Суровые миры рождают суровых людей, но Стирр по праву считался агрессивным, злобным и жестким ублюдком даже по стандартам взрастившего его Фенриса. Он впервые взял чужую жизнь, когда минула его одиннадцатая весна, отправился в свой первый набег, когда огненное око взошло на небосвод в пятнадцатый раз на его памяти, и получил свой собственный корабль спустя всего три годовых круга. Он был силен, безжалостен и умен, ярость его не знала предела, а амбиции и самомнение могли бы удивить даже воинов вдвое старше. Он был гордецом, и гордыня день ото дня изводила его подобно засевшему в теле наконечнику стрелы, подталкивая к все более и более опасным целям и, одновременно, лишая всякого удовлетворения от их достижения.
Удача сопутствовала Стирру и в бою и между боями, но ему всегда и всего было мало: мало женщин, мало сражений, мало добычи, мало славы. В конце концов, возомнив себя чуть ли не потомком богов, он направил свой драккар в центр мира, туда, где из кишащего кракенами и морскими драконами серо-стального моря вздымаются утесы Асахейма. В его команде было почти сорок человек. Такие же молодые, сильные и полные ярости они шли за ним, веря, что Стирр принесет им славу, уважение и несметные богатства, но единственным их призом была смерть. Острые, покрытые ледяной коркой утесы, предательские порывы ветра и ледяные тролли собирали с них свою жатву, соревнуясь с морозом в том, кто заберет у посмевших бросить вызов небожителям выскочек больше жизней, и, когда бескрайняя заснеженная равнина, наконец, развернулась перед тем, кого позже назовут “Вороньим глазом”, ни единый победный клич не разорвал холодное безмолвие. Стирр был один. Вымотанный, израненный и отощавший от голода, он устало осмотрел царство богов, ради достижения которого погубил всех своих товарищей, и не было в его сердце ни радости, ни удовлетворения, ни какого-либо удивления. Даже возвышающаяся в десяти шагах от него гигантская, закутанная в волчьи шкуры фигура не вызывала никаких особых эмоций.
– Кто ты, – прогудел великан, сурово хмуря кустистые седые брови.
– Не твое дело, старик, – устало прохрипел Стирр. – Прочь с моей дороги, или я отправлю тебя в пасти Моркайи.
– Ну, ты можешь попробовать, щенок, – беззлобно усмехнулся то ли Ас, то ли их посланник в ответ на дерзость, сбрасывая плащ из шкур с непомерной ширины плеч.
Это случилось почти четыре века назад, но “Вороний глаз” все еще отлично помнит и унизительную взбучку, которую ему тогда устроил Хратгаф, и долгий путь сквозь бураны в компании волчьего жреца, и тот благоговейный ужас, который парализовал его при виде многокилометровой несокрушимой громада “Aett”. С тех пор он прошел долгий путь от глупого и заносчивого неофита до умудренного и уважаемого длинного клыка, забрал жизни тысяч врагов Всеотца и Русса, сражаясь под знаменами великой стаи Гуннара Красной Луны, видел гибель миров и рождение демонов, но ничто и никогда больше так и не вызвало у него такого шока, как пронзающая своими шпилями и башнями облака обитель богов, одним из которых ему суждено было стать.
Даже после Ориуса IV, когда все его братья пали, а сам он был так изранен, что не помнил ни момента спасения, ни долгих месяцев после него, которые потребовались его телу для восстановления, он не испытал и доли того, самого первого ужаса. Старики ведь не боятся. Они уже истратили весь свой запас страха. Оставшись один, Стирр знал, что у него есть всего два пути, и что он уже слишком стар, чтобы быть одиноким волком. Всеотец дал ему еще немного времени на то, чтобы смыть свой позор кровью чужаков и предателей, и “Вороний глаз” этим временем собирается воспользоваться. Клятва апокрифона сплелась с клятвами мести, и вот уже сорок два года он убивает для караула смерти, мечтая о том моменте, когда его дозор все же будет окончен.