На осколках мира | ходы игроков | Проводница гостя из Вихря

Рано или поздно убежденность Лебы в том, что ее окружают одни только Кости и идиоты, руководимые какой угодно дурью, но не им одним известной правдой - может сыграть с ней очень злую шутку... но пока что ситуация развивалась достаточно для неё благоприятно, поэтому Вихрь вполне мог ожидать от самоуверенной девушки дальнейшего снисходительно-презрительного отношения к своему влиянию на осколки мира.

Выстрела так и не произошло - солнечный (?) луч прошелся по глазам часового, мгновенно выжигая любое желание кого-то там выцеливать и убивать. Парень от неожиданности даже выронил винтовку, которая, впрочем, не упала со здания из-за перекинутого через торс хозяина ремня.

Почти сразу после этого маленького провала что-то изменилось в картине трудящегося "муравейника". Сперва некоторые, но затем всё большее и большее количество людей замирало на месте и начинало крутить головами в поисках приговорённого к смерти беглеца. Взоры поселенцев раз за разом натыкались на одинокую Лебу, стоящую неподалёку от ворот, а затем и на вернувшегося к ней мозгача.

Уже успевший отдалиться на какое-то расстояние Корнелиус не испытывал недоумения по поводу неожиданной помощи со стороны тех, кто уже однажды отказался помочь удержаться во власти и в своих убеждениях. Тем более не сопротивлялся.

Местные не проявляли большой активности, не стали организовывать поиски, другие часовые даже бинокля к глазам не приложили, а впрочем, может и не было его у них, поди проверь.

Увлечённый триумфом Вихрь не сразу заметил парочку выкатившихся наперекор своему потоку камней, за которыми и спасся посмевший бросить ему вызов. Ветер прерий взвыл, разгоняя внезапным порывом целое облако пыли и ошмётков хилых степных растений.

Откуда-то из окончательно побросавшей работу толпы раздался мужской голос:

- Оставайся, мозгач.

Ему вторил другой, уже женский:

- Ты откололся.

И третий, и ещё и ещё, они говорили в странном, но гармоничном порядке, не перебивая друг друга, но и не позволяя возникнуть неловкой или нелогичной паузе.

- И дал уйти виновному в расколе.
- Мы видели его, там, в грядущем.
- Он не внял бы, упорствовал, слепец, безумец, мародёр.
- Работа во имя мёртвого мира развратила его мечтами.
- А мы построим ветряк.
- И ты мог бы его крутить.
- Зачем тебе бродить?
- Сотрёшь мозги, сотрут тебя...
- Мёртвые люди сотрут тебя!
- Твоя проводница одной ногой за гранью.
- Встретит кого-то, и всё.
- Или сделает им тебя.
- И что тогда, мозгач?
- На кладбище будет тесно, а иной ценности тебе не дадут.
- У нас не так.
- Тут хватит места, как хватило ночью, ты помнишь?
- Ты знаешь...
- Пойми: от себя не уйдёшь.

Они не подступали и вообще не перемещались с тех мест, где застал их спонтанный вызов к разговору, но их голоса словно раздавались со всё более и более близких позиций, становясь отчётливей и громче. Не давя и не угрожая, просто призывая спокойно:

- Останься.

Большинство глаз смотрели равнодушно, но было что-то родственное внутри них, окружало, трепало едва заметно их волосы и с едва слышимым шорохом гладило кожу и одежду.

Вдали от поселения, за пределами маленькой ложбинки меж холмами, на заметаемой пылью дороге гудел ветер.

Леба не вмешивалась. Имеешь ли право на вмешательство? Имеешь ли силы на то, чтобы остаться в стороне? Имеешь ли мудрость,чтобы взлететь?
Эти люди хотели себе ее спутника. Точнее, хотели даже не они, а то, что ими правит. Нет, пожалуй, не правит. Действует ими. Движет ими.
"Интересно, за какой я гранью? И кого я встречу и кого чем сделаю? Выражались бы поконкретнее, для тупых. А главное - ну крутят они ветряк, а дальше что? Зачем это делается?"
Эти люди не вызывали тогораздражения, что вызвал старик. Да вообще почти ничего не вызывали. Разве что желание держаться от них подальше. И кого считать больным? Наверное, себя. Рыжая неторопливо вытащила шест и плавно крутанула им в воздухе. Защитный жест. Предупреждающий. Но не агрессивный.
На мозгача она не смотрела.

Мозгач стоял, молча раскачиваясь с пятки на носок. Казалось, он был в замешательстве. Наконец, он замер. Чернота сползла с его кожи, обнажая уже привычные Лебе постоянно смещающиеся черты лица. И голос - единственный голос, глубокий раскатистый бас, произнес:
- Нет.
Тени, постепенно стекшие на землю вокруг Костей, заколебались и взвились маленькими вихрями, оставляя на своем месте темные, неузнаваемые фигуры самых разных людей. Две, четыре, десять.....скоро за плечами мозгача стояла толпа, по размерам немногим уступающая толпе во дворе поселка. Из этой толпы поднялся гул голосов - не настолько стройный и дополняющий друг друга, как из толпы напротив - но выражающий волю не менее четко.
- Нет.
- Мы отказываемся.
- Мы уже вращали ветряк, раньше.
- Мы имели достаточно места.
- Мы никуда не шли.
- Мы делали что должны.
- Мы исчезли.
Голоса толпы замолкли так же резко, как и поднялись, и снова заговорил низкий, басистый голос центральной фигуры - единственной, не выглядящей тенью в этом отряде:
- Теперь наш удел - дорога. Мы сделали, что следовало сделать - здесь. Время направить свои следы дальше.
С этими словам фигуры вокруг мозгача начали блекнуть, пока окончательно не растворились в завывающем ветре. Тени в округе перестали колебаться. Мозгач развернулся и, не смотря больше на людей в поселении, направился в сторону дороги, ведущей в сторону, куда они шли, пока не пришли к стенам этого места. В его разуме застыл покой и умиротворение. Тихо играла мелодия какого-то музыкального инструмента из эпохи до катастрофы. У него было свое дело - дорога. И он не остановится - не сейчас, пока ещё не настал момент для другого дела.

Люди быстро потеряли всякий интерес к мозгачу после того как он развернулся и пошёл своей дорогой. Часовые не отреагировали на пересечение периметра, и даже ослеплённый временно парень уже пришел в себя и встал на стражу, как ни в чём не бывало. Вновь застучали молотки и заскрипели верёвки и троссы, и только молчание, включающее в себя полное отсутствие обычных для любой стройки команд, осталось неизменным. Складывалось впечателние, что поселенцев удовлетворил ответ Кричащих Костей. И может быть даже не только его ответ...

К Лебе подошли двое - парень с потёртой широкой сумкой и девушка с винтовкой за спиной и выставленными перед собой ладонями наружу руками.

- За невмешательство. Обидно будет, если ноги в пути протянете с голоду. Неправильно.

Пока девушка говорила, безэмоционально и неспешно, её спутник аккуратно оставил свою ношу у ног странницы. Леба поймала себя на мысли, что ни эти двое, ни кто-либо другой из толпы трудяг - не походили на вчерашних тихих и скромных слуг, что приносили и уносили воду для гостей, на того волнующегося о завтрашнем дне и ширящейся бездне непонимания мальчишку-проводника. Инакомыслящих не стало в этом поселении, и хорошо ещё, если они ушли сами...

- В следующий раз лучше будь последовательней, Проводница. Обидно будет потерять такого мозгача из-за твоих внутренних смятений и колебаний. Неправильно.

Из уст быстро развернувшихся и начавших удаляться людей всё это прозвучало как предупреждение.

Что было ещё странней в виду того, что в сумке Лебу и правда ждало странное вознаграждение в виде как минимум недельных запасов провианта (сушёные мясные лоскутья, пучки трав и свёртки с орехами, даже пара банок бобовых консервов) и нескольких самодельных фляг с водой.

Местные вряд ли настроены сейчас на полноценный диалог, но кто знает, может и ответят ещё, будучи спрошенными. Задерживаться для вопросов или нет - решать Лебе. Не намеревающегося ждать спутницу мозгача всё равно придётся догонять.

Глаз тайфуна. Вот, что он ощущает. Наверное.
Вокруг происходило нечто. Нечто непонятное. Но оно было вокруг. Совсем-совсем далеко. А рядом... рядом было прошлое. Ее личное прошлое, заставляющее почти оглохнуть от боли. Эти люди, они были всем на протяжении всей жизни. Они и были ее жизнью.
Люди, которых она потеряла. Да никогда и не владела, если разбираться. Имена путались, лица расплывались.
Слеза. Всего одна. Леба закрыла на миг глаза, лицо застыло. Говорят, что в горле может застрять комок. Говорят. Это не комок, это само горло сжимается, скручивается до дикой боли. И почти невозможно дышать. Не хочется дышать. Не хочется говорить.
Вдох.
Слеза упала на грудь. Леба так и не опустила головы, не попыталась скрыть. Скрывать свою боль стоит от людей, от насмешливых и злобных существ, которые сами от смущения способны искалечить чужую душу. А здесь не было людей. Только Вихрь и ее память.
И стена спокойной отстраненности. Когда слишком больно, организм может перестать что-либо ощущать. Болевой шок, кажется так.
Выдох.
Леба открыла глаза. Застывший взгляд и застывшее лицо. Она медленно приходила в себя. Молча кивнула и развернулась, забирая подарок.
"Неправильно. Вот я сейчас не колеблюсь. Но кому от этого стало легче? Нет истины, которой стоило бы следовать. А значит - нет смысла бросаться в одну колею".