Вы когда-нибудь видели, как умирают люди?
Молодой Аббатур считал, что видел. Его отец лежал в постели и со спокойной улыбкой на лице передавал сыну всю ту мудрость, коей не успел научить раньше. Шел дождь.
- Папа, а ты смерти не боишься? - спрашивал Аббатур.
И отец отвечал ему, что смерти бояться не имеет смысла, что всему наступает конец, и наступает именно тогда, когда должен. Изменить этого нельзя никак - так зачем беспокоиться? Бог милостив и не даст никому умереть раньше времени.
Аббатур слушал, глядя в окно. Дождь прекратился.
- Папа, смотри, радуга! - весело вскричал он. Радуга действительно была красивой, четкой, и идеально огибала покрытую крупными каплями верхушку храма, создавая ощущение, что сам Бог осенил здание своей милостью.
Но отец радуги уже не увидел.
Молодому Аббатуру это показалось нечестным. Словно что-то в мире было сломано - иначе как Бог мог позволить людям уходить не в тот момент, когда они бы этого хотели? Что за злое мироздание не может подождать минуту и не позволяет всем увидеть прекрасную радугу?
Аббатур был молод, наивен и полон решимости. Если люди не могут довериться на Бога, то пусть доверяются на него. Так он стал учеником лекаря при храме. Он хотел, чтобы никто не был лишен возможности увидеть чистое небо с радугой.
---
Вы когда-нибудь видели, как люди умирают?
Молодой Аббатур не видел, как его отец умирал. Он увидел, как он перестал жить. А вот как люди умирают.
Сначала их приносят в храм. Может, это старик, уже не стоящий на ногах самостоятельно. Может, это боец с распоротым животом, каждое дыхание которого причиняет нестерпимую боль как ему самому, так и впечатлительному Аббатуру. Может, это больной, распространяющий зловоние и пачкающий белые камни храма коричневой желчью, пропитавшей его одежды настолько, что их даже не сжечь. Объединяет их одно - призрачная надежда на жизнь. Мастер Аббатура - человек очень добрый и мягкосердечный. Он готов на все, чтобы поддержать эту надежду.
И вот ученики поддерживают надежду. Все эти умирающие люди требуют ухода. Аббатур кормит тех, кто не может есть сам. Чистит тех, кто не может чистить себя. Переворачивает тех, кто не может больше двигаться. Порой он забывает перевернуть какую-нибудь гнилую старуху, и на ее конечностях образуются пролежни, разъедающие в конце концов плоть до кости. Теперь надо следить, чтобы в ране не разводились насекомые-падальщики, показывающие куда больший цинизм по отношению к умирающим, чем лекари. Но плоть слаба. Долго это продолжаться не может. Кто-то предлагает отрезать уже бесполезные части тела. На него шипят, его называют черствым. Но это лицемерие.
Часто эти люди являются чьими-то родственниками. Иногда это мужья, жены, дети. Тогда рано или поздно они соглашаются прервать мучения любимых. Куда хуже, если это, например, троюродные дяди, особенно благородные. Такие разводят беспорядки над койкой умирающего, размахивая оружием, кошельками и гонором, требуя, чтобы лекари сделали все, я сказал все возможное, чтобы спасти их ой-так-любимого и незаменимого дражайшего родственника, ради которого они проехали через весь Аренхар!
И вот Аббатур продолжает лечить труп. Бедняга уже едва воспринимает окружающую реальность, но он жив. Рано или поздно его дух сдается и начинает забывать. Сначала маленькие вещи, вроде собственного имени. Потом многие забывают свой человеческий облик. Они не понимают, кто они, где находятся и что происходит. С их коек доносятся нечеловеческие крики, хрипы, стоны.
А потом они перестают жить. Не в один обидный до слез момент, как отец Аббатура. Такие вещи длятся. Сердце бьется все медленнее и медленнее. Легкие заполняются водой. Глаза покрываются пленкой. Наступает момент, когда даже самые оптимистичные лекари согласны, что смерть наступила. И все облегченно вздыхают. На одного вылеченного приходится трое таких, но к ним все равно невозможно привыкнуть.
Вот, как это происходит. Никто не опаздывает на одну минуту, чтобы увидеть радугу. Большинство еще долгие недели продолжают ее видеть - искаженную, играющую тошнотворными красками, плотно опутывающую и не дающую дышать, словно сам Дьявол осквернил твою жизнь своей злобой.
А потом все соглашаются тебя похоронить.
Сначала Аббатур плакал на каждых похоронах, проклиная судьбу, словно все эти смерти происходили по его вине. Потом слезы кончились. Каждая смерть была лишь освобождением от страданий. Потом и это прошло. Смерть стала частью процесса. Потом пришла злоба. Мягкосердечный, сияющий улыбкой лекарь с добрыми глазами взял мечту Аббатура и втоптал ее в кладбищенскую землю. Даже лекари не могли остановить Смерть.
---
Окутанный в черный плащ с капюшоном, закрывающим лицо, Аббатур медленным шагом обходил кладбище, останавливаясь у каждой могилы и читая надпись.
Здесь лежит маленький Мурки, помошник лоточницы, продающей фрукты и цветы. Веселый, активный, умный мальчонка. Хотел стать архитектором. Мечтал построить замок для его Величества. Полез на крышу дома, сорвался, сломал шею. В течение следующих десяти секунд свет медленно пропадал с его взора, пока боль разливалась по его телу и не давала даже шевельнуться. Аббатур помнит. Он был там. Он мог остановить ребенка. Он этого не сделал.
А здесь лежит Суон, бабка-травница. Аббатур еще учеником прибегал к ней за целебными травами. Мудрая женщнина, разбирающаяся в растениях лучше, чем кто либо. И не только в растениях. Многому Аббатур научился у нее - смотреть и видеть, наблюдать и понимать, думать и действовать. Она повидала больше, чем всё остальное ее поколение вместе взятое, и была готова повидать еще столько же. "Буду пить такой отвар - еще сто лет проживу!" - говорила. Не прожила.
А эта могила не подписана, но Аббатур знает, кто здесь лежит. Гончар с ремесленной напротив кузницы. И рядом еще одна могила, вдвое больше. Его жена не смогла прокормить себя и двух маленьких дочерей после того, как отец ушел.
Какие-то из смертей можно было предотвратить. Можно было прожить жизнь, не получив ранений, не подхватив болезнь, не съев отравы. Но в каком-то возрасте смерть все равно настигает каждого - почему? Одни люди живут дольше, другие меньше - почему? Почему вот этого кузнеца смерть настигла на пятнадцать лет раньше, чем того ростовщика? Он задавал все эти вопросы. Почему, ваше святейшество, Бог забирает людей, какую бы благородную жизнь они не прожили, сколько бы ни были достойны жить дольше? Почему те, кто отдает себя остальным, кто работает на благо Аренхара, кто учится и учит, кто делает жизнь остальных стоящей - почему Бог дает им умереть?
Душа бессмертна, ему говорили. Люди продолжают жить, только не на этой земле. Бог, выходит, редкостный ублюдок. Почему перемещение в иной мир нужно сопрягать с таким страданием, таким жалким существованием без движения и разума, а лишь наедине со всепоглощающей болью? Почему не дать людям уйти в другой мир, когда они этого хотят, а не когда с их уходом еще десяток жизней сломается и сгниет в бесконечном страдании?
Там, на покрытом тьмой кладбище, Аббатур увидел Смерть. Зловещую, высокую, закрывающую прекрасный свет серебрянной луны, окутанную в темную ткань, непобедимую даже для Бога. Там, на кладбище, Аббатур бросился на ненавистную фигуру в безумном порыве, надеясь закончить это безумие раз и навсегда.
Смерть остановила его взмахом руки.
- Здравствуй, Аббатур.
<...>
Уверенным, быстрым шагом, Аббатур шел по кладбищу. Надгорбные камни встречали его своей молчащей величественностью. Каждый знаменовал собой конец чьей-то истории. Некоторые знаменовали начало новой.
Ему говорили, что играть со смертью нельзя. Что душа тех бедных людей, чью историю насильно продолжают, испытывает вечные мучения в аду. Что эти священники знают о мучениях?
Аббатур видел Смерть и готов играть с ней в любые игры, которые потребуются. Когда твой противник сильнее Бога, игра по правилам приведет лишь к поражению. Аббатур согласен держать Смерть в своих руках, лечь с ней в одну постель, открыть любые тайны, которые она пытается скрыть от человека - все, что потребуется, чтобы победить ее раз и навсегда.
Темная фигура уже ждала его на заранее оговоренном месте.
- Здравствуйте, учитель.
---
В освещенном единственной свечой затхлом подвале Аббатур сидел за столом и аккуратным почерком выводил на пергаменте слова. Посланник от учителя Фарода должен быть здесь уже на закате, а отчет по проведенной работе едва готов наполовину. Предмет его пятнадцатидневной работы был аккуратно разложен по столу - живая еще кошка, разрезанная, вскрытая, со скелетом, аккуратно извлеченным из тела и лежащим неподалеку. Ее крохотное сердце билось на тарелочке рядом.
Ужасные и восхитительные вещи учитель рассказывал Аббатуру. Смерть была буквально на кончиках его пальцев, могущественная, но покорная.
Кошка на один момент пришла в сознание, еще надеясь на спасение. Ее глотка чуть дернулась, безуспешно исторгая безмолвный крик, пустивший холодную волну мурашек по телу Аббатура. Даже боль не так плоха, если ты можешь контролировать каждый ее аспект в точности.
Учитель рассказал ему об истинном источнике его страданий там, в лекарской. Аббатур не жалел других людей, он не хотел прекратить страдания. Это была иллюзия. На самом деле ему не давал покоя недостаток контроля. Люди умирали, и Аббатур не мог сделать по этому поводу ничего. Люди страдали, и Аббатур не имел никакой власти над этой болью. Процесс проходил сам, мимо него.
Никогда больше Аббатур не будет настолько беспомощным.
Кошка умирала уже две недели, и Аббатур был в полной власти продлить этот процесс сколь угодно долго или завершить в одно мгновение. Он мог сделать ее жизнь адом или провести весь процесс безболезненно. Он полностью контролировал ситуацию.
Власть над Смертью. Не этого ли он хотел все это время?
В дверь подвала раздался глухой стук.
- Аббатур! Выйди сюда! - сухой старушечий голос разрушил всю таинственную атмосферу.
- Сейчас, секунду, - он закрыл свою рабочую станцию плотной занавеской и поднялся наружу. Там его встретила его мать, держащая за кончик хвоста скелет крысы.
- Вот эта вещь сидела у тебя под кроватью. Откуда она там взялась?
Уже здесь?! Аббатур пару секунд оглушенно смотрел на крысу, потом выглянул в окно. Действительно, закат.
- Что такого, мама? - пожал он плечами, - наша Радуга поймала крысу, обголодала и сложила ко мне под кровать. Бывает.
- Радуга уже две недели как пропала, а других кошек в нашем доме отродясь не было. К тому же - посмотри! - ее кости держит вместе металлическая скоба!
Аббатур стоял, не зная, что сказать.
- Говорю я, - продолжала мать, - это все темная магия, некроманты! Может, мне все-таки вызвать священника?
- Не темная это магия, ма... - он остановился. Действительно.
Аббатур расправил плечи, успокоился.
- Ты права. Надо вызвать священника. Завтра же с утра я пойду в храм и найду кого-нибудь. А пока не спустишься ли ты ко мне в подвал? Я хочу тебе кое-что показать.
Запихнув крысу в подол фартука, старая женщина быстро спустилась в затхлую глубину. Пока Аббатур подбирал что-то в углу, она уже дошла до занавески и резко отдернула ее. Ее рука упала, а кожа побледнела.
- Аб... б... - голос дрожал.
- Прости, мама, - холодно ответил Аббатур.
Похороны Аббатур проводил лично, сидя день и ночь над телом матери, пока ему ковали специально заказанный бронзовый гроб. Снаружи это выглядело, как будто бы юноша скорбил о своей потере и глубоко уважал старую женщину. Но его лицо было покрыто не слезами, а маской стоического спокойствия. Он просто не мог позволить никому другому касаться тела. Умирание должно продлиться десять лет, пока Аббатур не научится пробуждать таких людей, но неправильное обращение или кладбищенские насекомые могли прервать ее полужизнь слишком рано.
---
- Я уже привел вам свою жену и дочь! - сиплым, истощенным голосом прохрипел распятый на стене мужчина. Его кожа была бледна, глаза были налиты кровью, все тело покрыто синяками и свежими шрамами, - Я уже передал вам церковные запасы! Что вам еще надо?!
- Скажите, отец Пергилий, - холодным, удаленным, слегка шипящим голосом ответил Фарод, - Что вы думаете о Боге?
Человек содрогнулся. Собравшись с силами, он механически, словно по заученному, проговорил:
- Больной и злой идиот. Создал мир и даже не побеспокоился о том, чтобы сделать его пригодным для жизни. Не способен даже устроить жизнь человека как следует. Виноват во всех земных бедах. Должен быть побежден и заменен кем-то более достойным.
- Видишь, Аббатур! - облаченная в черное фигура Фарода повернулась влево, к сидящему на скамейке юноше, - Видишь, как легко заставить человека предать свои идеалы?
Аббатур едва его услышал. Он сидел, сгорбившись и тяжело дыша. Капли пота стекали по его лбу, руки до белых пальцев сжимали колени. Его трясло.
- Аббатур?
Он поднял голову.
- Ему больно, - выдавил он.
- Да. В чем проблема?
- Мы уже три недели его мучаем. Я удивлен, что он еще не сошел с ума.
Учитель молча смотрел на Аббатура. Потом он железной хваткой уцепился ему за плечо и поднял его со скамьи.
- Аббатур! Приходи в себя! Что я тебе говорил по поводу Пергилия?!
- "Если Бог благ, то он его спасет. Если Бог неблаг, то существование священников не имеет смысла." Учитель, мы доказали ему все, что хотели, он отрекся от Бога. Все кончено. Теперь его можно убить.
- Хорошо, - выдохнул некромант.
Он подвел Аббатура к жертве и дал ему в руку нож.
- Ты ничему не научился, Аббатур. Если ты убьешь его сейчас, то все его страдание, его смерть, смерть его любимых - все было зря!
Ученик колебался.
- Пойми, - продолжал Фарод, - дело не в страдании, дело в мире. Есть законы, которым мир подчиняется беспрекословно. Установлены ли они Богом, Дьяволом, или самим мирозданием - они таковы, какие есть. И если мир позволяет мучениям длиться бесконечно долго, как мы видим сейчас, то таков закон, и его не избежать. Твой выбор все равно будет подчиняться ему, хочешь ты того или нет. А есть законы, установленные людьми. Те, которые говорят о любви, сострадании и милосердии. Мягкие, соблюдаемые лишь некоторыми, легко нарушимые по пятнадцать раз на дню последним бродягой. На чьей ты стороне - на стороне непобедимой силы или на стороне всеобщего козла отпущения? Ты можешь продлить страдания или прекратить их. Твоя власть. Твой выбор. Сделай его мудро.
Пока он говорил, Аббатур выпрямлял позу, успокаивал дрожь и постепенно восстанавливал самообладание. Когда речь была окончена, он двинулся к жертве и двумя резкими движениями вырезал ей глаза.
- Страдай - удовлетворенно прошептал он на ухо извивающемуся от боли и безысходности бедняге.
---
Мужчина, сидевший напротив инквизитора, заметно осунулся за последние недели. Выглядел он так, что положи его промеж всех тех трупов, что бросились на его защиту в день поимки, его выдало бы только угрюмое выражение лица.
- Я сразу вам сказал, что вы его там не найдете, - он не поднимал взгляда, его голос был направлен словно бы в никуда, - Он не выйдет наружу, если не будет уверен в собственной безопасности.
- Как же ты на него выходишь тогда каждый раз? - мягким голосом спросил инквизитор.
- Я уже говорил. Он посылает сообщения. Если появится посланник - обычно крыса или другое мелкое животное - то я смогу его отследить. Но он никого не пошлет. Все шансы, что он уже знает о моей поимке.
- Есть ли какая-нибудь закономерность в местах ваших встреч? Что-нибудь, что позволит нам заранее знать, где он будет?
Мужчина уронил голову на стол.
- Я уже две карты вам исчертил крестиками - глухо простонал он, - У вас есть что-нибудь, что вы уже не говорили мне раньше?
- Строго говоря, да, - инквизитор извлек из поясной сумки важно выглядяющую бумагу, - Тебя хотят видеть на особой королевской службе. Выбора у тебя нет. Завтра же тебя уведут отсюда.
---
Аббатур изо всех сил пытался слезть, скатиться, спрыгнуть с койки, но его конечности не слушали его. Его ноги уже давно превратились в бесформенные кучки гнили, а мышцы на руках были съедены червями. Он поднял голову - зря - жуки, ранее с громким гулом наслаждающиеся остатками его грудной клетки, а теперь встревоженные, перебрались на его лицо. Несколько полезли в глаза, игнорируя попытки Аббатура их сморгать. Остальные забрались в рот. Сквозь жуткую боль, он понимал, что его глаза и язык скоро превратятся в кровавое и бесполезное мессиво. Он станет слепым, немым, неподвижным куском плоти, обреченным прожить остаток жизни...
Шум упавшего где-то железа вывел Аббатура из забвения. Резко вскочив, он ощупал свое лицо, грудь, стер пот со лба, потом с громким стоном упал обратно.
- Спать не даешь опять! - донеслось с соседней койки.
Аббатуру было плевать на то, что какой-то жалкий бандит не поспит лишних пять минут.
Сделав несколько глубоких вздохов и хоть немного успокоив нервы, Аббатур сконцентрировался на хорошо изученном заклинании. Боль начала появляться по всему телу, быстро нарастать. За секунду до того, как она станет нестерпимой, он остановился. Боль отпустила.
Аббатур успокоенно вздохнул. Это заклинание убивает за четыре секунды. Если когда-нибудь его постигнет судьба умирать медленно и мучительно, или кошмары станут невыносимыми и окончательно разрушат его рассудок, у него всегда будет возможность не шевеля пальцем быстро прекратить свою жизнь.