Шанхай 1935 | ходы игроков | Ветка Беатрис и Эмили

"Какой большой" - подумала Эмили. Она не совсем понимала, отчего столько восторгов и удивления, но неизвестная пока ей весомость этого события была видна в каждом взгляде людей, столпившихся вокруг нее и прильнувших к окнам, любуясь огромным кораблем.

Удивления на лицах стоящих рядом людей Эмили могла заметить сколько угодно, а вот восторгов особых видно не было: напротив, британцы и иные постетители ресторана-лаоваи смотрели на медленно проплывающий мимо них корабль обеспокоенно и настороженно, если не испуганно.

— Да что эти косоглазые, охренели совсем? — услышала Эмили возмущённый возглас. Другой человек, англичанин по виду, обратился к своему товарищу:
— Пойдём, Мэтт. Уплывут как приплыли.
— Может, и уплывут, — без большой уверенности согласился его собеседник.

Обеспокоенность посетителей должна была быть понятна Эмили: пускай девушка и не интересовалась политикой и слышала о захвате Японией китайских земель в Манчжурии и провинции Жэхэ на севере Китая только краем уха, и вообще, выросши в Америке, могла плохо представлять, где такая провинция Жэхэ находится, но вот события февраля 1932-го года в Шанхае Эмили помнить должна была: тогда японцы под предлогом защиты своего мирного населения (а японцев в Шанхае проживало более десяти тысяч) вторглись в город, и в течение месяца в китайской части города шли ожесточённые бои, гремела артиллерия, грохотали танки по улицам, сбрасывали бомбы на жилые дома самолёты и кровь лилась рекой.

Эмили повезло жить не в китайской части города: тогда она с отцом жила во Французской концессии, которую, как и Сеттльмент, короткая, но кровавая война обошла стороной — Эмили помнила, как были перегорожены улицы укреплениями из мешков с песком и витками колючей проволоки и как не ходил поэтому трамвай, как маршировали под окнами её дома отряды вьетнамских пехотинцев, готовые отражать нападение японцев, и как испугался тогда отец и часами сидел на телефоне, пытаясь дозвониться до американского консульства, и всё время было занято. Тогда Джон По не выпускал Эмили на улицу и приказал собрать чемодан (не чемоданы, а именно чемодан, один, с самыми ценными вещами) и объяснил ей, что в случае чего они побегут в американское консульство, где их не тронут.

Но тогда всё обошлось, на них японцы не напали: война, бушевавшая в нескольких километрах от дома Эмили, закончилась, перестали доноситься разрывы снарядов по ночам, вьетнамские солдаты замотали колючую проволоку назад в большие катушки, разобрали укрепления и унесли пулемёты, и трамвай снова пошёл, и всё стало вроде бы как прежде, только вот отправившись в апреле к знакомой девочке в гости в район Чжабэй, Эмили ужаснулась, увидев из окна троллейбуса разрушенные дома, груды щебня и битого кирпича, треснувшие стены, выбитые все до одного стёкла, заколоченные фасады витрин магазинов. "Мы уже привыкли, — с улыбкой пояснила ей тогда её подруга. — Всё ещё хуже было, а уже, видишь, чинят. Починят всё, главное, чтобы снова не было войны."

И вот сейчас — японский крейсер, плывёт мимо них, и фигурки матросов, маленькие отсюда, бегают туда-сюда по палубе, и пушки, грозные большие пушки — не наведены на них, смотрят прямо по ходу корабля, но ведь могут и развернуться в любой момент. И что-то будет, Эмили, что-то может быть.

— Так, ребята! — по-китайски сказал мистер Романьоли. — Посмотрели и хватит! За работу, за работу, — и направился назад в кухню.

Эмили задержалась у окна. Детские воспоминания взбудоражили сознание, она еще минуту посмотрела на корабль и быстро отвернувшись, торопливо пошла обратно на кухню.
Но те картины детства и воспоминания вместе с кораблем еще долго не выходили у нее из головы.

Эмили:
24.10.1935 15:03
Шанхай, Международный сеттльмент,
Бунд, Шанхайский клуб

Рабочий день продолжался, и никакие крейсеры не могли заставить состоятельных шанхайлэндеров отказаться от ланча в ресторане Шанхайского клуба, а потому у Эмили опять было полно работы, и где-то до часу работала она не покладая рук и не присев даже ни разу. А вот с часу дня поток клиентов резко сократился, перерывы в работе становились всё чаще, и в конце концов Эмили вообще осталась без дела, скучая на стульчике в углу кухни, лишь изредка поднимаясь, чтобы помочь с чем-нибудь мистеру Романьоли.

— Слышали, слышали? — говорили друг другу официанты и повара, — демонстрация началась! Народу на Бунде всё прибывает и прибывает!

А потом заговорили про какие-то самолёты:

— Японские, точно говорю, японские, — говорил один повар другому.
— Какие японские! — возражал им официант, — я своими глазами видел, английские это самолёты!
— Да откуда тут английским самолётам взяться?
— Слушай, ну что ты, хочешь, чтобы я своим глазам не верил? Круги на крыльях там - синий, белый и красный!
— Это ж французские цвета, — с сомнением сказал другой.
— Дурак! Британские!
— Британский, британский, — на ломаном китайском подтвердил мистер Романьоли, который внимательно прислушивался к разговору.
— И французские тоже, — упрямо возразил повар.
— Дур-рак!

Эмили взглянула на часы на стене. До окончания смены оставалось меньше часа: ещё пятьдесят семь минуток — и домой. Смена сегодня выдалась не тяжёлая, но какая-то сумасшедшая — крейсер этот, самолёты непонятно чьи, демонстрация ещё...

В этот момент в кухне появился официант Шао Яосин, которому сейчас, судя по всему, делать тоже было нечего. Официант облокотился на стойку, отделяющую одну половину кухни от другой, и обратился к Эмили:

— Сяопо, а, Сяопо. А ты в курсе, что на Бунде происходит? Народу — тьма-а-а! Весь город, похоже, собрался! Ну, это по поводу крейсера-то. Я чего сказать-то хочу. Мы тут, это, как смена кончится, тоже пойти хотим, клёво же. Весь же город! — воодушевлённо повторил официант. — Ты как? Может, с нами, а? — Шао улыбнулся.

Да уж, утро выдалось на редкость странным. Никуда не надо спешить, ни к чему не надо готовиться. Если для некоторых такой внезапный отпуск был бы радостью (за исключением, конечно, самой причины), то для Трис наступило время каторги.
Во-первых, представительница, так называемой, богемы, на самом деле не привыкла праздно проводить время в бездельи, часами крутясь перед зеркалом или прогуливаясь по магазинам. Да, иногда она позволяла себе полчасика такого ничегонеделания…но не больше. Уборка или готовка не входили в число любимейших занятий, которыми можно было бы занять себя ради развлечения, а чтение…книги в данный момент просто выпадали из рук.
Во-вторых, слишком уж любила певица свою работу и все, что связывало ее с ней. Даже трагедии смерти, произошедшие перед глазами Трис не так сильно ранили ее душу, как понимание того, что на долгое время она осталась без «Амбассадора», без сцены. Весь прежний уклад жизни, выстраиваемый годами упорного труда, был разрушен. Девушка будто потеряла часть себя.
Даже забота Эмили и личные трагедии друзей оставались где-то на заднем плане.

И вот такая растерянная, неприкаянная, она ухватилась за единственную возможность как-то приблизиться к прошлому, поехав на встречу с инспектором Рейнольдсом. Перед этим хотелось еще навестить Лизу, ту, кому наверняка приходилось хуже всех.
Если быть абсолютно честной с самой собой, то в обоих случаях Трис не только (и не столько) хотела помочь, сколько поплакаться…полелеять в себе жертву.

А вот звонок Джереми Хантера вывел молодую певицу из себя. Если до этого момента девушка и думала практически исключительно о себе, то сейчас на первое место вышло ее понятие о преданности, дружбе.
- Стервятники… - тихо процедила она сквозь зубы, как же ей хотелось сейчас послать ко всем чертям этого олуха вместе с его лживым сочувствием и почти нескрываемой радостью. Решил купить меня по дешевке? Нажиться на неудаче конкурентов? Хантер…ха, эта фамилия как нельзя лучше подходит тебе…
Взяв себя в руки, Евангелина Вонг предельно вежливо, но с нотками мороза в голосе ответила.
- Мистер Хантер, искренне благодарю Вас за поддержку…но, к сожалению, в данный момент вынуждена отказаться от столь лестного предложения. По условиям контракта я все еще работаю в «Амбассадоре» и все переговоры Вам лучше вести напрямую с моим администратором.

— Хорошо, — сказал Хантер, — но, мисс Бельфлер, всё-таки вы должны понимать, что в свете возникших проблем перспективы вашей дальнейшей работы в "Амбассадоре" выглядят не слишком радужно. В любом случае, если проблемы с контрактом разрешатся тем или иным образом, не стесняйтесь позвонить к нам в "Парамаунт". До свиданья, мисс Бельфлер, надеюсь, что не в последний раз общаемся.

Хантер повесил трубку, и Трис теперь могла подумать, что делать дальше.

Странное чувство - смешение детского страха из воспоминаний и страха реального - трагедия в Амбассадоре, Трис, Джимми, а теперь еще и японский крейсер - все почти отступило в суете рабочего дня.
Но когда ее позвали посмотреть, страх возвратился.
- Нет, спасибо, я тороплюсь домой. - Эмили виновато улыбнулась. Она помнила о Беатрис, оставшейся дома, и представить себя в этой толпе, смотреть куда-то, давка, паника... Девушка закрыла глаза. Ей отчаянно не хотелось быть в эпицентре этих событий и мысль о квартире и ждущей в ней Трис была сейчас такой согревающей и успокаивающей, что Эмили эти 50 минут показались особенно долгими.

15:14

Не успел Шао Яосин с разочарованным видом сказать что-то, как в кухню влетел другой официант, Кан Лайсяо.

— Эй, эй, эй! — заорал Кан, заставив мистера Романьоли с хмурым видом обернуться. — Радио, радио включайте! Чан Кайши выступает! — и сам подбежал к радиоприёмнику в деревянном корпусе, стоявшему в углу кухни, и щёлкнул тумблером. После короткого времени, необходимого для того, чтобы дать лампам разогреться, в кухне послышался звонкий и резкий голос лидера Китая, генерала Чан Кайши:

— ...готовы привлечь на Китай очередные неисчислимые несчастья ради своей сиюминутной выгоды! Это они, люди без роду и племени, по своей воле отказавшие себе в праве называться китайцами, принявшие иллюзию интернационализма, отрёкшиеся от пяти тысяч лет истории, культуры и самого нашего народа, самого имени его, как сделали они это в России! Это дело их рук. Это они устроили эту провокацию.

Чан Кайши сделал паузу, как будто бы давая слушателям поразмыслить над его словами, а затем снова заговорил:

– И прискорбно видеть, как японский флот с радостью и охотой откликается на эту провокацию. Японские корабли стоят напротив центра Шанхая, угрожая городу, парализовав его нормальную жизнь, заставляя горожан в страхе искать себе укрытие на территории иностранных концессий, опасаясь повторения событий тридцать второго года. Но событиям тридцать второго года не суждено повториться. Я со всей ответственностью заявляю японской стороне: если хоть один выстрел прозвучит из японской пушки, винтовки или пистолета в китайца, если хоть одна бомба упадёт на китайскую землю, если хоть один солдат осмелится перейти установленные разделительные линии, мы не ограничимся локальными столкновениями. Нет, мы будем сражаться! И мы знаем, что мы будем в этом не одиноки, что нас поддержат страны, чьи граждане в Шанхае сейчас подвергаются той же опасности, что и китайцы: это Великобритания, это Франция, это Соединённые Штаты Америки, и я уверен, что Японии нечего будет противопоставить совокупной мощи четырёх держав. Но есть у Японии и иной выход. Обуздать амбиции зазнавшихся адмиралов, заставить их подчиняться приказам, увести свои корабли в море, прекратить создавать напряжение, прикрываясь мифическими «антияпонскими настроениями», которые сами они и нагнетают! И принять результаты независимого международного расследования причин случившегося. Даже не являясь членом Лиги Наций, Япония всегда может довериться экспертному суждению специальной комиссии Лиги, запрос на создание которой будет сегодня подан китайскими представителями в Женеве. Так и только так наши народы могут удержаться на краю пропасти и не скатиться в пучину разрушительной войны. Так будем же надеяться, что разум восторжествует.

«Вы прослушали выступление Председателя Военного совета Китайской Республики генерала Чан Кайши, – сказал диктор. – Выступление будет повторено через полчаса.»

Грянули фанфары, отмечающие конец новостного выпуска, и заиграло медленное вступление музыкальной композиции.

Официанты переглянулись.
— Война, что ли? — нерешительно спросил Шао Яосин, неизвестно, правда, у кого.
— В зал иди, — скомандовал ему мистер Романьоли.
— Так там нет никого... — тихо сказал Шао. Кан кивнул, подтверждая его слова.
— В зал иди! Быстро! — резко и зло крикнул на официанта мистер Романьоли, зыркнув на него исподлобья. Таким раздражённым обычно незлобливого и дружелюбного шеф-повара Эмили ещё не видела. Официанты, конечно, сразу же исчезли за дверью. Романьоли прошёлся туда-сюда по кухне, сцепив руки за спиной и бормоча что-то по-итальянски, которого Эмили не понимала, но узнала слово "cazzo", которое мистер Романьоли вообще часто повторял (девушка догадывалась, что слово это неприличное). Двое других помощников молча стояли — один прислонившись к большому холодильнику, другой у разделочного стола, поигрывая ножом в руке. Тягостное молчание повисло в кухне, и только из радио всё звучала медленная мелодичная китайская песня про девушку, которая сидит на берегу озера Куньмин и ждёт, когда с другого берега в лодке приплывёт её возлюбленный.

Беатрис:
14:52

А Беатрис в это время была дома и не знала, чем заняться. Сходив позавтракать в кафе на первом этаже соседнего дома, девушка вернулась домой, решив отложить поход в полицию до послеобеденного времени. Около половины двенадцатого же в дверь раздался звонок. Трис подошла к двери и заглянула в глазок. За дверью стояли два китайца — один молодой, в модном пальто и фетровой шляпе, другой лет под тридцать пять, пухленький, в кожаной куртке.

— Добрый день, мисс Вонг! — не дожидаясь, пока Трис откроет дверь, поприветствовал её молодой человек в пальто. — Билл Ляо, Стив Тан, "Норт Чайна Дэйли Ньюс". Вы не против ответить на пару наших вопросов?

Все еще не остывшая от наглости заместителя администратора Парамаунта, Трис едва удержалась от того, чтобы повернуться и уйти, не открыв газетчикам-акулам двери. Разговаривать с ними она вообще-то намерена в любом случае не была, но поступить так было бы слишком грубо. Поэтому девушка приотворила дверь на цепочке.

— Мистер Ляо, мистер Тан... прошу меня простить, но я уже обещала свое время мисс Лян.

Ляо и Тан переглянулись.

— Мисс Вонг, мы всего на пару минут и пару вопросов, — было видно, что Билл Ляо с трудом удерживается, чтобы не схватиться за дверь и не дать её захлопнуть. Но удержался, сцепил руки в чёрных перчатках пониже пояса, как Гитлер. — Я вас уверяю, мы не отнимем у вас много времени.
— А ваше интервью и фотография, — Стив Тан кивнул на фотоаппарат, — появятся в самой влиятельной англоязычной газете Китая.
— Мистер Тан, — девушка перевела усталый взгляд навторого журналиста, — Это очень лестное предложение, но... как я уже сказала, все права на информацию я передала мисс Лянн. Об остальном вам следует договариваться с моим администратором.
— Все права на информацию? Это как? — по-китайски спросил Стив Тан коллегу. Билл Ляо непонимающе пожал плечами.
— Мисс Вонг, мы обращаемся к вам как к частному лицу, а не как к сотруднику "Амбассадора", — настойчиво сказал Билл Ляо.

Трис и сама понимала, что сморозила глупость, но эти слова как-то сами собой слетели с языка. Впрочем, отступать было поздно. Лучше уж дать интервью той журналистке, которая поймет ее состояние, нежели этим, желающим лишь нажиться на трагедии. В том, что и Джулия, скорее всего перевернет ее слова, девушка не сомневалась, но общаться с ней было по крайней мере приятней.

— Еще раз прошу меня простить, но и как частное лицо, вынуждена отказаться.
— Очень жаль, — только и сказал Билл Ляо, и Трис захлопнула дверь.

Оставив газетчиков без интервью, Трис решила набрать домашний номер Лизы, но та не отвечала. Зато вскоре позвонили самой Трис: сняв трубку, девушка услышала.

— Добрый день, мисс Вонг! Меня зовут Марк Кручински, я журналист газеты Шанхай Морнинг...

Марк Кручински не успел договорить, потому что Трис бросила трубку. Ещё через полчаса позвонил ещё какой-то господин, но тут уж Трис и дожидаться, пока он назовёт свою газету, не стала, а сразу бросила трубку. А около часу дня снова раздался звонок в дверь. На этот раз за дверью были не газетчики, а соседка Трис элегантная пожилая китаянка Мэри И.

— Мисс Бельфлер? — обратилась она к Трис на правильном английском. — Хотела бы сообщить, что у подъезда вас дожидаются каких-то два молодых человека очень некультурного вида. Они спросили у меня, дома ли вы. В свете случившегося позавчера в нашем подъезде я сочла нужным предупредить вас. И консьержа я тоже предупредила! После того, что с ним случилось, бедняга Сун теперь будет осторожен и не станет пускать кого попало! А знаете, мисс Бельфлер, я давно говорила, что Сун поплатится за свою нерадивость в работе, и заметьте, как я была права!

Сун был консьержем подъезда в котором жила Трис, а пострадать за свою нерадивость ему пришлось позавчера вечером, когда он пустил в подъезд Ли Сю со своими бандитами. Впрочем, Сун легко отделался (особенно принимая во внимание, что Ли Сю сделал с Марио) — бандиты Ли Сю его лишь связали и оставили лежать в своей подсобке, и сейчас он уже снова был на посту и, надо думать, теперь относился к своей работе более серьёзно.

Поблагодарив Мэри И, Трис подошла к окну в гостиной и выглянула наружу. На улице рядом с домом действительно стояли два незнакомых человека, явно дожидаясь её, мисс Вонг. Тем временем время уже близилось к трём и надо было сходить куда-нибудь пообедать, а заодно и в полицию зайти, ведь инспектор Рейнольдс обязательно просил зайти. Выходить из дома и идти ловить рикшу означало дать журналистам шанс увязаться за ней, и Трис решила вызвать такси, за которым они щелкопёры уж явно гнаться бы не стали.

Такси приехало в без десяти три, и Беатрис спустилась к выходу, сразу же двинувшись к машине. Но газетчик, конечно, шанса упускать не собирался и шустро подскочил к девушке:
— Мисс Вонг! В двух словах! Ваши впечатления от случившегося в "Амбассадоре"?

Беатрис, так и не повернув головы к назойливым папарацци, быстро села в такси и захлопнула за собой дверцу, едва не прищимив одному из них пальцы.
— Make walkee chop-chop SMP Central Station side, — на шанхайском пиджин-инглиш назвала она место назначения, и водитель-китаец откликнулся:
— Can do! SMP Central Station side chop-chop go, — и тронулся с места. — Look-see plane, missy?
— No look-see, — покачала головой Трис.
— Six piecee plane make fly Shanghai topside, — пояснил водитель. — Inkeli plane, no Japan. What fashion fly, no man savvy. Japan ship morning make walkee Huangpu side, all plopa, now Bund side no can go, bym-bye Inkeli plane hab got. Too muchee plopa. Number one! — водитель досадливо прихлопнул по рулю и показал Трис большой палец.

Эмили тихонько опустилась на ближайший стул. Она выглядела подавленной. Обычная жизнь начала рушиться на глазах. И это страшное слово "война" - разрушительное, уничтожающее...
Эмили почувствовала себя маленькой девочкой - то же чувство беспомощности, что делать, Эмили, как нам быть?

Беатрис:
24.10.1935 16:42
Шанхай, Международный сеттльмент,
Тибет-роад, д. 7, кв. 12

Поговорив с инспектором Ричи и пообедав в кафе, Беатрис вернулась домой после четырёх, с удовлетворением отметив, что назойливые журналисты, караулившие у подъезда, куда-то пропали: возможно, что решили не дожидаться отъехавшей по делам мисс Вонг, а возможно, сейчас были заняты другими, более важными делами — в городе творилось чёрт-те что: крейсер напротив Бунда, британские истребители в небе, да ещё и демонстрация какая-то непонятная на Бунде.

Эмили дома ещё не было: сегодня она работала в первую смену, которая заканчивалась в четыре часа пополудни, так что ждать подругу можно было к половине четвёртого, и именно этим Трис и занялась, проводя время в непривычном безделье — ни убираться по дому было не нужно, ни даже готовить: Трис только что пообедала, ну а Эмили — Эмили работала в ресторане, и уж конечно, с питанием на работе у неё проблем не было.

Коротко стукнули часы на стене, оставшиеся от прежних владельцев, отмечая половину пятого часа. Эмили не возвращалась. Вообще-то от «Шанхайского клуба» на Бунде, где она работала, до дома было не более пятнадцати минут езды на трамвае и примерно столько же на рикше, но уж, конечно, она могла и задержаться, так что начинать беспокоиться, наверное, было ещё рановато.

Всего неделю назад Трис и не стала бы беспокоиться о такой короткой задержке подруги. Скорее всего, она даже не придала бы ей значения. Мало ли что могло случиться: неожиданный крупный заказ, инспекционная проверка, сбои в поставках продуктов питания, - когда каждая пара рук оказывается на вес золота. И это только относительно работы. А, зная мягкий характер Эм, помощь её могла быть предложена и голодному уличному котёнку, и прихворавшей одинокой старушке, и заблудившемуся иностранцу. Беатрис бы не удивилась, вернись мисс По с новостью, что принимала роды прямо посреди трамвая и теперь является лучшим другом новоявленной мамаши, а именем её назвали появившуюся на свет малышку. И, разумеется, был ещё Джимми.

Но после всего, что с ними произошло и продолжает происходить, позитивные мысли гасли, не успевая укрепиться. Город гудел, как потревоженный улей. Крейсер, истребители, демонстрация, беспорядки...
Стоя у окна, девушка уже не просто с тревогой, а со всё нарастающим ужасом вглядывалась в ставшие родными улочки.
Сгущающиеся тени добавляли мрачности предчувствию беды, но, оставаясь на своём импровизированном посту, свет мисс Бельфлёр не включила. И только когда тишина в квартире стала невыносимой, решилась позвонить подруге на работу. Трубку не взяли ни на первый, ни на третий, ни ни пятый раз.

Ещё минут десять Беатрис дала себе, ожидая и мучая телефонный аппарат. Звонила она и Джимми, и Джону По. С тем же успехом.
Пожалуй, такого панического накатывающего ужаса девушка не испытывала даже во время налёта бандитов на Амбассадор. Было ощущение, что она осталась совсем одна.
Клёпа, чувствуя состояние хозяйки, крутилась под ногами, пытаясь всеми своими кошачьими силами успокоить её.

Но как только часы пробили пять, усидеть на месте Трис уже не могла, и всё таки, по давней договорённости, прежде чем выскочить за дверь, начеркала короткую записку: "Эм, поехала за тобой в клуб, если появишься раньше, никуда не уходи".
Дожидаться трамвая Беатрис не стала. Такси, уже было остановившемуся, дала отбой, вспомнив недавний рассказ водителя о заторах на Бунде. Лучше всего было воспользоваться услугами рикши, но и его удалось поймать не сразу. Когда, наконец, это удалось, девушка пробежала почти треть пути. Совсем позабыв о ещё днём подстерегающих её на каждом шагу журналистах.

24.10.1935 17:03
Шанхай, Международный сеттльмент,
Перекрёсток Ханькоу-роад с Хэнань-роад

Выскочив из дома (журналистов у подъезда уже не было) и пробежав мимо деревянного забора Публичного парка до ближайшей ведущей к Бунду улицы, Беатрис застыла в недоумении на углу: по узкой Ханькоу-роад, больше напоминавшей ущелье между пяти-шестиэтажными зданиями, прочь от Бунда валила беспорядочная толпа китайцев. Мучжины в чаншанах и рабочих куртках, молодые женщины в простых платьях — все торопливо, спотыкаясь на ходу, что-то возмущённо крича по-китайски, спешили прочь от Бунда — именно оттуда, где находился Шанхайский клуб. На углу Тибет-роад и Ханькоу-роад гарцевал на коне полицейский-сикх с длинной бамбуковой палкой в руке. Кто-то из проходящих мимо китайцев крикнул сикху что-то обидное, тот подал коня в его сторону и замахнулся палкой. Китаец поспешил скрыться в толпе.

Но Трис не было времени наблюдать за этим: девушка уже пробиралась сквозь встречный поток по направлению к Бунду. К счастью, толпа шла не очень плотно, и навстречу ей можно было двигаться, хотя Трис то и дело задевали плечами. За спиной послышался звон разбитой витрины. Трис увидела, как в толпу бросились несколько европейцев в британской военной форме с дубинками в руках. Китайцы возмущённо кричали на европейцев, а те пробивались через толпу, походя раздавая удары дубинками замешкавшимся на их пути.

Мимо Беатрис проехал отчаянно крутивший педали велорикша, за которым поспешали несколько человек, подталкивая коляску. На пассажирском сиденье лежал человек, накрытый флагом Китайской Республики. Из-под флага торчали ноги в полосатых брюках и голая рука. В метре от Трис сомнамбулически прошёл пожилой китаец в разорванной рубахе и с окровавленным лбом. Заметив иностранное лицо, китаец обернулся к Трис и, указывая на неё крючковатым пальцем, что-то пронзительно закричал. Окружающие обернулись на Трис. Девушка испуганно отшатнулась. Раненого китайца дёрнули за рукав и повели дальше.

Вдруг Трис кто-то резко дёрнул за руку. Девушка обернулась и увидела перед собой молодого, едва ли не моложе Трис, русоволосого парня в британской военной форме, который протолкался к ней через толпу. По всей видимости, это был солдат Шанхайского добровольческого корпуса.
— Вы что, с ума сошли?! — парень заорал ей в ухо по-английски с сильным русским акцентом, указывая дубинкой в сторону Бунда. — Туда нельзя! Там стрельба!

Стрельбы Трис никакой не слышала, но вот русский вцепился ей в запястье и решительно потащил в сторону, где на середине Хэнань-роад стоял броневик, а около броневика неплотной цепью ещё десяток русских солдат с дубинками в руках. Рядом стоял застывший перед толпой троллейбус. Китайцы что-то кричали русским, но подходить к броневику опасались, и толпа валила дальше по Ханькоу-роад, не сворачивая на пустую Хэнань-роад.