Там, за холмом | ходы игроков | Одиночка

Одинокая берлога неподалеку от окраины леса
Цирилла
Глубокая нора в земле. С потолка свисают какие-то корни, в полумраке напоминающие бледных червей. Влажная земля слегка отдает гнилью. Когда-то здесь жил медведь, не пожелавший сперва делиться жильем с тобой, но после нескольких весомых аргументов все же потеснившийся. Картинка в дальней части берлоги, сложенная из его костей до сих пор украшает твое жилище.
Первое время после смерти ты пыталась жить на кладбище. Не потому что тебе нужен был отдых, нет, скорее по привычке, потому что ты делала это, когда была жива... Но могилы, в которой можно было бы укрыться у тебя не было и поэтому люди, иногда приходящие днем и местный призрак-идиот, помешанный на порядке в любое время суток дико доставали тебя. Не то, что ты с ними не справлялась( ну не считая бестелесного привидения, которое ты просто не могла поймать), но они просто раздражали. Ты видела страх в их глазах перед тем, как они умирали, но не это было худшим. Отвращение. Они боялись тебя, твоей внешности и поведения. "Монстр!"- кричали они, прежде чем навсегда затихнуть... Они называли тебя чудовищем, и самым ужасным было то, что они в действительности так считали... А этот беспокойный дух... Он не смеялся над тобой, не боялся тебя... Просто относился к тебе как к вещи. "У вас нет могилы. Вы не имеете права проживать на территории этого кладбища." Он говорил и другие слова, странные и непонятные, но смысл был в одном- "Уходи отсюда"
Устав выслушивать все это, ты ушла. Нашла себе другое, более дружелюбное к тебе место. Там никто не лез к тебе, никто не беспокоил... Пока ты не выходила на поиски еды...
Сегодня весь день ты слышала, как стучат топоры. Люди. Но их было много и связываться с ними не хотелось. Но сейчас стук затих, очевидно, люди закончили работу и расходились по домам. Пожалуй было бы неплохо перекусить...

- Проснись. – Тихо нашептала Тьма, разогревающая внутренности. Упал в темноту глухой, чавкающий звук. Как же она надоела, эта Тьма. Не дает покоя, постоянно куда-то гонит. Но это все что у нее есть, в общем-то.
- Не хочу. – Капризно я ответила звенящему гулу. Отвернулась к землянистой стене и, прижавшись к выпученному корню, засунула палец в рот. Это была моя привычка. Мама всегда отучала меня, говорила, что большие девочки пальцы не сосут, но я ее не слушала, потому что меня это занятие изрядно успокаивало. Я не чувствовала вкуса собственной плоти, но на запах она напоминала подгнившую падаль и сушеный миндаль. Причмокнув, я слегка подавилась жижей, которая постоянно вытекала из глотки.
- Глупая, ты ведь и спать больше не умеешь. Кого ты хочешь обмануть? Вставай. – Не унималась Тьма. Она всегда была рядом. Она была всем для меня. И долго сопротивляться ей я не умела, как и спорить.
Мои глаза распахнулись с противный хлюпом, ограждая мир каймой своих золотых спиралей. Земля напротив раскрасилась в желтые тени и оранжевые блики. Два фонарика, две свечи. Я любила свои новые глаза.
Хрипнув, я осторожно встала на четвереньки. Острые когти вонзились в чавкнувшую почву. Ей больно, наверное. Больно от моих уколов. Бедняга. Я нежно провела ладошкой по земле, словно пытаясь ее успокоить, словно пытаясь загладить ее раны своей омертвевшей плотью. Бросив взгляд на серебряные косточки, я радостно улыбнулась. Мне нравились те блики, что они испускают при свете моих глаз. Красивые. Как костяной ночник, что когда-то подарил мне папа.
Воспоминания о доме часто тревожат меня. Кажется что что-то не так, что чего-то не хватает. Но понять чего именно я не могу. Я скучаю по маме, но я знаю, что обязательно ее найду. Поджав под себя коленки, я облокотилась спиной о пузатые стены и прислушалась.
Наверху что-то шевелилось, жило. Что-то бродило и сопело. Глотку сдавил голод. Тот горько-сладкий привкус, алые оттенки густых каплей, приятная наполненность где-то в районе бывшего желудка, и бешеная энергия, заливающая засушенные вены. Это было нужно не мне, а ей. Той, что была сильнее меня. Той, благодаря которой я еще украшала эту землю своим существованием. Если бы не она, я бы давно свернулась калачиком, прокляла всю эту жизнь и уснула… надолго.
- Но я тебе не дам, ты же знаешь. – Уверенно сказала Тьма. Конечно, я знаю. Как я могу не знать? Она дает силы нам обеим, силы, которые я не могу никуда деть. – Вставай, Цири, пора отсюда выбираться, вставай.
Пространство моего жилища наполнилось грустным стоном. Мне так не хотелось никуда идти. Но, с другой стороны, оставаться тут тоже было довольно тоскливо.
Подняв руку, я осторожно, стараясь не задеть ничего когтями, вонзила пальцы в прогнивший бок. Покопавшись в своих внутренностях, я почти сразу нашла Его. Я Его всегда чувствовала, наверное, так чувствуют того, кого любишь. Любишь не просто на эгоистических мотивах, а той бескорыстной, взаимодополняющей любовью. Больше в этой жизне-смерти я любила только маму, но ее рядом нет, а Он всегда со мной.
- Кудя… - Тихо прошептала я, осторожно проведя подушечкой пальца по его скользкой спинке. – Малыш, пора вставать.
Это был обычный ритуал. Она будит меня, а я бужу Кудю. Прекрасная каждовечерняя традиция, которая дает мне ощущение дома.
Личинка, обитавшая во мне уже довольно давно, что-то чвякнула в ответ и сонно вгрызлась в какую-то кишку. Всегда голодный. Я радостно улыбнулась. Конечно, мне было страшно просыпаться каждый раз с мыслью, что это существо покинуло меня. Меня бы это возможно просто убило. Но Кудя не уходил, всегда был рядом, всегда был голоден.
- Завтракай, малыш. – Проворковала я. Мне было бы неплохо последовать его примеру. Голод уже изрядно корячил суставы и сводил судорогами ниточки мышц.
- Быстрее, Цири, давай, девочка. Если ты ослабнешь, поймать их будет труднее. Нужно идти сейчас. – Заботливо шептала Тьма.
- Да-да, я знаю. Сейчас…
Встав на коленки, я поползла вперед. Свет моих золотых глаз помогал ориентироваться, но и без него я отлично видела в темноте. Маленький, поддетый багрянцем огонек на выходе из пещеры, говорил о приближающихся сумерках. Мне хотелось раскрасить эту ночь. Напоить ее тризной девственной крови. Подарить ей всхлипы тех, кто считает меня монстром. Вшить в нее их ужас и боль. Вбить в нее их яркие, пустые крики. Это ведь ничего страшного, я просто поиграюсь. Мама всегда разрешала мне играть, главное потом не забыть убрать игрушки, а то она расстроится.

Цирилла
Выползаешь из берлоги. Вечер. Красное, будто кровавое солнце бросает последние лучи на тихо качающиеся верхушки деревьев. "Завтра будет ветрено"- решила бы ты раньше. Но сейчас это означало другое- эта ночь станет такой же кровавой, как и этот закат.
Дует легкий ветерок, холодит кожу... Вернее холодил бы, если бы ты была живой. А это так, морок, воспоминания... Но они кажутся такими реальными, приятными... Как тогда, когда мама еще была с тобой, а пищу можно было не искать по полночи, как иногда бывало теперь.
Ветер принес тебе запахи и звуки. Шорохи, какой-то стук и поскрипывание, волчий вой. Поверх этого время от времени пробивается одинокая трель соловья. И еще звуки. Непривычные для вечернего леса. Шаги. Но не легкие шаги, как у лесных жителей, а тяжелая человеческая поступь. Еда. Они вкусные. Большие. Уставшие. И их немного, они будут легкой добычей. Идут где-то неподалеку, по твоим прикидкам- бежать около минуты, не дольше. Вот только запах от них странный... Как от обычных людей, но только более холодный, пугающий...

Впилась в руку стальная ветка. Жалко, что я не помню боли. Жалко, что не умею испуганно смотреть на собственную кровь. В игре все теряет значение. Остается только вера, слякоть и крики соловья. Придерживая рукой Кудю, я медленно, хищно повертела головой.
- Смотри, Цири, смотри на этот закат. Ты видишь тишину, которая превратилась в плавленое стекло рубинов? Видишь, как колосятся пурпурные облака? В них покой и тишина океанов, туманные, дымные дали, несущие песню чужих берегов. Смотри, как красиво обагряет своей прощальной кровью это безумно далекое солнце верхушки крон. Смотри, как притихла от наваждения земля – она завидует. Завидует тем далям, той глубокой, непокорной основе тьмы. Можешь поверить мне – эта ночь просит крови. Она хочет пить. Ее жажда невосполнима, вечна. Ты можешь представить себе вечность, Цири? Вечную жажду? И неспособность утолить ее. Помоги ей. Напои ее. Принеси ей тот покой, которого лишена ты, а она окупит твои старания. Верь мне, Цири, верь мне. – Бубнила Тьма свои вечные оды и просьбы. Я привыкла к ним. Когда-то они завораживали меня. Когда-то они подстрекали меня. Я могла их слушать часами, загипнотизированная, лишенная права выбирать. Но время прошло и теперь меня практически не трогает смысл сказанного чудовищем. Я, наверное, привыкла к этим закатам.
Подойдя к ветке, я прислушалась к песне соловья и тихо шикнула. Он сбивал тот нужный гул шагов. Голод грыз меня. Почему еда в этот раз неправильная? Отчего она не веет привычным теплом, но изучает холод? Это настораживало.
Припав к земле, я растворилась в тишине и юрко последовала на звук и запах. Я могла бы догнать их быстро, но что-то останавливало меня, а потому я не побежала, а пошла. Осторожно, медленно, прислушиваясь к каждому далекому эху.

Цирилла
Соловью были безразличны твои попытки напугать его- глупая птица продолжала петь, как будто издеваясь над тобой. А самым обидным было то, что толку не будет, даже если его поймать и съесть- наверняка найдется еще один такой же, страстно желающий украсить эту ночь своим пением.
Преследуя еду, ты подобралась совсем близко к местному кладбищу. Вредного призрака пока что не было видно и это не могло не радовать. Впрочем обычно он не трогал тебя, когда ты была вне кладбища. Зато наблюдались другие существа, числом шесть. Люди, устало бредущие вдоль ограды по направлению к деревне. У каждого на плече топор- похоже лесорубы идут из леса домой.

Хищная улыбка исказила мои губы. Плоть, жар крови, теплое дыхание – я все это ощущала даже с такого расстояния. Мне казалось, что я слышу биение их сердец, которые затмевали своим барабанным рокотом даже этого противного соловья. Глаза мои горели двумя яркими свечками – зажженные жаждой, голодом, инстинктами чего-то безумно первобытного и непонятного.
Маленький шаг по извилистой, одной мне видимой тропинки между кустиками. Тут, возможно, гуляют зайцы и бездомные кошки. Собирают остатки снеди, заботливо принесенные на могилы. Может тут ходят дикие собаки, лишенные человеческой заботы, и одинокие лисы. Эти маленькие тропки никем не облюбованы, кроме зверья. А я, в общем-то, мало чем от них отличаюсь.
Я начала осторожно красться за своей едой. Мама мне всегда говорила, что играть нужно осторожно, чтобы не оставлять мусор после себя. Но у меня не получается… сколько раз я просила прощения, мама? Просто они такие шумные… так кричат… в них так много крови, я порой не успеваю выпить ее всю. Ведь все равно земля впитает алую, соленую жидкость с привкусом металла. Земля впитывает все. И наши слезы, и нашу боль, и наши страхи, и нашу кровь. Она топит в себя наши тела и растит из них хмельные травы. Травы, безумно колосящиеся на промозглом ветру.
Пнув камушек, я замерла. Нельзя издавать звуков. На этот раз их много. Они сильны. Такие забавные с этими железными игрушками в руках. Губы мои непроизвольно раздвинулись в любовной улыбке, отчего пара давно подгнивших сухожилий натянулась, обнажая клыки. Раз они хотят, я поиграю. Я поиграю с каждым.
Вонзив пальцы в живот, я осторожно задвинула Кудю подальше, куда-то за реберные кости. Нельзя его потерять. Личинке не понравилось столь беспардонное обращение, но она послушно осталась там, куда ее засунули. «Умничка» - подумала я.
Шаг, еще шаг. Ветка – надо обойти. А вот этот камень вполне надежный. Под листьями сверчки, они могут предать меня. На опадающих деревьях соловьи, а вот их певчие голоса мне очень даже помогут. Я любила играть. Особенно в прятки. Прислонившись спиной к сырому, осенне-влажному стволу какого-то дерева (папа так и не успел научить меня их различать), я посмотрела на устало бредущую компанию. По одному. Так будет лучше. Или хотя бы по несколько.
Прищурив свои золотые глаза, я отошла немножко подальше, опустилась на колени и начала слабо стонать.
Мой голос остался детским. Мое тело, ободранное, грязное, до безобразия худое, в темноте все же выглядело как тело покалеченного ребенка. Припав к земле, я скорчилась в позе потерянной, маленькой девочки и жалостливо, тонко проныла:
- Помогите… кто-нибудь… пожалуйста.. пом… огите…

Цирилла
Раздувшийся язык слегка мешал говорить членораздельно, но это вполне сошло за сильный испуг. Увидев тебя, двое сразу положили топоры на землю и подбежали к тебе:
-Девочка, ты откуда?-обратился к тебе один из них, тот что был повыше и со светлыми волосами, красиво отливающими багрянцем в последних лучах заходящего солнца.
Двое просто подошли поближе, наблюдая за действиями товарищей, а двое остановились как вкопанные- видимо не особо тебе и поверили. Особенно один из них, чем-то напомнивший тебе мужика, жившего с тобой по соседству- вечно пьяного вонючего толстяка, разговаривавшего исключительно ругательствами. Видимо все люди такого рода не очень хорошие, потому что этот прямо заявил:
-Бросьте ее. Девочки по лесам и кладбищам не шастают ночью. Мертвяк это. Отойдите.- вдобавок ко своим словам он снял топор с плеча и перехватил поудобнее, как будто собрался кого-то рубить.

Злобный тварь. Не принял моих правил. Я не смотрела на него. Я решала про себя стоит ли так рано заканчивать игру. Двое из них безоружны. Но есть еще четверо. Плохие люди. Плохо пахнет.
Соловьи все рыдали на своих ветвях. Небо ловило последние, замирающие всполохи умершего солнца. Грустно быть солнцем – смотришь, смотришь, греешь, греешь, но не можешь стать частью игры.
Уткнувшись головой в ворот одного из тех, кто подбежал ко мне, я тихонько хныкнула, и вяло выдавила:
- Это мой отчим. Он… он.. отвел сюда… он бросил.. сказал что мама… мама.. он плохой!
Схватившись за светловолосого парня, я скукожилась, прикрывая свои раны, и тихо пробормотала, вдыхая его свежий, спелый запах:
- Ты похож на моего брата… Пожалуйста, он вернется.. он сказал что убьет меня… помогите..
Плакать и стонать. Ведь так делают дети? Дети, которые чувствуют обиду и боль. Протянув сжатую в кулачок руку (чтобы не было видно когтей), я быстро махнула в сторону примятых кустов, из которых недавно выбралась, и слабо, тихо добавила:
- Он пошел туда. Он скоро вернется… пожалуйста, помогите.

Цирилла
К толстяку присоединился еще один, слегка прихрамывающий на одну ногу худощавый мужик. Отойдя на пару шагов, он сначала подозрительно осмотрел тебя и спросил:
-А ты чьих будешь? Я что-то не видал тебя раньше в деревне...
Светловолосый на мгновение обернулся и гневно посмотрел на него. После этого он приобнял тебя и попытался успокоить:
-Ничего, он не причинит тебе вреда. Но действительно, где твоя мама? Мы отведем тебя к ней...
Второй подошедший кивнул, подтверждая его слова. Они действительно хотели помочь тебе, это было видно по их лицам... Но ты понимала, что это чувство могло возникнуть лишь сейчас, в сумерках, когда нельзя как следует рассмотреть на лице следы разложения и оскал зверя...
-Там ее мама!- рассмеявшись, толстяк махнул рукой в сторону кладбища,-Не давай этой твари себя обмануть.
Остальные двое лишь переминались с ноги на ногу, не решаясь ни подойти к тебе, ни открыто согласиться с тем, что ты нежить. "Болтается, как в проруби..."- говорила про таких мама.
Слегка похолодало. Чуть повернув голову, ты заметила того мерзкого духа, не дававшего тебе жить на кладбище. Он несся к вам, крича что-то про то, что лесорубам надо продолжать работу, а тебе- убираться прочь отсюда и отправляться на свое кладбище. Как будто оно у тебя есть... Люди же даже не обернулись, решив видимо, что это сторож, а один из тех, что не знали, что делать показал в ту сторону какой то жест и выругался. А мама говорила никогда не говоритть так, потому что так поступают только невоспитанные люди. Такие как ваш сосед например.

Услышав призрака, я гневно сверкнула глазами. Ну почему этот прозрачный мешок эктоплазмы не дает мне спокойной жизни? Обхватив руками светловолосого парня, я поняла, что теперь нельзя мешкать. Призрак выдаст меня, он же сумасшедший, и я потеряю преимущество.
Ноздри щекотнул кислый запах пота человека. Такой родной. Теплый, живой. Я слышала его сердце. Он напомнил мне о доме. Об отце. Я ведь когда-то вот так могла вечность сидеть в папиных объятиях и слушать мамины сказки. Я могла засыпать и просыпаться, зная, что все будет хорошо. Я могла бережно хранить их удары сердец и они не вызывали во мне диких приступов голода. А еще я могла, я умела плакать. Мне очень хотелось сделать это и сейчас. Только золотые глаза, поддетые всполохами солнечных искр, не умели выделять влаги. Вжавшись в парня, я тихонько, испуганно заныла, пытаясь побороть в себе яростный голод. Я не хотела его убивать.
- Ты с ума сошла, Цири? Хочешь погибнуть? Я не хочу! Убей его! Убей! – Визжала Тьма. Ей было все равно. Она не понимала моей боли. Моей тоски. Не знала, как я скучаю. Ее волновало только два чувства – голод и выживаемость. А как я могла ей сопротивляться? Голод ведь правда сводит с ума.
- Моя мама… мама дома… я хочу домой, я очень хочу домой… - я плакала. Я играла. Призрак все испортит, времени нет, пора пытаться сгладить ситуацию.
Продолжая прижиматься к парню, я высвободила одну руку и во время собственных всхлипов всадила клинки когтей в его горло. Быстро, четко, как учила Тьма. После этого уже не было времени и не оставалось выбора. Громко и испуганно закричав, я указала рукой в сторону призрака и не своим голосом завопила, отвлекая внимание:
- Призрак! Убивец! Он дышит Адом!
После вопля я кинулась вперед, набирая жажду, силу и злобу. Первый, который был ближе всего ко мне после светловолосого без оружия. Значит просто – запрыгнув на человека, я прилипла к нему, вонзая когти в тело и вгрызлась клыками в шею, откусывая кадык. После этого мне оставалось время только стремительно отпрыгнуть назад.

Цирилла
Шумный призрак подлетел ближе, при этом отчаянно вопя на лесорубов. Из-за этого лесоруб обернулся и удар, метивший в шею, пришелся на левое плечо. Впрочем парень определенно был не самым удачливым человеком в мире- дух тоже избрал его своей целью и схватил его за уши, не причинив, впрочем, особого вреда.
Отпрыгнув назад, ты обнаружила, что двое дальних уже бегут к тебе, готовясь ударить. "Болтающиеся" тоже бежали в твою сторону, побросав инструменты- но судя по всему, они просто намеревались оказаться подальше от призраков, кладбища, да и своих товарищей впридачу. Укушенный зажимал рукой прокушенное плечо и пытался отойти в сторону. А светловолосый... Тебе показалось, что этот его взгляд ты не забудешь никогда. Печаль, разочарование- так смотрел на тебя твой отец, когда тебе случалось сильно его расстроить. Но во взгляде отца никогда не было ни страха, ни такой неприязни... Не отрывая от тебя глаз, парень медленно начал отступать.

Я взвыла, словно раненный медведь, наткнувшись на мертвый взгляд светловолосого. Он был куда более безжизненный, чем мой. Печаль, обида, горечь, боль – чувства захлестнули меня. Мне было хорошо в его объятиях, хорошо с ним, я даже могла себе позволить всего на пару секунд забыть, что с живыми мне не по пути. Золото моих глаз больше не сдерживало призрачное, потустороннее свечение, и этими двумя зеркалами мира умерших я смотрела лишь на одно существо – на светловолосого парня, который был ко мне добр.
- И куда делась его доброта, Цири? Он ненавидит тебя! Посмотри в омут его ярости, страха, отчаяния. Ты ему противна. Ты не нужна ему. – Кричала Тьма, подначивая меня на удар. Забыв про все на свете, я отпрыгнула вбок, от несущихся на меня лесорубов с топорами и кинулась к светловолосому. Он был нужен мне. Его кровь, его сердце. Именно его я хотела. Бросив мимолетный взгляд на призрака, я молча чертыхнулась и буркнула:
- Лучше бы ты их отвлек, бесплотный.
Бросившись вперед, я постаралась догнать белокурого парня до того, как в его руках окажется топор. Распустив когти веером, обнажив от злобы острые клыки, я прыгнула на человека, стремясь укусить, разорвать, уничтожить. Его взгляд сводил меня с ума. Тьма заклокотала от радости, зная, что сейчас ей будет легко вырваться, легко взять контроль над этим гниющим телом. Я не хотела пускать ее в себя. Пока рано, пока не критично, пока еще можно побыть остатком человека. Взвизгнув, я со всего размаху ударила когтями по лицу светловласого и присосалась к его шее.