Cpl. The Tales of Desperation... | ходы игроков | Глава вторая. Которая, на самом то деле была раньше первой, но тут своя история..

Термоядерный лес был, конечно, не самым лучшим местом для Церкви. Корявые деверца, заляпанные светящимися зеленым и лиловым отходами Завода местами каменели, покрывались слоем металла, постоянно зловеще скрипели и, срань Господня, Тук готов был поклясться, что они регулярно шевелятся и передвигаются с места на место. Конечно, всему виной могли быть вредные испарения или обилие алкоголя, но бывалого монаха не проведешь: тут обитала Нечисть. И Церковь была форпостом Веры в этом забытом и проклятом месте. Она замерла огромным остовом поперек огромной прожорливой глотки Зловещего Леса, заставляя Нечисть беситься, нервничать. Так им, сукам, и надо. Грязные стены, прогнившее дерево, мутировавшие твари и бродяги, потерявшие всякую надежду на спасение тела. Тут было чем заняться. Белить стены, вычищать мусор, содержать ночлежку и проводить регулярные службы. Делов вагон. В том числе, и для нечисти, которая все это норовила изжить. Был среди них один... Особо выдающийся. Здоровенный, не меньше самого Тука, рыло бы ему начистить, да был он просто большим куском тени с гнусным пропитым голосом.
- Ну че, толстый, ништяк пивас. Как насчет упороться и набить пару морд? - голос звучал прямо над его ухом, но руки только сильнее сжимали машинку для опрессовки пробок. Одна за другой бутылки с добротным стаутом ложились в оплавленную химикатами корзину из супермакета. Кулаки, сцуко, чесались набить инфернальное и до усрани фантомное хлебало.

От неожиданности Тук подскочил, машинка в его руках дернулась и отломала горлышко бутылки. Монах порезал себе палец, а пиво из бутылки полилось сквозь решетку корзины на стол, а потом закапало на пол. Почему ни один день в этом богом забытом месте не может пройти нормально?
Тук с ненавистью в глазах обернулся и уставился на собеседника. Было видно, что желание втащить по сатанинской роже было сильно. Лицо монаха все больше и больше наливалось краской. Но внезапно он выдохнул и, вроде бы, отошел.
- Какого хрена ты опять здесь? Давно молитвы праведной не слышал? - Тук суетился вокруг стола - осколки бутылки он швырнул в ведро для мусора, одну тряпку он бросил на стол, чтобы промокнуть пиво, вторую уже мотал вокруг поврежденного пальца. - У тебя правда нет дел, кроме как досаждать мне?

- Сатана милостив, он не отворачивает взор от своей паствы... - Голос заглох, просто был смыт эхом, которое отталкивалось от старых обветшалых стен. Вот так. Да, бля, как обычно. Пизданул, как жопными пузырями в омуте и смылся. Никакого тебе диспута, предъяв за слова, обоснованного спора. Съебался троллина инфернальная. Ссыкло ебучее. Но что-то все-таки продолжало скрестись, клокотать внутри, скатываясь мерзким холодным комком. Он, ведь, помнил крестовые походы и бахвальные рассказы их участников. Где-то под сводами религии клокотали охоты на ведьм, резня гугенотов, тридцатилетняя война и сотни, а может и тысячи...
Мысли сами лезли и цеплялись за его мозг, как блевотина, которую пытаешься оттереть с одежды, все это дерьмо только размазывалось и въедалось. Смертельно тихая, бескомпромисная и беспощадная война шла последние месяцы в душе монаха. Такое бывает, когда пытаешься создать святое место в проклятом...
Треск на улице. Не иначе, кто-то опять снес хлипкую ограду из поддонов. Гвалт истошно заходящихся в надрывном лае собачьих глоток. Рев крупного зверя. Тяжелый гулкий, обращающий чей-то злобный лай в беспомощные болезненные визги. Зверь огромен, его мощное кошачье тело оплетено спутанными витками колючей проволоки, волокующей следом груды хлама.

"Сатана милостив" Ну и что это значит? Затянув узел на кисти, монах схватил биту, прислоненную к столу, пробубнил себе под нос короткую молитву и потопал наружу.
"И еще раз, какого хера я решил восстановить именно эту церковь, которая находится вдали от людей? Ах да, людей" День был испорчен, как и всегда, каким-то дьявольским мудилой, а снаружи что-то здоровое и злое в очередной раз пыталось сделать что-то нелицеприятное и весьма болезненное для пастыря. Это в лучшем случае...

Азарт предстоящей драки раскатывал по телу легкие волны дрожи. Наверное, кто-то бы сказал, что это неплохой способ отловить кайф, но не здесь, не сейчас и не у этого персонажа. Бедствия, отродья, всякая нечисть, заблудшие выродки с территории города и завода, все это стало говно валилось на хлипкую ограду церкви, стремясь снести тонкие стены, ряды поддонов, кладку кирпича и всю эту кучу хлама скрепляла, пожалуй только Воля. Воля Монаха и Господа. И каждый раз, встречая грудью очередной поток несчастий, Тук острее чувствовал необходимость своей миссии: что именно здесь и сейчас, в его оторванном от мира форпосте Божественной Милости, он не раз уже останавливал Зло и наставлял Заблудших. Воздух, наполненный взвесью химических испарений наполнил его грудь, а пальцы впились в рукоять биты. Но...
Никакого пыла схватки. Зверь сделал несколько шагов вперед, стягивая за собой несколько дощатых щитов, гулкий рык, скатившийся в болезненный хрип, смог отогнать на пару метров наседавших дворняг, но не более того. Массивная туша чуть качнулась и рухнула на бок. Золотистые глаза, светившиеся как солнечные зайчики на сплошном месиве из плоти, проволоки, грязи и засохшей крови, впились в монаха. Тяжелый вздох вырвался из глотки, вперемешку с пузырями кровавой пены и, тысяча чертей, Тук был готов поклясться, что даже через лай собак услышал, четко и вполне различимо, одно слово:
- Милосердие...

Вот так так. И что же это за зверина такая? Бывало, что здоровенные мудаки просили у Тука милосердия. Но обычно это было после общения, а не перед. Монах перехватил дубину за другой конец на манер ирландской трости и вразвалку торопливо пошел к гостю. Собаки истошно рвали свои глотки, но, видимо, кошку таких габаритов им гонять еще не приходилось, и они держались на безопасном расстоянии.
- Пошли! - Монах прошагал мимо одной из здоровых псин и подвинул ее дубиной вбок от себя.
Тук пробормотал краткую молитву за здоровье зверя и перекрестил его. Не дойдя двух шагов, он присел на одно колено и осмотрел новоприбывшего.
- Что ты такое? С чем пришел в мою церковь?

Слова молитвы сорвались с уст монаха, пытаясь выторговать у мироздания чуть больше времени для истерзанного несчастного зверя. Слово бога было сильно, но бригада ветеринаров-реаниматологов была бы более уместна и действенна. Зверь умирал, да и если вытаскивать его, то зачем? Лапы разроблены и буквально усажены массивными саморезами и ржавыми железнодорожными костылями, килограммы колючей проволоки превратили буквально в фарш морду и переднюю часть тела и лишь очертания этого месива, да и огромная, скатавшая в бесформенный ком грива, выдавали в нем льва. Некогда грозный хищник был истощен и истерзан с невероятным садизмом, редким даже для этих мест. Но как? Кто? Зачем? Вопросы всплывали один за другим, а сам незванный гость не спешил давать ответы даже на заданные.
- Милосердие... Воды... Пронзи мое сердце и дай упокоиться в склепе...
Голос, неимоверно четкий и мимолетно знакомый звучал прямо в голове.
- Ты должен...
И тут же, как это обычно бывает, прямо над ухом прозвучал второй, знакомый до боли и в этот раз подозрительно реальный.
- ...И тот не ищет Дьявола, у кого он за плечом, - а он стоял именно за его плечом, во плоти. Массивный, плотно сбитый, покрытый густой черной шерстью, желтыми клыками, рогами и пивным пузом, выпирающим из-под хитона и бутафорской железной брони странной конструкции.
- Сгоняй, толстый, за водичкой котейке, а я помогу тебе со скверной частью милосердия, - в руках его черное точило скользило по золотистому наконечнику копья, - И только не говори, что ты сам добьешь эту животину...
Золотые глаза блеснули недобрым огоньком, ввинчиваясь пристальным взглядом через самый череп монаха.

- Без тебя не разобрался бы, туша. У, сгинь нечистый! - Тук взмахнул рукой вверх, отмахиваясь от отродья, как от докучливой мухи... очень большой докучливой мухи.
Монах был не робкого десятка, но столь реальный на этот раз голос заставил его сердце екнуть. Заковыляв к церкви, он интуитивно схватил рукой свой крест и потер его. Не то его крыша окончательно съехала, не то этот ублюдок набирается сил.
- Добью, - бросил Тук через плечо, - Если придется.
Убийство - не путь спасения души, а только облегчение кратковременных мук. Эх, как бы было классно растереть ладошки, провести ими над умирающим существом, а оно такое, раз, и вскочило радостно. И нет у него больше никаких болезней и недугов. Мануальная терапия.
Отгоняя от себя мрачные мысли рассуждениями у себя в голове о чудесах святых, монах за пару минут справился с добычей чистой воды и вернулся во двор.