Урри без толку топтался подле «Серебряный Мечей», те на него особо внимания-то и не обращали, только один дядька запустил пятерню в горшочек. Совсем было парень собрался восвояси, как девка с ним заговорила. Да куда там девка, как и назвать такую, поди — угадай. Побагровел лучник, кровь к лицу прилила, только не от похоти уже. Вот ведь штука какая чудная: вроде и жил с мальца в лесу, сам себе хозяин, а кровь вилланская — она, падла, никуда не делась. Так и норовит заставить на колени бухнуться перед барыней-то. Еле удержался, да ведь удержался же. Откуда только гордость в крови холопа взялась. Нет, уж теперь кнутом погонят — так просто не уйдет. По крайней мере, покамест не вызнает, что такая цаца в ватаге забыла.
А тут и заговорил главный их вроде, Красавчиком прозванный. Попустило. И правда, чётко всё, понятно. Урри по вкусу пришлось, что чётко и понятно, а шкуру свою он никогда дорого не ценил особо. Шкура она шкура и есть, у медведя-то куда как важнее и теплее будет человечьей. Вот, правда, народ убивать, тут загвоздка, конечно. Не доводилось ранее. Оно-то вроде и нетрудно. Что в медведя попасть, в волка, что в человека. А если с каким глухарем или уткой сравнивать, то в человека ещё и проще. А не по себе как-то, как до дела дошло, что-то внутри заскребло. Вида Урри, впрочем, не подал, плюхнулся на свободную лавку, радуясь, что решилось всё легко и речи толкать больше не придется. Щит и лук рядышком пристроил, красавчику в ответ только молча кивнул, да по луку ладонью хлопнул. Чего, мол, тут не понять. Деньги Урри интересовали мало, у него ещё и завалялось кой-чего, но про то парень промолчал — уму-разуму потихоньку набрался же: про что говорить, а про что погодить.
Так и сидел, вроде как свой теперь, с людьми, а вроде и сам по себе. На бабу украдкой косился, когда думал, что не смотрит на него. На ту, первую. И не хотел, а глаза сами собой в ее сторону посматривали. А больше разговоры слушал, вникнуть пытался, что да как тут творится. Купцы ему не по нраву пришлись. Торговаться Урри совсем не умел, куда уж ему, такие вот дельцы облапошили лесного паренька, шкуры по бесценке скупая, пока он пообтесался чуть и сообразил, что к чему. С тех пор торгаши у лучника не в почете шли. Но голоса не подавал — невелика птица пока, чтоб к нему прислушались. А чтобы руки занять (не жрать же сюда пришёл в самом-то деле), мастерить принялся.