Последня капля Жизни | ходы игроков | Кладбище среди руин

Григорий придирчиво осмотрел своё отражение в зеркале и смахнув несуществующие пылинки с темной синевы костюма, нашёл что выглядит весьма сносно, ещё раз проведя рукой по волосам проверяя как лежит прическа Григорий вздохнул и вышел из квартиры. Закрыв за собой массивную железную дверь, он запер её на несколько замков и зашагал по лестнице вниз. Лестница надо сказать была основательна захламлена, а большинство квартир зияли открытыми дверьми из которых весь хлам и тянулся. Это то что люди предавшись панике собирали в кутили, в мешки, в чемоданы, а затем бросали на полпути, рассыпали, теряли, снова собирали, отбирали друг у друга, с остервенением дрались за это барахло, только для того что бы тут же его бросить. Это были следы паники которая охватила людей семь дней назад, когда сирены огласили город, а по голубым экранам и в радиоэфире пошли сообщения о том что "эта территория"-как выражались дикторы, скоро окажется под ударом межконтинентальной атомной угрозы, говоря по простому скоро здесь рухнет ядерная бомба или ракета или что там ещё придумал человек что бы убить одним ударом миллионы себе подобных. По содержимом этих кутилей и чемоданов можно было догадаться о том кто их выносил. Вот красивый чемодан из крокодиловой кожи раскрытый примостился в углу лестничной клетки, в нём разная трепьё, всякие лифчики и женские трусики да ещё ярко кричащие кофточки. Григорий в точности мог сказать кому принадлежит этот чемодан, он принадлежал соседки сверху, женщине лет сорока которая молодилась, таскала модные и дорогие тряпки и наносила на лицо килограммы косметики, Григорий не испытывал к ней ни каких эмоций кроме жалости.А вот на втором этаже разбитый футляр от скрипки, некогда в нём лежала первая скрипка оркестра их города, гордость и хлеб соседки Люси, очень интеллигентной и умной девушки которая жила в квартире сорок семь вместе со своим мужем Сергеем, толстым весельчаком который казалось знал бесконечное количество острот, шуток, анекдотов и весёлых историй. Они очень по доброму общались, чисто по соседски заходили к друг другу на чай и Григорий с женой часто оставлял у них девчонок когда они выезжали куда нибудь на пару дней без детей.На первом этаже было рассыпано много основательно потоптанной электроники, видимо она была завернута в простыни которая попросту прорвалась и бесформенной тряпкой валялась тут же. Вся эта бытовая радость принадлежала семье мелкого предпринимателя, кажется его звали Вася, он был высокий широкоплечий и лысый словно браток из фильмах о лихих девяностых, да и лицо было несколько дебильниватым. Каждый раз когда он видел Григория он улыбался ему рядом больших жёлтых зубов и протягивал ему свою ручищи напоминающую ковш экскаватора, при этом он заговаривал с ним как со старым знакомым в совершенно вульгарной манере всё время не впопад употребляя жаргонные словечки. Григорий всегда был вежлив с ним и ссылаясь на срочные деле быстро заканчивал разговор. Только однажды он не сдержался, когда Григорий шёл на прогулку с семьёй, а Вася увидев его девочек пошутил на счёт того что подрастают мол невесты моему малому(толстому карапузу, всё время жующему конфеты или сосущему леденцы), Гриша тогда не выдержал и в сердцах вскричал "Да не дай бог такого счастья".С тех пор Вася больше не здоровался с Григорием, чему Григорий был очень рад.

Он неспеша шагал по покрытому толстым слоем пыли тротуару, выбрав его скорее из привычки, ведь теперь нечего было опасаться и на середине проезжей части. Ветер то и дело набрасылся сбоку, выскакивая из безлюдных узких переулков, поднимая пыльные тучи, остервенело бросаясь в Него обрывками газет, листовками неизвестного содержания и прочим разбросанным по закованной в бетон и асфальт поверхности земли мусором. Он привычно щурился, опасаясь того, что поднятый песок может попасть в его глаза, буд-то мелкие песчинки могли проникнуть через толстые стекла старенького противогаза. Он то и дело поправлял ремень болтающегося в такт шагов потертого АКСУ, соскальзывающего по прорезиненной поверхности химзащиты, полы которой то и дело взлетали подхваченные закрученным в дикой пляске вихрем пыли и мелкого сора. В его движениях чувствовалас усталость. Никакой раздраженности, которое в другой жизни могли бы вызвать тучи пыли, необходимость постоянно поправлять непослушную брезентовую перевязь, затрудненность из-за забившегося уже фильтра дыхания... Обреченная усталость... Апатия...
Он привычно перешагивал через лежащие на бетонных плитах тротуара безликие серые тени, еще недавно дышавшие, любившие, ненавидившие, о чем-то мечтавшие... стонущие, молящие о спасении, кричащиеот боли, агонирующие... Теперь застывшие безликой массой разбросанных в пыли и мусоре тел. Он неспешно огибал раскуроченные обгоревшие куски раскуроченного металла, некогда бывшие дорогими иномарками и детьми отечественного автопрома. Во многих из них, почти не отличимые, не выделяющиеся из куска помятого железа, в разных позах находились тела... точнее, то что от них осталось. Он уже не думал о том, какой должно быть ужасный запах стоит над всем этим, не ужасался раскуроченным телам, части которых выглядывали из-под колес вылетевших на тротуар или столкнувшихся автомобилей, не отводил в страхе глаза от поглоданных взбесившимися собаками конечностей... Он попросту не замечал всего этого, неспешно шагая через царящий вокруг него безмолвный Ад... Человек слишком быстро ко всему привыкает, даже к смерти...
Шаг... еще шаг... еще и еще...
А в голове и в сердце пустота... Темное ноющее Ничто.
Он не бродил бесцельно по вымершим улицам тлеющего последними искрами существования города. Он целенаправленно, хоть и без лишней спешки, шел в определенном направлении. Только прошлой ночью Он понял что неосознанно все эти дни кружил около своего дома... дома, принадлежавшего тому, кто погиб сжавшись от страха и боли в комок на горячем от чужой крови асфальте, тому, кто медленно агонировал со слезами на глазах зовя на помощь единственную женщину, которая всегда его любила... Свою нежную, любящую мать... Он ходил не подалеку, не углубляясь в город, но и не приближаясь к возвышающейся среди маленьких пятиэтажных коробок новостройке, словно подсознательно боясь найти там что-то... или может не найти?..
Он завернул за угол серого домика, тут же оказавшись в знакомом дворе. Через слегка запотевшие стекла Он устало взглянул на торчащую из земли десятиэтажную башню, увенчаную хитрой крышей из зеленой металлочерепицы и изрезанную арками-окнами. Он медленно направился вдоль стальной решетки, ограждающей некогда принадлежащий успешным и богатым мир искуственного счастья от мира боли и страданий простых обывателей...

Григорий миновал первый этаж и вышел толкнув мощную металлическую дверь подъезда.Она вначале упиралась, но затем подалась отворяя доступ к прохладе улице и влажному утреннему воздуху.Гриша окинул взглядом улицу и как всегда его взор зацепился за тряпичную куклу, валяющеюся рядом со скамейкой. Она лежала тут все эти дни и каждый раз проходя мимо Григорий задерживал на ней свой взгляд и как всегда мозг вызывал страшную ассоциацию, а немилосердная память рисовала картину которую он стремился забыть и которая до мельчайших подробностей запала под корку мозга...
Маленькая тряпичная кукла валялась в грязи, а правая рука была оторвана видимо оставшись в руке маленькой девочки, которая крепко держала свою игрушку, но так и не смогла сохранить...Кругом валялись трупы, обгорелые и изуродованные, в нелепых неестественных позах, на тёмной выжженной земле, он ходил от трупа к трупу пытаясь узнать в них знакомые черты и каждый раз когда он понимал что это не они в его сердце вспыхивала надежда и каждый раз гасла когда он подходил к следующему телу и ему казалось что он уловил в нём знакомые черты. Но вот он понял что нашёл, нашёл то что низа что не хотел бы найти. Да это она, её сумка на шее и её лицо изуродованное, изувеченное такое чужое и такое родное и знакомое одновременно. Его стало тошнить, хотя он не ел уже около двух дней но его всё равно тошнило, какой то желчью. Но ему было всё равно ведь всё кончено, это была она, в её ладоне была зажата детская ручка, что то срезало её у плеча но мать так её и не отпустила...