Играем в жизнь | ходы игроков | О, прекрасный новый мир

- Дровосек, ага, как же. Какого лешего ты у нас на дворе забыл? Деда подстерегаешь?! Что, раз тут живет старик и баба - так и бояться нече? - возмущалась девушка.
- Сигрун! А ну немедленно слезь с гостя! И псину свою убери, ты ж его вусмерть запужаешь! - послышался из-за спины голос деда.
- Но дедаа... - голос тут же приобрел девчачьи слегка подрагивающие нотки, тон стал извиняющимся, - Опять кого-то в гости притащил, а мне не сказал! - интонация сменилась на возмущенную.
- Доча, закон требует...
- Да мало ли чего он требует. Помнишь, что последний раз было? Закон богов он уважает, только вот ворье всякое его не придерживается! - продолжала скандалить Сигрун.
- Так, хватит! Встань, извинись и сопроводи гостя в дом. А перед этим псину вымой и сама умойся. Как полоумная выглядишь.
- Не называй так Перо! Он тебе не псина, и все понимает, - вот на этом моменте голос так дрожал от обиды, что казалось сейчас она расплачется. Но нет, обошлось.

С Чака слезли, и он смог рассмотреть нападавшую - уже довольно зрелая по меркам замужества барышня. С темными волосами и неопределенного цвета глазами. В кожаном полудоспехе, под которым видно мужскую рубаху. Грязная, она вытерла тыльной стороной ладони лицо, что оставило два алых следа от глаз к подбородку. Руки у неё были в крови, а в правой руке она держала странной формы обагренный нож.
- Ладно... Извини... те, - буркнула Сигрун. - Идите в дом, когда я закончу с оленем и "приведу себя в порядок", - она выделила это пренебрежительной интонацией, - я к вам присоединюсь. Ещё раз и... извините, - сказала она и присвистнув отправилась назад в сарай. Перо отправился (или отправилась) за нею, периодически останавливаясь и поглядывая на Чака, пока они оба не скрылись в сарае.

Чак, как только с него слезли, сразу встал и отряхнул одежду и вытер кровь с шеи.
- Да, боевая девушка, ее дед даже если захочет не пропадет, даже вон, волка воспитала.
Пронеслось в голове дровосека. Чак вернулся за кувшином и отправился за стол.
-Да, старче, весело тебе наверное с такой внучкой под одной крышей живется. Я так понимаю, что предыдущий гость был не самым честным человеком?

На столе уже стояла макитра с парующей похлебкой. Дед достал краюху темного хлеба и сейчас нарезал её. Запах стоял дурманящий, а когда дед начал насыпать - казалось можно слюной зайтись. Горячая, густая, яркая - желтоватый густой бульон, темные кусочки грибов, бледно-зеленые кругляшки гороха, мелкие кусочки моркови, немного зелени и бледные зерна крупы, нечетко виднеющиеся на самом дне - все в этой миске манило наброситься и съесть все до последней капли.
- Присаживайся, отведай, пока горячее, - дед указал на лавку, а сам достал небольшую глиняную мисочку. В ней была непонятная белая субстанция - жирная, белая, с желтыми, черными и зелеными вкраплениями, разила жиром и перцем.
- А это небольшая хитрость из стужного обоза, - на это дед облизнулся чуть ли не больше, чем на аппетитную похлебку, - молотое сало со специями. Возьми кусок хлеба, смажь корку чесноком, а потом на одну из сторон - этого, - что дед и проделал, - Ммм, вкуснятина, - дед с удовольствием на лице откусил большой кусок. Прожевав, продолжил, - на самом деле появилась эта идея странно. В большинстве своем жир у нас используется как? Как топливо. Растопить, поджечь - и пошло дело. А вот стражники из восточной крепости экую штуку у баб переняли - те в стужную пору пользовали эту штуку, чтобы кожу и губы от холода спасать. Так вроде и на холоде побыла - а лицо не обветренное, и губы как налитые. И вот - стужникам начали выдавали давленый жир, сиречь молотое сало - как средство от обморожения. Когда тебе предстоит целый день отмахать, так или иначе что-то обморозишь - чаще всего лицо или руки. И вот этой штуковиной самзывали. Сначала как ввели - народ не принял, говорил, что мол не бабы какие-то там, за румянцем следить да за полными губами. А когда щеки чернуха* покрывает, а губы от любого зевка кровоточат - противники быстро поутихли. Начали пользовать. И всем оно такое противное было - ну жир-то, он жир и есть.
И вот как-то раз стужный вел к столице торгаша специями, который где-то на северном объезде застопорился. А тот глядел-глядел, а потом выклянчил у кого-то эту мазюку - да начни в неё всякого мешать. Кстати, конкретно в этой - соль, перец, мелкая зелень и кунжут. Узелок последнего мне стоил прилично денег. Но оно того стоит - вкусняха еще та. В общем намешал он там всякого - и народ распробовал. Заходило за милую душу, а стоило копейки, потому что все ж обычно мясо едят, а жир - топить. Вот и взяли вояки на вооружение. Правда таким губы уже не смажешь - соль и перец могу такого трепу дать. Зато как закусь пошло на ура, - закончил повествование дед, при этом приканчивая и бутерброд.
- А по поводу твоего вопроса - то да. Нашлась, сволочь. Ничего святого. Я его по всем традициям, а он узел с заначкой нашел, сабака, стащил, хату обнес и жеребенка увел. С тех пор Сигрун на всех волком смотрит, бросается чуть что. Уж вся деревня дом стороной обходить, всеравно, что на отшибе. Я, на самом деле, как воспитатель - не очень хорош. Бабе дело - дом, дети, домашние заботы. А она? Вся в мать. Только та больше мечтательницей была, а эта - деятельная. Семейство ей денег дает на леденцы да ватрушки на ярмарке - а она палочку в рот положит, а деньги спрячет. Наслушалась историй о девах воительницах да о приключениях всяких - скопила себе на лук, и все - пропала. С тринадцати лет по лесам шляется. Сначала мы думали там по грибы, по ягоды - а она однажды пропала. День нет, два - мы уже всю окрестность на уши поставили, думали, задрали в чаще. Ан-нет, вернулась! Вся замызганая в кровищи, уставшая - и тащит с Лапой олененка. С тех пор охотой и промышляет. Хотя одичала зело. Грязищи, кровищи, запахов на себе не замечает - ничего бы не сказал, будь это мужик-охотник, но она же баба! Кто ж её такую возьмет, когда она по вечерам домой увешанная оружием в грязище является и с рук кровь смахивает? - похоже деда и правда беспокоило будущее дочки.
- А Лапа - собака наша бывшая, сука. Когда доча померла - за внучку горой стала, куда Сигрун, туда и она. Так умудрилась как-то с волком повязаться. И в итоге выросло вот это вот чуткое чудище. Ни волк, ни пес - волкособ какой-то. Появилось на свет слабое, голое, на лапах не стоит, только скавчит и сиську сосет постоянно. Мы было решили, что в доме порчено, но внуча за собачонка вступилась. Взялась выхаживать, дрессировать. Сейчас и не скажешь, что болезненное было - огромное, прожерливое, когти длинные, клыки острые, волка, небось, задавит и не заметит. А главное - умное, шельма! - заявил дед, и тут сзади послышался оскорбленный возглас:
- Деда! - воскликнула Сигрун. Уже умытая, кое-как причесанная, а верхнюю часть доспеха заменила меховая безрукавка. Чак мог оценить, что если бы её хорошо оттереть, да вычесать - она была бы даже очень хороша собой. А так все же кое-где остались разводы от небрежного мытья, волосы были спутавшиеся и жирные, а мужской стиль одежды убивал последние попытки женственности проклюнуться в девушке.
Пес вразвалку пробежал следом за девушкой - тоже умытый и теперь был просто белым с желтым отливом. Сигрун зашла, положила себе еды, а потом взяла с полу большую миску и наложила туда, поверх положив приличный шмат сырого мяса. Пес набросился на еду, умудрившись проявить агрессию, но при этом не проронить ни капли мимо миски.
Сигрун же уселась за стол и по примеру деда намазала себе огромный кусень хлеба, после чего приступила к еде. Как можно было ожидать - без доли изящества - быстро и большими кусками поглощая пищу.
Сама

Прослушал Чак деда в пол уха, так-как на столе стояла еда. Но, переборов себя, он все таки прослушал с момента, как дед начал рассказывать об воре. Чак покивал головой, да закон гостеприимства священен. Затем пришла Сигрун и начала есть. Нет, не так. Она начала ЖРАТЬ! Чак подивился таким делам, затем сам начал есть. И стукнуло ему в голову доесть его порцию быстрее девушки и тоже начал уплетать так, что за ушами трещало. Не гоже мужику есть медленнее бабы.

Девушка ела, прям как былинный воин - была бы борода - там бы половина оставалась. Хлеб зубами рвет аки мясо, ложка так стучит, будто девка на пожар спешит. И тоже ведь заметила, что Чак подналег - прищурилась, свела брови в кучу и, похоже, взялась соревноваться! Дела шли с переменным успехом, ложки стучали по мискам с таким остервенением, будто пытались насквозь продолбить. Даже Перо остановился и слегка склонив голову наблюдал за сим действом. И только дед, как цитадель безмятежности - медленно и флегматично жевал 3 или 4 ложку. Слегка улыбался и бросал быстрые взгляды то на внучку, то на гостя, периодически хекая и едва заметно покачивая головой, будто говоря "нашли чего соревноваться".

-*омном* Старче,*ном* кружка есть, вином запить. Все очень фкуфно, только вина нехватает.
Чак продолжал жевать, надо есть, перед долгим походом.

-Так, конечно! Зря, чтоли, носил? - удивился дед. На столе появилось три глиняных чашки, которые дед же и наполнил, - Доча, может прекратишь издеваться? Выглядишь как гусыня. Хоть жуй, это ж не бульон. Вон, даже гостя смущаешь.
Взгляд у девушки вспыхнул возмущением, однако она и правда сбавила обороты, начав есть сравнительно степенно.

Выпив полчашки залпом, Чак продолжил есть. В глазах читался легкий ребяческий триумф, а на слова деда он тихо хмыкнул. Да есть стоило аккуратно, не хватало еще подавиться. И все же отличное вино у этого деда. Хотелось было что-то спросить, что-то, что вертелось на языке, но выйти никак не могло. По этому Чак пока жевал, вспоминая, что же он хотел сказать. Пауза затягивалась и дровосек решил спросить пока банальненький вопрос.
-Происходило ли чего интересного в этих краях за последнее время?

И сделал еще глоток.

- Этой зимой будет зело холодно, - одновременно выдали дед и внучка. Потом посмотрели друг на друга и рассмеялись. Дочь махнула рукой, мол "продолжай".
- Я, де, говорю - зима холодной будет, - продолжил дед, - Уже должно быть холоднее чем есть, а значит, стужа обрушится на землю внезапно, не постепенно. Кажись озимые у людей хорошо подпортятся. Да и караванам сложно будет.
- Зато время особенное, мистическое! - выдала Сигрун, - обычно холодное время года - раздолье для шаманов и мистического зверья. Есть даже история про снежных воинов, которые раз в годы выбираются из-под земли, дабы захватить явь! Живут они за спиной у владыки подземных огней, потому огонь и тепло для них губительны. А сильные морозы предвещают их приближение, - начала было тараторить девушка.
- Господи, доча, тебе сколько лет? Брехни и бабьи сказы, чтоб ужасу нагнать на детвору да суеверных. А то хватает героев в стужу самим в лес пойти - там заплутают и замерзнут, или звери задерут - а бабы и придумывают сказок, чтобы детей отвадить, мол бестии снежные их пожрали или завербовали. Детские сказки, да страшилки, на кои девки зело ведутся, - говорил дед, хотя в конце прибавились нотки ностальгии - видать молодость вспомнил.
Чак и сам догадывался, каких ужастей можно понапридумывать, как испуганно верещали бы девки, а потом боялись ночью спать - а того молодцу и надобно.... Ну да далее фантазировать можно без меры. Сам парень слышал о снежных лишь пару раз, вскользь, у них, как у более лесного народа и байки были свои - лесные.

-Ну, холода я не боюсь, как и сложностей, главное, что бы дело было, а там прорвемся.
Послушал Чак местных страшилок, да призадумался. Вроде дед и правельные вещи говорит, но кто знает, что творится в лесных тенях.
-Ну, не знаю, у всех сказок от куда-то ноги растут. Я бы рад был, если бы это были просто волки, но в наших лесах один раз целая дюжина людей в одну ночь пропало, как отец рассказывал, тоже в морозы, еще, как говорили рев был той ночью совсем даже не звериный. Ну, я конечно не поверил, ушло скорее всего человека три-четыре под мухой, да потерялись. Что им там в лесу потребовалось в служу лютую тоже пойди кто разберет, только лес тот рубить настрого запрещено, тот кто там даже веточку обломит, удачи, как своих ушей не увидит. Я конечно пацаненком пытался туда пробраться, да только как к лесу тому близко подходил, так меня страхом ноги сами собой в дом уходят. А просто в лесу, там где народ у нас лес валит помаленьку я себя даже хорошо чувствую. Ну, ладно хватит страшилок, а то спать плохо буду, к стужным обозам прямо с утра хотелось бы попасть.

- Хах, а гость-то шуганый, деда, - лукаво подметила Сигрун.
- И правильно, - отметил старик, - все эти истории - пес его знает, правда или вымысел. Главное, что они посыл правильный несут. Учат что правильно, что не правильно, как хорошо вести себя, а как не очень. У молодежи же дурь в голове. Им если страху не вселить - интерес пробудится. Хотя и это не особо помогает - всеравно кичатся да выеживаются. Права пословица - хочешь что-то сделать - либо берись сам, либо запрети детям делать это. Ну да ладно. Не знаю как вы, а я уже буду на боковую собираться, - после этих слов дед кряхча взобрался на лежанку, уже нагретую печью, и довольно попыхтев, устраиваясь там, вскоре умолк.
- Эй, добрый молодец, - перекривила девушка, - стол к стене поставь, - после чего удалилась в другую часть дома. Вернулась спустя несколько минут, слегка покрасневшая - видно было, что в ней боролся стыд и негодование. Быстро собравшись с мыслями, она спросила: - Хошь в баню? - и потом сразу сообразив, как это срамно звучит, покраснела еще больше и начала быстро тараторить, - Ой, нет, я, это, в смысле, нам сосед позволяет свою баню пользовать, а я только из лесу, думала сходить, и, в общем, вдруг тебе тоже помыться надо, то, ну, это, воды наносить, проще будет сразу в большом чане нагреть и, в общем, вот! Ведра у входа, есличто! - и вылетела из дому, грюкнув входной дверью от спешки.

Допив крайние полкружки, Чак с умным видом покивал словам деда. Затем стол к стене поставил. После тирады девушки добрый молодец постоял с пять секунд в смешанных чувствах, а затем хохотнул в кулак, по-тише, что бы деда зря не будить.
Выйдя на улицу Чак поискал глазами ведро и куда отправилась девушка, а как нашел, то взял ведро и отправился к бане.

При входе стояло два ведра. С водой все просто, они с дедом мимо колодца ехали, так что Чак разминулся с Сигрун на полпути. Она довольно уверенно перла два таких же ведра, только подойдя ближе стало заметно, что губы плотно сжаты, а глаза то и дело бегают. Девука старалась сохранять самообладание, но было тяжеловато.
По пути назад у входа в соседний двор Родсона поджидал Перо, проводив парня до бани. У входа пес улегся, положив голову на передние лапы.
Сама баня представляла собой довольно больше восьмиугольное здание с тамбуром, в человеческий рост с трубой по центру. В тамбуре, видимо, разувались и раздевались, здесь же лежали полотенца, стояли ведра и кувшины. На полу покоились потертые кожаные ботинки, рядом с ними покоился кожаный дублет и перчатки. С бани послышился девичий голос:
- Это ты там? - дверь открылась, девушка уже была в мужской рубахе навыпуск, полы которой скрывали ноги почти по колено, и кожаных штанах. Внутри рядом со входом лежала большая кипа дров. По периметру бани размещались широкие лавки, по центру была выложена особая печь - внизу был костер, сверху на крюке висел большой чан, в котором грелась вода. Рядом лежали камни и решетка. Последняя водружалась на печь, а камни ложились поверх - было довольно "по богатому". Видимо у владельца больше семейство, а чтоб такая ляпота не простаивала - пускает соседей. Или вообще на праздники всей деревней парятся.
Сигрун приняла у Чака ведра и вылила воду в чан, после чего отправила его обратно набирать воду. Ещё две ходки и ещё 4 ведра воды. За это время в бане появилась шворка, которая отделяла где-то четверть комнаты, на которой висели три простыни для оборачивания, создавая что-то вроде ширмы.
- Ну а что? Баня - это то, чем наслаждаются неторопливо, - прокомментировала девушка, проследив за взглядом Чака, - но удумаешь подглядывать - умрешь страшной смертью, - заявила девушка, принимая ведра. Два ведра отнесла за ширму, ещё два оставила у огня. Потом, неожиданно, рядом с ведрами появился кувшин.
Выгнав на минуту Родсона на улицу, потом пустила в тамбур - в это время лежащие шмотки пополнились кожанными штанами, рубахой и длинным куском ткани, похожим на бинт. Из-за двери послышалось, - Бери себе полотенца, чего тебе там еще надо и заходи. И чтоб ничего того... этого.

-А чего я там не видел? Да и чести это ни мне, ни тебе и твоему деду не даст.
Несмотря на такие громкие слова Чак все равно был не прочь подсмотреть, правда в голове уже держалась картинка перегрызающей горло дровосека Перо, в случае подглядования.

С другой стороны, Пера в бане не было, а шворка с простынями - такая ли крепкая перегородка? Может ведь, нечаянно, и сама упасть, под собственным весом.
Тем временем дрова потрескивали в бане становилось все жарче. Этот жар проникал в тело, обволакивал его приятно-липкой тяжестью и расслаблением. Двигаться не хотелось, разве что за ковшом, который зачерпывал прохладной воды и выливал на голову, пронизывая тело бодрящими прохладными иголочками, которые постепенно нагревались и превращались в часть обволакивающего кокона. Было лениво и ничего не хотелось.
- Плесни из кувшина на камни, - раздалось из-за перегородки.
В кувшине обнаружилось темное пиво. При попадании на камни оно зашипело, запузырилось, а в горячем воздухе быстро распространился запах ржаного хлеба. Благодать одним словом.

Все же Чак решил лишний раз не напрягаться, а просто попариться и вымыться. Вдоволь насидевшись в бане, дровосек отправился обратно в дом, по пути попытавшись почесать за ухом Перо. Уснул он быстро и спал без задних ног. Проснулся Чак на рассвете и быстро собрал вещи и стал ожидать пробуждения обитателей дома. Впереди ждал путь долгий. Только куда идти до "Стужных обозов" еще узнать надо.

Дед проснулся на рассвете, зайдясь болезненным кашлем. Когда приступ закончился, он какое-то время еще лежал на печи, глядя в потолок, а потом, видимо отметив отсутствие гостя, поднялся.
- Раненько ты, однако. Ну как, появились идеи, куда дальше? - поинтересовался дед, глядя что осталось от ужина.

-К обозам, которые стужные, старче. Кстати, не подскажете куда идти или у кого спросить?

5 Ноября 193 год

Старик удивленно вперил взгляд в парня:
- Чудной ты. Обозы - это не куда. Обозы - это когда! Они ездят по объездам, курсируя между большими городами. Один выезжает из Серебряной, другой из Восточной Крепости. Если к ближайшему - то тебе на север, в Чешую. А там иди к воеводе ярла и с ним речь держи. Выйдешь из нашей деревни - иди на север. К вечеру на тракт выйдешь, а через три - к селению. Люди там странные но безобидные, думаю там ты сможешь переночевать и запасы пополнить. Затарься у них хорошенько. Оттуда по лесу к горам идет старая тропа, и идти по ней не один день. Потом через ущелье - и выйдешь прямиком к городу, оттуда уже мелочь дойти, - похоже объясняя маршрут дедок даже запыхался слегка.

-Понятно, во всяком случае сильно не заблужусь. Благодарю за ночлег, за дорогу и за совет. А теперь мне пора, раньше выйду, моложе доберусь. Удачи!
Проверив все свои вещи, дровосек попрощался с дедом, вышел из дома и отправился строго на север. В планы входило прийти к тракту раньше, чем стемнеет.

Ошибиться сложно - дорога, поле слева, лес справа, село позади - попробуй потеряйся. Однако, как на зло, как только он вышел из деревни - пошел мелкий противный дождик, который то и дело срывался то в противную мряку, то в полноценный дождь. Погоду лихорадило где-то до обеда, благо лес укрывал от холодного ветра.
Вторую половину дня было облачно. Дождь не шел, но и не лето на улице, чтобы в мокрой одежде щеголять. Ещё одним минусом стала дорога, которую размыл дождь, потому весь день пришлось чавкать по противному скользкому болоту, что сильно натруждало ноги, вследствие чего скорость упала, и Родсон не успел добраться к тракту в запланированный срок.

Лес кончился и еще какое-то время по обе руки раскинулись луга, которые уже отцвели полевыми цветами и теперь представляли собой буро-зеленые равнины с вкраплениями желтого сухостоя - унылый пейзаж.

Большая дорога замаячила впереди, когда солнце уже на треть скрылось за горизонтом. Дорога сливалась с трактом под острым углом и продолжалась дальше где-то в ста шагах вправо. здесь вдоль тракта рос сосново-еловый лес, над которым, слегка в стороне величественно возвышалась гора. Здоровенная, её, пожалуй, можно увидеть отовсюду на острове - так она была высока. Вершина то и дело цепляла облака.

В носу предательски крутило, а промокшие ноги слегка покалывало - не хватало еще заболеть. Из хорошего - впереди замаячил костерок. У развилки на тракте стоял крытый фургон. Гнедая кобылка флегматично жевала сено, отщипывая его от положенного на камень небольшого развороченного тюка. У костра сидело пятеро: один крутил колки на лютне, двое о чем-то жарко спорили, размахивая руками, один готовил ужин и еще один появился из леса, что начинался по ту сторону такта, уронил подле костра охапку хвороста и ушел обратно, видимо, собрать еще.
Продроглое тело требовало тепла, желудок - еды, ноги - отдыха. Да и затемно навряд Чак далеко забредет. Так что, похоже, пора разбить привал.

Да, погода оставляла желать лучшего, но костерок на горизонте, особенно в начинающихся сумерках показался светом маяка в океане осенней слякоти. Подойдя по ближе, дровосек заговорил.
-Мужики, не возражете, если к костру подсядит еще один путник? По такой приятной погоде конечно не плохо гулять, но до следующей остановки далеко, а я промок как собака. Как потомственный дровосек, готов помочь с хворостом, а если нужно и как работник по дереву могу сгодиться. Чаком зовут.