Запах мертвых цветов | ходы игроков | Джонатан Булл

Холодный дождь. Он хлещет по лицу с упорством, какому можно только позавидовать. Мглистый, высокий лес. Деревья без границ и без вершин. Сплошные стволы, уходящие мхом в стальное, темное небо. Папоротник под ногами мнется, вязнет упругой кожурой, открывая сырую, влажную землю.
Печально и тоскливо прокричала сова. В ее клекоте была грусть убийства.
Разрезал ноздри знакомый аромат. Аромат, который всегда будет преследовать. Будет рядом. Его металлический, ржавый привкус на губах. Его алый, кипящий цвет в глазах. Его вязкая, теплая плоть на руках. Аромат крови. Аромат охоты.
Тихо и осторожно ступают шаги Убийцы, теряясь в шорохах омертвевшего леса. Каждое движение проверено, каждая подлая, сухая ветка просчитана. Нет места ошибкам. Нет места оплошностям. Особенно сейчас, когда перед ним одна из главных целей жизни.
Заныл ветер, плача над Судьбой. Орошая ее своими прозрачными, хмельными слезами. А со стороны ветвистого, корявого столба донесся тихий, едва уловимый шорох.
Сорвались ноги, моментально несясь в сторону звука, отточенным движением выскочил пистолет из кобуры. Пропели песню три, ровно три серебряные пули. И раздался отчаянный, заглушенный совьими песнями крик. Цель нашла свою смерть.
Убийца вышел из тени корявого дуба, тяжелым, скользким взглядом впиваясь в тело, покрытое чешуей. В огромные глаза амебы, с ненавистью вглядывающиеся в человека. В руки, заплывшие мембранами. В тело, худое и скользкое. Блеснула ядовитая улыбка. Прощальная. И тварь скончалась, расплываясь лужей голубоватой крови.

Золотистые блики солнца прогнали сон. Оставили отпечаток куража и адреналина. Захотелось кого-то убить, но желание постепенно смылось слабостью, которая всегда сопутствует пробуждению.
Джонатан лишь под утро прибыл в старую таверну старого городка. Лендай, кажется, так было написано на покореженной, но чистой вывеске.
Группа Иссушителей, древних, словно ходячие реликвии, встретилась Буллу в одном из городков. Угнаться за ними были трудно, но это того стоило. Джонатан прибыл всего на ночь позже, и расположился в центральной таверне. Хорошая комната на втором этаже с прекрасным видом на чистые, мощеные улочки. Он узнал, что в этом отеле остановилось трое Иссушителей, а еще четверо находятся в месте, под названием «Злобный Гарри». Кроме того, твари выдали себя в эту ночь, похитив молодую девушку, дочку какой-то Жаклин.
Жажда наживы гнала Булла, но интуиция подсказывала, что сейчас нужно быть предельно осторожным.

Улыбка. Дьявольски милая, хищная улыбка. И всё.

Мгла. Чернота. Мягкая, обволакивающая своими нежными щупальцами боли. Обступает вокруг, не дает ни дышать, ни мыслить. Только смотреть. Только в эти глаза – глаза, черные, с ядовито-красными прожилками, рассекающими радужку на рваные частички. Эти глаза смотрят на тебя из темноты, вкушают твой страх подобно дегустатору, что вкушает ароматный напиток, пахнущий вербеной, смородиной и солнцем Южной Франции. Они медленно впитывают тебя, аккуратно разделывают на кусочки, пожирая тебя собою, своей наглой извращенностью. И не противься, дружок – ты здесь бессилен. Только боль. Только страдания.
Ты отомстишь им. За всё. За то, что мучает тебя во снах, за то, что не дает тебе покоя в жизни, которую все называют реальной. Она для тебя – еще один сон. Более холодный, более черствый и блеклый сон, в котором приходится жить, пока не приходят кошмары. Так было. Так будет.
Открой глаза, Алан. Проснись.
Открой глаза.
Открой.
Тяжелая пелена стальным покрывалом спускается с век. Во рту привкус грязи и мякоти прокисшего апельсина, плавленой резины, отвратительной рвотной массы. Тошнотворный привкус, который просто необходимо смыть. Немедленно. Сейчас же.
Утирая тыльной стороной ладони уголки рта, он поднимает голову с подушки, приподнявшись на согнутой руке с мягкого матраца – тазик, предусмотрительно оставленный на ночь, как предупреждение, почти пуст. Это хорошо. Ржавая маслянистая жидкость отблескивает в лучах утреннего солнца. Он уходит в ванную, включает холодный душ и моется под ним, с еле скрываемым восторгом чувствуя, как ледяная вода струится, огибает тело, кусает кожу, морозит ступни, касающиеся холодного кафеля.
Утираясь мягким полотенцем, подходит к зеркалу, глядя на свое отражение. Там – призрак. Дух прошлого. Ненастоящий Джонатан Булл с ненастоящим бледным лицом сизоватого цвета смотрит, оценивает себя ненастоящим взглядом. Коснулся пальцем правого века, отвел его наверх, разглядывая белок, покрытый красноватыми прожилками. Отвел нижнюю и верхнюю губу, разглядывая клыки. Устало провел рукой по лбу, отводя взгляд. Отводя от себя. Находя им маленькую скляночку, скромно стоящую на краю раковины, будто бы выжидающую своего часа.
Пора. Лекарства нужно принимать вовремя.
Глоток. Отвратно на вкус, на запах – еще ужаснее. Давно привык. Уже не тянет рвать от этого ужасного запаха, примеси горечи, ядовитой желчи, ржавой крови, отравы, яда. Зато помогает. Помогает справиться со всем. Один маленький глоток – и никаких проблем. Пока не уснешь.
Быстро привел себя в порядок, оделся наспех – накинул черные брюки, застегнул ремень; на сегодня выбрал черную рубашку и коричневый жилет; продел руку и крепко затянул плечевую портупею, - из кобуры спокойно и очень даже мирно выглядывает пластиковая рукоять пистолета; поверх всего – толстый кожаный плащ, немного затертый, но так приятно пахнущий стариной, пылью, порохом и кровью. Запах приятно щекочет воспоминаниями. Фетровая шляпа мягкого бистрового цвета плавно опускается на зачесанные волосы светло-каштанового, выцветшего цвета.
Рука опускается в карман и тут же натыкается на мягкую сталь – обух раскладного ножа кажется таким приятным на ощупь. Вытащив его на свет, нажимает на небольшую кнопочку у основания – приятно, плавно, мягко «бздынькает» пружинка, и лезвие выскальзывает, холодно щелкнув в конечном положении, преломляя солнечный свет серебристым сиянием.
Красивая, а, главное, полезная штучка. Мягко опускается в карман.

Поднимает ключ от комнаты с тумбочки, коротко взглянув в окно. Похлопав по карманам, находит бумажник. Останавливается, едва коснувшись пальцами дверного замка. Вслушивается в шуршащий звук, доносящийся из коридора. Ворс ковра. Мягкая поступь. Маленькие ножки. Безошибочно определять такие мелочи – значит оставаться живым чуть дольше положенного. Уходит. Уборщица, вестимо.
Посмотрел на тумбу цвета бука, что стоит рядом с входной дверью. Поднял пластиковую карточку с надписью «НЕ БЕСПОКОИТЬ», вышел и повесил ее на дверную ручку. Мягко и бесшумно ступая по коридору, вышел к лестнице. Спустился, поглядывая вниз. Вышел в холл, подошел к стойке портье. Кивком поздоровался.
- Поблизости есть приличное кафе? – спросил он, чуть кашлянув – голос показался слишком хриплым, слишком грубым. Под стать характеру.

Чистое, нижнее помещение отличалось удивительной простотой и, в тоже время, вычурностью. Теплые, ольховые стены украшали три картины с довольно интересными сюжетами, написанными, видимо кистью одного мастера.
Первое внушительное, горизонтальное полотно открывало панораму горной долины, уходящей в туманные, окутанные снежным молоком горы. Осенние, тепло-багровые и золотые краски радовали глаз. На переднем плане мелькало стального цвета озеро, зеркалом отражающее лес на противоположном берегу. В этом озере можно было разглядеть большую кляксу лилово-пурпурного цвета. Вот мелькает длинный, раздвоенный хвост. Вот сияет в холодном свете солнца чешуя на спине. А вон там уходит в темный омут длинная шея, скрывая свою голову.
Вторая картина была портретом молодой, улыбчивой девушки. Ее волосы напоминали золотой пушок, собранный в растрепанный, выбившийся пучок. Глаза блестели жизнью, следя за каждым, кто проходил мимо картины. Под шейку затянутые кружева и изумрудные серьги, которые прекрасно сочетались с голубовато-зелеными глазами.
Последняя картина, пожалуй, привлекала взгляд больше всего. И только спустя несколько секунд Джонатан понял почему. Мглистый, высокий лес. Деревья без границ и без вершин. Сплошные стволы, уходящие мхом в стальное, темное небо. Папоротник под ногами мнется, вязнет упругой кожурой, открывая сырую, влажную землю. Это был лес из его сегодняшнего сна. Только дождь в нем не шел, вместо него по листьям папоротника гуляла рябь. А вот из-за ствола дерева, находящегося почти у самой рамки, выглядывало существо. Тело, покрытое чешуей. Безликие глаза амебы, с той же ненавистью и насмешкой поглядывающие из-за своего укрытия. Ладонь, накрывшая ствол полупрозрачной мембранной. Ядовитая, зубастая улыбка.

Под ногами шелестел темно-бардовый ковер. Безупречно чистый, как и все вокруг. Небольшая, дубовая стойка, покрытая блестящим лаком, находилась у стены напротив входной двери. Сбоку стоял кожаный, черный диван с прозрачным столиком у подножья, на котором красовались утренние газеты и блюдо румяных булочек.
У другой стены прозрачным боком выпячивался огромный, литров на 300 аквариум. В его спокойных, чистых водах плавали всего три рыбы – все три большие и невзрачные, с огромными, внимательными глазами. Их взгляд нервировал и раздражал. Дно было устлано камнями, на которых шевелились ярко-лимонные и темно-зеленые водоросли.
Администратором являлся молодой, энергичный француз, свободно говорящий и на английском, и на немецком языках. Но сегодня его обычно улыбчивое лицо было осенено тревогой и, будто бы, ожиданием дурных новостей. Увидев спускающегося постояльца, он тут же взбодрился и громко сказал:
- О, мсье! Доброго утра, вы так рано. Вы можете позавтракать у нас, господин, и это будет совсем недорого. Кроме этого места есть лишь кабак «Гнедая лошадь» и таверна «Злобный Гарри». Но я вам не советую пока выходить.
Наклонившись чуть вперед, администратор тихо, испуганно бормотнул:
- У нас трагедия случилась ночью, знаете ли. Похитили красавицу дочь местной женщины Жаклин. Это вон та молодая леди на портрете. Такая веселая была, словно птичка полевая. Чирикала постоянно, радовала весь город. Это ужасное происшествие, мсье. – По лицу администратора проползла тень, которую он неумело попытался спрятать под извиняющейся улыбкой. – В любом случае, сейчас город пребывает в волнении, ну, вы понимаете. К чужеземцам у нас относятся осторожно, и вам лучше повременить сегодня с прогулками. Поэтому я вам искренне советую отобедать в нашей таверне, она вон там.
Протянув сухую руку, парень указал пальцем на полуприкрытую дверь, из которой тяжелой, сизой струйкой выплывал ароматный, табачный дым. Так же оттуда неплохо пахло жареным мясом, кофе и спиртным.

Булл внимательно посмотрел в глаза портье – очень так, знаете ли, внимательно, проницательным, полным чуткости и проникновенности взглядом. Дождался, пока молодой и энергичный сбавит свой болтливый голосок на полтона, при этом вглядываясь в хмурое лицо нового постояльца, который, собственно, мог показаться ему тем еще фруктом – тем, что приезжает затемно, платит наличными сразу же по приезду; тем, что страшно немногословен, замкнут и довольно груб с носильщиками.
Джонатан Булл внимательно смотрел, слушал и даже внимательно нюхал – чуткий нос убийцы уловил запах утреннего кофе, сваренного буквально только что; еще пахло сдобными булочками с корицей, медом, и вареньем; пахло стареньким табачком, выуженным из старинного мешочка, засыпанным в лакированную курительную трубку из бука или дуба; пахло теплом, мягким ковром, кожаным диваном; пахло расслабленностью и вкусным завтраком.
Хм. Кажется, пахло духами – если убийца не ошибался, духи были женскими. Приятный сладкий аромат, щекочущий рецепторы, витал в комнате совсем недавно. Может быть, показалось? Рефлекторное ощущение всего, что может пахнуть, а особенно – вычленение из острых запахов те ароматы, которые так неприятно, так приторно отдают кровью живых – это уже превратилось в повседневную привычку, с помощью которой можно, нет, даже нужно охотиться.
Охотиться. Нет. Не то слово. Охота подразумевает под собой возможность проигрыша. Алан же ходит убивать.
- Убедил, - сказал наконец угрюмый постоялец, поглядывая на указанную ему дверь, - пока я не ушел – скажи, дружище – здесь у вас нет других новых постояльцев? Ведь нам, чужакам, нужно держаться вместе, - ты сам сказал, что новеньких в городе не любят. А? – мужчина взглянул на портье будто бы принудительно, не оставляя ему шансов на увиливание от ответа – холодный блеск голодных хищных глаз обычно вызывал у людей такое неприятие, что большинство тут же старалось отмазаться от собеседника, сразу же сообщая ему все, что нужно.

Администратор замешкался и резко отодвинулся назад, ударившись головой о выпяченную полку с книгами регистраций. Выражение его лица приобрело испуганный вид. Глаза забегали, будто искали какое-нибудь средство обороны. Подняв дрожащие руки, паренек опустил их на стойку и, срываясь, пробормотал:
- Д-да, кон-нечно, месье. Вчера вечером, чуть раньше вас, у нас зарегистрировались три человека. Молодой джентльмен, роскошно одетый в черный костюм, белый галстук и шляпу. Очень презентабельный, юный мужчина. Обаятельный и довольно обходительный. Сейчас он находится как раз в нашем баре, пробуя, как он выразился, «французский ассортимент жгучих рек».
Достав из кармана белый платок с узором в виде трех лилий в углу, администратор вытер бисеринки пота, выступившие на лбу. С опаской поглядывая на своего собеседника, он тихо продолжил:
-С ним вместе вошел пожилой человек, с солидными, густыми усами. Он определенно француз, но вид у него слегка потрепанный. Знаете ли, редко можно встретить француза с пыльным, грязным пиджаком и оборванным на конце галстуком. Да и ведет он себя… гм… странно. Где сейчас этот господин – я не знаю. Он выходил сегодня рано утром, еще до рассвета.
Слегка успокоившись, парень спешно осушил стакан воды. Его руки еще дрожали, но в голос возвращались обычные, нормальные нотки.
- Чуть позже них зашла девушка. Очень необычная внешность. Молодая и симпатичная, похоже, американка. Ее трудно НЕ заметить. Она красит волосы в ярко-голубой цвет. Опрятная, вежливая, но немного не от мира сего. Она из комнаты сегодня не выходила, мсье.

Вздрогнув, словно по комнате прошелся леденящий ветерок, администратор устало плюхнулся на стул. Создалось впечатление, что разговор отнял все его силы. Живой француз потерял свою живость, под глазами расплылись темные круги.
Сцепив обе руки в замок, он, после минутной паузы, вымученно спросил:
- Могу я чем-нибудь еще быть полезен господину?

Снова выслушал, на этот раз немного «живее» изображая некую смесь из удивления, заинтересованности и атрофированного внимания. Информация – полезная, очень важная цепочка в процессе, который называется «игрой». Информация – это основа, фундамент всей игры. Имея при себе актуальные, правдивые сведения о других игроках, можно запросто, - ну, или с небольшими сложностями, - выработать основную стратегию, выбрать доску для игры, поле боя, так сказать, на котором будут проходить основные действия. Знать противника в лицо – очень важно. Но знать его со всех сторон, коими он себя показывает посторонним – еще важнее.
Держи друзей близко, а врагов – еще ближе. Кажется, так говорят? В случае Джона Булла первую часть изложенной мудрости можно было опустить за ненадобностью.
Небрежно кивнул головой, как будто бы поблагодарив. Повернулся, направился туда, откуда доносятся воистину приятные сладкие запахи, будоражащие ту крохотную часть воображения, которая отвечает за гастрономические визуальные образы, фигурирующие в сознании.
Легонько толкнул дверь рукой. Едва слышно скрипнув, она отворилась. Прошел внутрь, тяжелой и неспешной поступью шагая по мягкому ковру, при этом медленно, как бы невзначай оглядывая помещение, примечая расположение столиков и стульев, окон, канделябров, картин, стоек и прочих элементов интерьера. К тому же, отыскивая отсутствующим взглядом нового постояльца.
Запах мяса, яичницы, чашки кофе и одной-единственной сигареты. Иногда кажется, будто для счастья человеку нужно немного. Но, как бы не прискорбно было это признавать, счастье это, помаячив на границах замкнутого разума, ускользает, уплывает сизой дымкой, заставляя гнаться за ним; впрочем, всегда такие попытки оказываются безуспешными и чаще всего кончаются инфарктами, проблемами с лишним весом или раком легких.
Но это отнюдь не значит, что человек не может себе позволить минутную слабость.

Дверь сладко скрипнула своими петлями, впуская в маленькую, уютную таверну «Бернадетт Розовой» Джонатана Булла. Смешанное ассорти из разных ароматов ударило в нос, приятно оттягивая струны обоняния. Хмуро водя глазами, убийца осматривал это заведение. А осматривать было что.

Очень низкий, полусферический потолок, мощенный выпирающими кирпичами, сразу же создавал атмосферу уюта. Каменные плиты на полу, неровные и потресканные, кое-где покрывали красные ковры старой выделки, так же на полу можно было заметить шкуры – пару белых, явно овечьих, а вот одну светло-бежевую, похожую на шерсть лани. В одной из стен стоял вделанный в нее камин. Он казался продолжением потолка, плавно переходящим в кладку. Вытяжка трубы имела плоскую, выпуклую форму и деревянные бортики, на которых стояли чугунные бокалы, старинная турка, песочные часы и пара статуэток. В самом камине полыхал веселый, необузданный огонь. Трещали и шипели дрова, разнося по комнате приятное благоухание вишни. На огне стояла решетка, рядом с которой лежала приваленная лопатка и кочегарка. По-видимому, на углях от этого костра будут жарить сочное мясо. Под камином аккуратно лежали сложенные дрова.
Помещение не имело окон, и было освещено лишь костром, да многочисленными свечами. На стенах висели небольшие, лепестковые бра, но сейчас они были выключены, отражая золотым покровом мерцание свечей. Освещение создавало еще более уютную и домашнюю обстановку.
Грубо вытесанные, деревянные столы и скамейки в беспорядке стояли по всему кабаку. На них находились оловянные миски, чугунная посуда и многочисленные бутыли. Так же там стояли древние канделябры из позеленевшей бронзы. Не зависимо от скамеек, около стен находились небольшие диванчики, обтянутые клетчатой тканью. Их цвет был потерт, но до сих пор обещал удобства.
На стенах не было картин, зато там висели совсем необычные для украшения вещи. Огромное седло, рассчитанное на гнедого мустанга и мощного владельца. Оно сверкало полированной, черной кожей, вися на стальном крюке. Рядом с ним расположился ряд подков, причем не декоративных, а явно тех, какие использовали. Чуть дальше глаз наткнулся на полку, которую обустроили алхимические реторты, перегонные кубы, кальцинатор и ступки. Рядом с ними были небрежно расставлены колбы и заплесневевшие пробирки, в которых светилась яркая жидкость бесподобного, рубинового цвета.
Чуть дальше, в задней части таверны, стояла барная стойка из того же великолепного дерева, что и столы. В отличие от всего прочего, она была гладко отполирована и сверкала стерильной чистотой. Над стойкой висели многочисленные фужеры, бокалы, кружки и прочее. А на стене за ней расположилась клетка для вин, из которой торчали старые, темно-зеленые бутылки без этикеток. Неподалеку от стойки стояло несколько бочонков.
Барменом оказался хмурый, молчаливый мужчина, одетый в клетчатую рубаху, бежево-кожаную жилетку, темно-коричневые брюки и ковбойские сапоги со шпорами. Его длинные усы спускались почти до плеч, сливаясь с бородой. Волосы бармена были собраны в конский хвост.

ссылка

Кабак был почти пуст. Все столики были свободны, кроме одного. На нем стояла серебряная сервировка, в которой можно было различить остатки яичницы. Рядом стояла плетеная корзинка с хлебом. Пепельница, в виде стеклянной чаши, держала на себе тяжелую, дымящуюся сигару, чей бесподобный аромат и наполнял комнату.
За придвинутым диванчиком сидел мужчина. Молодой и обаятельный, он держал в одной руке тяжелый, граненый стакан со светло-чайной, сверкающей жидкостью, отражающей свет рядом стоящих свеч.
Черный костюм, черная рубаха и черный жилет. Белый, аккуратно вправленный под жилет галстук. Белые, удивительно чистые и сверкающие туфли. И черная шляпа, по полам которой вилась белая, атласная лента. Лица мужчины под шляпой видно не было – он наклонился над столом.
Лишь подойдя чуть ближе, Джонатан смог оценить занятие посетителя – свободной от стакана рукой он раскладывал желтые, слоновьи карты, на обложке которых виднелась нарисованная золотом картинка костей.
Стоило Буллу подойти, как незнакомец поднял голову, открывая безупречно-красивое лицо. Внимательные, ореховые глаза сверкнули. Рот растянулся в странной, извиняющейся улыбке.

Ты всегда чувствуешь их. На них метка – Смерть. Они несут ее, не пряча, а гордо вознося, как рдеющий флаг. В их движениях скрыта грация хищника. В их глазах чужим ознобом плавится пустота. Они одиноки, в своем бессмертии, но это есть их спасение от тех лет безумия, что отделяют вечность и смертную жизнь. В них чувствуется рев душ, он разрывает их изнутри, он выпластывает наружу боль, которую никогда не излечит время.
И смерть им дорога, пока есть, что терять.

ссылка

Таверна, спрятавшаяся под сводами «Бернадетт Розовой», не могла не радовать глаз – тихо, уютно, мило. Тихонько трескают поленья в огромном камине, вспыхивая маленькими алыми искорками. Аппетитный запах вина, сыра, легко припорошенного кисловатой плесенью; каменные стены, пол и потолок, тяжело нависающий над головой.
Не хватало гобеленов, изображающих эпические сражения людей с монстрами, древних, но начисто отполированных доспехов французского латника начала пятнадцатого века и старинного арбалета, намертво прибитого к стоечкам на стене, рядом со скрещенными мечами времен Карла Великого. Еще немного готичности, и Джонатан Булл, он же Алан Роук, начнет изъясняться на латыни, привставать на колено при виде благородных дам, коих, к глубочайшему сожалению, что-то не видно, и заниматься прочей рыцарской чепухой, требующей наплыва творческого настроения вкупе с подходящим антуражем.
Нет. Не будет.
Они, несущие смерть и опустошение, гонимые ветром безжалостной судьбы, использующие смертных в своих греховных целях. Нет им имени, ибо имена их стерты, или же настолько богопротивны, что произносить их вслух ни в коем случае нельзя. Они, жалкие подобие людей, тем не менее, обладают силой великих – они выпивают из смертных не кровь, но жизнь – они заточают души живых в свои сердца, заставляя несчастных страдать и терпеть невыносимые муки. Они, опасные твари, выскользнувшие из Ада – их нельзя ни убить, ни покалечить. Они выживают, всегда, везде.
Но они не бессмертны. Отнюдь.
- Бон матэн*, - примерив на свою личину благодарную, довольно усталую улыбку из богатого мимического арсенала, господин Убийца отодвинул ногой скамейку, стоящую за столом, прямо напротив изящно одетого мужчины, и, уже присев, то ли спросил, то ли сказал на чистейшем французском:
- Я присяду, - конечно, это больше смахивало на прямое утверждение, нежели на мягкую просьбу или же вопрос. Он внимательно посмотрел в глаза того, кто перед ним сидел, и довольно ухмыльнулся – противник был именно таким, каким он его себе представлял. Изящный, вычурный, гротескно-напыщенный. Его спокойно можно представить графом при дворе короля, или послом в далеких восточных странах. Примерив на его голову воображаемый колпак средневекового инквизитора, начинаешь удивляться, как же все-таки он ему идет – так же, собственно, как и колпак одного из культистов Ку-клукс-клана. Этому парню, может быть, уже перевалило за две тысячи лет. Он мог видеть падение Римской Империи, смерть Христа, Великое Переселение, а, может быть, и дальше – Великий Потоп, Свершение Первого Греха… Природа возникновения этих ребят не ясна и не открыта точно так же, как и то, из-за чего они приобрели свои способности, как они ими управляют, что ими движет. Во всей этой истории с Иссушителями очевидно только одно – эти создания любят питаться человеческими душами; если отбросить метафизический бред далеко и подальше, то питаются они материальной энергетической субстанцией, несущей в себе определенные черты человека, из которого эта энергия была, так сказать, выпита.
В общем, это твари еще те. Но во всем есть свои плюсы – они, хоть и кажутся невероятно злыми, ужасными монстрами, терроризирующими человечество, не пытаются захватить весь мир, не хотят уничтожить все то, что homo sapiens создавал на протяжении многих веков рабовладения, экономической неразберихи, убийств себе подобных, шествуя по трупам своих сородичей – наоборот, кажется, им нравится прятаться, скрываться, потихоньку «сосать» людей и наблюдать за происходящим с вершины своей эволюционной пирамиды.
Воистину, у проклятых тоже есть свои бзики.
- Капитан Арчибальд Мейзо, - представился Убийца, выудив из бумажника двумя пальцами небольшое удостоверение на имя французского полицейского Арчи Мейзо, с необходимыми печатями и всеми записями, что должны содержаться, собственно, в этом самом удостоверении. Всегда нужно готовиться к игре, - думал Алан, внимательно глядя в глаза монстра, - заранее разработав ходы, даже те, которые могут стать пустыми, ненужными. Как оказалось, этот ход вполне пригодился. Деньги и связи – вот что дает силу и власть. Не всегда, но часто. Очень часто.
- Я – детектив. Можно сказать – частный, - мужчина аккуратно поднял два пальца, приманивая к себе работника ресторана, - и хочу задать вам несколько вопросов, мсье… - сделал паузу, чтобы дать изящному представиться. Игра началась – карты перетасованы, ставки сделаны. На кону – чья-то жизнь. Чья? Вот это и предстоит узнать. Может быть, жизнь девушки, которая находится в темном лесу, в тайном убежище, в компании демонов смерти. Или, может быть, это будет жизнь одного из Иссушителей, которые, несмотря на все сверхъестественные возможности своего организма и достойные восхищения навыки общения, скрытности и смертоубийства, все же продолжают, ведомые ненавистью, пить жизни простых смертных.
Может быть, это будет жизнь одинокого больного мужчины, страдающего лунатизмом, ночными кошмарами и еще несколькими недугами, делающими его существование без определенных лекарств немыслимым, и именно существование, а не жизнь… кто знает?
Все может быть.

Темные глаза таили в себе ночь. Она застыла там пойманным зверем. Она выла, желая найти освобождение, но решетки ресниц и твердый, стальной взгляд крепко держали ее в себе. Было тяжело и зябко под внимательным, скользким взглядом этого существа. Его движения, полные грации и кошачьей ловкости притягивали, привораживали. Мука тщеславия, избороздившая его вдоль и поперек, говорила о красивой, праздной жизни. И так хотелось стать рядом с ним, как с другом. Положить руку на плечо, чувствуя поддержку и таинственную, очаровывающую силу. Он был бы прекрасным напарником в любом деле, на которого можно положиться, которому можно сказать о любой тревоге, застывшей внутри. Он был бы замечательным братом и по крови и по духу. И лучше него еще не было на этой земле. Сильнее. Красивее. Умнее.
Это было то, что окружало созданий ночи невидимым ореолом. Что притягивало и в одночасье отталкивало обычных людей. Ложь, которая облачилась в прекрасное платье истины. Лесть, которая надела маску вежливой участливости. Джонатан прекрасно знал, насколько обманчивым может быть то первое впечатление, что производят Жнецы Душ.

Что ты можешь, глупый человек? Сколько боли ты можешь уместить в себе и не взорваться, рассыпаясь трухой мяса и костей? Взгляни! Во мне поместились тысячи жизней. Их любовь. Страдания. Мечты. Надежды. Их печали и страхи. Они все во Мне. Я чувствую их биение. Их громкий раскат, который разрывает изнутри огнем. Ты знаешь, как трудно гореть, не сгорая? Поддерживая в себе вечный очаг той боли, что началась с рождения мира.
Я умею разговаривать с ветром. Я умею шептать колыбели солнцу, возносясь на самую вершину существования. Я живу, как данность, как памятник силы и доблести. Чести и благородства. Смерти и трусости. Во мне смешались океаны, расплываясь приливами по берегам сердец. Во мне течет лава. Ее огненное дыхание – это я.
Взгляни на мир вокруг, человек. Тихое мерцание звезд в ночной вышине – это Я. Опадающий осенний листок, на закате своей жизни – это Я. Бабочка, свернувшаяся в умирающий комок, попавшая в паутину – это Я. Выпавший росой дождь, застывший слезами на лугах – это Я.
Моя жизнь не имеет цены, ибо в ней тысячи жизней. Моя душа не знает предела, ибо в ней души всех ваших поколений.

Сделав приглашающий жест рукой, джентльмен облокотился о спинку своего диванчика. Жидкость в стакане блеснула, лукаво поглядывая сквозь толстое стекло. Рот незнакомца раздвинулся в доброй, участливой улыбке, как бы говоря – я готов слушать, я в вашем распоряжении до остатка.
Вот только сноровка Джонатана сумела показать, как холоден и опасен стал взгляд существа. Как там, за мраком зрачков возопили души, рыча и стеная. Увидел боль, от которой хотелось упасть и спрятаться, зарываясь пальцами в ковер. Внимательный, ледяной взгляд, полный одной, иссушительной нотки – хищник.
- Salut.
Насмешливое слово, которое употребляют старые знакомые и добрые друзья. В нем нет уважения, но лишь искренность и располагающая простота. Слово, которое можно сказать любовнице, жене и лучшему другу. Слово, которое в своей незамысловатой лаконичности скрыло столько лицемерия, что становится тошно.
- Дастер Инкубус, – представилось существо. Он не протянул руки для пожатия, как это было принято у людей. Но стоило ли ожидать от него, что он будет соблюдать людские обычаи?
Приняв документы, Дастер внимательно их осмотрел, вчитываясь в каждое слово. Его проницательные глаза скользили по строчкам, изучая их так, словно он приготовился читать поэмы Шекспира перед миллионной аудиторией и теперь повторял забытые строфы.
Подняв голову, существо протянуло документы назад. Он поднял тяжелую, толстую сигару, которая блеснула платиновой лентой. Сделал легкую, слабую затяжку, смакуя ее аромат. Он привык наслаждаться жизнью, размеренно поглощая ее, как бокал вина. По чуть-чуть, по одному коротенькому глоточку. Возможно так же он питался душами людей, высасывая их частями. Отрывая куски, которые визжали человеческими голосами.
- Удивительно, что могло привести частного детектива ко мне. Особенно учитывая, что я тут нахожусь всего второй день.
Положив сигару в пепельницу, Дастер на этот раз поднял бокал коньяка, делая медленный, маленький глоток. Его левая рука продолжала одними пальцами тасовать колоду, карты которой мелькали с удивительной скоростью.
Две из них неожиданно упали перед Буллом, насмешливо поглядывая на него золотыми костями. Еще две опустились на сторону Инкубуса.
- Сыграем. Покер.
Это была полностью скопированная манера Джонатана утверждать, а не спрашивать.

Бармен-ковбой наконец подошел к столу, клацая своими шпорами. Грузно нависнув над Джонатаном и Дастером тенью, он хрипло пробасил:
- Чем могу быть полезен, месье?

Дастер Инкубус – типичное имя для типичного уничтожителя чего-нибудь, что дышит, ходит, разговаривает, мыслит, реагирует, живет и страдает. Типичное имя типичного убийцы. Алан Роук – тоже имя убийцы. Мы стоим с тобой, мой экстравагантный противник, по разные стороны баррикад, борясь друг с другом ради каких-то, порою, призрачных целей, поставив на кон все, что у нас есть. Мы чем-то похожи – мы убиваем, чтобы выживать, чтобы продолжать движение, чтобы оставаться собою, а не рассыпаться горстью пыли под колесами эволюции, под ногами человечества. Ты и я – мы похожи.
Но мы разные. Настолько разные, что одна даже мысль о том, что нас с тобой что-то роднит, вызывает во мне ужас и трепет, желание застрелиться, граничащее с желанием вырвать голыми руками твое гнусное сердце, если оно вообще у тебя есть в привычном для нас, людей, понимании. Ты – настолько ненатуральный, настолько противный, нечеловечески уродливый, гнусный выродок, спрятавшийся за красивым лицом молодого зазнавшегося ублюдка, что я еле сдерживаю себя от мысли достать пистолет из кобуры и прямо здесь, прямо сейчас всадить несколько пуль тебе промеж глаз. Я сдерживаюсь, потому что знаю – это тебя не убьет, чванливая ты мразь. Нет, тут нужно нечто большее. Я заставлю тебя заплатить за то, что ты делаешь. Я воспользуюсь твоим телом, когда ты сгинешь с лица земли, самым корыстным образом; я получу за твое убийство деньги, силу, власть. Здоровье. Твоя кровь, кровь твоей братии – она дорого ценится.
Слишком дорого, чтобы быть даже полулегендарной. О ее чудодейственных, а за одно – и мутационных свойствах знают лишь немногие. Лишь избранные, я бы даже сказал. Я – один из них.
Давай все-таки поиграем, дружище. Становится интересно, где же ты научился играть в покер, в эту азартную игру – может быть, когда ты был офицером СС, ты игрался со своими арийскими друзьями, которых ты, после игры, разумеется, высасывал дочиста?
Неважно. Давай сыграем.
- Мсье Инкубус, - подтвердил Алан, он же Джонатан Булл, он же Арчибальд Мейзо, и в глазах его блеснуло пламя, - отражение от полыхающего огня, танцующего свои дикие пляски в каменном чреве камина, - сыграем, - он, не заглядывая под рубашку карт, придвинул их поближе к себе и, с хрустом почесав щеку, обратился к подошедшему бармену-ковбою:
- Глазунья, бифштекс, черный кофе без сахара, - и, тут же вновь переключившись на своего собеседника, произнес:
- Так о чем мы? Ах, да. Исчезновения людей, - мужчина сделал самую короткую паузу в разговоре из всех возможных, почти незаметную, переводя свой взгляд прямо в ледяные глаза напротив, дабы проследить за реакцией собеседника, хотя такой ход показался ему самому совершенно «пустым» - ублюдок живет на свете уже много сотен лет, вряд ли его можно поймать на такой простой уловке, - начались совсем недавно. Люди испаряются, как дым. Нет улик. Нет свидетелей. Трудное дело, - мужчина сложил руки на столе, сплел пальцы, начал крутить мельницу двумя большими – получалось довольно сбивчиво. Казалось, будто бы детектив немного волнуется.
Ага. Потеет и страшится.
- Поэтому, - продолжил он, крутя мельницу большими пальцами, - я решил обратиться к приезжим – вдруг видели что-нибудь, что-нибудь знают. А? – давай же мразь, скажи мне что-нибудь, чего я не знаю. Скажи, попробуй не соврать – тебе, наверное, уже надоело врать всем в лицо, врать в наглую, в открытую, не стесняясь – это уже не доставляет тебе того давешнего удовольствия. Давай, скажи – я убил ее, а когда слизывал остатки ее жизни из пустой оболочки, я улыбался и чувствовал прилив сил, эйфорию, может быть, даже возбуждение, эрекцию. Чего тебе стоит?
Не скажет. Слишком боится. Слишком труслив, эгоистичен, жалок. Не скажет. Так даже интересней. Джон, он же Алан, дождался, пока бармен начнет суетиться с заказом на горизонте. Запах еды усилился.
- На что играем? – наконец удосужился поинтересоваться он, заглядывая под рубашку своих карт, боковым зрением улавливая ловкие движения рук противника, перетасовывавшего карты. Шулер, - подумал он, зная, что за несколько тысяч лет можно научиться не только этому. Но и этому тоже можно.

- Господин детектив, давайте мы сыграем с вами на вопросы и ответы. Каждый вопрос – ставка. Каждый ваш выигрыш – мой ответ. Каждый мой выигрыш – ваш ответ.
Дастер лучезарно улыбнулся и раздал еще по три карты. Колода заняла центральное место на столе, рядом с пепельницей. Чудовище не преминуло возможностью взять сигару и сделать еще одну легкую затяжку. Над головами собеседников и, пожалуй, самых лютых врагов, зависло облако сизого дыма, которое в бликах свечей приняло золотую корку.

Мы стали бы с тобой прекрасными компаньонами, «детектив». На земле, где мрак берет свой триумф, я бы был для тебя опорой. Я раскрыл бы тебе чудеса агатового бархата, вдохнув аромат звезд. Я показал бы тебе, как прекрасны черные облака, роняющие прохладу вниз.
Два хищника, мы с тобой. Два зверя, которых судьба расставила на разные стороны шахматной доски. Ты белый персонаж, скрывающий под собой такую же тьму внутри, как и я. В тебе воет пурга смерти, пряча благородство и выставляя гниль. Моя чернота честнее, она открытее. Она не прячется, она встает за моей спиной, показывая мою сущность.
Два брата, один из которых потерял свою душу, а второй и вовсе родился без нее.
Что лучше, мой друг?

Бармен в это время удалился за дверь подсобки, где, по-видимому, находилась кухня. Оттуда донесся тихий звон и приятное шкварчанье сковороды. Он был молчаливым, и это очень хорошо сочеталось с обстановкой кабака. Этот человек не из тех, кто будет слушать чужие разговоры, чтобы потом посудачить о них. Он весь в себе, замкнут и закрыт. Привык спокойно выполнять свою работу, отдавая ей затемненный кусок времени.
Через несколько минут перед Джонатаном опустилась миниатюрная чашечка кофе из черного фарфора с позолоченной каймой. На таком же блюдце лежала маленькая, серебряная ложечка, в отдельной пиале золотился прозрачный мед, который пах столь приятно, что казалось – его только-только собрали. Удалившись делать глазунью и бифштекс, бармен заодно заменил и пепельницу.
- Я очень советую отведать вам этот прекрасный мед. Он бесподобен, господин детектив.
Насмешливые глаза на секунду утонули в прозрачном стакане.

Одиночество. Сколько сладости в этом простом слове. Сколько несостоявшейся, многовековой боли. С той ожесточенностью, что человек заставляет себя страдать, можно было бы разрушать и строить новые миры. Ту силу, что идет на воплощение собственной жалости и мимолетной победы для вселенского проигрыша, можно было бы использовать для покорения ада и рая.
И тебе нет дела до той пустоты, что гложет меня изнутри, разрывая багровыми костями. Как и мне нет дела до той боли, что устало спит внутри тебя.
Забудем на минуту о том, кто мы. Забудем, зачем нам даны эти жизни.
Ты затеял опасную игру, а я вторил тебе, ожидая событий, которые разобьют мою скуку. Посмотрим же, насколько хватит нам выдержки.

- Моя ставка, мой вопрос. Скажите, детектив, вас мучают кошмары?
Усмехнувшись, Дастер осторожно кивнул сам себе, наблюдая за выражением лица Арчибальда. Он прикрыл глаза, отрешаясь от этого мира, становясь тем, кем он и является с самого начала своего существования – игроком.
И он не станет врать, когда на кону чей-то выигрыш. Это можно прочитать в легких складках его губ. Он любит риск и любит ставить на кон нечто куда более важное, чем одна недопитая душа.

Бармен вернулся. На этот раз в его руках блеснула черная тарелка, под стать кофейной чашке. На ней лежала изумительно ровная глазунья с прекрасным, желтым цветом. По бокам небольшой горкой был насыпан тертый сыр. Там же лежали ломтики помидоров, огурцов и зеленого лука. Рядом с тарелкой опустилась серебряная вилка, нож и две соусницы.
На отдельном блюде было подано два румяных ломтика бифштекса, украшенные клюквой и черной смородиной.
Поставив это все, бармен удалился за стойку, начав колотить шейк.

- Итак, насколько я понял, ваш вопрос о том, знаю ли я что-то про пропавших людей, мсье Арчибальд? – Звучно произнес Дастер, заглядывая под свои карты.

Господин детектив едва заметно улыбнулся – в его сети попался настоящий игрок, в чьих жилах струится жгучий азарт, а в голове царит безумная тяга к опасностям, не превышающим по своей силе укус маленького насекомого. Комара, к примеру. Демон, что сидит прямо перед ним, ясно и отчетливо видит перед собой маленькую угрозу, неспособную причинить ему ни малейшего вреда, но способную разогнать его скуку, упрямо заинтересовав его своими бессмысленными, полными фарса, вопросами, своей простой, острой речью, своим внешним видом, каким-то невзрачным, блеклым. Видом, по своей серости схожим с камешком.
- Благодарю, - ответил детектив, притянув поближе чашку с кофе, глубоко вдохнув приятный, терпкий аромат напитка, черным масляным пятном, аккуратным эллипсом расплывшегося чуть ниже самой кромки фарфоровой чашки, - но у меня аллергия на мед, - соврал он, сделав небольшой, аккуратный глоток.
Да. Он – камень. Маленький, крохотный камушек, среди бесчисленного моря таких же камушков на берегу моря. Галька, которая бессильно сдвигается, когда высшее существо ступает по берегу, перпендикулярно волнам. И вдруг оно останавливается, заинтересованным взглядом рассматривая что-то под своими ногами. Его привлек камушек. Крохотный камушек, обычный гранитовый осколочек, отшлифованный наступающими волнами в период бесконечных приливов; он невзрачен и бледен, но по сравнению со своими собратьями – да, этот камушек другой. Он интересней других. В нем есть что-то. Существо остановилось. Прекратило свой долгий путь на мгновение, дабы рассмотреть находку поближе и удостовериться – а не ошибка ли, не оптический ли обман заставил меня остановиться здесь, на этом месте?
Не ошибка.
- Правила игры меняются – меняются и сделанные ставки, - холодно сказал детектив, взглянув на свою пару восьмерок, затем на флоп, на пиковую восьмерку, которая сделала его руку не самой проигрышной. Наоборот, шанс поднялся. Азартные игры, а, в особенности, покер – это, по большей части, математика, логика, в частности – эвристическая. В этой игре даже самый невезучий игрок может выиграть, приложив к своему крохотному умению играть чуточку ума.
У противника может быть пара дам, троек или восьмерок, потому что одной восьмерки у Алана нет. В его руке могут быть две случайные карты, не совпадающие в пары, но вместе с флопом образующие две пары, или сет, или самую простую пару; к примеру, тройка и дама, тройка и валет, и, наконец, две тройки, или же две дамы.
В любом случае, расклад, - пока что, - либо в пользу одинокого, усталого детектива, которого мучают кошмары, либо силы обоих оппонентов равны, идентичны. И это не могло не радовать господина детектива. Но ни один мускул на его лице не дрогнул, и лишь сухая нейтральность одиноко бродила в его туманных глазах, застыла на его бледных губах, спряталась в маленьких складках морщин. Покер – игра. И в игре нет места тому, что имеет место в обычной жизни. Игра – это другая жизнь, в ней другие правила. Игра с картами, с огнем. С чужой жизнью.
Алан всегда подчинялся правилам. Быть может, именно поэтому он еще жив.
- Моя ставка такова – вы знаете девушку, местную жительницу, что пропала этой ночью? – мужчина вновь сделал глоток утреннего кофе, кивком головы поблагодарив бармена за предоставленный завтрак, уют и тепло. Вооружившись столовыми приборами, детектив стал медленно, аккуратно трапезничать. И поедать глазами не только свой немудреный завтрак, но и своего противника, с его холодным блеском в глазах, с его раздутым самомнением, с его скованной во льдах душой. Я тебя убью, дружище, - подумал он, глядя в ледяные осколки душ, спрятанные под тяжелыми сводами изящных, монументально сложенных надбровных дуг, - убью сегодня, а не сегодня – завтра. Я убью тебя лично, изничтожу, что бы ты ни сделал. Твоя душа проклята, твое тело – зыбко. Ты – демон, дух, которому нет места в нашем мире. В моем мире. И сегодня ты отправишься туда, откуда сбежал, воспользовавшись минутным отлучением своих стражей, отвлекшихся на происшествие в Эдеме. Твоя смерть ознаменует мою жизнь.
- Делайте свой ход, мсье, - добавил он уже вслух, тщательно прожевывая кусочек сочного, пряного мяса.

Дастер открыл рот, собираясь что-то сказать, но в этот же момент дверь уютного кабака распахнулась. Джонатан не видел посетителей – он сидел спиной к выходу. Его напарник по техасскому холдему поднял свою голову, и безразлично взглянул на вошедших. Но уже через пару секунд снова опустил глаза на колоду, сумрачно улыбаясь.
Когда новые посетители завернули и уселись на небольшой столик, господину детективу выпала возможность их рассмотреть. Один из них был довольно прост своим внешним видом. Серая внешность, улыбчивая физиономия, дешевая сигарета в зубах. Кажется, это были «Diplomat Gold», которые славились своим ужасным привкусом.
ссылка
Второй джентльмен оказался куда более представительного вида – симпатичное, утяжеленное жизнью лицо с очень хитрым, лукавым взглядом. Вычищенный костюм, так и кричащий о том, насколько он дорог. Радостная, вполне искренняя, но тяжелая улыбка. Но самой примечательной чертой в его внешности были очки. Два круглых стекла светились ярким, чайным и умиротворяющим цветом, который вплетался в мерцание свечей.
ссылка

Бармен подошел к парочке, выслушал заказы и удалился на кухню, выполнять поручения человека и Иссушителя, кем и были вошедшие. Об этом сказал холодный бег мурашек по позвонку. Об этом сказали глаза, не умеющие подводить Джонатана. Об это тихо прошелестели свечи, испуганно затрепетавшие перед высшей сущностью. А еще, об этом сказала глубина взгляда Инкубуса, который сделал уверенный вид, что не знает вошедших. Иссушителем был первый вошедший. Невзрачный, серый человек с дешевой сигаретой. А вот кем был его спутник в чайных очках – оставалось загадкой.

Кивнув Арчибальду Мейзо, Дастер ловким, быстрым движением уронил карту, одновременно говоря:
- Чек и поворот. Вторая улица, господин детектив, что же она покажет нам?
Насмешка в голосе Иссушителя начала бы раздражать любого. Это существо знало себе цену и наигранность, с которой он шагал по врученной ему жизни, удивляла, восхищала и нервировала. Он не сомневался в себе. Он умел проигрывать, и он любил вкус победы равносильно запаху поражения. Дастер Инкубус ценил не результат, но сам факт игры, наслаждаясь ей с достоинством роскошного гурмана.
Во флоп легла четвертая карта. Дама пик. Ее накрашенное, бледное лицо смотрело на Булла торжественно, обещая красивую игру и выигрыш. Фулл-хауз лег на руки господину детективу. Удача повернулась лицом, застывая фигурой над ним. Ее теплые, тонкие руки протянулись, предлагая принять щедрый дар.

На лице иссушителя не промелькнуло ни тени, ни знака. Он все продолжал улыбаться, больше даже не делая попыток заглядывать под карты. Пригубив коньяка, Дастер прикрыл глаза и что-то тихо промурчал себе под нос, после чего жеманно сказал:
- Красивый расклад, господин детектив, не так ли? Ваши вопросы – ваши ставки, мсье.

Джонатан Булл, или, как будет гораздо правильнее и точнее, Алан Рорк славился, - в исключительно узких кругах, - своим талантом слышать, видеть и чувствовать всё. Почти всё, исключая некоторые мельчайшие, незначительные детали, которые, если сложить их вместе, не имели никакой силы, были лишь крохотным пятнышком на общем полотне, состоящем из гущи красок, разных деталей, воссозданных рукой мастера, его плавными, чуткими движениями рук, в которых скрыты истинное природное мастерство и желание созидать, создавать. Творить. Его разум творил картины того, что еще не произошло. Того, до чего догадаться обычному человеку, не отягощенному ни умом, ни фантазией, было чрезвычайно сложно.
Убийца слышал вошедших еще до того, как они вошли внутрь уютного кабака с готичным интерьером и мягким апельсиновым светом полыхающего в камине огня. Он слышал тихий, плавный шаг первого, знал, кто умеет так ходить – либо человек, всю жизнь проработавший на сцене, в цирке, канатоходцем, который, мягко ступая по подвешенной веревке, не оступится, ибо знает, как нужно идти; либо же это был, черт его побери, Иссушитель. Еще один. Эти твари любят "питаться" в компании, но кроме этого почему-то предпочитают свободное друг от друга времяпрепровождение – общаются со смертными, пьют виски, курят дешевые сигареты, играют в покер.
Едят бутерброды с тунцом в дешевых закусочных.
Второй вошедший был, если не обычным, то уж точно – человеком. Вглядываться в его внешность, стараться понять по его повадкам, кто он, откуда он, - нет, это Алану было ни к чему. Достаточно было знать, что он сейчас находится в такой же опасности, как и другие обитатели этого славного местечка, вообще всего этого городка. Сборище адских созданий решило поиграться на вашем заднем дворе, люди. Сохраняйте спокойствие, не делайте резких движений и вообще – спрячьтесь по домам. Зрелище будет не из приятных.
- Будем искренни друг с другом, мсье, - Арчибальд Мейзо, стянув фетровую шляпу с головы, предоставив вниманию своего собеседника небрежные короткие светлые волосы, - с какой целью вы прибыли сюда, в этот славный маленький городок? – шумный глоток, сопровождающий прикосновение болезненно-бледных губ с черным фарфором изящной чашки.

Дастер шумно докурил свою сигару, выпустив последний клуб дыма. Он развалился на диванчике и смотрел на детектива с нескрываемым любопытством.
- Вы любопытный персонаж, не так ли? Знаете, вам бы подошла главная роль в эпичном детективе, где герой далеко не положительный субъект, но, тем не менее, вызывает массу очарования. Это необычно. Вы необычны.
Потушив сигару об пепельницу, Инкубус скинул свои карты и нежно сказал:
- Пас. Вы выиграли, господин детектив.
Он не собирался бороться или блефовать. Видимо, он был из тех, кто рискует лишь в случае удачи. А возможно, на данный момент ему интереснее было проиграть, оставляя свои карты закрытыми.
- Итак, ваш вопрос – знаю ли я пропавшую девушку. Мой ответ – нет, не знаю.
Пригубив к стакану, Иссушитель закрыл глаза.

Личина. Целая и неоспоримая сущность. Ходячая тюрьма, в которой скрыто так много отчаяния и боли. Тяжело смотреть насквозь через заляпанное кровью стекло. Тяжело принимать то, что не идет в сопоставление с логическими звеньями.
Когда-то давно, когда об иссушителях только узнали, были сказаны хлипкие, звенящие ненавистью слова:
«Они скрываются под внешностью людей, как хищники, которые надевают шкуры овец. Пустота внутри их тел неподвластна нам, ибо понять ее достойно лишь сердце Сатаны. Они скрываются под НАШИМ обликом, забавляясь с чужими душами, как неразумные дети. Дети, чьим сущностям тысячи лет. Отчаяние. Одиночество. Безумие. Это то, что отразится в глазах, когда Иссушитель улыбнется, поглощая, воруя и разбивая. Гнусные создания, лишенные человечности на корню. Зачем им жить?»

- А в качестве бонуса, господин детектив, я подарю вам еще один ответ.
Встав с диванчика, демон достал одну из своих сигар и наклонился над Джонатаном, зависнув угрюмой тенью. В его глазах пробежали две яркие, оранжевые искры. Сейчас он меньше всего походил на человека.
- Этой ночью тут разразится впечатляющее представление, но я подозреваю, что вы и сами об этом уже догадались. И, мсье, я искренне надеюсь, что под сегодняшней луной мы с вами встретимся.
Улыбнувшись, Дастер поклонился.
- Я отойду на несколько секунд, господин детектив.
Второй иссушитель, который находился рядом с барной стойкой, резко вскочил и вышел из бара, оставив своего напарника в одиночестве. Бармен поднес ему сыр и вино.
Инкубус ловко обошел один из столиков и поравнялся с человеком в оранжевых очках.
- У вас прикурить не найдется, мсье? Мое «zippo» сломалось, вот незадача, – сказал иссушитель.
Далее между ними разразилась короткая беседа, которую навостренное ухо «детектива» смогло расслышать:

"- У меня найдется огонёк для солидного джентльмена, мсье.
Человек улыбнулся и подкурил сигару Дастера.
- Вы, я полагаю, не из местных? Вот ведь незадача. Кругом столько почтенных лиц, и порой кажется, что местных жителей здесь совсем не осталось. Совершенно мрачное место, несмотря на зной.
- Я из Америки, мсье. Страна надежд и все такое. Бывали там? Прекрасное место для такого игрока, как я. А насчет этого городка вы правы во всех отношениях. Одни приезжие, так мало французов. Нелепо. И постоянное солнце, которое так треплет нервы. Верно? Надеюсь, хотя бы здешняя ночь покажется более... мм.. благоприятной. – Расслабленно отвечал Инкубус.
- О да. Америка. Фешенебельный Лас-Вегас, серьезный Нью-Йорк, и Чикаго, который всегда играет с крупными ставками, порой даже с самой жизнью. Да, я бывал там. Насчет этой ночи...да, я тоже надеюсь. Немного прохлады, чтобы развеяться, заняться своими делами."

Что они говорили далее, Джонатан не слышал. Но через несколько минут Дастер очаровательно улыбнулся, поклонился и вернулся на свое место напротив детектива.
- Итак, мсье, есть ли у представителя порядка еще какие-либо вопросы ко мне?

Его отвратительно-гадкая улыбочка вызывает во мне неумолимое желание садануть его башкой об этот крепко сбитый дубовый стол, и колотить до тех пор, пока красивое бледное лицо не превратится в кровавую кашу, карминовый кисель с кусочками мозга и белесыми обломками костей. Я могу это сделать. Черт побери, я хочу это сделать. Но... Это единственное «но» убивает всю мою настойчивую ненависть, охлаждает во мне весь пыл, сталью кипящий в жилах. Не хочется испортить всю игру. Не хочется подтверждать свой проигрыш, так и не увидев карт оппонента. Еще слишком рано открываться, хотя предчувствие, что этот скользкий ублюдок раскусил меня еще на входе, не заставляет в себе сомневаться.
- Я – необычен? – вдруг спросил Алан, он же детектив, осушая чашку кофе, отодвигая отныне пустую тарелку чуть подальше, - и в чем же, простите, заключается моя необычность? – он спокойно потер руки друг о друга, разглядывая полыхающие чужими душами глаза, - это вы необычный, мсье. Вы, такой элегантный и хладнокровный, скупой на эмоции, но не слова. Вы тоже напомнили мне о литературе. Твердая ассоциация с ужасами, между прочим, - Булл даже не улыбнулся, и складывалось такое ощущение, что этот суровый мужчина с грозным взглядом и бледным лицом даже не собирался шутить. Обычный человек в такой ситуации, наверное, растерялся бы. Но тут собрались не обычные люди, увы и ах.
- Жаль, - ответил Рорк и на слово «пас», и на ответ касательно пропавшей девицы. Инкубус, мерзкое адово отродье, хмуро наклонился, и тени на его глазах вдруг засияли дьявольской искрой. Булл не смотрел ему в глаза, но не потому, что считал его страшным. Нет, он просто не хотел дать себя спровоцировать.
- Аналогично, - сказал он, выслушав тираду о лунных прогулках, сложив пальцы обеих рук друг на друга, - думаю, будет что-то поинтереснее покера? – спросил он будто бы у самого себя, лишь удостоив демона коротким взглядом из-под крутых бровей. Взглядом свирепым и ехидным. Взглядом, который демон мог безошибочно распознать.
Далее следовала короткая беседа между фешенебельным мсье с характерной для ублюдочного дьявола фамилией и молодым человеком в «чайных» очках. Булл внимательно слушал, но больше отвлекался на кофе, предусмотрительно налитый в чайничек барменом-поваром. Когда Инкубус, - тьфу, черт! Хоть бы выбрал себе фамилию попроще, негодяй. Так и норовит выставить свое существо на передний план.
Так вот, когда Инкубус вернулся на свое законное место, детектив, он же пресловутый Убийца, уже закончил свой немудреный, но очень приятный завтрак, и решил, что тоже самое стоит сделать с беседой, которая, по его мнению, слишком уж затянулась. Он узнал все, что нужно.
- Нет, мсье. Вопросов больше нет, - Рорк встал со своего места, напялил шляпу и, уходя, бросил через плечо, - проигравший оплачивает счет, - что явно относилось к бармену. Действительно, почему бы не поставить такие условия заранее? Будем считать, что они были не оглашенными, но существовали с самого начала.
Булл вышел из бара, сразу же направляясь на улицу. Ему нужен был свежий воздух. И информация. Предварительно ткнул в воздухе пальцем на портье, не замедляя шаг:
- Кто-нибудь спускался, оставлял сообщения? Меня кто-нибудь спрашивал?