Quaint Girl | ходы игроков | Мысли, не озвученные вслух

День, когда Матильда узнала о произошедшем с Виолой, стал одним из худших в ее жизни. Не потому, что она считала свою дочь виновной в “безумном нападении”, как его окрестили в городе, нет. Девочка сорвалась, и это означало лишь только, что даже ее неуверенная и добрая Виола столкнулась с чем-то таким, что не было совершенно невозможно вытерпеть, и ее вина в этом была минимальна. Родителям и учителям, требовавшим справедливого наказания этого “чудовища”, следовало задуматься о том, как они воспитали своих детей, чьи действия стали причиной произошедшего. В конце концов, не зря сильно пострадало всего несколько человек, а остальные, случайно оказавшиеся не в том месте не в то время, отделались скорее легким испугом?
Но, разумеется, главной виновницей не только и этого но и всего того, что происходило на протяжении всей жизни девочки, была сама Матильда. Она могла сколько угодно оправдываться перед собой, но факты от этого не менялись. Она спала с тем ничтожеством, которое теперь, как она хорошо поминала, ничуть не изменилась с момента их знакомства? Да. Она не задумывалась о контрацепции, когда позволяла ставить над собой медицинские эксперименты? Да. Она позволила убедить себя в том, что аборт необходимым не является, и вообще “ничего страшного не случится”? Да. Кажется, первый хоть сколько-то достойный поступок Матильда совершила, только когда забрала дочь из больницы, решив, что теперь она всегда будет о ней заботиться. Но это не отменяло ни того, что произошло раньше, ни того, что, как и боялась женщина, случилось в дальнейшем.
Мутантов боялись и не любили. Даже в самом раннем детстве многие инстинктивно не хотели приближаться к Виоле, не говоря уже о том, чтобы с ней играть. Из тех же, кто все-таки пытался, девочки пугались, когда видели, как их ровесница подбирает мерзких жуков с земли своим огромным языком, а мальчик – когда понимали, что он глупая. Это, разумеется, было не так, но в развитии Виола ощутимо отставала от сверстников. Весьма вероятно, что, если бы они не жили в маленьком городе, то ее не взяли бы в обычную школу, определив в заведение для тех умственно отсталых, кто совсем немного отличается от обычных детей. Но, так или иначе, у девочки не было друзей. Тех, кто ни смотря ни на что, пытались с ней общаться - а такие были, пусть и в небольшом количестве – рано или поздно напрямую получали запрет от своих родителей. Матильда однажды даже дала пощечину одной такой женщине, запретившей своей дочери “подходить к этому уроду ближе, чем на десять футов”. Ей было совсем безразлично, что речь идет о живом существе, девочке, которая всего лишь хочет, чтобы ей было с кем поиграть… но ошибки, которые Матильда допустила в прошлом, не позволяли ей этого сделать.
Шли годы, но ситуация становилась лишь хуже. Внешность Виолы, ее привычки, проблемы с уроками – все это делало жизнь девочки невероятно тяжелой, а ее мама совершенно не представляла, что именно с этим можно было бы поделать. В детстве она пробовала кричать и запрещать, но такая тактика оказалась совершенно неэффективной. Решение же кормить дочь для того, чтобы она ела преимущественно нормальную еду, привело к тому что Виола стала полной, что, с учетом ее и так уникальной внешности, на многих производило неприятное впечатление. Многие в этом возрасте уже начинала встречаться с мальчиками, о чем Матильда постоянно слышала на своей работе и от постоянных клиентов, но женщина догадывалась, что в случае Виолы на это рассчитывать не стоит. И в этом опять-таки было гораздо больше ее вины. Она, мать, оказалась неспособна ничего сделать и лишь наблюдала за тем, как, день ото дня все становится только хуже. И, наконец, настала критическая точка.
Больше всего Матильда боялась, что Виолу заберут в психиатрическую лечебницу, так как девочку это сломало бы окончательно. До нее доходили слухи о том, что происходит с опасными для общества мутантами – они, как правило, получали повышенные дозы лекарственных средств, которые поддерживали их в состоянии, когда мыслить практически не получается. Самым страшным было, что прийти в себя после такого “лечения” было почти невозможно.
Но, к счастью, не только она защищала Виолу перед полицией, врачами и каким-то странным человеком с холодными глазами, одетым в дорогой костюм. Он даже удостоверение ни разу не показал и, насколько поняла женщина, как раз и был тем, кто продавливал самое страшное решение. Однако заступничество нескольких учителей, директора и, как ни странно, даже пары родителей, позволило рассмотреть альтернативы. Однако Матильда была вынуждена признать, что, если бы организация из ее прошлого, Apperture Science, не напомнила о себе, то ни о каком “санатории” речи бы и не шло. В конце концов, у них просто не было на это денег.
Она не виделась со своим куратором больше пятнадцати лет. Мужчина за это время ничуть не изменился. Тогда, давно, Матильде казалось, что его вечная улыбка на лице означала дружелюбие, но теперь женщина понимала, что за ней скрывалось на самом деле: безразличие, граничащее с жестокостью. Если бы он в свое время заступился, то ей обязательно присудили бы хотя бы небольшую сумму денег, которая была так необходимо после рождения Виолы, однако, он не стал этого делать. Матильда больше не была ему интересна, а мутант… куратор на прощание поделился, что в то время рассматривался вариант с принятием закона о ненавязчивом перемещении всех “уродов” в специальные городки, и иметь с ними дело с одним из них было бы попросту небезопасно. К тому же Apperture Science наверняка получили всю нужную информацию из больницы.
И сейчас он, практически не изменившийся за пятнадцать лет, прибыл в сопровождении своего хмурого и молчаливого коллеги, Вольфа, к этому времени ставшего одним из директоров. Тогда Матильда радовалась, что ей достался такой добрый куратор, но теперь… женщина подозревала, что он был худшим вариантом из этих двоих кандидатов. Возможно даже, худшим из всех. Так как он даже не удосужился поинтересоваться чем бы то ни было, и сразу же начал говорить о том, что они готовы предложить. Тогда она не выдержала и выгнала этого… человека из своего дома. Дальнейший разговор проходил уже с мистером Вольфом.
Матильда очень не хотела принимать это предложение, но знала, что суд, скорее всего, прошел бы не в их пользу. Произошедшее было достаточно серьезным для суда присяжных… а кто скорее вызовет жалость – мутант с уникальной внешностью, или дети в бинтах, со слезами рассказывающие, как их чуть не убили? В конце концов, у одной из девушек, кажется, нос так и должен был остаться искривленным до конца жизни. Как это связано со смертью – непонятно, однако… присяжные купились бы. Это понимала и сама Матильда, и Вольф, ровным голосом излагавший варианты будущего ее дочери. И тогда женщина согласилась. С очень большим трудом, но согласилась. Встречи им запретили, но, по крайней мере, по телефону Виола должна была всегда быть доступна, а все лекарства Apperture Science согласились согласовывать с Матильдой… или, точнее, уведомлять ее о выбранных средствах и их действии.
Первое время девочка была потерянной, и Матильда это хорошо понимала. Ее слова едва ли могли что-то изменить, и женщине только и оставалось, что убеждать себя, что ее дочь сильная и сможет это выдержать, а Apperture Science, возможно, все-таки смогут ей помочь. Но веры в это было мало.
Как выяснилось в дальнейшем, напрасно. Матильда часто говорила с лечащим врачом Виолы, доктором Прокрустом. Мужчина, не имевший прямого отношения к этой организации, утверждал, что девочка постепенно начинает приходить в себя. И… женщина начала подмечать первые подтверждения в их разговорах. Конечно, счастливой Виола не стала, но она захотела измениться, а именно это и было самым важным.
Где-то через два месяца, когда разговоры с Виолой стали похожи не на неуютную и тяжелую беседу двух людей, который не знают, что сказать друг другу, а на беседы двух близких людей, временно оказавшихся разделенными, Матильда поняла, что, если она хочет стать лучшей матерью, чем она является сейчас, то ей тоже нужно измениться. Начала она с малого – с исправления мелочей, который ей не нравились, но до сих пор заставить себя за них взяться не получалось. Это был, во-первых, дом. Его очень давно требовалось привести в порядок. Матильда убеждала себя, что у нее нет времени, сил и денег… однако теперь время появилось, силы компенсировались мотивацией, а денег ушло гораздо меньше, чем она ожидала. Но теперь, женщина, по крайней мере, надеялась, что Виоле будет комфортнее находится в своей комнате, до этого выглядевшей старой и не слишком красивой.
Во-вторых, Матильда заставила себя взяться за проблемы на работе вплотную. Уже долгое время она знала, что один из придиравшихся к ней менеджеров делает это не просто так, а потому, что хочет заменить ее одной из подчиненных, с которой мужчина спит… та мелочь, что он женат, его, кажется, волновала мало. Раньше владелец не прислушивался к его мнению из-за того, что Матильда делала свою работу хорошо и не требовала постоянных повышений, но теперь… теперь, когда у нее появилось очень много недоброжелателей в городе, ситуация коренным образом ухудшилась. И тогда она пошла напрямую к владельцу. Матильда, разумеется, не стала никого ни в чем обвинять, а просто узнала, утраивают ли его ее профессиональные качества как повара с несколькими подчиненными. Разговор, правда, прошел совсем не по плану, но Виолу он не затронул совсем, а вышла женщина, будучи уверенной, что за свою должность можно не беспокоиться. Правда, того, что ей предложат перебраться в другой ресторан, причем с повышением, она никак не ожидала. Матильда часто думала, что лучше всего у нее отношения складывались с теми мужчинами, с которыми у нее по разным причинам не могло ничего быть.
В-третьих, женщине требовалось разобраться с недоброжелателями. О себе она беспокоилась мало, хотя на то, чтобы очистить стены дома от грязи и заменить разбитые окна, уходило много времени и сил, а иногда – и окна. Матильда неуютно чувствовала себя с незнакомыми людьми, однако, она заставила себя в буквальном смысле слова ходить по домам тех детей и подростков, кто занимался забрасыванием их с дочерью дома грязью, яйцами и прочими вещами. Некоторые родители понимали сразу, другие – после неприятных разговоров. В некоторых случаях же пришлось угрожать полицией, так как попалось несколько взрослых, уверенных, что “ничего страшного с логовом чудовища не произойдет”. Главное, что к возвращению Виолы большую часть проблем удалось решить. В конце концов, некоторые родители понимали, что определенная доля вины могла быть и за их детьми, чаще всего учившимися в той же самой школе.
Однако несмотря ни на то, что голос Виолы постепенно становился все бодрее, ни на то, что происшествие жители города постепенно стали забывать, Матильда все равно боялась. В конце концов, дети вряд ли встретили бы вернувшуюся девочку доброжелательно, но, даже если бы с этим ее дочь смогла справиться, то… после такого предательства сложно научиться верить другим людям. У нее самой ушло больше десяти лет на то, чтобы завести себе единственного друга, или, точнее, подругу. Отношения с мужчинами же так ни разу и не получились. Чаще всего они пугались Виолы, и к таким Матильда сразу же начинала испытывать отвращение. В последний раз так вообще один предложил “отправить ее в интернат и родить другого ребенка”. А, казалось бы, нормальный человек… После такого женщине даже пробовать не хотелось. В конце концов, она в первую очередь она должна была думать об интересах дочери. Все же, имеющее отношение к самое Матильде, вторично.
Когда же день возвращение Виолы стал близок, Матильда обнаружила что она не только ждет его с предвкушением, но и… боится. Что, если девочка не сможет простить ее за все, что она ей сделала?
Будучи поглощенной размышлениями, женщина даже обед толком приготовить не смогла. Как выяснилось, она забыла разморозить мясо, и пришлось ограничиться морепродуктами, которые Виола любила не то, чтобы очень сильно. Закончила Матильда, к счастью, заранее, оставалось только поддерживать блюдо теплым… она и сама понимала, что, фактически, прячется за готовкой, чтобы был повод сразу не переходить к тяжелому разговору, если он все же начнется.
За всем эти Матильда едва не пропустила звонок в дверь. Недоумевая, кто мог бы прийти к ней в такое время, она отправилась к входной двери. Открыв ее, она увидела… Виолу. Разумеется, женщина узнала дочку с первого взгляда, и ее удивление было связано с тем, насколько сильно она изменилась. И… похоже, Виола тоже сильно волновалась, поэтому Матильда сразу забыла о своих мыслях, стремясь как можно скорее ее успокоить.
- Ты изменилась, - как можно более мягко произнесла она одновременно с тем, как крепко обнять дочь.

- Скажи, а почему ты так дружелюбно отнеслась к Виоле? Он все же сильно тебе навредила, хотя ты не имела отношения к ее неприятностям, – как бы невзначай спросила Джейн, когда обсуждение нового инструктора для группы поддержки исчерпало себя, так как первое впечатление вышло положительным, а дальше требовалось только ждать тренировки. Так или иначе, Таня ждала этого вопроса… хотя, откровенно говоря, надеялась, что он не прозвучит. Ее новая “номер два” была умнее Евы, которую девушка, откровенно говоря, держала рядом для того, чтобы держать потенциального врага на виду, а не из каких-то там личных симпатий. Но за полтора года она от этого устала, и потому остановилась на менее подлой Джейн, от которой можно было не ждать удара в спину… но, к сожалению, отсутствовала у ее подруги также и гибкость мышления, которая сделала бы их общение двусторонне интересным и полезным. Но что поделать, в конце концов, находятся они в небольшом провинциальном городке, и глупо было бы ждать, что здесь будет легко найти подругу или друга, с которым можно будет общаться на равных. Во всяком случае, за ее почти восемнадцать лет Таня это так и не удалось, и теперь оставалось только отвечать на подобного рода вопрос, надеясь, что собеседница все же сможет осмыслить ответ и учесть его в следующий раз. Ведь, так или иначе, после выпуска они расстанутся, вероятнее всего – навсегда, и девушка надеялась, что Джейн все же научится мыслить за себя, и избежит обычной участи, которая сводится к тяжелой, малооплачиваемой работе и раннему замужеству “по залету” или ради того, чтобы найти себе опору в жизни, к чему стремилось большинство юных женщин из провинции.
- Ты допускаешь очень серьезную ошибку, когда используешь слово “неприятности” – то, что с ней сделали Кевин и Ева необходимо характеризовать совсем другим словом. Пожалуй, ближе всего стало бы “предательство, которое сломало жизнь”, - медленно ответила Таня, давая Джейн время на осмысление сказанного… да и на еще одну собственную оценку ситуации, если уж на то пошло. В конце концов, королева не то, чтобы совсем не злилась на Виолу – первое время, особенно когда стало известно, что шрам останется навсегда, она была в ярости и искренне ее ненавидела. Сколько она тогда придумала планов для того, чтобы окончательно ее добить? Двенадцать, кажется, если не считать малореализуемые варианты. Несколько из них включали в себя дополнительные иски, по более серьезным статьям, а, так как полицейские дела в их городе при наличии нужных связей были не то, чтобы конфиденциальны и недостижимы, то собрать все необходимое оказалось не так уж и сложно. Вот только помимо общих данных Таня столкнулась еще и с протоколами допросов, то есть с попытками Виолы изложить свою версию истории… и очень быстро девушка поняла две вещи: во-первых, мутантка говорит чистую правду, а, во-вторых, никто не стал ее слушать и никто даже не задумался о том, чтобы обвинить в чем-то тех, кто реализовал эту откровенно мерзкую идею с вечеринкой уродов. Именно тогда, несмотря на все бурю чувств, девушка осознала, что ей становится сложно ненавидеть Виолу.
Таня была королевой школы и, разумеется, знала, что над слабыми издеваются, но… она не видела в этом ничего особенного, так как считала, что каждый сам отвечает за свою жизнь, ее условия и положение в обществе. Девушка хорошо понимала, что если парень, которого каждый день избивают на заднем дворе захочет изменить свою жизнь, то ему достаточно будет пойти в спортзал или секцию единоборств, и, при должном усердии, максимум через полгода он сможет расквитаться с обидчиками один на один. У девушек ситуация была не столь однозначной, однако, решения опять-таки были – можно было также научиться постоять за себя, или привести себя в порядок за счет диеты и приобретения базовых навыков использования косметики, и тогда стало бы несложно найти себе группу или защитника. Почему Таня была в этом уверена? Да потому, что добрая половина “элиты” у фонтана в том или ином этапе своей жизни относилась именно к категории слабаков, однако, они нашли в себе силы измениться. Их девушка уважала и поддерживала… она вообще стремилась незаметно помогать тем, кто сделал первые шаги. Но тех, кто продолжал позволять издевательства, королева презирала. Когда она видела, как в углу кого-то бьют, то, в первую очередь, смотрела на глаза жертвы, пытаясь понять, есть ли в ее взгляде готовность к настоящему, полноценному, не единократному сопротивлению… и если ее не было, то девушка отворачивалась и проходила мимо. Такова была ее жизненная философия, и отказываться от нее Таня не собиралась даже теперь.
Однако она поняла, что кое в чем все же ошибалась – иногда издевательства могли стать столь безумными, столь глубокими, что защититься от них в одиночку едва ли было возможно. Если бы у Виолы была хотя бы одна подруга, то она открыла бы ей глаза на Кевина. Сама Таня раскусила этого ублюдка еще в первый день, точнее, в первые пять минут, хотя потом все же выяснилось, что он оказался гораздо хуже, чем подсказало первое впечатление. Возможно, ей все же стоило поговорить с мутанткой? Королеву мало интересовало ее уродство и особенности тела, однако, относилась Виола именно к категории презираемых, так как Таня видела, что, при желании, она могла бы сопротивляться, но делала это грубо, неумело и без требуемой для этого силы воли, и потому она не заслуживала помощи… правда, теперь у девушки появились подозрения, что она не разглядела попытки сопротивления, которые, в действительности, могли и быть. Но, в любом случае, послушала бы она совет королевы? Вряд ли, для этого требовалось бы придумать целую схему, а этого Таня вовсе была делать не обязана… Но почему же тогда ее все же гложет слабое, но все же заметное чувство вины? А также непонимание, почему во время срыва Виола так сильно сорвалась именно на ней, а не тех, кто ее предал и смешал с грязью?
- Тебе следует понимать, что после того, как ломается мироощущение, некоторые люди сдаются, а некоторые – меняются, - вздохнула Таня, глядя на затихшую подругу. – Виола относится ко второй категории. Теперь она сила, с которой требуется считаться. Ее нельзя игнорировать, с ней нужно либо враждовать, либо сотрудничать. Первый вариант слишком опасен, да и показал сегодняшний день, что в этом нет никакой необходимости, а значит, ее следует воспринимать как потенциального партнера. Ты же, надеюсь, догадалась, что изначально она планировала занять мое положение? – посмотрела на Джейн она, но, увидев во взгляде непонимание и удивление, отвернулась. – В любом случае, будь осторожна, Джейн – если ты окажешься на ее пути, то тебя ждет участь Эрен, если не хуже, - оставшись без других вариантов, она попробовала прибегнуть к самому простому – страху. Ее подруга слишком ценила то, что имела, для того, чтобы рисковать, а значит, теперь можно было рассчитывать, что она будет держаться несколько разумнее.

Ева не торопилась уходить, дожидаясь, пока Виола покинет дом. Она видела, что Кевин вышел уже достаточно давно, однако, мутантка пока еще оставалась внутри, и именно поэтому уходить девушка не торопилась, желая быть в курсе всех событий и, если необходимо, помочь… да, именно так – прошло всего четыре месяца, и теперь в ее жизни не было человека, который, во многих смыслах, был бы для нее ближе, чем Виола. Разумеется, речь шла не о личных симпатиях или о чем-то подобном, нет, однако, Ева осознала, что ее бывшая жертва разделяет ее ненависть и сделает все ради того, чтобы Кевин страдал, а больше ей ничего в жизни практически нужно не было.
Теперь, когда она стояла в подлеске и оборачивалась каждые пять секунд, каждый раз, когда слышала шорох за спиной, ее жизнь до срыва Виолы казалась чем-то далеким и нереальным, произошедшим с кем-то другим. Теперь Ева понимала, что была глупым, избалованным и жестоким ребенком, который совершенно не умел думать ни о ком, кроме себя… да, именно ребенком, так как она вела себя слишком глупо для того, чтобы иметь право считаться взрослым. Девушка совершенно не думала о последствиях своих действий, и об этом говорили два тайных аборта, соблазнение учителя ради хорошей оценки, попытки приблизиться к никому не нужной школьной “элите” любой ценой, с помощь предательств, интриг и подхалимства, а также планомерная травля всех, кто был слишком слаб для того, чтобы постоять за себя. Виола, в конце концов, была далеко не единственной, но доставалось ей, вероятно, все же больше остальных... Ева никогда об этом не думала, так как для нее все это было не более, чем игрой, одновременно злой и забавной. Когда она срывалась на тех, кто не мог сопротивляться, то собственные проблемы забывались, плохое настроение уходило, а власть била в голову, доказывая, что подобный образ действий – единственно верный. Ева ведь не всегда была такой – в начале средней школы девушка общалась со всеми подряд, но после того, как ее предали, начала меняться. Впрочем, ее это совсем не оправдывало. Ее вообще ничто не могло оправдать. По этой причине Еве даже в голову не приходило, что перед Виолой можно было бы извиниться – такое не прощается, никогда и ни при каких условиях. Да и не то, чтобы ей это было нужно – ее картина мира сломалась окончательно и бесповоротно, а психика пребывала в полном хаосе. Сильнее всего выделялись ненависть, вина и желание покончить с собой, и девушка пока не знала, что, в результате, победит, однако была уверена, что это станет известно еще до конца этого школьного года.
Она ведь действительно рассказала Виоле не все. Не потому, что хотела скрыть информацию, нет, на текущем этапе Ева была готова рассказать каждую деталь свое жизни, если бы это могло помочь достигнуть их общей цели. Причина заключалась в другом – произошедшее не имело никакого отношения к Кевину. Ева узнала на себе, что ночью пустынные дороги в действительности не так пустынны, и что молодой девушке идти по обочине в одном нижнем белье – крайне опасное решение. Единственным плюсом было то, что после того, как ее выкинули из той машины, она осталась жива… хотя, было ли в действительности это чем-то хорошим? Возможно, было бы лучше, если бы ее там же и убили? Ева не знала… но, в настоящий момент, когда за каждым деревом ей виделся еще один насильник, она непроизвольно начинала склоняться ко мнению, что любой исход был бы лучше того, что осталось от ее жизни теперь.

Гевин успокоено выдохнул, наблюдая за тем, как бесновавший еще пару секунд назад Джейк вдруг замер и пристально уставился в одну ему известную точку где-то впереди. Он знал, что за этим последует, и два сообразительных парня, которые остались с ними несмотря ни на что, тоже знали – сейчас Джейк должен был провести некоторое время в таком положении, а затем посмотреть на них и изложить план, которые позволит вернуть все, что они потеряли, а также отомстить всем обидчикам. В конце концов, те, кто полагали, что Траккер популярен из-за какого-то там бейсбола, сильно ошибалась. Нет, дело было в другом, совсем другом – Джейк был прирожденным лидером, умевшим увлекать, вести за собой, а также, самое главное, строить сложные, мало кому понятные планы, которые, тем не менее, срабатывали почти всегда, и не важно, шла ли речь бейсболе или чем-то более важном. Именно поэтому первым питчером всегда выходил он – слабости противников требовалось оценить, и уже потом можно было позволить выпустить того идиота, который способен только бросать хорошие фастболлы и терпимые слайдеры, однако, теряет одно очко за другим в случае любых сложностей. Джейк же не боялся пожертвовать очками для того, чтобы получить нужные сведения. Да, иногда это приводило к тому, что они не успевали наверстать разрыв до конца игры, но… как иначе провинциальная команда из дерьмовой школы смогла бы на равных выступать с образовательными учреждениями, в которые вербуют лучших игроков со всей страны?! Траккер, фактически, вытягивал команду в одиночку, и за эти два года они заходили на чемпионате дальше, чем когда бы то ни было раньше. А теперь эти ублюдки воспользовались шансом от него избавиться… но ничего, они еще пожалеют. Очень сильно пожалеют.
У Джейка была лишь одна проблема – он был молод и потому импульсивен, и часто шел на поводу своих эмоций. Как, например, сегодня, в школе. Гевин пытался отговорить его от конфликта с Таней на виду у всех, однако, Траккер был слегка не в себе и не стал слушать. Впрочем, возможно это и к лучшему? Теперь можно будет расквитаться сразу со всеми, а никаких сомнений в том, что так и будет, не было и быть не могло. В конце концов…
- Я знаю, как мы будем действовать, - в этом момент раздался на удивление спокойный и холодный голос Джейка, повернувшегося к остаткам своей свиты, самым верным и умным. – Мы избавимся от Тоадстул… окончательно, бесповоротно избавимся, предварительно доказав этому отродью, что она – ничто. Более того, мы устроим это так, что обвинят в этом никого иную, как эту самоуверенную тварь Стиммерс и ее клику. Закончится все это задолго до отбора в осенний чемпионат, - Траккер очень неприятно усмехнулся, - так что не вздумайте забивать на тренировки, ясно?
А Гевин… Гевин улыбнулся. Именно этого он и ждал, от Джейка, человека, которого он ценил и уважал больше, чем кого бы то ни было. В отличие от остальных двоих, его ничуть не смутила формулировка, но и те не решились ничего сказать, лишь судорожно кивнув и готовясь выполнять указания, которые, судя по выражению лица их лидера, вот-вот должны были последовать.

Кевин злорадно усмехнулся, представляя, что сейчас творится дома у Эмбер и что ждет эту тупую шлюху в самое ближайшее время. Он, в отличие от нее, хорошо изучил ее недалекого мужа, и знал, что никакого насилия можно не ждать, ни в отношении жены, ни в отношении ее любовника. Нет, добрый доктор теперь лишь отправит Эмбер в ту дыру, из которой она выкарабкалась благодаря удачному замужеству… и чего ей не терпелось, право слово? Не то, чтобы Кевин был против, но он был в курсе истории о том, как хирург спас жизнь семнадцатилетней девушке, сблизился с ней во время восстановления, а затем она соблазнила его и, фактически, женила на себе. Бывают же безмозглые овцы, да. Именно благодаря им можно легко найти одну из тех, кого парень про себя называл “агрегатами для снятия напряжения”. А что? Такие “сдавались” не позднее, чем на втором свидании, а затем были готовы очень долго обслуживать его в обмен на минимальные подарки и знаки внимания, послушно закрывая глаза на все спорные и неоднозначные моменты. Серьезно, одну из таких он даже уломал, фактически, уложить в его постель ее более юную сестру, и та даже спорить толком не стала. Правда, из-за этого ему тогда и пришлось переехать – так, на всякий случай. Вопрос с пресловутой беременностью к тому времени уже был решен – Кевин имел доказательства, что та “агрегат” спала не только с ним, а в таком случае можно было доказать ее вину в произошедшем и избежать гражданской ответственности. С учетом, что процесс был открытым, а на нем в деталях потребовалось бы рассмотреть ее половую жизнь, с фотографиями и видеороликами, которые Кевин, несомненно, приложил бы, можно было не сомневаться, что она никогда не решится подать заявления. Единственное, что немного напрягало парня – тот факт, что та клуша была католичкой, а эти дурры имеет свойство нарушать все заповеди и грешить, однако, никогда не прибегать к абортам… бред, конечно, но на текущем этапе он предпочел бы обойтись без потомков. Но это, к сожалению, уже было не в его власти. С тех пор Кевин стал умнее и заставлял партнерш пить полезные таблеточки, а тот мальчик, его сын… его парень даже собирался как-нибудь навестить, лет, этак, через двенадцать, посмотреть, что из него вырастет. К этому времени у него уже будет много денег (в этом парень совершенно не сомневался ,и не без причин), а значит, можно будет помочь, возможно, даже забрать себе опеку, почему бы и нет? В конце концов, он знал, что будет отличным отцом, не таким, как тот тупой ублюдок, что пытался вырастить его.
Правда, Кевина все же напрягала ситуация с Виолой, которая, как парень теперь понимал, и правда собиралась реализовать свою угрозу. “Бывшей” он, конечно, ее не считал, однако, ситуацию это слабо меняла – эта тварь, поумневшая за время отсутствия, явно была на него зла и, если уж говорить откровенно, то не без причин. А это, в свою очередь, значило, что проблему нужно было решать. Самым простым вариантом было бы уехать куда-нибудь подальше, в конце концов, такая возможность была, а оформить все необходимое можно было буквально за день… но Кевин все же решил с этим подождать, решив сначала попробовать пару других вариантов, идеи, если уж на то пошло, уже были. В конце концов, если он уже отымел ее однажды, то почему не выйдет еще раз?

Лиля с ненавистью смотрела на футляр с очками, которые она носила не один год и до недавних пор надеялась, что ей больше никогда не придется их надеть. Проклятая Виола… трех месяцев не прошло, как она решил потратиться, но купить себе нечто более презентабельное, такое, что лучше подошло бы для нынешнего статуса. В конце концов, многое изменилось. Кто бы мог подумать, что после того, как Таня воспользовалась возможностью и запретила подходить к фонтану той части элиты “элиты”, что ей никогда не нравилась, “изгнанники” растеряются настолько, что попробуют найти себе новый круг общения, не слишком заботясь о том, что до этого момента они бы на новых “друзей” даже не посмотрели? Лиля была умной девушкой, и потому она вовремя подсуетилась и помогла нескольким интересным мальчикам и полезным девушкам, и многие из них после этого так и продолжили с ней общаться. Частично – потому, что чувствовали себя обязанными, но еще и не следовало забывать о том, что они попросту боялись потерять свое место и здесь, в стихийно сформировавшейся группе, теперь регулярно собиравшейся на крыше. Это относилось и ко второй части вступивших – тем, кто к элите не относился, и теперь был рад общаться даже с изгнанниками, так как это все равно было лучше того сборища неудачников, с которым они имели дело раньше.
И все это вращалось вокруг Лили – она стала центром группы. Разумеется, ее положение было не таким, как у Тани – девушка не могла приказывать и раздавать распоряжения. Ее подход был другим – она намекала, манипулировала, в крайнем случае – просила, стараясь при этом убедить ученика или ученицу, что их новая лучшая подруга Хаккет оказывает услугу им, а не просит о чем-то для себя. И у нее… получалось, причем очень неплохо! Особенно с учетом, что Лиля помогла всем желающим найти отличных жертв, на которых можно было срывать злобу. Издевательства при этом стали гораздо серьезнее, но не то, чтобы слабые и трусливые гики могли что-то сделать с ухудшившемся положением, правда? Пара человек, правда, попробовала было последовать примеру Виолы… том смысле, что они решили дать сдачи, но пользы им это принесло мало, так как собрать целую команду для их наказания Хаккет теперь стало несложно. Парней было достаточно избить и заставить ежедневно сдавать деньги на обед, а для того, чтобы поставить на место девушек, следовало сделать несколько весьма откровенных снимков и пообещать выложить их в сеть при первой же попытке рыпнуться. После этого все попытки сопротивления иссякли, но затем начались летние каникулы. К сожалению… да, первый раз в жизни Хаккет было жаль, что ее ждет большой перерыв между школьными занятиями. Девушка боялась, что к осени ее забудут, но, к счастью, этого не произошло – их компания периодически собиралась и летом, а гиков можно было поймать в компьютерном клубе, в библиотеке или в магазинчике комиксов. Она даже успела подружиться с владельцем, и тот теперь сообщал, когда приходили новые поступления. Лилю, конечно, все эти рисованные детские бредни интересовали мало, но иногда она все же что-то покупала, чтобы быть в курсе расписания и радовать новых друзей своей осведомленностью.
Так что все было просто прекрасно – появилась какая-никакая, но все же власть, ее стали уважать… даже перспектива начать встречаться с парнем, который нравился ей с первого года превратилась из несбыточной надежды в нечто почти осязаемое. Лиля понимала, что красавицей ей не стать, однако, она постепенно училась одеваться и пользовать косметикой, причем, судя по новым для нее взглядам, которые девушка иногда стала ловить – не без результатов. Перспективы были еще лучше… во всяком случае, так Хаккет считала до самого последнего времени, пока в школу не вернулась эта проклятая тварь.
Лиля не узнавала Виолу до самого последнего момента, да и когда да бросила ее на пол, откровенно говоря, все еще узнавала. Нет, было понятно, что эта красивая, уверенная в себе и жестокая девушка и ее бывшая жертва – одно лицо, однако, она изменилась настолько, что Хаккет воспринимала их как разных людей. Да чего уж там, больше всего новая Тоадстул напоминала ей Таню Стиммерс, с которой Лиля никогда в жизни связываться бы не решилась, даже сейчас. И это вызывало желание сесть и разреветься: она не знала, что можно противопоставить это опасной и враждебно настроенной по отношению к ней мутантке. Мелкими подлянками здесь не отделаться, а заявлять, скажем, о воровстве очков, Лиля банально боялась, так как уже успела разузнать, что произошло с Джейком и Эрен. В конце концов, если бы Виола решила раздеть ее и снять на камеру, как любила поступать сама Хаккет, то она не смогла бы противопоставить ровным счетом ничего, а все изменения к лучшему в ее жизни на этом бы закончились.
Нет, действовать в данной ситуации требовалось предельно осторожно, стараясь не привлекать к себе внимания. Пожалуй, им больше не стоит собираться на крыше, лучше покидать территорию школы, так дольше, но безопаснее. И вообще внимания Виолы следует избегать, тогда, возможна, она перейдет на других обидчиков. Лиля ведь слышала, что королевой пока еще являлась Таня, Кевин ходил гоголем и трахал все, что движется, а Ева пряталась в углу, не получив свое, так что у Виолы наверняка были и более приоритетные цели. И она была готова сделать все, чтобы так и остаться где-нибудь в середине списка, постепенно смещаясь вниз.

Салине был искренне неприятен тот метод, который они выбрали для того, чтобы уязвить Еву Гройслетт, стоящую в пару метров от них и достаточно успешно делающую вид, что она не прислушивается к их разговору. Более того, девушка не слишком сомневалась, что это неприятно и остальным ее подругам, даже Саре… но проблема была в том, что ничего более действенного в данный момент они придумать не могли. Вот и получался злобный, неприятная даже для зачинщиц попытка чего-то добиться, причем каждая периодически смотрела на остальных в надежде, что кто-нибудь предложит прекратить, и они пойти в класс. Салина даже уже почти решилась это сделать, когда их так внезапно прервал единственный в школе человек, которого в качестве защитницы Гройслетт они не могли представить никак и никогда. Собственно, поэтому Сара и не сразу сообразила, что происходит, решив, что Виолетта Тоадстул хочет к ним присоединиться… глупышка. К этому моменту было уже вполне очевидно, что если мутантка захочет отомстить, то она прибегнет совсем к другим, более эффективным и менее компрометирующим ее методам.
Однако Виола была единственной, кто изменился столь сильно, и остальные, имевшие что-то против Евы, действовали в пределах собственного разумения, зачастую – неумело и некрасиво. Но им все же слишком хотелось рассчитаться для того, чтобы об этом задумываться.
Одним из ярких примеров была близкая подруга Салины, Сара. Они были знакомы… кажется, всегда. В буквальном смысле – разница в датах их рождения составляла всего два дня, а родильное отделение в городе было одно, так что их мамы оказались в больнице в одно время и, пока они общались в общем зале, девочки лежали рядом в тех жутких прозрачных коробках, которые нередко показывают в фильмах. Они оказались похожи даже еще и тем, что их роды прошли достаточно сложно – у матери Сары воды отошли на две недели раньше, чем нужно, а у миниатюрной мамы Салины оказались слишком узкие бедра, и, чтобы избежать риска жизни для роженицы с младенцем, пришлось прибегнуть к кесареву сечению, прошедшему не совсем идеально. Так что, в результате, рядом девочки провели несколько дней, да и потом разлучились ненадолго , так как их сдружившиеся мамы постоянно гуляли вместе и передави дочерей друг другу, когда зачем-то нужно было куда-то отлучиться. Особенно часто это происходило со стороны Салины, так как мама растила ее в одиночку, а у Сары была полноценная семья, с работающим мужем и женой-домохозяйкой.
В результате со временем получилось, что если мама Сара заботилась о Салине почти как о своей дочери, то сама Салина оберегала подругу, фактически ставшую ей младшей сестрой. Они были неразлучны и в детском саду, и в начальной школе, и в средней, а затем, наконец, и в старшей. Размолвки, конечно, случались, но никогда – по-настоящему серьезные, так как девочки слишком ценили друг друга для того, чтобы рисковать своими отношениями из-за всякий ерунду… хотя, если говорить откровенно, то Салине иногда приходилось брать дела в свои руки, так как она была более ответственной и взрослой, хотя де-факто старшей из них являлась все же Сара.
И одним из таких случаев, когда неудобная ситуация грозила перейти в нечто большее, стал самый настоящий, спонтанно возникший любовный треугольник: на втором году обучения средней школы Салина с удивлением обнаружила, что их друг и одноклассник, мальчик по имени Стивен, с чего-то решил в нее влюбиться. Это было, мягко говоря, не к месту, так как, во-первых, сама она ничего подобного не ощущала, а, во-вторых, Стивен являлся предметом воздыханий Сары с первой же недели первого класса. Салина умом ее в этом вполне могла понять – мальчик был неглупым, симпатичным и умел проявлять заботу, когда это было нужно, так что и ей было с ним приятно общаться, по крайней мере, по-дружески а на большее она не пошла бы ни при каких обстоятельствах...
В общем, ситуация тогда получилась сложная. Салина достаточно долго и упорно искала способы для того, чтобы свести двух своих друзей вместе, пусть и методом проб и ошибок, главной из которой стало то, что Саре она рассказывать о чувствах Стивена сразу не стала, и это едва не привело к тому, что они поссорились, но, к счастью, все же не привело. И, в конце концов, после почти полутора лет упорного труда, мальчик изволил осознать, что вот с этой милой миниатюрной девушкой, вежливо, но твердо отвергающей все попытки ухаживания ему ничего не светит, а вот с этой милашкой со вполне сформировавшейся фигурой, длинными каштановыми волосами и, к тому же, по уши в него влюбленной – очень даже может быть. После этого события начали развиваться очень быстро – Салина хорошо запомнила первую неделю отношений своих друзей, когда у них прошло целых восемь свиданий (два в воскресенье). Вскоре эта пара стала достаточно известной в школе, так как они держались вместе столь мило, что многие им откровенно завидовали, причем даже среди тех, у кого самих были девушки и парни. Салина, впрочем, ничего страшного в этом не видела… но, как выяснилось, совершенно напрасно.
Всей их компании никогда не было дела до школьной элиты – они были обычными учениками, которые не рвались интриговать или чего-то добиваться. В свою очередь, из-за этого не трогали и их, и всех это вполне устраивало… до поры до времени. До того самого дня, когда Ева Гройслетт со своими змеями не застала Стивен с Сарой нежно обнимающимися в укромном уголке парка и не завязали с ними длинного и очень неприятного разговора о мужском либидо и потребностях. Они, конечно, сразу же поняли, куда следует бить – воспитывали девушек не то, чтобы сильно строго, но все же в традиционном формате, так что до чего-то большего, чем поцелуи и легкий петтинг, у пары, конечно, пока не дошло. Стивен, впрочем, никогда на это не жаловался, так что ничего особенно в этом Салины пока не видела, считая, что отношения должны развиваться с той скоростью, с которой хотели бы обе стороны. Вероятнее всего, так и было бы…
Но только в том случае, если бы одну из змей Евы увиденное не позабавило и она не выбрала бы Стивена своей целью. Он потом утверждал, что долгое время не видел в ее неожиданно ставших частыми появлениями рядом ничего особенного, и Салина ему верила, так как у юноши явно было меньше опыта, чем у представительницы “элиты”, которая переспала с первым парнем еще в средней школе. Она могла вызвать возбуждение просто облизав губы или наклонившись и продемонстрировав вырез в довольно глубоком декольте, и, таким образом, достаточно быстро заронила в голове Стивена вполне определенного рода мысли. После этого ей оставалось только заманить юношу к себе домой под благовидный предлогом (у тебя отец электрик, да? Можешь посмотреть освещение в моем гаража, то папа никак этим не займется, и я беспокоюсь, что однажды он упадет и свернет себе шею) и… Салина точно не знала, что именно там произошло, однако, факт оставался фактом – Стивен переспал с этой Лизой, о чем та не преминула поведать им на следующий день, когда растерянный и виноватый юноша пытался придумать, что сказать Саре. Причем сделала она это весьма эффектно – обняв его за плечи, прижавшись грудь, а затем и начав него целовать. Этого оказалось более чем достаточно для того, чтобы Сара с рыданиями убежала, а Стивен не смог выдавить из себя ни единого оправдания, ни тогда, ни потом.
Салина, конечно, могла бы ему помочь, и юноша ее не раз об этом просил, но… в тот день она потеряла к нему уважение. Она, конечно, догадывалась, что манипулировать подростком в период гормонального взрыва совсем не сложно, однако, все равно считала, что Стивен мог думать головой, а не тем, что находится ниже и, как минимум, отказаться идти к Лизе домой. Ну не верила девушка, что на этом этапе он все еще ни о чем не догадывался.
Так что вся эта история так и закончилась – Сара долгое время была очень расстроена и так не оправилась от предательства до конца, а Стивен, не дождавшийся от Салины помощи и напрочь игнорируемый Сарой, не нашел ничего лучшего, чем утешиться в объятиях Лизы, которая поигралась с ним еще с месяца полтора, а затем разорвала отношения окончательно, сообщив предварительно Салине, что “поручение Евы оказалось веселее, чем она ожидала, но, черт, за полтора месяца марафона он так и не научился доставлять удовольствие и мне”. Девушка, разумеется, рассказала об этом подруге и… со временем они обнаружили, что считают главной виновницей произошедшего даже не Лизу, на которой, в конце концов, лежала лишь часть вины, а Еву, которая увидела отношения, которых у нее быть не могло, решила их сломать.
Но, тем не менее, Салина была довольно, когда подхватившая ее за плечи Сара пообещала никогда больше так не делать, а остальные стыдливо закивали и начали извиняться, что не вмешались, так как были совершенно ошарашены действиями мутантки. Они долго интересовались, все ли в порядке и зачем Салина ответила Виолетте согласием, утверждая, что ей вполне определенно не стоит никуда идти завтра, так как ничего хорошего из этого не выйдет, но… сама девушка лишь кивала и отвечала что-то невнятное, так как совершенно не могла осмыслить произошедшее. Действительно, зачем она дала согласие на работу на мутантку, которую до этого немного жалела, но все равно опасалась, причем работу такую, что, судя по ее словам, может оказаться небезопасной? Возможно, и правда стоило принять приглашение Сары переночевать у нее, а затем вместе пойти в школу? В конце концов, подруги и правда беспокоились о Салине, и она не то, чтобы не понимала их логику, так как представляла, как все это выглядело со стороны. Да и касание это в самом конце… откровенно говоря, оно смущало девушку едва ли не больше всего. Не в том смысле, что это было какое-то романтическое смущение, а в том, что оно показалось совершенно лишним, по крайней мере, в той ситуации, когда Виола продемонстрировала свои силу и ум.
Тем не менее, Салина так и не дала подругам какого-то конкретного ответа, ночевать у Сары отказалась, а дома обнаружила себя изучающей Фейсбук или, точнее, аккаунты детей полицейских, в друзьях у которых нашлись общие знакомые, а значит, кое-что выяснить она вполне могла. Все-таки что-то в словах Виолы привлекло ее внимание и, хотя на текущем этапе Салина не была уверенно, что именно и почему, она решила, что, по крайней мере, изучить информацию стоит, а вот идти или не идти -это решение можно будет принять и потом, в зависимости от того, удастся ей найти что-то или нет.

Маркус остался несколько недоволен встречей. Не потому, что он ожидал со стороны Виолы вины и извинений, нет, здесь, как раз-таки, он оценил характер девушки верно. Он уже успел услышать рассказы о том, как сильно она изменилась за лето, но… в действительности это очень мало что говорило юноше по той причине, что он толком не представлял, какой она была раньше. Точнее, кое-какую информацию Маркус, конечно, собрал, и по ней портрет более-менее становился ясным, однако, лично юноша ее практически не знал. Если постараться вспомнить, то, наверно, можно будет достать из памяти пару моментов, когда они пересекались, но ничего особенного в них не было: в одном классе они никогда не учились, а время вне учебы он почти всегда проводил в одиночестве или за каким-нибудь делом.
Маркуса никогда не интересовали школьные дела: ни учеба с ее неэффективной методикой подачи материала, не глупые интриги, ни компании “друзей”, которые, в большинстве своем, состояли из индивидуумов, которым руку подать стыдно. Будь его воля, так юноша вообще бы в нее не ходил и сдал бы экзамен после выпуска самостоятельно, однако, тогда он не смог бы получить полноценный аттестат о среднем образовании, а это было чревато осложнениями в дальнейшем даже несмотря на то, что колледж ему не грозил… или, точнее, так он полагал до недавних пор. В любом случае, так или иначе, но Маркус был вынужден смириться с наличием некоторых правил, которые иногда требовалось принять, иногда – изогнуть, а иногда можно было попросту с ними не сталкиваться. К счастью, юноша понял это достаточно рано, и хорошо научился адаптироваться.
Ему пришлось это сделать. Сложно поступить иначе, когда отец – запойный алкоголик, считающий себя обиженным судьбой, хотя в действительности он был ответственен за каждую свою неудачу. Маркус верил ему только в раннем детстве, когда еще не умел анализировать поступающую из многочисленных источников информацию, но уже лет в семь он впервые осознал, что потеря то ли шестого, то ли седьмого места работы подряд слишком уж точно коррелируется с теми днями, когда отец становился агрессивным, от него пахло дешевым алкоголем, а его сын вынужден был скрываться на чердаке, чтобы не попасть под раздачу. Точнее, слова “коррелируется” Маркус тогда не знал, да и вообще был довольно наивен, так что он не придумал ничего лучшего, чем попробовать поговорить с отцом… закончилось это плохо. Настолько, что на чердаке он почти без движения пролежал дня три до того, как его не нашла Таня, вызвавшая скорую, без чего он бы, вероятно, так оттуда и не вышел.
Не облегчало ситуацию также и то, что в течение нескольких месяцев после этого Маркус разочаровался не только в отец, а… кажется, вообще во всех. Врач ему помогли, однако, когда он попросил не пускать к нему отца, то доктор стыдливо отвернулся и не стал этого делать, так что представителя службы опеки мальчик встретил вместе с одетым в костюм, гладко выбритым и грустным-грустным мужчиной, который осознав, что сам факт избиения уже не скрыть, решил исказить некоторые детали. Во-первых, его старый друг полицейский подтвердил, что все это – не более, чем трагическая случайность, единократная и такая, что больше никогда не повторится. Во-вторых, врач решил придерживаться “объективных фактов” и рассказал, что, собственно, ничего такого не произошло. Ну да, ушиб мальчик ногу и не мог ходить, но ничего страшного, а обезвоживание и истощение… кто его знает, может, как и говорит Дуглас Паркер, его сын сам отказывался есть и пить то, что он ему передавал. Ну и, в-третьих, чему Маркус всегда поражался, и тогда, и потом, так это тому, что его отец-алкоголик в минуты трезвости каким-то образом умел производить впечатление на женщин, во всех смыслах: девочки-дети ему доверяли, дочери-подростки друзей могли прийти за советом, те, кто постарше, в разумных пределах, соглашались составить компанию в мотеле или даже пожить вместе, ну а пожилые дамы воспринимали его чуть ли не как образец “молодого поколения”, хотя соседки, например, о запоях были в курсе. Логику этого Маркус, откровенно говоря, так до сих пор и не понял.
Так или иначе, но женщина из службы опеки не только решила, что ничего страшного в произошедшем нет, а мальчика, которого отец растит в одиночку после трагической смерти жены от болезни, ни в коем случае нельзя отрывать от семьи. Гораздо позже Маркус выяснил и то, что они с Дугласом несколько раз были замечены вместе и после, но тогда это мало что значило: его вернули домой, к человеку, который показал свое истинное лицо. И Маркус знал, что его отец это знает.
Ему пришлось научиться адаптироваться, прятаться и, в буквальном смысле, выживать. Пока был чердак, это выходило не так уж и сложно, однако, однажды Дуглас разломал навесную лестницу, служившую входом, и с тех пор мог забираться туда также в пьяном виде. В результате Маркусу приходилось изворачиваться и искать места, где можно скрыться. Особенно сложно приходилось в холодное время года, когда остаться под домом или в сарае не выходило. Много раз он тайком ночевал у Тани, но в какой-то момент ее родители об этом узнали, да и вообще, даже если смотреть по возрасту, то идея становилась неоднозначной, так что Маркус отказался и от этого убежища, хотя Таня не настаивала.
Однако несколько раз Дуглас все же его ловил, и тогда приходилось тяжко. В начальной школе Маркуса не любили – он был учеником, который много пропускал и не предоставлял никакого обоснования. Отец изредка что-то мог сказать, но только когда становилось уже совсем плохо, и ему звонил классный руководитель или директор, и тогда он рассказывал про “болезнь” сына и извинялся. В эти моменты у него на лице появлялась своеобразная усмешка, неприятней которой юноша, наверно, в жизни ничего не видел…
После одного из таких случаев, в двенадцать лет, рано повзрослевший Маркус все же решился рискнуть и устроить так, чтобы его отправили в детдом, и… у него получилось, вот только спустя всего четыре месяца, когда “исправившийся” отец приехал убеждать, что он любит сына и больше никогда его не обидит, Дуглас встретил со стороны юноши неожиданную поддержку. Причины ему Маркус так и не разгласил, однако, этих четырех месяцев хватило ему, чтобы понять, что, хотя в детдоме гораздо безопаснее, здесь у него нет будущего. Дома он, по крайней мере, имел доступ к компьютеру, интернету и библиотеке, а здесь нужно было жить по строгим правилам, что для привыкшего к почти абсолютной свободе Маркуса оказалось неприемлемо.
Однако после возвращения вопрос убежищ встал вновь. Сначала юноша попробовал устраиваться на работу, однако, долго задержаться нигде не получилось, так как нормальные люди не хотели не иметь ничего общего с семейством Паркеров, ненормальные не подходили ему самому, а готовых рискнуть успешно отваживал пьяный Дуглас, вскоре наведывавшийся для того, чтобы “сообщить”, что его сын не будет работать разносчиком газет – выгуливать собак – расставлять товар по полкам и так далее. Для увольнения этого всегда оказывалось более чем достаточно, да и в городе еще помнили Брайна Паркера, уважаемого и обеспеченного человека, оставившего сыну неплохое состояние, которое тот, несмотря на все свои качества, умудрялся тратить постепенно, с расчетом, чтобы хватило на всю жизнь. Сыну при этом он что-то выдавал очень редко, но люди об этом не знали и не верили, когда он пытался объяснить, что деньги нужны ему не на ерунду.
Так чо Маркусу пришлось искать другой способ. Он попробовал несколько, начиная от онлайн-покера и заканчивая покупкой взломанных кредитных карт, с которых, собственно, и начался его интерес ко всему, что связано с темной стороной Интернета, однако, остановился он на… шахматах. Да, как ни странно, наиболее прибыльным оказался именно этот вид спорта, так как Маркус, несмотря на то, что не имел никаких учителей, неплохо научился играть самостоятельно. Первый разряд он получил достаточно просто, а этого было достаточно для регистрации на сайте, где на игры ставились реальные деньги. На простой партии можно было получить пять долларов, на сложное – вплоть до ста, а турнире – от пятисот и до аж пятнадцати тысяч. Правда, проблема была в том, что победа далеко не всегда была гарантированной, и могла принести серьезные убытки. По этой причине юноша достаточно быстро перестал рисковать слишком сильно и остановился в круге тех, у кого рейтинг был примерно полторы тысячи - это, как правило, были люди, которые когда-то интересовались шахматами и не жалели десяти-пятнадцати долларов, которые они могли проиграть, а выигрывал Маркус у таких в девяносто шести целых и семи десятых процентов случаев.
Впрочем, это не значило, что юноша нашел полноценную золотую жилу, так как сложностей хватало. Партии занимали время, иногда – вплоть до нескольких дней, так как блиц любил мало кто; те, кто проигрывал Маркусу несколько раз, ожидаемо, не хотели играть с ним снова; бдительно следившие за матчами администраторами рано или поздно ставили новый рейтинг вручную, а доходил он иногда до двух тысяч с лишним, где стоимость партии составляла уже нереальные для юноши сто долларов, а среди игроков было много кандидатов в мастера спорта и тех, кто участвовал в серьезных соревнованиях. Так что Маркусу приходилось изворачиваться, стараясь играть под многими никами и разными стилями, за что его иногда даже банили. Это могло показаться забавным, но именно необходимость множественных регистраций научила его пользоваться сложными прокси, подделывать MAC-адреса и скрывать свое настоящее местоположение иным образом.
Тем не менее, это позволило сформировать определенные накопления, а также оплачивать себе проживание в мотелях, когда это было необходимо. На этот случай у Маркуса всегда был оставлен некий неприкосновенный запас, который, на самом деле, должен был быть весьма немаленьким, так как запои Дугласа постепенно становились чаще, а цены на проживании росли. Кроме того, отец стал реже покупать продукты и почти не заботился о таких мелочах, как одежда, учебники, письменные принадлежности и сем остальном, а когда тот слома ноутбук, причем в трезвом состоянии, Маркусу пришлось озаботиться действительно серьезной покупкой. Правда, это, в конечном итоге, тоже пошло ему на пользу, так как более мощный компьютер оказался очень полезным для изучения программирования. Собственно, после этого одной из статей расходов стала покупка учебных материалов и доступа к онлайн-курсам, а также тех “руководств”, что более опытные жители даркнета передавали новичкам, разумеется, небесплатно. За одно из таких юноша отдал две с половиной тысячи долларов, о чем он впоследствии не пожалел, хотя на то, чтобы накопить ту сумму, у него ушло очень немало времени.
Не облегчало ситуацию также и то, что, по мере взросления, больше времени начинало уходить на те малополезные сферы жизни, к каковым Маркус относил школу и общение. Первое было нужно для получения аттестата, без которого найти приличную работу было невозможно, а второе требовалось для того, чтобы к нему лишний раз не приставали… был один случай, когда в средней школе ни с кем не разговаривающий мальчик привлек внимание одного из хулиганов, и тот решил порыться в сумке, где находился ноутбук. Тогда удалось отделаться дракой с не очень приятными последствиями (хулиган почему-то не ожидал, что ему могут оказать сопротивление), но в старшей школе Маркус попробовал это исправить, создав себе репутацию не сколько не общительного, сколько занятого человека, а, так как его фамилия некоторым все еще что-то говорила, то этого оказалось вполне достаточно для того, чтобы его почти не трогали. Исключением в виде единственного человека, с которым он иногда общался по собственному желанию, являлась Таня, однако, со временем они стали пересекаться довольно редко: слишком разные у них были интересы, да и часто разговоры заканчивались тем, что девушка начинала предлагать помощь которую Маркус… не мог принять. Не мог и все.
Так или иначе, но до конца второго года юноша дожил относительно успешно – ему довольно давно удавалось избежать прямого конфликта с отцом, накопления потихоньку росли, а приобретаемые навыки могли позволить однажды устроиться в какую-нибудь компанию тестировщиком в области компьютерной безопасности: Маркус уже участвовал в паре соревнований и показал на них неплохие результаты, что было довольно неплохо с учетом, что выше него обычно оказывались парни из престижных учебных заведений, причем не сколько школ, сколько колледжей. Правда, все это на пользу ему не пошло – постоянно пребывавший в напряжении юноша начал понемногу расслабляться. У него были поводы, начиная от пяти накопленных тысяч на разных счетах, и заканчивая тем фактом, что в последний раз, когда отец на него полез, юноша отправил его в бессознанку без особых затруднений. Дальше, правда, он идти не знал, помня о связях Дугласа с полицией, но, как ему казалось, этого должно было хватить.
Но он был неправ, и однажды настал день, который в явном виде это показал, причем с той стороны, которая Маркуса интересовала меньше всего: школы. Он, конечно, знал о существовании мутантки, но она не имела никакого отношения к его планам, да и вообще была замкнутым, державшимся в стороне человеком. До юноши доходили слухи о том, что над ней издеваются, но Маркус был слишком сосредоточен на своих делах, чтобы ими интересоваться, да и был он уверен, что каждый может постоять за себя сам. В конце концов, был же случай, когда местный лидер, Джейк, пошел с ним на конфликт, а закончилось это тем, что тот не только отступил, но и придержал всех своих парней. Для этого нужно было только найти его слабое место, а это оказалось совершенно элементарно.
Но чего Маркус просто не мог ожидать, так это того, что в тот день, когда все его мысли будут посвящены предпоследней игре в шахматного турнира, в котором можно было выиграть пять тысяч долларов, что удвоило бы его накопления, свершится событие, которое, фактически, сорвет все планы и изменит весь его подход. Он даже осознать ничего не успел, когда после того, как юноша свернул за угол, какой-то необъяснимый вихрь буквально вбил его в стену. Точнее, о том, кто это был, юноша вскоре догадался, однако, несмотря ни на что, турнир был для него слишком важен для того, чтобы взять его и бросить, хотя, откровенно говоря, хотелось. Особенно когда потом он узнал, что Виола зачем-то долго била по лицу Тани, которую Маркус считал другом. А игру юноша все равно проиграл… точнее, обе игры, то есть четвертьфинал и игру за третье, призовое место за которое тысячу он бы получить все же мог.
Однако проигрыш и произошедшее с Таней (Маркус отлично понимал, что вряд ли смог бы ей помочь, даже если бы совсем не пострадал) блекли на фоне того, что обнаружилось, когда он, наконец, решил покинуть школу. Юноша очень хорошо знал признаки серьезных травм… или, во всяком случае, он думал так до этого дня, так как внутреннего кровотечения ему заметить не удалось. Это привело к тому, что он попал в больницу в тяжелом состоянии и пролежал там больше двух недель с риском остаться с постоянным повреждениями. Звонок отцу же доказал, что Дуглас в четвертый раз за три недели ушел в запой и лишь пообещал “изуродовать сучёнка”, когда он увидит его в следующий раз. А ведь, собственно, ради того, чтобы отселиться, участие в турнире и задумывалось – пяти тысяч должно было хватить, чтобы снять крошечную квартирку в недавно построенном пятиэтажном доме на несколько месяцев.
Но даже на этом все не закончилось: страховка Маркуса давно не оплачивалась и покрывала далеко не все расходы, так что отдать ему пришлось едва ли не все до последнего доллара даже из основных накоплений, так как отец оказался недосягаем, да и все равно денег бы он не дал, так как юноша догадывался, что его наследство все же начинает подходить к концу. Но это выяснилось позже, а в первые дни ему пришлось иметь дело с этим надменным ублюдком, прокурором, который решил его ломать.
Самое странное в этом решении было то, что давить на Маркуса, фактически, не требовалось: если бы его просто спросили, он рассказал бы, как все было. Однако прокурор, оставивший накануне разговора, мягко говоря, негативное впечатление, этого не хотел. Его не смутили некоторые расхождения во временных рамках – он потребовал, что Маркус обвинил Виолетту Тоадстул в избиение, причем добавив несколько деталей, который подвели бы ее не только под причинение тяжких телесных, но и попытку убийства… именно это прокурор и хотел получить, обещая взамен справедливость и собственное “благосклонное отношение”. Однако на это юноша не был готов пойти даже несмотря на то, что о причинах срыва мутантки тогда никакого понятия не имел. Не ради нее, конечно, о симпатиях или даже прощении как бы речи и не шло, а ради себя самого: принципы.
И тогда прокурор начал на него давить. Сначала – самостоятельно, а затем – скооперировавшись с вышедшим из запоя и радостно согласившимся принять участие Дугласом. Чем они только не угрожали Маркусу, начиная от выселения (хотя он еще был несовершеннолетним) и заканчивая соучастием (внятно прокурор, правда, так и не смог объяснить, в чем именно). Это продолжалось добрых полторы недели, пока юноша не сорвался и не процитировал несколько статей и цитат из законов, которые выставляли действия прокурора в не самом лучшем свете. В ответ он получил еще одну, довольно серьезную угрозу, однако, тот был вынужден от него отстать. На суд юноша не попал, но к тому моменту Таня уже успела его просветить и, откровенно говоря, он был рад, что наказание оказалось не очень серьезным. Пожалуй, если бы он мог, то даже выступил бы в пользу Виолетты, которая если и заслуживала осуждения, то гораздо меньшего, чем те, кто ее до этого состояния довели. Однако Маркус уже давно знал, что справедливости в мире нет, а поднимать его случай не следовало – он бы никому на пользу точно не пошел… кроме, разве что, прокурора.
Так что в начале лета юноша оказался дома с двадцатью двумя долларами в кармане и чувством, которое говорило ему, что в этом доме он больше жить не может. Поэтому, не дожидаясь, пока Дуглас вернется… откуда-то, Маркус собрал одежду, пару ценных вещей, ноутбук, который, к счастью, был хорошо спрятан и не пострадал, и ушел. Ему повезло, что было лето, а в одном кафе вай-фай выходил за территорию заведения, так что через пару дней он смог заселиться в мотель, в котором юноша так и остался жить на постоянной основе. Доходов с шахмат для полного обеспечения себя, разумеется, не хватало, так что Маркус решил, что настал момент, когда ему следует использовать некоторые знания, которые он приобрел в рамках изучения компьютерной безопасности, только, так сказать, с другой стороны. Но он даже не представлял, насколько это окажется просто…
Так или иначе, но к моменту возвращения школу его положение стало значительно прочнее, чем когда бы то ни было, а планы – более серьезными. Колледж, во всяком случае, теперь стал не пустой мечтой, однако, Маркуса стало откровенно беспокоить все, с чем он столкнулся с того дня, когда он попал в больницу с внутренним кровотечением. Органы правопорядка и всех, кто был причастен к “расследованию” этих событий и, конечно, прокурора в особенности, юноша стал откровенно презирать. Не менее важным было и то, что он выяснил о собственной школе, а эти сведения поразили Маркуса даже больше: он осознал, что все это время был слишком замкнут на себе самом и толком ничего не знал о своем окружении. Да, конечно, ему было известно, что некоторым детям в школе приходится сложно, но… то, что происходило с Виолеттой и еще несколькими людьми, выходило далеко за рамки того, что можно рядовыми издевательствами, а юноша о них даже понятия не имел. Он из-за этого даже стал чувствовать себя виноватым, хотя, казалось бы, и не за что.
Правда, вывод, к которому Маркус пришел, все же имел больше отношения к городу в целом, чем к некоторым индивидуумам в его школе: если бы родители и власть имущие не закрывали глаза на подобные вещи, то они не происходили бы, во всяком случае, в подобном формате. Юноша за короткий срок нарыл немало грязи, и было похоже, что это далеко не конец. И именно по этой причине он был доволен, когда выяснил, что новый мутант начал предпринимать определенные действия едва ли не сразу после появления в школе, а вернувшаяся Виолетта стала совершенно другой, гораздо более, скажем так, активной личностью.
Маркус, откровенно говоря, рассматривал возможность сотрудничества с ней, но после их разговора продвинуться в этом направлении ему не удалось. В существенной степени это была его вина - юноша слишком привык говорить на любые темы, но не сообщать при этом ничего конкретного, что помогало в общение со сверстниками. Сейчас же он уже понял, что в данном случае следовало отвечать более конкретно, и отступиться от некоторых своих привычек. Например, про шахматы юноша не кому не рассказывал по той причине, что если бы об этом узнала администрация, то его могли бы не только пожизненно забанить на сайте, но и предъявить к нему обвинения в мошенничестве, а прокурор... опять-таки, помимо привычки нет смысла скрывать то, что секретом не является, так как он открыто вещал при тех же медсестрах. А так получилось, что он недооценил степень недоверия Виолетты, и не смог толком ничего передать. Общий косяк, наверно, возможно даже, в большей степени даже его лично, так как Маркус не мог знать, при каких обстоятельствах у мутантки сформировалось впечатление, что за их неудачной встречей в коридоре стоит нечто большее. Возможно, ее попросту ввели в заблуждение, что, на фоне всей это ситуации было бы совсем не удивительно. Так что он решил попробовать еще раз и передать Виолетте некоторые сведения из запрошенных ей и некоторое количество дополнительной информации, а там уже смотреть по обстоятельствам...

Это могло показаться странным, но… Таня никогда не стремилась быть королевой, едва ли не с начальной школы, вскоре после начала первого учебного года вокруг нее начинали собираться люди. Маркус , правда, в таких случаях иронично замечал, что если бы она этого не хотела, то ничего не произошло бы, а тот факт, что девушка не предпринимала каких-то особых усилий был связан лишь с тем, что харизму скрыть сложно. Возможно, он был прав, так как себе самой Таня могли признаться, что в ситуации, когда он оказывается на самом верху социальной иерархии своего круга общения, она чувствует себя… правильно, что ли. Особенно явно это проявилось в старшей школе, когда девушка уже привыкла к своему положению и начала предпринимать более активные меры для того, чтобы его сохранить. В основном это, правда, было связано с тем, что остальные кандидатки особой симпатии не вызывали и с этой ролью не справились бы. Точнее говоря, в школе не было ни одного человека, кто вообще мог бы ее не только сменить, но и удержаться наверху… во всяком случае, до самого последнего времени, когда в школу вернулась изменившаяся Виола Тоадстул.
Таня обратила внимание на то, как та действовала в первый же день, а также, из разных источников, выслушала интригующие намеки на ее дальнейшие планы, который мутантка, в общем-то, особо не скрывала. Королева ими заинтересовалась, так как осознавала, что вокруг собралось чрезмерно много грязи, из-за которой они так непродуктивно поспорили с Виолой, хотя в одном, похоже, были согласны: с этим требовалось что-то делать. Таня сама уже некоторое время думала, не стоит ли воспользоваться некоторыми документами, которые она, скажем так, позаимствовала во время своей работы, а также обнаружила на компьютере отца, однако, именно произошедшее с мутанткой заставляло ее не торопиться: прямых доказательств у нее не было, а значит нужно было попасть к заинтересованному в расследовании прокурору… а тот тип, что, как правило, вызывался в их город для более-менее существенных судебных процессов, этим бы точно заниматься не стал, если бы не наоборот. Девушка слышала о том, как он пытался обвинить Виолу и знала, что некоторые свидетели на процессе передавали не совсем то, что они видели на самом деле. Более того, некоторых из них к этому склонили не самыми лучшими методами, а отказавшимся устраивали проблемы. Так что официальный путь здесь был не самым лучшим, во всяком случае, пока.
Так что идея возможного сотрудничества с Виолеттой вызвала определенный интерес, особенно после того, как та сообщила, что предпочла бы союз или, по крайней мере, нейтралитет, а на ее место не претендует. Это говорило в ее пользу: Таня не то, чтобы так уж сильно держалась за положения школьной королевы и не стала бы за него воевать, однако, было вполне очевидно, что это – жест доброй воли. Мутантка – не Джейк, она, по меньшей степени, умнее, но не менее важно и то, что с ней никто не сравниться с точки зрения банальной силы. Усадить Таню себе на колени, как Нату, та, возможно, и не смогла бы, но устроить “поцелуй”, как Эрен, она наверняка смогла бы. в конце концов, с точки зрения физических возможностей королева ничего особенного собой не представляла: на фоне тренировок для группы поддержки она добилась неплохой формы, да и постоять за себя могла, однако, на из-за силы, в которой Виола превосходила даже взрослых мужчин, было бы несерьезно планировать что-то противопоставить. Во всяком случае, в лоб… но все равно, для того, чтобы Таня решилась на такой конфликт, их интересы должны были принципиально разойтись в действительно серьезных вещах, а сейчас подобного не наблюдалось, скорее, даже наоборот. Из Виолы могла получиться ценная союзница, точно также, как и из нее самой.
Именно по этой причине она наблюдала за сценкой, которую мутантка придумала для Наты, с искренним интересом. Она не была удивлена – с первого же обмена фразами с Виолой стало ясно, что та рассматривает девушек как потенциальных партнерш для отношений, и, несмотря на то, что многим, включая ту же Нату, да и саму Таню, если уже на то пошло, такие вещи, скрывающиеся за эвфемизмом “тесной женской дружбы”, были в той или иной степени знакомы, подобное… все равно могло сбить с толку и заставить чувствовать себя неуютно. Большинство девушек не воспринимали однополые отношения всерьез, считая их невинной шалостью, и потому ситуация, когда Ната оказалась сидящей на коленях превосходящей ее силой Виолы, она одновременно растерялась и испугалась. Если бы речь шла о парне, то тогда ситуация была бы несколько более неприятной, но, во всяком случае, понятной, но сейчас девушка просто не знала, что делать, и наблюдать за этим было забавно. Таня, к тому же, почти не сомневалась, что это – не более, чем способ оказать психологическое давление, а соблазнять Виола стала бы совсем по-другому. Об этом, кстати, в школе уже ходили слухи, одной из сторон которых была мутантка, а другой – некая мулатка, известная тем, что большинство попыток ухаживаний она отвергала, а тут, похоже, постепенно начинала сдавать позиции.
Так что Таня не слишком сомневалась, что в рамках текущей беседы Виола своего добьется и, несмотря на то, что сама она такой способ применить не смогла бы, его следовало запомнить для возможного заимствования отдельных элементов. Например, вышло очень эффектно, когда мутантка, ни разу не повысив голос, смогла сильно напугать свою пленницу, настолько, что та начала делиться всем, что могла вспомнить. Это, правда, в дальнейшем привело к небольшому минусу в виде недоверия, когда речь зашла о не самом тяжелом, с точки зрения Наты, наказании, а также возможном вознаграждении, которое для не привыкшей подобным вещам Кумон наверняка казалось чем-то маловероятным и даже связанным с обманом. Впрочем, было похоже, что мутантке удалось ее убедить, и скоро они договорятся…
Правда, был в разговоре один неоднозначный момент, о котором Таня пока не была уверена, что именно думать. Разобраться с полицией однозначно стоило, с делом об изнасиловании, кто был в жертвой в котором королева уже догадывалась, тоже, ад и мэрию, в конце концов, потрясти бы не мешало, возможно, даже со сменой все или почти всех ее служащих, однако, вопрос был в том, как Виола намерена это осуществить. Пара вопросов показала, что девушка пока в деталях не знает, насколько их городок зависит от внешней помощи и поставок, да и методы действия могли бы привести как к успеху, так и к полному провалу: Таня сама лично не общалась с представителями организации, что занималась охотой на нарушивших закон мутантов, однако, не могла не заметить, что официально известные случаи срыва таких людей – девушка считала их таковыми – почти всегда подавлялись очень быстро. Исключения, конечно, могли быть, но… не когда мутант продолжал держаться на виду, а Таня сильно подозревала, что прятаться Виола совершенно не планирует. И именно поэтому она хотела знать, как поступит человек, способный в одиночку разогнать как мэрию, так и полицию, и вопрос был в том, как мутантка поступит, если до этого дойдет… или, скорее, когда до этого дойдет. Девушка рассчитывала и, отчасти, надеялась, что Виола использует при этом свой, как уже было вполне очевидно, проницательный ум, однако, если бы та просто решила сказать мэру, что тот больше здесь не работает под угрозой более серьезного наказания, а нового градоправителя не будет, то вряд ли из этого вышло бы что-то хорошее. А о более агрессивных сценариях даже смысла думать не было…
И, главное, что Таня осознала с каким-то даже удивлением – у нее не возникло сомнений, что слова Виолы являются не просто словами. Нет, девушка сразу поверила, что та действительно намерена реализовать обещанное.


Ната Кумон, в действительности не была той глуповатой и шлюховатой девушкой, как многие ее воспринимали … или, точнее, она надеялась, что не стала таковой, хотя случай с “траходромом” в клубе сильно подкосил ее уверенность в том, что ей все еще удается контролировать ситуацию. Вслух Ната этого бы никогда не признала, но… она уже начинала жалеть о падении Евы, которая, как выяснилось, большую часть гадости принимала на себя и успешно с ней справлялась. Собственно, в какой-то степени Кумон и раньше об этом знала, и потому реже подпадала под неприятные наказания, которые “первая подруга” королевы любила придумывать для провинившихся. Держаться же рядом с Евой оказалось выгодно – с мнением Наты было вынуждено считаться большинство, а с теми, кто мог этого не делать, девушка старалась не связываться. Особенно здорово получилось в ее клубе, где Кумон считала себя даже не Евой, а Таней, почти королевой… во всяком случае, до некоторых пор.
Правда, если Ната начинала жалеть о своем предательстве, то долго это никогда не длилось, так как в ее памяти все еще оставался тот случай, когда она, вызвав гнев Евы из-за мелочи, получила от нее указание переспать с парнем одной из их “подруг”. Мало того, что тот тип был прыщав и от него неприятно пахло, так еще и когда девушка все же заставила себя и выполнила указание, то Гройслетт благополучно воспользовалась ситуаций, а все негативные последствия скинула на Нату, изрядно пошатнув позиции той. Собственно, именно тогда, желая слегка восстановиться, она нарушила правила и позвала некоторых представителей элиты на вечеринку в клубе, но вышло лишь хуже… А, главное, не было там никакой оргии, как говорили злые языки. Даже ничего похожего не было, просто подвыпившая компания разбилась по парам, внимание, в разные помещения, причем многим места не хватило, и они ушли в пустые классы. Но кого это интересовало? Парни-участники лишь с удовольствием подтверждали, как они трахали тех, кого они даже без одежды не видели, а девушки либо смущались (хотя это было меньшинство), либо ничуть не возражали против такой репутации – им казалось, что это делает их то ли крутыми, то ли более взрослыми. Так или иначе, все последствия пришлось разгребать Нате. И ведь у нее получилось – никого даже от занятий не отстранили, клуб не закрыли, лишь ей самой пришлось пару недель ходить за дополнительные занятия и уделять больше внимания во время тренировок всему, что не имело отношения к тренировкам, что она исправно выполняла. Тогда ей казалось, что главным успехом было то, что тетя так ничего и не узнала, но… это был провал. Не такой сильный, как мог бы быть, но все равно провал. Собственно, именно из-за этого она на какое-то время сошлась с Кевином, желая сделать Еве, которую она винила в своих бедах, еще больнее. Не сработало– Гройслетт вдруг куда-то исчезла и даже на своем аккаунте в соцсети перестала появляться, и вскоре Кумон это надоело, и с латиносом они разошлись. Она, кстати, так и не поняла, что в нем все находили – любовником Кевин был опытным, однако, заботился почти исключительно о своем удовольствии, а Нате это не слишком нравилось. У нее даже возникло подозрение, что именно по этой причине с ним мало кто долго встречался, но вот поделиться причинами никто не решался… хотя кто их знает, все-таки Ригардес нередко уделял внимание менее популярным девушкам, которые могли и не знать, что секс может быть лучше.
Так или иначе, в новом учебном году Ната попробовала несколько изменить подход и рассчитывала, что выйдет эффективно. Первые ростки уже даже стали виднеться, но… вдруг она каким-то образом привлекла внимание мутантки, от корой девушка, откровенно говоря, не слишком вспоминала. Во время ее срыва Кумон осталась в стороне и не пострадала, больше насмехаться над Тоадстул девушка не планировала, не дура, так что ей казалось, что им абсолютно нет причин пересекаться. Однако, как выяснилось, Ната не только ошиблась, но и умудрилось ослабить свои позиции еще сильнее, ударив эту жирную корову Мэри. В действительности та, конечно, повела себя не сильно нагло – подошла, обратилась к ней дважды, а затем, не услышав ответ, положила руку на плечо. Если бы так поступила подруга, то ничего не обычного бы не было, но… от изгоев такого не прощали. Правда, если бы Ната знала, к чему это приведет, то лично обняла бы Мэри и сделала бы так, чтобы ее больше никогда не обижали. Честно-честно.
Все пошло не по плану с момента, когда мутантка приказала – именно приказала – сесть ей на колени. Тоадстул с самого начала взяла на себя полный контроль разговора и, несмотря на ее, в общем-то, спокойный тон со скрытыми угрозами, Ната чувствовала себя очень неуютно. Она ощущала себя… слабой, как никогда. Даже когда ей приходилось выполнять указания Евы, то в какой-то степени контроль всегда оставалась за ней, но здесь она оказалась полностью в руках мутантки. Чего один этот поцелуй стоит… вспомнить его страшно. Вроде бы даже и нежно, не всякий парень так мог, а мурашки по коже бегут, и дрожь начинается. Откровенно говоря, больше всего Ната боялась, что Виола прикажет ей либо спать с ней (фантазия уже любезно успела представить несколько пугающих картин), либо начнет подкладывать ее под всех подряд, как, по слухам, произошло с Эрен, которая открыто выступать уже боялась, но по обмолвкам становилась ясно, как сильно та ненавидит мутантку… просто так это не возникло бы, Ната знала, что ее бывшая подруга была куда как менее разборчива в выборе половых партнеров, и это при этом, что сама она не то, чтобы могла похвастаться невинностью и добродетелью.
Однако результат оказался гораздо лучше, чем Ната боялась. Подчиняться Мэри с месяц, может, будет и не очень приятно, благо, у той есть причины не любить более успешную девушку, но Кумон уже имела несколько идей о том, как помочь коровке и взамен получить множество послаблений. С парнем же выходило совсем просто: до конца года можно было, в крайнем случае , и потерпеть, но, на самом деле, Ната была не против узнать, с чего бы этот Милли-Мелли привлек такое внимание со стороны Виолы. Девушка смутно его помнила и, хотя в другой ситуации она стала бы с ним встречаться только в почти невозможном случае, когда вариантов лучше не осталось бы, то при таком подходе ничего страшного в этом она опять-таки не видела. К тому же, Ната совершенно не сомневалась, что сможет полностью очаровать его и заставить плясать под свою дудку, а там уже будет видно.
Откровенно говоря, в качестве награды Ната предпочла бы, чтобы Виола оставила ее в покое и больше никогда не трогала, но… с другой стороны, у этого была и перспектива, так что когда та настойчиво повторила вопрос, то девушка решила поделиться частью своих планов. Она не видела в этом ничего страшного, зная, что, в случае чего, всегда можно отказаться и сказать, что не получилось. Главное, чтобы мутантка соблюла условия со своей стороны, но по какой-то причине у Наты возникло ощущение, что этого можно не бояться. Нарушать же их сама она не собиралась, понимая, что последствия могут быть очень и очень опасными…

- Эй, Мелли! – несколько неуверенно произнесла Ната, догоняя щуплого паренька в очках, которого она вообще помнила по той причине, что над ним однажды очень забавно пошутили на ее глазах. Во всяком случае, с разрисованным лицом он смотрелся настолько забавно, что некоторые девушки его даже запомнили, так что зря, конечно, мальчик тогда изволил обидеться и распереживаться… но что поделать к сожалению, такие юноши никогда не умели смеяться над собой, что было причиной, наверно, большей части их проблем. Для этого требовалась уверенность в себе, которой здесь, разумеется, и не пахло, и потому Ната не сомневалась, что никаких проблем в том, чтобы заинтересовать его в себе окажется несложно, а через пару дней он будет есть у нее с рук… или, точнее, выполнять все, о чем девушка его попросит, но это ничего не меняет. В конце концов, Виола принципиально обозначила лишь некоторые правила, а это означало, что разрешено все, что не запрещено. В конце концов, за даже за поцелуи с такой девушкой, как Ната, нужно было дорого заплатить, а о большем даже и говорить смысла нет.
Единственное – Ната неожиданно обнаружила в себе неожиданно проявившееся сомнение, когда она заметила выходящего из своего какого-то-там-заумного-клуба юношу. Если бы ей нужно было познакомиться с кем-то наподобие Кевина, то достаточно было бы намекнуть о том, зачем это нужно, а в случае с Джейком – восхититься его последними успехами. С меня решительными, но все равно приличным парнями можно было попросту пофлиртовать, но здесь… серьезно, первой мыслью было прижать Мелли к стене и начать целовать, как крутые парни в фильмах делают с ошарашенными и не способными сопротивляться, но, тем не менее, счастливыми девушками. Даже жаль, что на этот раз роли оказываются перевернутыми, ну да ладно: Мелли должен быть счастлив только от того, что Ната вообще с ним заговорила. Серьезно, это ведь почти наверняка первые подобный случай в его жизни, и…
- Что нужно? – ничуть не пораженный и не пребывающей вне себя от счастья Мелли холодно посмотрел на девушку. Точнее, в первое мгновение он, конечно, был удивлен, но когда разглядел, кто именно находится перед ним, то мгновенно напрягся и вовсе не проявил никакого удовольствия. Это… уязвляло.
- Дело есть, подожди, - Ната трижды повторила про себя, что сейчас она, к сожалению, не может позволить себе послать этого наглецы к черту. Но ничего – ему же будет хуже, так как придется больше работать.
- Что за дело? – с сомнением ответил Мелли, очевидно, не представляющий, какие у него могут быть дела с девушкой из другого класса, которая с тем же успехом могла существовать в другом мире. Нет, серьезно… к тому же, Ната была бы удивлена и обижена, если бы узнала, что юноша не знал ее по имени. Девушки из “элиты” вообще сильно ошибались, когда думали, что их знают все и вся, а по ночам они не покидают грезы и другие более физиологические процессы томящихся по ним парней. Не все, конечно, были и действительно популярные, но некая Ната Кумон к ним однозначно не относилась.
- Важное, - мило улыбнулась Ната, радуясь, что ее косметика ничуть не пострадала после уборки крыши. Или, точнее, слегка было, но подправить ее оказалось несложно. – Поговорить нужно… и лучше не на ходу. Какие у тебя планы?
- У меня дела, - Мелли, и до этого не видевший в этом разговоре ничего хорошего, напрягся еще сильнее. Ему приходилось слышать о том, как девушки издеваются над парнями, заманивая их в переулок, где их ждали друзья Джейка, иногда даже с ним самим во главе, или же соглашаясь на свидания, а затем приходя с подругами и фотоаппаратами, чтобы хорошенько посмеяться… второй вариант, правда, относился к более популярным юношам, так что Мелли, конечно, тут же задумался о первом варианте. Он видел Джейка и догадывался, что под его внешним спокойствием скрывается ярость, равной которой он еще не видел… а Мелли, к сожалению, знал Джейка гораздо, гораздо лучше, чем ему бы хотелось.
- Они могут немного подождать, правда? – отмахнулась Ната, протягивая руки, чтобы схватить юношу под локоть, одновременно проклиная его про себя за глупость и упорство. Серьезно, кем он себя возомнил?
- Нет, не могут, - Мелли, однако, увернулся с неожиданным для подобного ему слабака проворством и ускорил шаг, к полному шоку Наты: на ее памяти от прикосновений не отказывался не один парень, никогда. А тут непопулярный неудачник не только решил их избегать, но и смерил девушка уже не холодным, а ледяным взглядом, словно думая о чем-то плохом… ей, конечно, в голову не пришло, что в этот момент его подозрения превратились в уверенность.
- Да подожди ты! – на этот раз Ната не смогла до конца скрыть раздражение и была вынуждена догонять парня, про себя отметив, что он, несмотря на свой низкий рост, каким-то образом умудрился поддерживать чрезмерно быстрый для нее тем… хам чертов. – Это важно!
- Для кого? – не оборачиваясь, уточнил Мелли.
- Для тебя, - слегка растерявшаяся Ната ответила с небольшой паузой.
- Если бы это было важно для меня, то я бы уже знал об этом “деле”, - уверенно ответил юноша, который, на самом деле, вовсе не был изгнанником – он просто вращался в тех кругах, о которых элита не имела понятия. Близких друзей у него не было, так как сложно дружить с теми, кто не поддерживает тебя в трудной ситуации, однако, с точки зрения новостей по учебе или важных событий Мелли всегда был в курсе, так что здесь волноваться было не о чем.
- Почему ты так уверен? Я, можно сказать, специально… - Ната уже с трудом удерживалась о того, чтобы не дать ему пощечину, но Мелли в этот момент уже подошел к лестнице и начал спускаться, перепрыгивая через ступеньку, чего Ната в своей мини не могли себя позволить. Точнее, могла, конечно, но не когда поблизости нет никого, кто такой вид заслужил бы.
- Большое спасибо, но мне не нужна помощь… до свидания, - иронично вежливо ответа Мелли, уже успевший спуститься на площадку между этажами и грозящий вот-вот исчезнуть из виду. Более того, это даже вскоре произошло, так как ошарашенная Ната двинулась за ним с некоторым опозданием. При этом ситуацию не облегчало, что, когда девушка все же оказалась внизу, то она увидела несколько человек из самых разных школьных кругов, а гнаться за Мелли при ними… нет, на это она не готова была пойти даже из-за страха перед Виолой. Так что Ната решила спокойно направиться к выходу, а затем догнать паренька уже возле ворот.
Однако все снова пошло не по плану, так как Мелли почему-то направился не к воротам, а на парковку, хотя машины у него вполне определенно не было. Ната бы знала – машина сразу же давала большой плюс к полезности парня, и если бы у этого слабачка она была, то кто-нибудь из девушек давно раскрутил бы его хотя бы на роль бесплатного водителя и “друга”… к сожалению, в их небогатом городке машинами мог похвастаться мало кто, а более-менее успешные парни никогда бы не согласились никого подвести просто так... сволочи.
Впрочем, в данном случае это ничего не меняло, так как парковка уже была почти заброшенной, и разговор можно было продолжить и там. Ната как раз догоняла Мелли, когда он вдруг приблизился к недешевого вида красной машине и сел на переднее сиденье, причем с пассажирского стороны. Кумон подошла как раз вовремя, чтобы увидеть, как он… обнимается с впечатляющего вида девушкой лет двадцати с небольшим, которая по окончании процесса поцеловала его в щеку и с улыбкой отвернулась. Ната оказалась так удивлена, что так и не смогла сделать ничего, кроме как замереть на месте и провожать недоуменным взглядом отъезжающую машину. Осознание того факта, что сегодня разговор продолжить не удастся в любом случае, пришел ей в голову лишь через несколько секунд…