет, это был не угнетатель, орудие режима.

Это был грозный Михаил Прохорович, праведный и справедливый, словно ангел возмедия, со своей пылающей стамеской. На секунду Аркадий замер в приступе панического страха. ГОшника он бы меньше испугался. Там был бы страх животный. Без примеси вины.

Но быстро же он пришел в себя. Раз Михаил Прохорович сюда добрался, значит, проскочил через охранника, или, дай Бог, прикончил его. Значит, есть еще шансы. Вряд ли он прямо сейчас кинется сводить счеты за Сэлинджера. Времени нет.

Может, он и не видел ничего.

-Михаил Прохорович! Леа ушиблась - закричал Аркадий - берите её слева, вдвоем быстрее понесем! Нельзя её тут бросать!

Настроение Сапрыкина продолжало сккать туда сюда, вверх вниз.Радость от убийства метрокопа сменилась грустью от того что не удастся взять с собой этого человека, лежащего тут с распухшим куском мяса вместо лица. Азарт убеганмя, и вновь ужас от выстрела за спиной, а теперь ещё и раздражение на сканеры, каждый снимок которых добавляет по одному арбузу в награду за их головы. И главное смысла уже нет, кроме как следить за ними. Что конечно же совершенно недопустимо.
-Да свалите вы уже от нас!
Эти слова он сопроводил ударом ключом по ближайшему сканеру.
-А вы то что бежите? Пока эти две хреновины за нами летят это всё равно бессмысленно. С ними нас в любом месте найдут.
Хотя с другой стороны Иван продолжал бежать, опровергая свои собственные слова.
А затем прыжок в чёрную дыру, в которую совершенно не было времени заглядывать. Оставалось лишь надеяться что там не торчит какой нибудь острой пакости на которую его сейчас насадит.

-Ушиблась? Нельзя бросать? Да ты, Демидович, сейчас тоже ушибешься!
Злобы в голосе Михаила почти не было, но слова Аркадия "Там двое, с пистолетами, скорее держите их!" так и стояли в ушах. "А я его другом считал. У, жидюга, ничего святого нет!"- но быстро вспомнил что и сам еврей и, прервав мысленную тираду, без колебаний ударил Аркашу кулаком.
-А не был бы ты мне другом, я тебя и стамеской бы!- Боевой азарт не проходил, но продолжать драку было бы по меньшей мере глупо. Потом разберемся, по-свойски.
-Берись, потащили девченку.
И, помогая поднять безвольное тело, огляделся в поисках направления дальнейшего бегства.

Чернигин, чувствуя пронзительную боль в руке, бессильно выронил рваный древесный брусок и начал поспешно отступать, отдуваясь, сопя, прижимая поврежденное запястье ближе к груди, покрываясь скользкой холодной испариной, чувствуя всем телом холод и жар одновременно. Надежда на спасенье медленно уползает, скатывается в темную воронку небытия. Нету спасенья. Не будет. Безжизненное лицо-противогаз ГОшника, кажется, выражает теперь не безразличие, отнюдь – теперь в этих чернеющих круглых стекляшках-глазницах спряталась злоба, и этот респиратор – он чем-то схож с оскаленной пастью гротескного зверя, сбежавшего к нам из иного мира. Зверь почувствовал угрозу и собирается теперь избавиться от нее.
Спасенье приходит неожиданно. И, что характерно, вместе с обескураживающим запахом фекальных масс и урины.
Иван Петрович был персоной весьма странной; можно даже сказать, внезапной. Он всегда был замкнут и тих, будто бы для него этот мир был даже не непонятной загадкой – он для него был ничем. Спокойный и равнодушный мужчина, отягощенный воспоминаниями и необходимостью возвращаться в реальность из мира своих сновидений. Но Чернигин знал, что Иван Петрович не предаст. Не спрячется, не бросит. Хотя бы попытается что-то сделать.
В этом они похожи.
Удар увесистым оцинкованным газовым ключом по голове, да еще и сбоку – это было слишком даже для матерого ГОшника, умело увернувшегося от стула. Получив по шлему, патрульный качнулся в сторону, предварительно ткнув Ивана электродубинкой, а после, по какому-то фантастическому стечению обстоятельств, споткнулся об лежащего на полу бородатого парня и проломил себе голову об довольно хрупкую стену-перегородку хрущевки. Чернигин, заворожено и не без страха наблюдая за происходящим, громко сглотнул и моментально побледнел, когда услышал этот мерзкий хруст. Наверное, не был готов. Да и размозженное лицо лежащего на полу молодого человека не добавляло пикантности этой картине. Ему было жаль. Но он не был врачом. И Господом Богом он не был. Он – всего лишь человек, действующий на основе своих животных инстинктов, которые скоро будут выжжены с помощью святой энергии демократизаторов, коими вооружены бледнолицые ГОшники, грохочущие по лестнице ровным строем.
Придерживая поврежденную руку, Дмитрий смотрел на ГОшника, пока не услышал слова Ивана Петровича:
- Да… - отрешенно сказал он, чувствуя, как ледяные капельки пота плавают по лбу, скатываются на нос, на щеки, медленно покрывают собой побледневшее лицо, - хорошо, - он поправил очки, схватил дубинку целой рукой, следуя за Иваном и все время осматриваясь. Узрев Михаила, выбегающего за ними со стамеской в руке и воинственным кличем, напоминающим пафосное изречение командира НКВД, Чернигин улыбнулся, несмотря на боль, сковывающую руку.
Вслед за Михаилом из комнаты выпорхнул большой сферический враг.
- Получи своё! – проорал Дмитрий, активируя дубинку и с размаху целя в корпус сканера, и сразу же прочь, убегать за своими товарищами, прочь от стука тяжелых военных сапог и шипения искаженных модуляторами голосов. Прочь, к свободе. К сопротивлению. К Лямбде.

Сапрыкин, Чернигин

Феерия безумия продолжалась.

От удара Михаила Прохоровича Аркадий попытался увернутся. Нет, не то, чтобы он полностью отрицал свою вину. Просто, Леа же еще тащить. А то в приступе праведного гнева еще сделает пакость какую-нибудь. Зуб выбьет, губу, там, нос разобьет. Неудобно будет, вся рожа в крови. Заляпает еще все. Следы там, опять же.

Но того, что произойдет дальше, он не ожидал. Этот идиот стамеску в карман сунул, да. И упал. Мститель, мать его.

Аркадий печально вздохнул. Леа еще можно было бы вытащить. Этого дурака - вряд ли. Он скорее помрет при переноске. ГОшнки вряд ли его штопать будут. С другой стороны, а кто его заставлял мстителя из себя корчить? С ума сойти. Вот же ж.

Сзади прыгали еще люди. Не ГОшники. Гости.

Он опять вздохнул. Сейчас еще в самый раз порцию старого-доброго ультранасилия.

-Васька с девкой, похоже, тут прошел, я следы видел!

Следов, правда, было три даже. Странно. Может, еще кто прицепился. Много народу было.

-Времени нет, валить надо!

Сказал он, и подхватил Леа. Придется в одиночку нести. Если о "герое" решат позаботиться - подберут.

Аркадий

-Вот они, следы! Видите! За шкаф ведут! Там проход есть, как пить дать! Помогите оттащить, проскочим, на место вернем! Только следы свои замести надо, чтобы ГОшники не замели - обеспокоенно пробормотал Аркадий.

Первым что увидел Иван спрыгнув был Миша. А через несколько секунд он умер. Похоже судьба решила поиграться с ними. Вначале ГОшник умирает споткнувшись, а теперь Миша. Ну или по крайней мере если не прямо сейчас то очень очень скоро. С ранами из которых за несколько секунд вытекает столько крови долго не живут. Как же это всё глупо.
Но уже в следующую секунду Иван выкинул всё это из сознания и занялся поисками выхода. Можно было бы конечно в окно прыгнуть, но всё же лучше найти следы. И тут Аркадий указал на шкаф.
-Отлично. За шкаф так за шкаф. Но вот следы это наименьшая из наших проблем. Сканер намного опаснее.
Встав неподалёку от пролома Иван приготовился ударить то что прилетит оттуда.

Неловко замахнувшись, Михал не то что нанести удар- даже удержаться на ногах не смог. Упал, подняв в воздух многолетнюю пыль. Что-то кольнуло в бок. Несильно, кажется. Но глубоко. Михаил, потянув руку к боку, громко охнул. Нет, все-таки сильно. Очень сильно. Так, что теперь было невозможно сделать вдох, а от жуткой боли, такой сильной, что даже не сразу удалось всю ее осознать, глаза застлила чернота.
-Вот и изменил... Мир...
Было до слез обидно от понимания того, что здесь все и закончится. Тихо захныкав, Прохорович взялся за торчащую из бока стамеску и из последних сил сжал металлический предмет, скользкий от собственной крови.

Чернигин, к своему глубочайшему удивлению, приземлился плавно и очень даже аккуратно, хотя утренней зарядкой никогда не занимался, спортом не увлекался, да и повседневный рацион в виде сублимированного безвкусного, извиняюсь, дерьма вкупе с «мертвой» или ржавой водой отнюдь не благоприятно воздействует на организм. Тем не менее, марш-бросок и последующий спуск получились на редкость удачными. Сердце Дмитрия Константиновича бешено колотилось, пульс участился, мелкая дрожь сковывала руки, но общий приток адреналина в кровь заставил мужчину в летах чувствовать себя на десять, а то и двадцать лет моложе.
Приземлившись, преподаватель увидел непонятную картину – та самая немолодая женщина лежит, вроде бы, без сознания, рядом с ней стоит Аркадий, Михаил замахивается и пытается ударить последнего. Неожиданно запинается и падает на покрытый тонким слоем пыли пол. Негромко ойкает. Щупает бок, лежа лицом к только что прибывшим товарищам. Та неприятная бледность, вдруг выступившая на его лице, ужасает Чернигина, и он вдруг опять чувствует слабость и дрожь в коленях. Такая бледность обычно сопровождается гробовым молчанием, беззвучным плачем и черными траурными нарядами. С таким лицом, которое сейчас было у Михаила, уходят в другой мир, оставаясь навеки в памяти родных, которых давно уже нет рядом, и тех, кого можно назвать друзьями. Тех, по чьей вине ты случайно падаешь и умираешь. Вот так вдруг ломаются судьбы.
Чернигин, спохватившись, рванул к другу, упал рядом с ним на колени, выронил дубинку из рук и постарался помочь товарищу – хоть как-то. Вытащить стамеску из окровавленного живота, помочь подняться. Помочь. Пожалуйста. Почему сейчас? За что? Почему? Кто виноват?
- Миша! – просипел Чернигин, бледнея и отдуваясь, пытаясь проглотить горечь сожаления за чужой поступок и не выпустить наружу скупые мужские слезы – не время плакать, - Миша, ты чего? Давай, давай, я помогу. Скорее, нет времени. Давай, поднимайся. Все будет в порядке, просто надрез, - преподаватель, скрывая свой ужас и страх, уговаривал товарища встать, пытался как можно аккуратнее поднять его на ноги и протащить к выходу из этой бездны, прочь от этого кошмара.
- Помоги же мне! – взмолился он, глядя в глаза другу, не отпуская его окровавленной руки, которой он пытался закрыть свою рану, оставить свою жизнь внутри себя.

Cудя по всему, помогать ему никто не собирался. "Сантехник" встал у прохода с гаечным ключом. Это Аркадия вполне устраивало - сканер им здесь действительно не нужен. А вот Дмитрий Константинович кинулся к своему товарищу. Зря, конечно. Но мешать ему - означало вызвать агрессию, для которой и без того основания есть. Кроме того, Чернигин сам успел пораниться, похоже. Как-то он руку странно держит.

Демидович в который раз за сегодняшний день вздохнул (такая у него была привычка). Осторожно прислонил Леа к стене. И подошел к шкафу. Будем надеяться, это испытание по силам будет.

-Дмитрий... Друг...-Тихо сказал Михаил и пару раз кашлянул. Перед мутнеющим взглядом маячило взволнованное лицо друга.
-Я не хочу тут умирать...
Силы стремительно уходили. Может, он останется жив, его откачают... А может, терпеть осталось всего несколько минут. Черт, как же трудно дышать... Надо попробовать встать. Хотя бы попробовать

Общее

Аркадий метеором отодвинул шкаф. Прямо за ним оказался довольно широкий проход в другой дом, с другой стороны прикрытый чем-то, напоминающим фанеру. Не было понятно - за окном было уже достаточно темно, а в квартире не было света. И только Аркадий собрался лезть вперед, как...
Иван встал сбоку проема с ключем наперевес. Ничего. Пусть только сунется, машинерия адова. Он ее сразу. Приложит по-русски. Однако...
Дмитрий подбежал к судорожно стискивающему стамеску другу. Черная кровь, черная! Почему же черная!? А лицо у Миши наоборот - сливается на фоне стен. Да и сил почти не осталось в ладонях, поэтому друг по доброте душевной рывком выдирает из бока вонзившуюся стамеску. Михаил вскрикнул, но сознание не потерял. Зря, наверное. Потому что из раны толчками начали выходить литры крови. Черной, в этих сгущающихся сумерках. А Чернигин остался сжимать в руках окровавленную, скользкую стамеску, кажется... с кусочками прилипшей печени. Он попытался это осознать, но...

Она. Маленькая. Но очень злобная. Упала и чуть покатилась по полу. Красный огонек моргает. И встроенный динамик сердито щелкает. Щелк. Щелк. Щелк-щелк-ще...

Изменить мир. Целый мир, в котором живут тысячи и тысячи людей и не-людей. Миллионы душ и судеб. Изменить все это- так сложно. "Чтобы изменить мир- нужно изменить себя"- фраза из далекого прошлого, когда "Мир" ограничивался синим шариком Земли. А что он, Прохорович, может теперь изменить? Что он может сделать? Теперь он может только умереть, и не нужно тешить себя ложной надеждой в словах друга. Но- он может умереть для себя. А может умереть для других.
С помощью Дмитрия поднялся на ноги. И внезапно слабость отступила. Отступила боль, ушел страх. Все тело наполнила легкость, уверенность, как в молодости. Так бывает только перед смертью. А сверху, мерцая красным огоньком, упала граната.
Прояснившимися глазами, полными слез, посмотрел на Дмитрия. Чистым и спокойным голосом сказал:
-Измени мир, друг. Всё.
А потом быстро сделал последние шаги в своей жизни и упал животом на гранату, сжав ее в руках, прижимаясь к ней всем телом. Герой Советского Союза.
"Я изменил себя. А мир пусть изменит кто-нибудь другой."

Прохорович

Общее

Иван во все глаза смотрел в проём ожидая пока там появится неповоротливый шар сканера, а вместо него влетела граната. Ну не подлость ли. В первый момент он не понял даже что произошло. Что-то красное промелькнуло в проёме и начало отсчитывать последние секунды жизни. Щёлк-щёлк, щёлк-щёлк. Как часы.
А потом опомнившись Иван побежал. Не разбирая дороги. Всё равно было бы наверное уже поздно, если бы не Миша отдавший за них свою жизнь. И хотьтакая смерть возможно лучше смерти от потери крови на душе у Ивана всё равно было погано. А от осознания того, что стоял тут, не обращая внимания на страдания человека который отдал свою жизнь за них, было погано вдвойне. Но Иван продолжал бежать. Не обращая внимания на то как взрывная волна слегка ударила в спину, оставляяя на ней кровавые следы, и главное не глядя на то что порой хлюпало под ногами.
Добежав до дыры в стене он подхватил Лею с другой стороны, помогая Аркадию нести её.

Чернигин, выдернув из живота такую бесконечно длинную и удивительно острую стамеску, отбросил ее в сторону и теперь лишь отрешенно смотрел в глаза умирающему товарищу, надеясь увидеть в них хоть что-нибудь жизнеутверждающее. Прижал крепко руку к колотой ране, стараясь остановить потоки чернеющей крови, резкими толчками прорывающейся сквозь скользкие черные пальцы. Смотрит и думает. Думает о жизни. О смерти. О том, что все зря. Что все так глупо кончается. Столько смертей в один миг.
Тут же пытается тащить друга за собой, поднять его. Михаил, стойкий и мужественный человек, все-таки находит в себе силы. Получается. Давай, дружище, - безмолвно говорит он, вытаскивая товарища из пекла, - поднимайся, еще успеешь заглянуть на тот свет. Нам с тобой еще побегать надо немного. Нам с тобой еще мир менять.
Он не видел, как маленький блестящий шарик с красной лампочкой, тихонько звякнув при ударе об пыльный пол, начинает веселым калейдоскопом освещать душный воздух, в котором плавают взъерошенные людьми пылинки. Иван увидел. И побежал. Михаил увидел. Но не бежал.
Он сказал короткую, но емкую фразу. Сказал тихо, но уверенно, взглянув в глаза товарища без страха, упрека и надежды. Сказал, и правда надеясь на то, что Чернигин, бывший преподаватель ВУЗа, кандидат технических наук, никогда в жизни не державший оружия, кроме столового ножа, сможет свергнуть Альянс и изменить мир. Миша. Я рад, что ты в это веришь.
Он пошел вперед, покачиваясь и проливая на серый пол черную кровь. Чернигин повернулся, заметил, понял, успел лишь закричать, отвернувшись, припав на колено и прижав к голове руки в тот самый момент, когда его голос, перешедший на крик, утонул в оглушительном хлопке, когда яркий свет озарил комнату своим сиянием, когда в спину влипло что-то мягкое и липкое. Чернигин, склонив голову к полу, дрожа, задыхаясь и трясясь от страха и боли, побежал вперед, придерживая поврежденное запястье второй рукой, завернул в тайный проход, еле слышно окликнул Ивана осипшим голосом, заставил помочь себе взять шкаф за специальные пазы и приволочь его к стене. И не почувствовал даже, как на взмокшем потном, бледном лице проступила тоска и печаль. Как большие мужские слезы выкатили на глаза, и с грустью поплыли вниз. Бесшумно. Иван не видит. Я не вижу.
Прощай, друг.

Общее

Шкаф задвинут на место. А Аркадий уже вылезает из проема. Кажется, вовремя.