Something Secret Steers Us. | ходы игроков | 27/08/09 21:54. Неподалеку от дома Бейли..

Немного дурашливая, наивная морда со столь же наивными глазами заглянула в комнату, на полу которой, сидя по-турецки, покоилась Оливия. Он был любопытен, этот пёс. Любил порой отправится лазить по всяческим закоулкам и уголкам парка, в котором они вдвоем гуляли, когда хозяйка спускала его с поводка. Любил с некоторой удивленностью и щенячьей дурью полезть к другим собакам, дабы поиграть с ними. Или начать приставать к прохожим. А то и попытатся выпросить у ребенка мороженное, или еще что-то вкусное, что конечно же, как и всё приятное, вредило его здоровью.
Вообще сложно сказать, что творилось в его голове. Говорят, что никто, кроме людей не способен к мышлению, и тому были чисто анатомические объяснения - без неокортекса сложно думать о высоком.
С другой стороны, Голд испытывал вполне конкретные чувства и прекрасно знал свою хозяйку. Знал, за что она его может наказать, а за что - погладить по лбу, по загривку. Более того, он чувствовал её настроение. Собачья любовь - нет слов, чтобы описать её. Пожалуй, это преданность, покорность и бесконечное доверие к хозяину. Человек на такое не способен впринципе. Люди склонны врать, изменять; им может просто надоесть другой человек, или же они встретят другого человека, и забудут про прежнего. Собаки любят до самого последнего конца своего хозяина, очень скучают, если его нет, и стараются проводить больше времени с ним. Есть у них и еще одно качество, которое у людей крайне редко. Это самопожертвование. Человек - существо сомневающееся. Собака - нет. Это высшая форма веры, и мне кажется, что я буду прав. Есть байки о том, что якобы последние минуты своей жизни собаки проводят в одиночестве. Ложь. Слабые, они ползут на коченеющих конечностях хоть через всю квартиру к своему хозяину, даже спящему. Оказавшись рядом с ним, они прижимаются к нему и уходят. Просто им страшно. Смерть - это прежде всего страх потери. Пёс теряет самое драгоценное в своей жизни - своего хозяина. Поэтому они и умирают рядом с хозяивами, и их угасающий разум уносит в пучину забвения последнию, самую радостную картину в своей жизни.
Вы все еще бахваляетесь своим ничтожным неокортексом, считая себя высшей формой жизни? Мне вас жаль.

Итак, Голд тихо зашел в комнату и осмотрелся. Судя по всему, Оливия пристально рассматривала свою картину, размышляя над нею, оценивая её. Весь день она посвятила этому занятию, отчасти от того, что она действительно была занята работой над картинами, отчасти от того, что Уильям до сих пор не вернулся домой. Вчера он отправился в бар, да так и не вернулся. Она звонила ему на телефон, но раз за разом слышала лишь вежливое "Аппарат абонента..." и далее по тексту. В картинах она забывалась. Уильям просто не мог не вернутся. Более того, она думала иначе - он обязательно вернется. Просто...ну скажем, его телефон сел, а ему срочно надо было что-то сделать. Или деньги закончились. Или он его потерял.
Вариантов было много.
Почувствовав присутствие Голда, она неожиданно развернулась к нему и схватила его в охапку, гладя его и говоря ему некие нежные глупости. Забыв, таким образом, о картинах, она вдруг вспомнила о насущных делах, так, в частности, она совсем забыла про голод. И сейчас он проснулся с новой силой. Поднявшись, она неспеша поспешила на кухню, шагая по мягкому, пушистому ковру, чувствуя, как её босые ноги радуются не только разминке, но и этому самому ковру.
Очутившись на кухне и заглянул в холодильник, она поняла, что еды там, по большому счету, толком и нет. Зато были деньги и магазин недалеко от дома. Присев за стол, она еще раз набрала номер Уильяма, но всё без толку. Некоторое время назад ей пришла мысль позвонить в полицию, но потом она всё же успокоилась и решила не предпринимать каких-либо мер. Интуиция подсказывала ей, что с братом всё в порядке. Она была творческой натурой, да еще и девушкой. Стоит ли говорить, насколько точной была её интуиция?..
Меж тем, голод подал еще один знак, требую немедленного своего удовлетворения.
О, у неё был широкий простор для действий. Целых 100 долларов наличными, да еще и кредитная карточка с некоторой суммой на ней. Она могла немного пофантазировать насчет еды, и как следует всё обдумать. Супермаркет был круглосуточным, и это было весьма кстати. А еще она могла отправится в уютное кафе неподалеку, которое работало до самого поздна; там весьма неплохо готовили, как еду, так и кофе, да и обстановка была очень уютной. Она могла там успокоиться и собратся с мыслями. И взять ужин для Уильяма - ведь он обязательно сегодня вернется домой.

Странной может быть жизнь. Затравленная правдами упокоившегося охотника, который из могилы посылает свои удивленные выстрелы в пустоту. Чуткий шорох листвы, с опадающих золотым дождем кленов. Может ласковый поцелуй звенящего на чердаке ветра, вперемешку с голубиным воркотом. Она такая разная. Она всегда одиноко хватала меня за загривок светлых волос и со всего размаху била о потресканную, кирпичную кладку правды. Я не хотела ее часто, отрицала, отнекивалась, но никогда не могла сопротивляться. Не хватало сил.
Уилл не мог меня бросить. Я просто отказывалась верить в это. Да и не смогла бы поверить даже если… нет, не будет если. Есть четкая и лаконичная жизнь. Есть суровая, горькая, но правдивая истина. Уилл не бросит. Ни за что. И смерть не посмеет его забрать, это я знала точно. Так же точно, как и то, что на моей картине яростно не хватало терракотового оттенка. Я добавлю его, обязательно добавлю. Я найду маленький кусочек светлой листвы и разукрашу его осенними красками. И неважно, что там царило лето. Лето вечным не бывает. Обязательно есть хотя бы один изъян, хотя бы какая-то доля упрямого ничтожества. Без нее было слишком приторно-сладко, а так не должно быть на моих картинах. Я так не хочу.
Этот взбешенный поток мыслей носился в голове, вонзаясь в стенки черепной коробки острыми иглами. Я просто старалась отвлечься, как угодно, от тех мыслей, что неуклонно возвращали меня к пропавшему брату. Он нужен мне так же как… нет, не воздух – сильнее, намного сильнее. Без воздуха можешь продержаться несколько минут, а без Уилла мне не было дано и этого.
Я сморгнула неведомо откуда взявшуюся слезу и мрачно упрекнула себя за проявление слабости. Ну почему я всегда так сильно переживаю? Ведь знаю что все хорошо, чувствую, что с братиком ничего не случилось. Тяжело вздохнув, я оперла голову рукой и напряглась на твердом стуле. Голдик послушно сидел рядом, заглядывая в глаза и прислоняясь к моей голой ноге своей кудлатой, мягкой шерстью. Говорят собаки плохо пахнут и этот запах ничем нельзя вывести – вранье и ложь. Голд никогда не вонял, может из-за того, что я, пожалуй, слишком уж старательно ухаживала за ним.
Выдавив из себя вымученную улыбку, я провела рукой по приплюснутому черепу собаки и сладко зевнула, загоняя все тревоги куда-то глубоко в подсознание. Я знала, что они еще обязательно вернутся, но пусть чуть позже, через несколько мгновений. Я просто так устала переживать.
Тишину темной, потухшей квартиры внезапно разрезал рокот моего несчастного желудка, и на этот раз я улыбнулась по-детски легко и непринужденно. Такая мелочь… подумаешь – голод. Просто физиологическая потребность, переросшая в культ вкусно покушать, а, тем не менее, без этого никак не выжить.
Я легко вскочила с табурета и придирчиво окинула взглядом квартиру. Брат мог прийти раньше меня, а я не хотела оставлять тут бардак. Хотя бы тем, как я убираюсь и готовлю я хотела показать, доказать свою нужность ему. Всегда ведь чувствовала себя виноватой. В уютных, темных стенах царил сумеречный порядок. Я навела его еще с утра, и единственное что выбивалось из киношной, наигранной правильности – ключи, неправильно лежащие на тумбочке и картина, валявшаяся на полу в моей комнате, но это не столь важно.
Бросив собаке – «Голдик, собирайся», я выдвинула ящик дубовой тумбочки и достала смятый, потрепанный блокнот. Там же лежал огрызок погрызенного карандаша (его изгрызла я еще год назад, когда долго решала что купить брату на день рождения). Вернувшись в кухню, я положила листик на стол и склонилась лицом прямо в него – освещение было плохое, а включать свет мне не хотелось. Красивым, рефренным и каллиграфическим почерком я осторожно вывела: «Уилл, я тебя не дождалась и ушла в кафе – поужинать, извини. Приду скоро, что-нибудь обязательно принесу. Дождись меня, пожалуйста, и не ложись спать раньше. Люблю, Лив.»
Положив записку на самый центр стола, я вернула на место блокнот с карандашом и быстро скользнула в кофейный, легкий сарафан. Голд уже ждал меня у двери, дергая висящий на стене ошейник с поводком. Улыбнувшись собаке, я быстро всунула ноги в темно-бордовые босоножки и натянула на шею Голда коричневый ошейник. Его, конечно, не пустят в кафе, но оставлять его дома одного было бы кощунством.
Быстро кинув в маленький клатч деньги, кредитку, телефон и зачем-то перьевую ручку, я осторожно прикрыла за собой дверь и пару раз щелкнула винтажными ключами в старинном замке.
Конечно, можно было бы просто пойти в магазин и что-нибудь приготовить. Но мне не хотелось. Вернее мне намного больше хотелось посидеть возле огромных, стеклянных окон кафешки, попивая холодный, мятный чай. Посмотреть на людей со стороны, ведь я никогда бы не посмела нарушить их монотонную жизнь, но смотреть любила. Они были такие смешные, в своих заботах и проблемах. Как исполинские старожилы какой-то одной им ведомой правды.
Выскочив из подъезда, я с упоением вдохнула сладковатый, летний воздух вечера, который изрядно подпортили выхлопы проносящихся мимо машин. Голд радостно завилял хвостом, чувствуя дурманящую прогулку, и послушно побрел за мной, изредка натягивая поводок. Так приятно было ощутить под ногами асфальт, а не вечный ковер. Так приятно было увидеть над головой звездное небо, а не замученный временем потолок. Вернувшись мыслями к Уиллу, я быстро пошла в сторону кафе.

Когда Оливия вышла из дома, её встретил теплый вечер, который, однако ж, уже нёс в себе нотки прохлады. Температура была очень комфортной, и в легком платье нельзя было замерзнуть, точно так же, как если бы надев легкую куртку, человек не рисковал вспотеть. Приятный климат, подходящий для каждого обитателя Бостона и его пригорода. Даже сам воздух, как вскоре почувствовала Оливия, был достаточно чист; машины были сейчас неспособны его испортить.
Отправившись вверх по улице, она с некоторым безразличием смотрела по сторонам, уже по привычке разглядывая вывески и дома вокруг. Может, это просто был способ забить визуальный канал информации, а может, она, как и другие люди, страдала вечным информационным голодом, что в общем-то было типично для городских жителей. Понятное дело, что только строениями дело не обошлось. Её взгляд скользил по прохожим, верно подмечая тех, кто просто шел домой, возвращаясь после тех дел, которые они не успели или не смогли завершить в будние дни, и тех, кто прогуливался, или же прогуливался с целью забрести в какое-нибудь заведение. Голд мерно семенил впереди, по своему обыкновению периодически приставая к прохожим с целью понюхать их штаны. Лив, конечно, то и дело одергивала его, когда он совсем наглел.
Так они и добрались до кафе "Downtown". Оливия привязала пса к столбику, что конечно ему не очень понравилось, с другой стороны, и впрямь было лучше дать ему возможность побывать на может не очень и чистом, но всё же воздухе. Толкнув дверь, девушка собственно оказалась в кафе. Свернув налево, она прошлась вдоль зала и выбрала себе место по вкусу, около широкого окна. Выложив на стол свои немногочисленные личные вещи, она взяла меню на специальной подставке и с некоторой ленцой рассмотрела его. Когда подошла миловидная официантка, Лив заказала себе чаю, кусочек торта и пару пирожных. Оставшись ждать, пока ей принесут всё это, она решила немного занять себя и стала рассматривать других людей в зале.
Так, она обнаружила явно любовную парочку, которые давно забыли про кофе и о чем-то щебетали, держась за руки друг друга. Было еще две молодых девушки, которые не спеша попивали чай и разговаривали о делах насущных. Нашелся насупленный дядька, что читал газету и потягивал кофе из большой чашки, и несколько других людей. Особенно её внимание привлек некий молодой мужчина, который сидел в некотором отдалении от всех остальных. Прежде всего, в глаза сразу же бросалась его странная манера одеватся. На нем был темно-серый костюм и поверх него - черный легкий плащ; глаза были надежно укрыты очками с крупными, круглыми линзами желто-чайного цвета, настолько глубоким и насыщенным, что за ними едва угадывались глаза. Сам он обладал худощавой фигурой, но в то же время обладал широкими плечами. О росте ничего толком нельзя было сказать, так как кресло маскировало этот факт. А еще, у него были темные, непослушные волосы, доходившие до плеч, и утонченные черты лица, на котором красовалась ухмылка с сигаретой. Оливия, в силу своей профессии, да и не только, определила, что это был некий Неовикторианский стиль, если можно было так выразится; здесь присутствовал вкрадчивый, очень ладный синтез старового и нового. Помимо этих вещей, на столе покоилась шляпа с широкими, гибкими полями, пачка сигарет и зажигалка. В данный момент он читал книгу и изредка пил кофе; по мере чтения выражение его лица менялось: то сомнение, то напряженная задумчивость, или вновь ухмылка, а порой и просто нейтральность.
Наконец, официантка принесла заказ и удалилась.

Это было не особо дорогое заведение, а потому посуда здесь не отличалась изысканностью и шармом царских ресторанов. Но я редко была в роскошных обеднях, и для меня было что-то ласковое и уютное в этих темных тарелочках, замученных ложечках и старательно начищенных чашечках. Благодарно улыбнувшись уже в спину официантке, я по привычке отметила ее легкую грацию, скрытую под униформой и предназначенную явно для молодых людей, сидящих тут. Сладкий аромат чая заполнил мой маленький мирок, ограниченный столиком, и умудрился даже вытеснить приторные благоухания кофе, так часто заказываемого местным контингентом. Прислонив ладонь к пузатому стакану, я впитала в себя его тепло и задумчиво поковыряла ложкой торт.
Я всегда любила есть не спеша, растягивая удовольствие от каждого глотка, наслаждаясь послевкусием еды, даже если та была не особо приятна. Удивившись дивному вкусу медового торта, я продолжила кушать, посылая робкие взгляды на посетителей из-под своих вихренных ресниц. Мысленно я пожалела, что не ношу очков – они хоть как-то, но смогли бы скрыть мои пытливые глаза. А я очень смущалась, если кто-либо из людей перехватывал мой взгляд и вопросительно смотрел в ответ. Тогда мне хотелось провалиться куда-нибудь подальше, желательно под мощеную плитку земли.
Порадовавшись тому, что хотя бы волосы я не убрала, и они могут скрыть мой смущенный румянец, я осторожно уставилась на влюбленную парочку. Я завидовала им такой хорошей и доброй завистью, что самой стало боязно. С самого детства я верила в Единственную и Большую любовь. Эту веру в меня вселили родители. Любовь до гроба. Святое чувство, способное рушить горы, сушить моря и топить континенты. И чувство это обязательно идет с тобой под руку до самой смерти. И больше никто и ничто не нужно, только взгляд такого же сумасшедшего человечка рядом, как и твой. И пусть вокруг все твердят о строгом рационализме, о не прекращенном прагматизме, пусть они, эти жвавые циники, подавятся своими теориями парадоксов. Я им не верила никогда. Я верила той прозрачной сущности, что билась в моей груди и упорно твердила о бессмертной любви, любви, для которой нет границ. Вот и в этой паре я увидела тень и следы именно этого чувства. Я не хотела знать, какие ссоры случаются между ними, какие обиды загораются в них порой. Мне было наплевать на то, сколько еще они будут вместе. Зато я ловила сейчас взмахи ее головы, прикосновение их рук, проникновенные взгляды друг на друга и понимала, что ради этих глупостей, наверное, многие и живут. Живут наперекор всему, просто чтобы услышать три банальных слова – я тебя люблю.
Улыбнувшись сама себе, я прислонилась губами к чашке и глотнула теплую, освежающую жидкость. Как смешны, наверное, мои мысли. Я ведь сама никогда не любила. Даже не знаю как это… отдать себя всю другому человеку. Но, тем не менее, так открыто и уверенно об этом рассуждаю.
Отвернувшись от пары, я сосредоточилась на уничтожении торта и приступила к пирожным, вытягивая начинку и стараясь не запачкаться сгущенным молоком и плавленым шоколадом. Снова подняв глаза, я быстро проскользнула ими по залу, выискивая что-нибудь интересное, и остановилась на странном мужчине, который в упоении поглощал свою книгу, как я поглощала пирожные. Все в нем манило и привлекало меня – от внешности, до задумчивой глубины выявленных чувств. Очень харизматичная личность. Засмотревшись его гладкими, красивыми чертами лица и запутавшись в прядях волос, я даже забыла о еде, стараясь запомнить каждый штрих, столь странной внешности. Его очки мне явно напомнили вторые глаза Уилла – такие же круглые. Только вот цвет настораживал и завлекал.
Мне хотелось запомнить все в нем, чтобы возможно, прейдя домой, взять чистый холст и натушевать углем свежий эскиз. А может сразу и зафонить его, пока память горяча и надежна. Он бы занял достойное место в моей собственной галерее мимики и лиц. Я бы придумала ему замечательную историю, рассказав кистью о том, как он любит вечерами сидеть у палящего веки камина, положив одну руку на шершавый переплет древней, ветхой книги, а другой обнимая шею высокого, мраморного дога. Я бы рассказала о его привычках, например, тушить крупную сигару мальборовских равнин о дорогую столешницу из красного дуба, оставляя на ней следы своего яркого и праздничного существования. Возможно, я бы даже придумала ему пару… например изящную, словно статуя, фотомодель… нет, не хочу. Тогда мне было бы слишком завидно. Лучше пусть он будет одиноким, как и я.
Грусть незаметно подкралась и схватила своими острыми щупальцами. Лицо мое, наверное, слегка посерело со стороны, превращаясь в печальную маску. Оторвав пресыщенный взгляд от выточенного лица мужчины, я мрачно уставилась в остатки чая и предпочла побыстрее покончить с едой. Демонстративно звякнув ложкой по пустой тарелке, я подозвала официантку и вместе с просьбой посчитать заказ, выставила ей новый на вечерний ужин для Уилла. Покопавшись в меню глазами, я решила что рис с овощами, подлива из свинины и говядины, салат с каким-то странным названием «Giollet» и кусочек того же торта, что я уже отведала, будет в самый раз для брата. Хотя… он никогда не наедался так, чтобы был полностью доволен. Поразмыслив, я еще добавила к общему заказу запеченную под виноградом форель.
Удивленная официантка удалилась, а я уставилась в окно, ожидая заказ и выглядывая Голда.

Соки - так звали официантку - удалилась за внушительным ужином и счетом заодно. Она решила, что этот заказ предназначен для Оливии, и немало удивилась, особенно с учетом того, сколь малым был первый заказ девушки по сравнению с новым.
Когда Лив принялась собиратся домой и приготовила деньги, чтобы расплатится, она услышала шаги позади себя. Они звучали столь явственно и настолько преобладали над играющей музыкой в кафе и прочими звуками, что это заставило девушку отвлечься от созерцания Голда, который уже успел соскучится по хозяйке и выискивающим, удрученным взглядом смотрел на широкие стекла заведения.
Она успела повернутся и обнаружить того самого человека, что так привлек её. Во всех смыслах. Судя по всему, он направлялся к выходу, и как раз успел поравнятся со столиком девушки. Стеклянная входная дверь открылась, впуская нового посетителя, и поток резвого ветра ворвался в кафе, отчего полы плаща незнакомца ожили, и на мгновение окутали лицо Оливии. Это несколько ошеломило её, так что следующие несколько секунд она просто пялилась в спину удаляющегося владельца плаща. И только после того, как он толкнул дверь и вышел прочь из кафе, некое оцепенение прошло; она несколько глупо моргнула, как дурочка, и её мозг осмыслил новую информацию. И надо сказать, что эта информация была...странной.
Его походка, да и он сам были, скажем так, "размытыми", в том смысле, что было проблематично отделить одно от другого. Она была гармоничной настолько, что казалась неестественной, и вроде бы конкретные, раздельные движения сливались в одно. Он не просто двигал нижними конечностями, как все. Он шел.
Как выяснилось, он был весьма высок. Теперь, в шляпе и перчатках из тончайшей кожи, он выглядел совсем иначе. Оливия поняла, что худощавость его была того рода, когда от природы крупный человек просто не был обтянут буграми мускул и жил. Она явственно поняла, что он в подобном "мясе" не нуждался; он и так изучал силу чуть ли не сверхъестественного характера. Он не был внутри кафе. Это кафе было вокруг него.
Невероятно, но, кажется, никто, кроме Лив, и не подметил всего этого. Более того, другие посетители и вовсе не замечали его. Он шел, словно волнорез, рассекая случайные взгляды людей, он скользил через реальность. Именно в этот момент, с нарастающей тревогой, она поняла, что он даже не расплатился за кофе, а Соки его не остановила, хоть он и прошелся в каком-то метре от официантки.
Забывшись в своих ощущениях, Оливия и не заметила, как вернулась девушка со счетом и коробкой, полною еды. Дождавшись, пока художница расплатится, она ушла к новому клиенту.

Пара секунд моего оцепенения оживили меня больше, чем спасительный ужин. Было ощущение пробежавшей мимо реальности, которая падко махнула хвостом и скрылась за углом. После этого почему-то весь остальной мир погас, словно выжженный и заляпанный комарами светильник. Время растянулось, вытягивая самое себя на новые витки закрученной спирали. Что это за чувство? Страх? Надежда? Удивление? Все вместе быть может? Я не знала… но очень хотела понять.
Никогда бы я не решилась пойти вслед незнакомцу. Никогда бы не решилась ступить в тень чужого человека. Но сейчас у меня было несколько хороших аргументов. Во-первых, мне действительно надо было выгулять Голда, а какая разница, где его выгуливать? Во-вторых… во-вторых это было слишком необычно для скучного завершения скучного будня. И разве смогла бы я простить себе потом эту слабость? Нет, навряд ли. Я знаю, что потом сидела бы, прокручивая каждое движение упущенной возможности, и корила себя за нерешительность. В самом деле, я ведь никому не мешаю, просто хочу понять…
Думая так, я быстро кинула на стол деньги, забывая о сдаче, схватила завернутую в пакет коробку, сунула в клатч вытащенный было телефон, и ринулась из кафешки так быстро, как только могла. По пути я чуть не сбила встающую из проходного столика девушку, которая как раз прощалась с подругой. Выдавив робкое: «Извините!», я выбежала из кафешки и в считанные секунды оказалась у столбика с Голдом.
Пес радостно завилял хвостом, увидев меня, и начал ласково поскуливать, вылизывая протянутые руки. Я судорожно отпихнула его морду и постаралась как можно ловчее отвязать непослушный ремешок. Это, как оказалось, было непросто. Голова моя, забитая мыслями о незнакомце, отказывалась слушаться и смотреть на столбик, выискивая ускользающего вдаль мужчину, а рукам без нее было особенно трудно. Пальцы на ощупь путались в коже, и я даже начала бормотать себе под нос: «Ну же, быстрее… быстрее..», когда наконец узел поддался и свис в моей руке свободной тесьмой.
Радостно зажав в пальцах поводок, я кинулась вдогонку мужчине, стараясь следовать за ним осторожно и тихо, делая вид, что просто прогуливаюсь с собакой. Мне не хотелось бы привлечь его внимание, но в тоже время, мне хотелось подойти как можно ближе, чтобы понять – что такого в этом человеке? Споткнувшись о неровную плитку мостовой, я с трудом выровнялась и смущенно сжала в руках пакет. Голд, похоже, не понимал к чему такая спешка и озабоченность, но был искренне рад хотя бы просто прогуляться по зажигающему фонари городу.

Оливия поспешила вслед за мужчиной, который, кстати, шел в сторону её собственного дома. Но впереди еще было куча других улочек, поворотов и прочих проулков. Пока что он шел, неотрывно смотря вперед. Настолько уверенно, что Лив сразу же поняла - он явно шел с делом, а не просто домой или еще куда.
Едва не сбиваясь с шага на мелку рысь, Оливия неотрывно наблюдала за ним, впрочем, шанс потерять его из вида был минимален. Голд, словно почувствовав намерение хозяйки, и сам прибавил в скорости, иногда повисая на ошейнике там, что едва не задыхался.
Этот необычный человек шел настолько грациозно, что в какой-то момент Лив смутилась, представив собственную торопливую походку со стороны. В голову закрались и другие мысли насчет наивной дурочки, которая слепо бросилась за первым красивым мужчиной, едва выйдя из своего дома-темницы. Она даже засомневалась, и на секунду остановилась. На её горе, незнакомец в это время решил закурить. Всё здесь - и движение рук, достающих пачку и зажигалку, и внов их убирающих, и тонкая струйка сизого дыма, и то, как он чуть дернул головой - казалось отточенным до предела.
Не сдержавшись, она опять пошла за ним. Уже оставалось минуты две до дома Оливии, как он резко свернул вправо, теряясь из виду. Девушка почувствовала, как сердце заколотилось быстрее и рванула вперед, теперь уже и впрямь двигаясь мелкими перебежками. Ей оставалось пройти еще каких-то жалких 20 метров до поворота, как из тьмы меж двух домов, сбоку, вырвались две руки, выхватили Оливию с улицы и затащили в эту самую тьму. Она даже ничего не успела понять, как крепкий кулак врезался ей в солнечное сплетение, начисто выбив весь дух.
-Не рыпайся, сука, - она почувствовала запах перегара, и то, как щетина оцарапала её шею. В следующий момент она оказалась прижатой к кирпичной стене; попытавшись было вырватся из рук, она получила еще один крайне полезненный удар по почке. Непроизвольно брызнули слезы от страха и боли. Оливия уже было закричала, но и эта попытка закончилась ничем: грубая рука зажала ей рот.
-Эй, Вилли, встань-ка на стрём...Это еще что такое?! - скосив глаза, Лив увидела, как на вторую тень бросился Голд и повалил дружка её пленителя. Раздались краткие звуки борьбы, а потом всё затихло. Мысли окончательно спутались в голове девушки, и она уже ничего не понимала.
-Зарезал как свинью. Шавка, он мне чуть горло не разодрал, - кто-то сплюнул. Рядом возник мордоворот с окровавленным ножом в руке. Его лицо скрывала тень и мрак вокруг, так что Лив не смогла хотя бы запомнить его. Он деловито отнял у неё все вещи, принявшись копатся в них.
-Так, ну я тогда первый, - буднично проговорил тот, что держал Оливию прижатой к стене. В следующий момент раздалось быстрое "взык"; откинув край платья девушки наверх, насильник оттянул трусы Лив в сторону.
-Ничего, не пугайся. Мы люди культурные, долго долбить не будем, - раздался хриплый смех над самым её ухом.
Художница уже было приготовилась к ужасному, не веря в происходящее, как неожиданно раздался хруст костей, и второй ублюдок, где-то за спиной, сдавленно замычал.
-Что за?!.. - первый отвлекся, и ничего больше не держало девушку. Не выдержав, та просто осела на холодный асфальт, а горячие слезы заливали глаза. Она ничего не понимала. Сквозь пелену она увидела, как нечто крупное нависло над насильником, а уже в следующий момент неизвестный спаситель одним неразличимым движением изломал фигуру её мучителя. Тот рухнул бесформенной, чудовищно изломанной, окровавленной куклой на землю рядом. Оливия мигом заметила открытые переломы и шею, повернутую на 180 градусов. Настала тишина, прерываемая лишь всхлипами Лив.
-Очень неосмотрительно с их стороны, - задумчивый голос нарушил тишину.
-Поднимайся. Надо уходить, - из мрака появилось то самое лицо с желтыми очками, остановившись в нескольких сантиметрах от лица самой Оливии.
-Всё хорошо, - сильные руки подняли её, помогая ей держатся на ногах.
Это был тот самый мужчина из кафе.

Впервые в мой тесный мир вползло сразу такое количество страха и ужаса за собственную жизнь и целостность. Внутренние органы сжались в тугой комок, будто хотели спрятаться в глубинах моего тела. Я тоже хотела спрятаться, залезть в какую-нибудь щель, упасть в какую-нибудь яму… господи, что угодно, только не эти страшные, осклабленные гримасой похоти глаза.
Почему-то сознание яростно отрицало само существование этих событий, успокаивающе шепча на ушко, что это только сон, дурной кошмар. И я ему верила, в некотором роде… так хотела верить, что реальность смазалась алым туманом боли и отчаяния. Вкусить соки жизни, наверное, можно только в такие моменты, когда сам ты превращаешься не в главного персонажа пьесы, а в стороннего наблюдателя. Боль, которая прожгла мою грудную клетку и низ туловища, была такая яркая и острая, что слезы обиды сами по себе брызнули из глаз. Почему человек может быть таким жестоким? Неужели я чем-то заслужила это?
Когда тот второй появился передо мной с окровавленным ножом и спокойно заявил о смерти Голда – захотелось умереть. Так сильно умереть мне не хотелось даже когда мама с папой погибли. Тогда была злость на мир, а сейчас жуткая, испепеляющая безвыходность и безнадежность. Я просто физически не могла сопротивляться, но и саму ситуацию понимала недостаточно хорошо. Блеск засаленных волос в бликах немых звезд над головой, запах свежей, дурманящей крови, крови того, кто был мне чуть ли не единственным другом. А на фоне шум машин, шелест шагов и гудки города, которому не было дела до того, что происходило в его запыленных, заброшенных трущобах.
Прикрыв глаза я, наверное, приготовилась отведать этого смачного ужаса с лихвой и повстречаться, наконец, со старой дряхлой подругой замогильного шепота, как события снова удивили меня своей стремительностью. Я просто не поняла, как так случилось, что два бывших мучителя за несколько секунд сложились, словно карточные домики. Это было так не по-настоящему, что голова моя гулко вспыхнула ударами крови в висках. Мерзкий хруст ломающихся костей… никогда я его не забуду. Так лопаются мембраны сильно натянутых канатов. Так рвутся чьи-то иллюзии, на кончике гаснущего фитиля. Мне было дико страшно, потому как смерть людей я видела впервые. Впервые я смотрела в гаснущие радужки и улавливала непонимание и прикосновение чего-то бессмертного.
Мне захотелось кричать, как только рука этой скотины выпустила меня, но легкие обожгло ядом воздуха и дыхание сперло. Я захлебнулась в тихом всхлипе, глотая соленые слезы, и не замечая, как оседаю на землю. Буквально в тот же момент он уже поддерживал меня осторожной рукой. Мне было противно, потому что, во-первых, лишь недавно ко мне прикасались почти так же твари, недостойные зваться людьми, а во-вторых – этими же руками только что мой спаситель убил двоих людей. Убил так просто и легко, будто сорвал пару яблок с заброшенного дерева.
У меня не было ни сил, ни желания сопротивляться. На пару секунд я припала к незнакомцу всем своим дрожащим телом и зарылась в его мягкий плащ лицом, прогоняя наваждение случившегося. Почему-то мне казалось, что с этого момента моя прежняя жизнь обрывается навсегда. Умирает тут, рядом с двумя людьми и собакой, а это не могло не пугать.
Отстранившись, я поискала глаза своего спасителя и постаралась не смотреть на раскинутые в переулке тела. Сорванным, полубезумным шепотом, я таки умудрилась выдавить из себя:
- Кто ты? Почему нам надо уходить?

Скупой свет выхватил из темноты только очки незнакомца, оставив всё остальное в виде неясных контуров, которые в итоге обозначились лишь полунамеками на руки, ноги и тело.
Два горящих круга цвета разбавленного черного чая некоторое время недвижно смотрели на Оливию, пока он наконец не шевельнулся, обозначив не только очки, но и глаза, словно свет шел из них самих.
-Наверное по той причине, что я буду забавно смотрется, когда расскажу полиции, что убил двоих людей ради спасения девственности юной особы, - с легчайшим сарказмом произнес он, тем не менее, сохраняя серьезный тон. Присев и исчезнув в тьме, Лив услышала характерный звук снимаемого ошейника. Вскоре она увидела и сам ошейник, зажатый в двух длинных, "музыкальных" пальцах этого необычного человека.
-Боюсь, Голд погиб. Нам нельзя забрать его...тело. Но я позабочусь о захоронении, - вновь с тем самым характерным задумчивым голосом сказал он, вкладывая в руки Оливии ошейник ретривера.
-А теперь идем. Твой брат ждет тебя, - незнакомец вновь приблизился к Лив так, что она невольно смотрела прямо в его глаза.
-Тебе надо успокоится. И я провожу тебя до дома, - растворившись в его глазах, Оливия почувствовала, как весь мир вокруг стремительно улетает на второй план, оставляя лишь этот харизматичный голос, который дарил надежду и покой. Впав в некое сомнабулистическое состояние, она последовала за ним, обратно на улицу. Она на полном автомате, не отдавая себе отчета в действиях, взяла его под руку и так они пошли прямиком к дому.
-Ты там смотрела на меня, что чуть не прожгла мне дыру в спине, - пошутил он, закуривая очередную сигарету, обдав Лив приятным ароматом, что не соответствовала её представлениям о вонючем табачном дыме.
-Они были просто жалким мусором. Отбросами, что уже ранее мучили других людей. Разве я мог позволить им это делать и дальше? Я думаю, что нет. Как-то раз отняв чужую жизнь, они были обязаны отдать и свою. Я лишь ускорил час расплаты, - буднично заметил он, осматриваясь по сторонам и ведя девушку.
-Они любят скрыватся за законом, а если и попадаются, то зачастую наказание неоправданно мягко. Я и сам когда-то пал жертвой несправедливости, и теперь придерживаюсь собственных понятий о правосудии. Но не считай меня линчевателем. Ведь ты совсем недавно сама стала их жертвой. Они убили твоего друга. Стоит ли мне предполагать, что ты с ними сделала бы? Я думаю нет, - он замолчал, и остаток пути они прошли молча. Оливия, если и хотела что-то сказать, то попусту не могла, сама не зная почему.
Открыв дверь, он пропустил Лив вперед и зашел сам, прикрыв дверь. Девушка не возражала; она всё еще была в оцепенении и фрустрации после всего, что с ней произошло.
-А твой брат...впрочем, не важно. Он на кухне. Иди же, - он легко подтолкнул Лив, и та оказалась на кухне, увидев курящего там брата. Тут она почувствовала, что странное оцепенение спало. Обернувшись в поисках незнакомца, она с полной неожиданностью обнаружила, что он, только что стоявший за её спиной, исчез.

Свежесть городского вечера пьянила. Разлетающиеся вдребезги фары машин, встречно описывающих свои круги по автострадам, мельтешение спешащих домой людей. Я любила этот город. Я делала вид, что люблю его. Просто потому, что жить в нелюбимом городе невыносимо. Асфальт под ногами петлял трещинами, я шла, не глядя, затуманенная мыслями, забитая событиями. Мне было страшно одиноко, но это одиночество спасало меня.
Отойдя от дома на достаточное расстояние, я свернула в первый попавшийся закоулок и на мгновение прислонилась к сухой, кирпичной кладке. В моей голове еще очень живо играло воспоминание о том, как в такой же трущобе убили Голда, как меня спас Странник. Может, если бы я тогда не пошла за ним все было бы иначе? Тогда, скорее всего, Уилл загрыз бы меня в первую же ночь. И лишился бы всех проблем и обязательств. Я ведь всегда была для него лишь грузом, бременем мертвой ответственности. Что-то изменило его – в глазах брата я сегодня видела то, что боялась увидеть всю свою жизнь – безразличие. Это пугало меня больше, чем его природа, больше, чем Каин. Это убивало меня. Лишало желания жить. Когда не нужен никому в этом гребанном мире – нет сил просто заставить легкие дышать. Он старался быть участливым. Он был вежлив. Но под маской заботы стекал воск. Это ранило меня больше, чем его клыки.
Поднеся руку к раненому плечу, второй я прикрыла рот, чтобы не завыть брошенным теленком. Я всегда была не самостоятельна, мне нужна была забота, но больше всего мне необходимо было чувствовать свою нужность. Без этого я начинала умирать. Вот как сейчас.
Вытерев рукавом набрякшие глаза, я тихо прошептала:
- Ну же, Лив, надо двигаться. Надо что-то делать. Будешь стоять – умрешь. Давай, иди… иди..
Убеждая себя, я решилась выйти из переулка и пойти дальше. Я давно потеряла ориентацию и не знала где я, но мне было наплевать, я даже не думала, как буду возвращаться домой. Понуро опустив голову и стараясь не смотреть на людей, я отчитывала каждый шаг, отвлекая себя от безысходности. Спустя какое-то время я устала и начала оглядываться в поисках лавочки или парапета.

Меж тем, Оливия обнаружила, что повязка ей более не нужна. Рана, нанесенная братом, на удивление быстро зажила, не оставив и шрама после себя. Зажила рана физическая, но отнюдь не душевная. Прибавилась новая проблема - девушка уж слишком хорошо "чувствовала" других людей, и это вносило беспорядок в её собственные мысли и чувства. С этим тоже надо было что-то делать.
Пожалуй, именно её одиночество было проблемой - кто вообще мог ей дать совет, как-то направить, помочь? В данный момент - никто. И не было ничего удивительного в том, что Оливии хотелось завыть. Любой бы завыл.
Предаваясь размышлениям, она наконец нашла, что хотела: каменное крыльцо какого-то жилого дома. Не бог весть что, но зато он был чист.

Посмотрев на темный камень, я с удовольствием опустилась на него и уронила голову в руки. Усталость от пережитого была скорее моральная, чем физическая, но и этого мне хватало с головой. Дымные коконы небесной дали вносили холодное одиночество. Сейчас я была безумно рада, что внутри меня поселилось что-то горячее и чужеродное.
Слезы, кажется, наконец, кончились, им на смену пришла холодная сухость и безликий лед. Даже я не способна была выплакать весь этот вечер. Не могла прощупать всю его боль. Мне хотелось, чтобы рядом был хоть кто-то, кто может просто понять, пожалеть, успокоить. Брат теперь мне этого дать не может. Мне почему-то казалось, что я его потеряла если и не навсегда, то, как минимум, на вечность.
Кто я сейчас? Уже не человек? Надолго ли? Может навсегда? Господи… прошу, дай мне шанс хотя бы понять… кто я. Забравшись на парапет полностью, я обняла руками коленки и стала сосредоточено смотреть вперед, ничего перед собой особо и не видя. Я вспоминала ту жестокую, звериную жажду, что горела во мне при виде крови, я вспоминала то прекрасное вожделение, что душило меня, когда я все же отведала ее. Я пыталась разложить все по полочкам, как это любил делать брат, но все сыпалось, рушилось, ускользало.
Кровь Странника изменила меня, превратила в какое-то зависимое существо. Наверное, она как наркотик, а может, как медленно убивающий яд. Конечно же, мне не стоило ее пробовать. Мне нельзя было поддаваться… но, прошлое изменить нельзя. Теперь мне оставалась лишь надежда, что это скоро пройдет, что я стану снова обычной девушкой… хотя что мне это даст? Брат теперь не человек, он стал черствым, жестоким сухарем. Я в жизни потеряла все. Кажется, мало тогда было забрать у меня родителей, мало было лишить надежды, надо было уничтожить, изъять мою душу, надо было убить Голда и Уилла. А теперь еще и сама я пребываю на какой-то тонкой грани – кажется один неверный шаг и меня сметет в пропасть отчаяния.
Лето подходило к концу. Его немые, прощальные приветы светились звездными глазами. Деревья наслаждались остатками тепла. А мне в эту ночь казалось, что оно уже ушло, что вокруг гиблая зима, которая маскирует свой мертвый взгляд под сенью изумрудных крон. Я готова была просидеть тут сколько угодно времени, но я боялась темноты. Я боялась этого города. Еще недавно он казался мне самым безопасным и спокойным, теперь же тут гуляли звери, рыскали живые мертвецы, слепили зомбированные взгляды.
Поежившись, я положила голову на колени и подумала каково сейчас Уиллу. У меня даже не хватило сил сказать ему в лицо о том, что я ушла. Ну и пусть… ему теперь все равно. А я не стану возвращаться домой. Пока точно не стану.

Оливия.

Она вновь почувствовала это чувство - чувство некоего погружения, когда весь мир вокруг исчезает, и остается что-то одно. Девушка не знала, что это, но прекрасно понимала, что это то особое состояние, находясь в котором она могла почувствовать другого человека. Сначала ничего не было, потом стали полунамеками проступать чужие ощущения. Неясные настолько, что она не могла сказать, каковы они конкретно. Однако же она, тем не менее, установила некий канал связи между собой и братом. Может, она и не хотела это делать, но подсознание услужливо всё устроило, дабы Лив узнала, какого сейчас Уильяму. Окончательно войдя в некий транс, она получила ответ на свой вопрос.
Немного рассерженный, раздраженный, сосредоточенный, задумчивый - вот что можно было сказать о брате в этот момент. Впрочем, узнав следствие, Оливия не знала, какова причина всех этих чувств.
Тем временем, вокруг девушки ничего не происходило. Все люди превратились в размытые фигуры, так что, за исключением того, что их фигуры постоянно меняли месторасположение, картинка оставалась статичной.

Злость брата расстраивала и меня. Хотя, я вообще не была уверенна, что сейчас все происходит на самом деле. Каналы ощущений, какие-то эмоции, сплошная каша в голове. Меня кольнула совесть, заскрежетав сплошным укором – надо было сказать Уиллу, поговорить с ним, объяснить. А я просто ушла, посчитав, что он превратился в бесчувственную машину. Ну откуда я вбила себе в голову мысль, что могу знать его сейчас лучше его самого?
Нахмурившись, я постаралась задавить эти чувства – сейчас уже ничего не изменишь. Искать брата я не пойду, а промучиться всю ночь один на один с совестью не лучший выход. Машинально опустив руку, я поводила ей по воздуху, выискивая загривок Голда. Глупая, неумирающая привычка. Осознание того, что собаки больше нет, никак не хотело приходить ко мне.
Стараясь отвлечься, я попробовала прощупать окружающий мир. Меня завораживали, пугали новые способности. Мне хотелось понять – пройдет ли это. А еще я думала, хочу ли я в действительности отказаться от этого? Что меня ждет в нормальной жизни? Руины и заброшенная пустота, вот что. С братом вампиром, оживающими трупами и собственными скелетами в углах. Помрачнев еще больше, я сосредоточилась на местности и попробовала найти или почувствовать Странника.

Оливия.

И опять всё повторилось. Короткая задумчивость, тьма, земля и мир уходят из под ног, а сама Оливия, или, если быть точным, её сознание, улетает куда-то далеко-далеко. Ну, или просто меняет состояние: чистый рассудок и разум, не испорченный внешней обстановкой, переживаниями и чувствами. Всё словно ушло на задний план.
Где-то на краю сознания она почувствовала пустоту. Кажется, эта "пустотность" - отличительная черта разума Странника и ему подобных, вроде Уильяма. Пустота разума...возможно, у них был некий щит, естественный барьер; однако, это касалось только непосредственно мыслей. А вот чужие ощущения - ощущения Странника - она начала улавливать. Здесь сочиталась неприступная скала вместе с некоторой настороженностью и явным напряжением. Потом возникла некая симпатия, как будто он внезапно обрадовался чему-то. Может быть, он почувствовал незримое присутствие девушки, а может, просто случилось нечто приятное.
Где он находится, она так и не поняла, но зато сделала вывод, что Каин бодрствует и занят некими делами. Уж явно не сидит в каком-нибудь очередном кафе.

Тяжело вздохнув, я свесила ноги с парапета и уставилась на змеистую трещинку. Хватит ныть, надо брать себя в руки. Ну случилось и случилось, с каждым может… Нет, черт возьми! Далеко не с каждым!
Спрыгнув на землю, я медленно побрела назад. Дома все равно безопасней. Перманентно пиная камушки, я угрюмо волочилась по переулкам, думая над тем, куда себя засунуть. Дома страшно – Уилл теперь напоминает мне плотоядного волка-оборотня, который в любой момент может перегрызть мне шею. А куда я еще могу пойти? Брат – все, что у меня есть.
Он должно быть уже уехал на свою встречу. Это немного радовало меня. Побыть в тишине и спокойствии, подумать о том, что делать с этой неразберихой дальше.
Сжав ключи в руке, я шла к дому, судорожно пытаясь вспомнить все подлые повороты. Ночь в городе была несколько пугающей – людей становилось все меньше, машины свистели шинами все реже. А в свете недавних событий, я теперь отчаянно оглядывалась по сторонам, шарахаясь от всех встречных – в глазах каждого мне чудился звериный блеск.

Оливия.

Тем не менее, возвращение домой обошлось без всяких происшествий - на этот раз никто не хотел изнасиловать её, сожрать или сделать что-нибудь еще плохое. Не попадались ей и "монстры". Одни лишь люди, люди, люди. Им, конечно, повезло больше, чем ей. Они, во всяком случае, могли спокойно спать по ночам, а случись что - ну, тут оставалось надеятся, то существа иномирья несли быструю и безболезненную смерть. Хотя, конечно, черт их знает.
Так она добралась до дома, на этот раз пугающе пустого. Конечно, здесь было безопаснее...хотя, какого черта здесь было безопаснее? В теории, сюда мог забратся кто угодно. Тут сознание Лив нарисовало, как огромное чудище с легкостью сносит дом с фундамента, разнося его в щепки, и хватает её...
Но всё же замки вселяли призрачную надежду, равно как и стены. С этим чувством она перешагнула порог, сбросила обувь и сделал пару шагов по коридору, как сзади раздался стук. Сердце моментально ушло в пятки.

Ушло в пятки – мягко сказано. Только я успела ощутить себя в более-менее убогой безопасности, как сразу же нагрянул этот стук. Споткнувшись о босоножки, я резко обернулась назад, хватаясь рукой за грудь. Глаза мои сейчас явно напоминали два сплошных круга, а дыхание перехватило горло комком.
Не успев сообразить кто, что, зачем и как, я сразу же кинулась на кухню, сметая по пути стулья. Мне было дико страшно, я просто не могла себе представить, кто мог прийти так поздно. Резко выдвинув ящичек, я судорожно начала молотить посуду, в поисках ножа. Наконец, под руку попался кухонный тесак для разделывания мяса. Сжав его в ладони, я еще пару минут постояла у ящичка, собираясь с духом.
«Спокойно, Лив. Это может быть кто угодно. Это необязательно какая-нибудь кровожадная тварь…»
Прокравшись в коридор, я припала ухом к двери и хрипло произнесла:
- Кто это?

К тому времени, как Оливия подошла к двери, кто-то уже не то, что стучал, а отбивал маршевую дробь на двери. Как только она спросила, кто там, стук мгновенно прекратился. Спустя секунды две, или три, а может и четыре - девушка была слишком напугана, а потому несколько терялась в вопросах времени - ей ответил суровый, мужской голос. Мощный бас, он скорее принадлежал не просто мужчине, а, наверное, огромному здоровяку, что приехал прямиком из американской глубинки.
- Эй, ты, сука, открывай дверь. Я уже вычислил, кто к тебе присосался! - после этого последовал мощный стук под вери, который был скорее попыткой её проломить.

Вскрикнув, я резко отшатнулась от двери и дрожащими, потными ладонями, сжала рукоятку ножа до побелевших костяшек. У меня не было времени думать, а куда бежать, я действительно не знала – этот громила, судя по звуку, мог с легкостью проломить дверь. Сделав пару шагов назад, я громко, испуганно выкрикнула:
- Кто вы? Что вам нужно? Вы точно ошиблись! Если сейчас же не уйдете, я вызову полицию!
Я старалась, чтобы голос звучал уверенно, но от этого он только еще больше дрожал. Страх заставил мое тело оцепенеть. А вдруг это один из них? Вдруг это одна из этих тварей?.. Впрочем, я могу проверить.
Постаравшись сосредоточиться, что было очень непросто, я сконцентрировала все свои силы на этом бугае за дверью. Я хотела понять – человек ли он.

Сосредоточившись, девушка поняла, что сил у неё уже осталось мало. Она успела только выяснить, что это был человек, и что он был очень зол. "...клянусь, тогда я разнесу эту тварь на куски!.." - этот мысленный отрывок красноречиво свидетельствовал о том, что этот мужчина был настроен серьезно. Но ничего более она уловить не успела - Оливия почувствовала, что просто уже больше не может и дальше удерживать этот особый транс.
- Лучше открывай по хорошему, тварь, пока я окончательно не разозлился! Ублюдки не успеют, так и знай! - видимо, он имел ввиду полицейских. Дверная ручка стала дрожать под напором чужака, а сама дверь стала весьма угрожающее трещать и ходить на петлях.

- Да успокойтесь вы, наконец! – Мой крик был полон одновременно и отчаяния и облегчения. Он не один из «них». Значит все хорошо. Все хорошо. Просто пьяный идиот. Прислонившись спиной к стене, я переправила нож в правую руку и попыталась вспомнить, где телефон. Надо звонить в полицию. Мало ли что это за придурок. Водя глазами по стенам и вспоминая где он может быть, я громко старалась успокоить гада.
- Вы ошиблись, говорю я вам! Я Оливия Бейли, вам, скорее всего, нужен кто-то другой. Пожалуйста, уходите!

Оливия.

В ответ что-то два раза тихо свистнуло. На твоих глазах дверной замок вылетел из двери уже в виде каких-то отдельных запчастей, и дверь резко распахнулась - чужак как следует ударил ногой. Одним длинным перекатом его массивная туша пересекла порог, проскочила мимо Лив. Развернувшись, он наставил на девушку пистолет с глушителем. Это был очень высокий мужчина с бородой, одетый в простые ботинки, синие джинсы, майку и кожанную куртку.
- Немедленно заткнись, или я пристрелю тебя, - уже очень спокойно проговорил он. - Отойди от стены.

Спокойствие сразу же как рукой сняло. Я открыла рот, намереваясь кричать изо всех сил, но это желание очень явно пресекло дуло пистолета. Внутри дернулся живот, сжимаясь в комок. Глаза заслезились, а в горле пересохло. Сердце отдавало хороший такт чечетки. Выпустив из легких воздух с громким свистом, я послушно отошла от стены и постаралась спрятать за ногу нож, обнимая ее правой рукой. Внимательно не отрывая глаз от незнакомца, я тихо прошептала:
- Вы что издеваетесь надо мной? Кто вы вообще такой? Что вам, ради бога, нужно?

- Стой и не шевелись! - прикрикнул незнакомец, после чего бочком-бочком приблизился к двери и закрыл её.
- Сейчас ты узнаешь. Марш на кухню, - он кивнул в сторону коридора. - Пошевеливайся. - он пригрозил пистолетом, помахав им.
- И чтоб без всяких фокусов, ясно? - в общем-то, теперь он смотрелся не очень агрессивно. Скорее расчетливо; у него явно была некая цель, и не стоило строить иллюзии по поводу возможной мягкости этого человека. По крайней мере, так показалось Оливии.

Я чуть не рассмеялась, душимая изнутри истерикой. Неужели это все случайности? Да как бы ни так. Последние дни были насыщены событиями больше, чем вся моя обычная жизнь. Смерив незнакомца испуганно-злым взглядом, я развернулась и медленно пошла на кухню.
Нет, в самом деле, это просто смешно. Или глупо. Хотя одно другому не мешает. Если он человек, значит, скорее всего, обычный вор, так как на пьяного не похож. Ну вот как.. как могло так случится что он выберет именно эту квартиру? Никак. Тут точно есть какая-то взаимосвязь с недавними событиями. И мне желательно узнать ее до того момента, как он меня пристрелит.
Пройдя на кухню, я отошла к раковине, освобождая проход незнакомцу. Теперь на моем лице читался все тот же испуг, но с примесью скептицизма. Кивнув на разбитую вдребезги кухню, которую я лишь мельком успела прибрать, я язвительно сказала:
- Прошу вас, сударь, располагайтесь. Может вы зашли за стаканом воды? Тогда я вам прощу эту.. эту пушку и отдам все что есть.
Облокотившись о раковину, я завела за спину руку с ножом и более угрожающе добавила:
- Или вы имеете какую-то связь с тем, что превратило моего брата в чудовище?

Пришелец с интересом посмотрел на девушку после её слов. Изогнув бровь, он легко ухмыльнулся, и сказал:
- Ага, а может, ты мне скажешь, где он находится? Ты, можно сказать, читаешь мои мысли! И да, я бы не отказался от стаканчика воды, или сока. Какая-нибудь кола тоже подойдет. Только давай быстро, - он опять поводил стволом.

Нахмурившись, я не особо поспешила сразу же выполнять просьбу негодяя. Глаза мои продолжали блестеть от страха, но в голове поселилась железная уверенность, что нужно узнать как можно больше. Бросаться на него с ножом сейчас очень глупо – выстрелит он в любом случае быстрее. Но и под прицелом стоять не особо уютно. Изменившимся, обиженно-злым тоном, я сказала незнакомцу:
- Ты человек. Ты не один из.. из этих… этих существ.
Слова давались тяжело, потому что я просто не знала, что говорить и о чем спрашивать.
- Что тебе нужно от меня и брата? Пожалуйста, скажи.