____________________________
А ты уснул в песках. Спиной ощущая гул подземных тоннелей, вырытых слепцами, чьи глаза устали от солнца и навсегда схоронили свой блеск в темноте нор. Перемалываешь ресницами-жерновами золотые посевы дюн, замечая улыбки плывущих прочь туч. Кто ты? И что забыл здесь? В дребезжащих руках колоски. Их собрали в подарок Живущие-Под. Между разломами лежишь, смотря-раскуривая дым в голове. Меж позолоченных серой холмов. И между гор, скрюченных и растущих вглубь всего. Над потерянным, далёким одеялом, укрывшего мёртвую равнину, изрезанную возведёнными из гранита башнями. Столбами указателями. Пахнущими плесенью крепостями. Цитаделями безысходности, потерянного тобою… чего-то важного. Долго дремал, слизывая с губ песок. Хрустел им на зубах, валяясь на оголённой земле, и пускал пар из тёмных ноздрей. Словно говорил что-то безветренному простору, чье лицо застыло напротив. В тишине и молчании.
Ты волен встать. На пятках зажаренный налёт песка. В твоём народе говорили, что когда-то всем придётся возвратиться к своей второй матери. В жерло земли, откуда вы впервые вышли и пошли, влекомые солнечным светом, из глубин и утерянных каменоломен. В день Куртугаля, ваша первая мать – Гвартензия Авальда, – указал на тебя своим родительским перстом. Опьяненный крепким эсквалем, уснул. И очнулся. В золотых полях без пшеницы. В алых реках без воды. Под взглядами каменных идолов без лиц и пола, ты прожил уже шесть восхождений О. Но спишь всё дольше с каждым днём. Тебе не нужна еда. И горло никогда не пересохнет от жажды. Этот край не та земля, на которой ты привык жить. Здесь всё другое и не похожее на то.
С добрым утром.
Смотришь на солнце.
С добрым утром.
Говорят нежащиеся в песках кости десятиглавых зверей.
__________________________
Уже не спит. В полумраке застыли очертания человеческих тел. Они сгорбились за дубовым столом, просмоленным, засыпанным крошками ржаного хлеба и табачного пепла. Разговаривают тихо, почесывая небритые щеки. Взгромоздились волосатые локти на столешницу. Жирные усы. Глазами буравят пол, лишь иногда показывая их под редкими бровями, чтобы посмотреть на вступившего в разговор. Но вот тишина застыла над головами. Тёмные головы со скрипом повернулись, смотря в тёмный угол лачуги. Кто-то заворочался на соломе.
– Ну. Шо видел?
Слышит Никополь вопрос. Долго был в тишине, предаваясь чьему-то чужому сну, виденному здесь ранее безымянным человеком или группой людей. Пахнет соломой, и низкие потолки давят на голову даже когда лежишь. Трое мужчин сидят за столом, перекидываясь в карты. Смолит дым над лохматыми головами. За окнами темно и ничего не видно, заперта на засов дверь. В лачуге тихо. Только отголоски пустынного ветра ещё не покидают голову, и шорох нор, вырытых под землёй, куда все когда-то попадём…
– Надо же, девятка!
– Да не гони…
– На!.. Девятка.
– Вот сука.
– О, глянь. Пацан оклемался.
– С добрым утром!
Загомонили. Ощутили уверенность, словно на их сторону встала неведомая сила. Но на самом деле ты просто проснулся.
– Подойди, – мохнатая рука проплыла над головами в свете масляной лампы, едва её не опрокинув, – …твою мать… Давай, присядь.
Это говорит Джейк.
– Держи козырька!
Ютэм и Лодд играют в карты и кажется, что их больше ничего не волнует. Решается судьба курева.
– Расскажи-ка, шо ты там, – деревянный протез Джейка (теперь ясно видны грубо вырезанные из дерева пальцы) постучал по морщинистому лбу, – видел.
В твоих сапогах ещё осталась горстка песка. Но воспоминания о чужом сне тают. Ты забыл половину. Если не всё. Около стен покоятся три кирки и старая лопата. Скромные пожитки валяются на полу. Да, вспоминаешь, вы пришли сюда в поисках чего-то важного. Но земля за стенами хибары, незнакомая и странная, забрала все силы, желания, разбросала идеи по ветру. Кто-то умер. Кто-то ушел. Их имена больше не вспомнить. Остались после них лишь сны. Сны о родине. Сны, где живут и светлые надежды, и кошмары. Земля, укутанная мраком, там, за окном, заперла вас в доме. Всё реже и реже лишь под предлогом естественных нужд выходите наружу, чтобы увидеть голое брюхо плато. В эту пору года солнце скрыто в облаках и понемногу глаза забывают как оно выглядит по-настоящему.
Мужики смалят. В табачном дыме потеряны стены. Вы словно оказались в поле во время тумана после страшной грозы. И на этом мистическом поле Никополь замечает четвёртую фигуру. Бледное лицо с тонкими губами подзывает к себе. Россыпь черных волос. Большие глаза. Он не курит и не играет. Никто, кроме Никополя, не обращает внимания на странного призрака.
Он открывает черный, беззубый рот...
– Ник, ну шо ты там, сука, копаешься? Без тебя разыграем!