Night 0 | ходы игроков | Сияние и мрак

Но его рядом уже не было - только гулкий безразличный ко всему ветер гонял по промёрзшему тротуару обрывки какой-то пожелтевшей газеты. Такси же прибыло минут через десять: тёмный старенький фольксваген с грустным усталым взглядом круглых жёлтых фар и рабочим фонарём с шашками на округлой крыше распахнул для тебя свою скрипучую дверцу. За рулём сидела женщина в растянутом свитере и понгшеных джинсах. С тусклой спицей в грязных волосах и таким же тусклым взглядом усталых, как фары фольксвагена, глаз. Обернувшись к тебе, будто только что тебя заметила, она пару раз глухо кашлянула в кулак и пробормотала что-то о цели вашей поездки, но её тут же прервал непонятно откуда взявшийся на заднем сиденье Лука:

- к холму Херпшвурт. И получишь лишний шиллинг, если успеем к ужину!

оглядев вас обоих чуть заторможенным недоверчивым взглядом, она лишь пожала плечами, поворачивая ключ в замке зажигания.

Во избежание повторения эксцесса, я уселся на заднее сиденье, с Лукой, проигнорировав место рядом с водителем. Старый автомобильчик мне даже нравился. Я с наслаждением развалился на сидении, несмотря на тесноту салона. К Херпшвурту так к Херпшвурту. Поехали.

Где-то внутри большого жестяного жука заворчало его стальное сердце и вы неспеша покатились по залитым тенями улочкам с редкими островками призрачно-жёлтого фонарного света к престижному району старых дорогих домов и красивых неприветливых железных оград: именно в тут обитали власть имущие серого каменного лабиринта по имени Копенгаген, тут они отгораживались зеленью живых изгородей от неприязненно-тяжёлого в застывшей ночи вида на город.

- посмотри туда, -

прильнув с окну лицом так плотно, что смятый нос его заскрипел по стеклу, Лука вперился взглядом в один из особняков:

- это здание лучится достатком! Оно отражает свет денег, как луна отражает свет солнца... принюхайся, и можно услышать звон манет! Остановите здесь!

Водитель мягко нажала на тормоз и жук, недовольно скрмпя рессорами, замер в промозглой тишине Херпшвуртского холма.

- Мы солгали вам, у нас нет денег: ни шиллинга, ни сентима.

в руке его был пистолет. Твой пистолет. И дуло его смотрело куда то между двух усталых испуганных глаз в зеркале заднего вида. Не сводя глаз с этого побледневшего отражения, он обратился уже к тебе:

- у неё трое недокормышей, брат с дьявольской проказой в голове и муж со счастьем внутри железной иглы. Ты заплатишь ей кровью!

"А всё так хорошо начиналось..." - подумал я устало.
- Лука, вот, прости, какого дьявола ты взял мой пистолет? Только не надо тут пальбу открывать, - мой голос звучал успокаивающе, ну или мне так казалось, - какой крови? У неё муж наркоман, брат больной и трое детей, сам сказал. Что она с моей кровью делать будет?
Надо было поскорее разобраться, ибо сейчас у агентов провительства был реальный шанс до выяснения обстоятельств нас упечь по закону. А там и солнце... Что бы случилось, окажись я на солнце, я не знал достоверно, но о своей смерти в этом случае - догадывался.

- Вот именно! У нас... У тебя! Слишком мало времени. Живее и покончим с этим. За всё нужно платить и ты заплатишь ей. Или станешь прахом гораздо раньше, чем мне бы того хотелось.

Лицо его снова покраснело, ты видел как вздулишь жилы на его висках, как прошёл по ним пульс. Пистолет ощутимо скрипел от напряжения в его пальцах, будто вот сейчас металл не выдержит и поддастся его хватке.

Никогда не любил, когда читают мои мысли. И боюсь, в этот раз в самом прямом смысле этого слова. Но всё же Лука был прав. Из двух спорящих прав тот, у кого пистолет. Кажется, в каком-то дешёвом американском фильме мелькала похожая фраза.

- И как мне ей заплатить кровью? В стакан налить? У меня и посудины нет никакой, - сделал я последнюю попытку образумить моего сумашедшего.. друга? наставника?

- Прокуси его руку.

Спокойно и повелительно выговорил Лука, обращаясь к отражению испуганного бледного лица в потёртом зеркальце заднего вида, свободной рукой протягивая за рукав пиджака твою руку к её лицу. Он было сделала попытку отшатнуться, но потом что-то сломалось в её взгляде... ты почти видел, как маленькие чёрные трещинки пронизали окружавшую её скорлупу из страха. Захлёбываясь воздухом от сильного вдоха, она что есть силы впилась зубам в твоё запястье, раздирая кожу, плоть, обескровленные вены.

- Плати!

Было больно. Безумный, безумный мир. Ну вот зачем кусать, нельзя было сделать надрез? Мелькнула сцена из недалёкого прошлого, когда острый скальпель скользит по коже трупа, и та раздаётся в стороны со звуком будто это не кожа человека, а ткань. А тут... А тут надо платить. Не понимая как именно я это делаю, я заставил немного крови перейти по омертвевшим венам к запястью, там где ей суждено будет покинуть мой организм.

Повинуясь хлысту их твоей воли, горячая и мёртвая, холодная и живая, кровь потекла по мёрзлым венам, чтобы прролиться в пересохшее от страха, боли и обиды горло затравленно глядящей на тебя в зеркало заднего вида женщины. Её тонкое худое тело сотряс приступ кашля, стан выгнулся дугой в истерическом приступе не то плача не то какоо-то жуткого, обречённого смеха. Кожа натянулась на острых чертах её бледного лица и пожелтела, по ней пошли трещины. Мясо таяло не её птичьих костях будто воск в пламени свечи, волосы поседели и вылезли, а потрескавшаяся кожа почти моментально сошла и рассыпалась прахом - не переднем сиденье остался лишь завёрнутый в свитер и джинсы скелет.

Миг - и ткань натянулась, будто что-то рвалось изнутри и порвалась, выпуская наружу тучу чёрной как смоль саранчи: в последний миг ты успел бросить взгляд в треснувшее зеркало, из которого на тебя с ненавистью смотрели глубокие каштановые глаза какой-то странно-знакомой женщины... С оглушительным стрёкотом насекомые облепили тебя, застилая крыльями взгляд, глодая одежду и плоть...

Смахивая насекомых, в первую очередь с лица - мои глаза мне были ещё дороги, я заорал от смеси страха, боли и отвращения. Нащупав ручку я вывалился из машины в буквальном смысле этого слова, прокатился по земле, давя представителей семейства жесткокрылых или кого там. "Каюк окончательный многострадальному пиджаку" - снова мельконула в голове мысль.

- Лука, сделай что нибудь!

Ощетинившаяся хитином свора жадных до твоей немёртвой плоти насекомых набросилась на тебя, вылетая за тобой из салона жука, будто рой из улья. Боль от укусов обжигала, даже крик не мог выбраться изо-рта, набитого мельтешащими телами, как вдруг громовые раскаты выстрелов прошили сознание, впившись в грудь острыми свинцовыми жалами - и ты наконец завопил, но уже не от боли: чернокрылая стая растаяла где-то в тенях под твоими веками, и лишь эхо страха искажало твой голос. А пули... пули это ничто по сравнению с тем, что испытывает пожираемый заживо саранчой: ты уже почти рад был видеть стоящую над тобой женщину с зажатым в руках пистолетом, с пустым выжженым страхом в полных слёз глазах.

обессиленная, она пошатнулась и упала на землю, скрючившись под открытой дверцей своего избитого временем авто. Это выглядело почти трогательно: старый драндулет приобнимает обшарпанной дверцей тихо плачущую хозяйку. И как дьявол над своми твореньем из отчаянья, боли и страха, надо всем этим возвышается силуэт Луки в слепяще-ярком свете фар:

- Теперь вы в рассчёте. Но время... его уже меньше, чем нет. Скорее!

он метнулся к тебе, рывком поднимая тебя на ноги за продырявленные пулями лацканы пиджака, чтобы миг спустя уставиться в тёмные окна особняка:

- Я дам их глазам дыма, чтобы их не слишком жёг свет. А ты укради вилок, пока она не замёрзла тут.. Быстрей!

бросив тебя, он обернулся и с пронзительным свистом кинулся к кованным железным воротам.

Ошеломлённый, продырявленый, еле стоящий на ногах, я лишь помотал головой и промычал что-то вроде "нет". Нетвёрдой походкой я пошёл обратно к такси, опёрся на крышу, приводя мысли в порядок.
- Лука, я не буду ничего красть. Хочешь - кради сам, я постою тут, послежу что бы никто не подходил. Красть это нехорошо.
Я повернул голову к женщине-таксисту и протянул вторую руку к ней.
- Пистолет верните, пожалуйста. Там всё равно не осталось патронов, - голос был тускл и безжизненен, язык плохо слушался меня.
"Ну почему, почему ничего не может идти нормально?!" - думал я смотря на плачущую женщину.

Твои слова повисли в сумраке ночи - Лука уже добежал до ворот и ловко карабкался по железным прутьям... Лежащая рядом с автомобилем женщина не слышала тебя - её била дрожь, она тихо плакала, закутавшись в вуаль промокших от слёз волос, побелевшими пальцами прижимая дуло пистолета к подбородку, остервенело нажимая на спусковой крючок....

- пойдёшь...

тихий голос, что болью оживал где-то под костями у тебя на затылке тонким шёлковым лезвием прошёл по нервам:

- Иначе всё это было - зря...

остывающий свинец в твоей груди вдруг вспыхнул, словно кто-то раздул эти страшные угли: серые металлические слёзы потекли из твоих ран, прожигая одежду, кожу и плоть под ней. С каждым словом проливала свою свинцовую слёзу новая слепая рана:

- зря... зря... зря...

Лука уже исчез за стеной. Где-то в далеке послышался лай собак, звуки бьющегося стекла и быстрых гулких шагов - особняк открывал огромные стеклянные глаза своих окон на непроглядную ночь вокруг, медленно, озлобленно огрызался ночной побудке.