Insomnia: Взгляд из темноты | ходы игроков | 2. Майкл: Смотрящий во тьму.

В истории человечества всегда были те, кто радостно бросался под Джаггернаут очередного порождения прогресса, испытывая эйфорию уже от самого факта пребывания "на гребне волны" - и те, кто испытывал бессознательную тревогу от одной мысли о том, что мир уже никогда не будет прежним. И чем ты старше, тем выше вероятность попасть во вторую категорию. Когда детский заряд любознательности и наивного оптимизма иссякает, ты начинаешь все более нервно цепляться за те островки стабильности в своей жизни, которые дают тебе уверенность: "Все под контролем, ты понимаешь, что происходит!". Но прогресс с каждым годом ускоряет свои обороты и все быстрее обесценивает и сокрушает эти и без того жалкие островки. Еще недавно ты был уверен, что идешь в ногу со временем, - но через какие-то десять-пятнадцать лет уже безнадежно отстал и с трудом понимаешь, о чем оживленно болтают подростки на улице, пересыпающие свою речь новомодным слэнгом.

В молодости и зрелом возрасте Майкл тоже чувствовал себя вполне продвинутым парнем. Тогда он тоже еще был "на гребне волны", когда вся активная социальная жизнь так или иначе проходила в Интернете, когда самые передовые технологии появлялись в области электронных средств связи. Но когда доктор Вандервальд опубликовал свое открытие, все перевернулось в одночасье. И чем дальше, тем меньше Майкл понимал происходящее с человечеством.

Если раньше умы общества занимали споры либералов и консерваторов, социалистов и либертарианцев, националистов и космополитов, если Земля казалась тесной и перегретой из-за многомиллиардного населения и множества кипящих повсюду конфликтов - этнических, политических, экономических, - то в какой-то момент это будто бы вовсе потеряло всякий смысл. Задумываясь об этом, Чен не мог не признать, что это по-своему логично - какой смысл драться, образно говоря, за кусок хлеба или лишний квадрат земли здесь, в общей реальности, когда доктор Вандервальд подарил каждому его собственную Вселенную и кресло Господа-Бога впридачу? Но он не мог не замечать и того, как сильно подкосил траумин человеческую цивилизацию в целом. Он читал исследования ученых, докладывавших о том, как вместе со снижением выбросов в атмосферу и загрязнений воды и почвы снижается и затухает искусственное освещение планеты. Это могло значить лишь одно - "гаснут" целые поселения, целые страны медленно, но верно вымирают, несмотря на усилия правительств, обещающих большие пособия тем, кто просто сподобится продолжать род человеческий. Даже возможность жить, ничего не делая и нигде не работая, видимо, соблазняла немногих - и бессонным ночам с младенцем в руках все больше и больше людей предпочитали блаженство дайвинга. Так что в отличие от "дримеров", объявлявших Вандервальда едва ли не пророком, а траумин - величайшим изобретением человечества, Майкл чувствовал во всем этом какой-то грандиозный подвох и всматривался в будущее со смутной тревогой, словно пытался разглядеть в его непроницаемой тьме приближение какой-то громадной беды.

Майкл любил свою страну и свой городок - без слезливой сентиментальности, без агрессивного ксенофобского патриотизма, но определенно любил. И не мог понять, почему огромное количество людей так легко отрекается от этого мира в пользу иллюзий. Почему их не пугает угроза "провалов" - ведь впавших в кому сновидцев с каждым месяцем становится все больше и больше. Чен был одним из тех немногих людей, кто все еще честно и ответственно делал свою работу в реальности - не для того чтобы заработать на самую современную модель "фага" и стильный "скаф" впридачу, а просто потому, что привык так работать, потому что так делали его родители и их предки. И в последние годы он все чаще чувствовал себя живой окаменелостью... Чтобы развеяться, иногда он все-таки принимал траумин, чтобы встретиться с такими же как он сам реликтами "до-трауминовой эпохи". Общение с детьми, как и многие, ушедшими с головой в мир снов не приносило облегчения Майклу - скорее наоборот, он только острее ощущал растущую между ними пропасть непонимания и она пугала его едва ли не больше, чем пресловутая "Глубина", о которой ходило столько зловещих историй. Зато повидаться с такими же "динозаврами" как и он сам было для Чена бесценной возможностью хотя бы на время избавиться от нарастающего чувства одиночества.

У них была традиция, как и положено клубу замшелостей: встречаться в одном и том же месте, всегда в одном и том же месте, как если бы это сновидение было реальным пабом где-то на окраине доброй старой Англии, куда люди вроде них каждую неделю стягивались на кружку реального пива пообсуждать новости.

Когда-то оно действительно было реальным пабом, "Пабом Галланжера" в Биркенхеде. Диана, одна из зачинательниц их группы, работала там с тех пор как закончила школу и до тех пор пока реальный паб не закрылся семь лет назад из-за недостатка посетителей, и всегда жаловалась (хотя и всегда с улыбкой), что это место преследует её даже во снах. И хотя Диана была мертва вот уже два года, "Галланжер" негласно стал их местом встречи и столь же негласным мемориалом её памяти.

Небольшие отличия всегда были, но они не меняли общей картины - вот и сейчас ручки на дверях были в виде львиных морд, и под одному этому признаку Майкл знал что сегодня "барменом" будет Кейси, а значит все цвета будут насыщенней обычного, текстуры богаче, свет янтарней, и банальные, в общем и целом, истёрные пабные стулья - величественней и облагороженней. "Галланжер" в представлении Кейси был неизбавимо романтичней обычного места, словно картинка с туристической брошюры.

Но он примет то, что есть, не привлекая внимания к отличиям. Майкл приходил сюда когда было совсем уж тяжело без общения, и beggars cannot be choosers.

По этой же причини, он никогда не докапывался действительно ли Кейси зовут Кейси и ему всего каких-то тридцать три, как он представлялся, действительно ли Раджешу за семьдесят и он выглядит как стереотипный индус, действительно ли Саймон из Америки (а не, скажем, из Бразилии, как знаменовал его акцент - можно ли подделать акцент во сне? того Майкл не знал), действительно ли у Мии оранжево-синие волосы и привычка пить шерри чуть ли не литрами. Это всё немного напоминало ранний интернет, до видеокамер, где каждый выбирал себе лицо картинкой и имя по желанию, и нельзя было сказать, без всей соцсетевой взаимной перепроверки, насколько эти имена и лица соотносились с реальностью. Сам Майкл всегда выглядел сам собой, и даже если подразумевалось что это же делают остальные, это никогда не было требованием.

Они просто были - здесь. Делились новостями, жаловались на жизнь, находили приятное в совместной кампании.

Майкл толкнул дверь и вошёл внутрь, кивнув долговязому бородатому бармену за стойкой.

- Привет, Кейси.

По традиции в баре никогда не было вымышленных людей сновидений, хотя каждый из них мог создать их во множестве, и Майкл бросил взгляд по сторонам чтобы понять кто сейчас есть кроме него.

Кейси одними только глазами улыбнулся Майклу в ответ - но этого было и достаточно. Чен почувствовал себя намного лучше, стоило ему переступить порог "Галланжера". Раджеш, Саймон, Мия - все были здесь, как и положено. Однако Майкл сразу почувствовал какое-то напряжение в их взглядах и позах. Что-то здесь было не в порядке.

- Майк... - как-то жалобно произнесла Мия, но не продолжила, хотя явно хотела что-то сказать Чену. Она выглядела так, словно сейчас разрыдается.

За нее это сделал Раджеш. Индус медленно и четко сказал:
- Валери, дочка Дианы, пропала на Глубине. Мия сообщила нам об этом...

Майк понял всё. Мия и Ди были старыми подругами и Мия с момента смерти Дианы воспринимала себя как своего рода опекуна над Валери, хотя та уже была вполне совершеннолетней девчонкой. Кажется (Майк смутно припоминал некоторые рассказы Мии), у них было немало общего - этакая дерзкая неформальность старой, еще дотрауминовой закваски, любовь к веселому эпатажу и риску. Пару раз Валери даже заглядывала в "Галланжер" - но, наверное, ей было скучновато со "стариками", как она называла их клуб по интересам. Впрочем, даже незримо, она все равно постоянно присутствовала в баре и её имя часто произносилось здесь с теплотой и улыбками, словно она была членом семьи для каждого из завсегдатаев "Галланжера".

- Валери в коме, она стала "зомби"... Мне сообщили её друзья. - с трудом сказала Мия. - Они сами чертовски напуганы тем, что случилось. Кажется, они вместе пережили какой-то кошмар, из которого они выбрались, а Валери нет. Простите меня, ребята, я не уследила за девочкой...

Взгляд Майка упал на барную стойку, где вот уже два года стоял портрет Дианы. Женщина на фото обаятельно улыбалась, еще не зная о том, что случится с её дочерью.